Его постхоснианские задания наконец-то заканчивались. Толлак был этому невероятно рад - он не любил рутину перепроверок и обычно старался избегать ее, спихивая - делегируя - такие миссии на подчиненных. Но теперь могла пострадать вся их агентурная сеть, а у разведки хватало проблем и без этого. Только вчера Тауш, мать его, Дор, каким-то образом сбежал от полковника Рорка, вооруженного целым рыцарем Ре, и даже ранил его какой-то из своих шестерок. Это уже ни в какие ворота не лезло, и этот побег с ранением Толлак считал оскорблением, не совсем личным, но близко к тому. Никто не должен был сбегать от Сеймура - ведь это же был Сеймур!
Но его ждала только проверка на Орд-Мантелле - последнее потенциальное слабое звено, и хотя бы это было хорошо. Толлак, который больше времени проводил в разъездах, обратил внимание на то, что изменилось в его отсутствие на базе. Так он узнал про нового кадета разведки. В кадеты разведки попадали по-всякому. Говорили, прежде, при Тауэре, их иногда даже проигрывали в сабакк. Но обычно это проходило на самом старте, пока другие крылья Ордена не успевали испортить неокрепшие умы муштрой и всем таким прочим. А вот так взять и выдернуть человека из пилотов - тех самых пилотов, которые почему-то при каждой попытке перевода становились флоту так нужны, будто это не флот сжигал их вместе с тайками по сотне человек по любому поводу - это была большая редкость.
Что-то Сеймур в нем увидел, и Толлаку немедленно стало интересно, что именно.
Потому-то, когда он, привыкая заново к длительности суток на Финализаторе после планеты и перелета, проснулся, когда освещение еще было в ночном режиме, и нашел спящего и видящего явно дурные сны кадета, Толлак не стал проходить мимо. Он быстро припомнил все, что вычитал в досье паренька, присел на корточки, чтобы лица у них были примерно на одном уровне, посмотрел.
Дурные, очень дурные сны.
Толлак положил руку тому на плечо и тряхнул.
- Лейтенант!

- Вольно, лейтенант.
Толлак снова поднялся на ноги и посмотрел на паренька сверху вниз. Догадаться, что тому снилось, было несложно. В его личном деле был и плен, и пытки, и удивительная встреча с вражеским шпионом, которого он знал. Удивительно им всем повезло. Начиная с того, что паренька не убили, и заканчивая тем, что он не летал, а учился на "Финализаторе".
С ним работали специалисты, но, видно, с переменным успехом. Не повезло начинать карьеру в разведке с опыта, оставляющего отпечаток страха и беспомощности. Но здесь с этим могли бы сделать хоть что-то.
- Думаю, мы не встречались раньше. Я майор Толлак Унан, из разведки, мы, наверное, будем иногда видеться.
Это он говорил уже не смущая паренька слишком пристальным вниманием. Открыв шкафчик, Толлак перебирал забытые в нем вещи - он часто что-то оставлял, а потом выбрасывал это из головы. На этот раз на верхней полке нашлись наушники. Их он вынес когда-то из тира и все забывал занести обратно.
Тир был хорошим развлечением, чтобы занять пару предутренних часов. Толлак хорошо стрелял, и ему всегда доставляло большое удовольствие делать то, в чем он хорош. Со снами это могло бы помочь? Это не его дело - но про это Толлак подумал только во вторую очередь, а в первую подумал, что как-то, опосредствованно - да. Ему помогло, потому что обращаться к врачам в его случае было плохим вариантом.
- Пошли постреляем, приятель?

Остатки муштры звучали и смотрелись неуместно. Толлак даже оглянулся - вдруг где-то стояла Фазма, а он и не заметил? При Фазме все вели себя чуть более по уставу, чем могли бы. Толлак по уставу вел себя относительно. Звание делало так, что к нему обращались уважительно, но к нему и так относились довольно уважительно. Да и он часто общался с агентами ниже рангом в поле, там они все звали друг друга какими-то другими именами, а звания просто держали в уме.
Сэров в разведке было мало. Даже Сеймур, которого Толлак уважал бесконечно и которому был предан так же сильно, как Ордену, был Сеймуром, Рорком, в крайнем случае - полковником Рорком. Этого было достаточно, уважение измерялось не в количестве "сэров", которые вставишь в свои слова. С другой стороны, формальные ответы могли помогать справиться с неприятными вещами. Формальные ответы были автоматическими, дефолтными, полезными в том случае, когда со связной речью или даже мышлением было сложно.
Интересно, удастся ли это перебить репликой, ответ на которую вряд ли вбивали в новобранцев.
- Я только начинаю свою карьеру будильника, но не за что. Посмотрим еще, как хорошо ты проснулся. Нам туда.
Повесив наушники на шею, Толлак открыл и придержал дверь, чтобы лейтенант никуда не сбежал, и сам вышел за ним.
Было все еще так рано, что еще поздно. Толлак любил это время суток. Казалось, что огромная машина Первого Ордена спит, и ему нравилось знать, что на самом деле она не спит никогда. Где-то, что-то, чьими-то усилиями приближает их победу и возвращение того порядка, который эта галактика заслуживала, с которым стала бы куда большим, чем она была теперь.
Еще был лампочка в углу далеко впереди не помигивала.
- Лейтенант Казедо, правильно? Ким? Полковник Рорк о тебе высокого мнения.

- Кир. Точно
Хотя бы неправильное имя он поправил. А Толлак почти был уверен, что он просто тихо сменит имя, чтобы не перечить ему. Лейтенант понемногу выбирался из своего сна, но держался он как-то нетвердо. Можно было, конечно, подумать, что сейчас он больше боится Толлака, но Толлак о себе такое думать не любил. Его часто боялись, но страх к себе он любил инициировать первым, а не просто видеть его в случайных людях.
Рядом с тиром еще тише, чем везде. Стены здесь звуконепроницаемые, но в такое время тихо по обе их стороны. Пока еще тихо.
Толлак снова пропускает паренька вперед, потом заходит сам. Сонный дежурный особо не рад ни ему, ни Киру, на наушникам. Только молча подвигает все те же наушники Толлаку, новые лейтенанту, кладет перед вторым бластер и уже идет было за винтовкой, но Толлак окликает его:
- Нет, сегодня пусть будет бластер.
У мишеней он внимательно проверяет свое оружие и только потом снова заговаривает с Киром, так, будто продолжает оборвавшийся раньше разговор:
- Но его высокое мнение говорит о твоем потенциале. Чтобы он превратился во что-то большее, нужно учиться. А чтобы учиться, нужно не загонять себя настолько сильно, чтобы засыпать в раздевалке.
Краем глаза он следит за чужой реакцией.
- Часто у тебя такие кошмары?

- Сходи к пси-техникам еще раз. Они хорошие ребята, возвращали многих наших после тяжелых миссий.
Бластер в порядке, но стрелять он не спешит. Пусть и отчасти, но он понимает Кира. Толлаку когда-то пришлось справляться с воспоминаниями о плене самому. Но к тому моменту он был хорошо тренирован. Его практичность тоже сыграла роль - с ней легко было принимать кошмары за внутреннюю диагностику страха и, раскладывая его на составляющие, тщательно изучить. Его опыт ложился поверх знаний, которые были у него всегда. Кир же начал сразу с практического задания.
- Никто не ждет, что ты справишься с этим сам. К тому, что такое допросы и чего от них ждать в зависимости от твоего знания, информации, которую ты знаешь, знаний противника, нас здесь учат, но как это происходит на самом деле, что это сделает с тобой, заранее знать нельзя. Игнорировать это не получится тоже. Это, - Толлак кивнул на бластер в своей руке, - как поломка механизма. Если каждые два выстрела заедает спусковой крючок, ты не решаешь, что если такое случится в бою, и ты останешься без оружия, то так тому и быть. Если бластер пахнет газом, ты не ждешь, пока взорвется гетер-клапан. Ты разбираешь его и ищешь неисправность. Это почти то же самое. Кошмары только указывают на то, что тебя тревожит. Если уставать так, чтобы не видеть их - не очень успешно, похоже, - то, что тебя тревожит, все еще будет тебя тревожить. Просто проявляться тревога будет иначе.
Так и не надев наушники - по правде, они нужны ему просто чтобы с ним не говорили в тире; это его время, и Толлак не любит, когда его отвлекают - он быстро, отрывисто стреляет в голографическую мишень - в голову, сердце, шею, коленку и в запястье. Довольно щурится - хорошо.
- Мне когда-то говорили, что кошмары - попытка мозга найти способ справиться со страхом в защищенных условиях. В общем-то, точно как тир. Настоящей опасности нет, но ты этого не знаешь, ты во сне ищешь выход и привыкаешь к страху по-настоящему. Не знаю, всегда ли это работает. Но интересно. Давай теперь ты. Интересно, растет ли мне смена.
Толлак улыбается, будто ему смешна не то сама идея, что его могут заменить кем-то, не то собственная уверенность в том, что такой смены все еще нет.

- Это от тира зависит, - парирует Толлак, вспомнив тренировочный зал аколитов Ордена Рен, на полу которого чуть когда-то не погиб
Но стреляет паренек хорошо, это и с расстояния видно. Один промах, четыре попадания. Пилоты таек - некоторые из них - судя по всему, свое дело знают.
- Хорошо.
Он взвешивает бластер на ладони. Можно остановиться или стрелять дальше. Можно превратить это в обучающий момент. Все в жизни чему-то учит, Толлак только не уверен, что ему стоит быть тем, кто этот урок объяснит.
- Хорошо, но только почему ты так выстрелил, Кир?
Толлак ждет недолго, потом отображает голограмму ближе и выводит на ней следы своих выстрелов. Говорит, указывая рукой на каждый.
- В голову, чтобы тело не смогли опознать по лицу или чтобы он выглядел жутко. Устрашающая смерть. В сердце, чтобы похорон был красивым. В шею, чтобы выиграть время - чтобы казалось, что его еще можно спасти. А если стрелять так, - рука едва заметно сдвинулась, - тогда спасти и правда можно, человек будет пережившим покушение героем. В колено, чтобы не убежал или не догнал. В руку, чтобы не стрелял в ответ. У каждого выстрела, как у каждого поступка, ошибки, кошмара есть своя причина.
Сюда бы Янто - Янто справляется с причинами куда лучше. Толлак осознает их уже потом, редко когда задумываясь об этом в процессе.
- Твой самый главный вопрос тут - почему? Почему нужно стрелять, почему так, почему тебе стало хуже.
Голограмма снова появляется вдали, с результатами обоих стрелков. Следы почти одинаковые, но только почти.
- Так почему?

- Задаваться вопросами и не уметь стрелять хуже, чем наоборот. Думать - умение наживное.
Толлак говорил чуть легкомысленным тоном, потому что лейтенант опять смутился. Смущался он очень мило, и хотя это в нем нужно было выкорчевать, и поскорее, то из-за чего он смущался, как сразу и глубоко воспринимал то, что ему говорили, было скорее хорошим качеством. Толлаку не должно было быть до этого особого дела, кадетами он обычно не занимался, но почему-то оно было.
И потому он опустил бластер и, подумав немного - нет, там уже должны были закончить, это можно устроить - сказал:
- Тогда чтобы убрать кошмары, можно разрешить все в реальности. Тот человек здесь, и уже никуда не уйдет. Пошли, посмотришь на него, спросишь обо всем, что захочешь. Мы никому там не помешаем, а тебе это может быть полезно. Это не то, что посоветуют пси-техники, но знаешь, это то, что посоветую я. Пошли, прямо сейчас.
Он осторожно положил руку на плечо Кира и повел его от мишеней.
- Некоторые кошмары заканчиваются только когда заканчиваются вызвавшие их люди. Уж это я хорошо знаю.

Паренек не возражал, но как-то весь очень нервничал. Толлак почти подумал, что, может, ошибается - в пси-технике он понимал немного, потому чем закончится такой визит, сказать не мог - но быстро передумал так думать. Если он неправ, то техники потом все в Кире поправят, а если прав - то прав.
Идти было сравнительно недолго, но Толлак не спешил, чтобы Кир успел внутренне получше приготовиться к тому, чего он боялся. Толлак из своего опыта почти смертей и плена вынес, что больше всего в мире он не любит чувствовать себя беспомощным, знать, что ничего больше нельзя сделать. Он всего себя определял через действия, и когда вариантов что-то делать не было, это было даже хуже смерти - это было как не существовать уже теперь, продолжая зачем-то дышать.
Если у Кира было хоть отчасти так же, то встреча, в которой беспомощным был его противник, могла бы и принести что-то хорошее.
- Вдвоем я вас оставлять не стану, - на всякий случай предупредил он. - И остановлю тебя, если ты зайдешь куда-то совсем не туда. Но в остальном, если не хочешь, можешь не обращать на меня внимания.
У камеры крота стояли штурмовики. Удивленными они не выглядели, потому что на шлемах их было нарисовано совсем другое, потому когда Толлак сказал, что они посетят пленника, они только расступились в стороны. Майора Унана они, конечно, знали, и в том, как быстро теперь он мог делать то, что считал правильным, он видел главное достоинство своего звания.
Крот выглядел не очень хорошо. С ним основательно поработали, но, наверное, Кир еще мог бы узнать в нем своего обидчика.
- Он тебе ничего не сделает. Он, - Толлак ухмыльнулся, потому что понял, что сказал бы примерно то же самое не про крота Сопротивления, а про какое-нибудь дикое животное, - боится тебя больше, чем ты его. И когда вы встретились здесь, на корабле, тоже боялся больше. Может быть, он с самой вашей первой встречи очень сильно боялся - и был прав.

Лицо у крота все опухло, и это делало все его взгляды и жесты удивительно выразительными и казались ненастоящими и почти забавными. Только улыбка выглядела жутковатой.
Улыбка, наверное, была не для него, а просто была - после допросов сложно было контролировать себя полностью; если удавалось сдерживаться там, то потом эта способность на время пропадала. Но Толлак на нее все равно ответил своей, острой, опасной ухмылкой. Он обещал не вмешиваться, но теперь заговорил:
- Ты выжил, а он умрет. И у того, и у другого на самом деле одна причина - то, что он тебя не убил. Тогда ты не выжил бы, не опознал бы его, не помнил бы его так хорошо. Он тебя пожалел: сделал больно, но не покалечил, не ранил. Не убил, понимаешь? Может, потому он и снится тебе - потому что в тебе есть задатки, и потому ты и теперь понимаешь, как это было неправильно. Та ваша встреча - не твоя неудача, потому что ты выбрался, выжил и вернулся на базу, а его - потому что он оставил тебя в живых, хотя знал, чем это грозит. Такие ошибки лучше учить на чужом опыте. Посмотри на него хорошо, Кир, скажи спасибо за то, что он ошибся, но сам так не ошибайся никогда.
Наверное, его казнят. Вытащат все и отрубят голову - со шпионами, когда они попадались, всегда поступали именно так. Может, через день, может, через неделю. А может убьют тихо, чтобы информация о том, что его раскрыли, дольше оставалась неизвестной. Тут зависело от того, что на уме у Сеймура.
В любом случае жить кроту оставалось недолго. И остаток жизни вряд ли был бы приятным.

Толлак кивнул шпиону. Хорошо, что тот говорил. Неожиданно, но хорошо. Может, Кира так и правда быстрее отпустит. Но если и нет, он по крайней мере видел, что они там, на той стороне, тоже люди. Разведчикам это понимать было важно, и чем скорее осознание случалось, тем лучше. До Толлака дошло на его второй самоубийственной миссии, что когда с кого-то сдирают кожу, все кричат одинаково. Умирают тоже одинаково. Вполне вероятно, что после смерти все они отправлялись в одну бездну, но до смерти еще нужно было дожить, и он рассчитывал, что он свой срок доживет еще нескоро.
У крота ситуация была другая, но все же он решил оставаться человеком, а не пугать паренька, хотя сделать это сейчас ничего не стоило. Вон как тот смотрел на Толлака, будто ждал какого-то откровения, урока с моралью. Толлак не было в таком силен, он просто делал то, что приходит в голову, а потом смотрел, что получается. Но прежде на него никто так не смотрел, и хотелось соответствовать. Что удивительней - не хотелось сломать Кира еще сильнее, хотя чужие чувства Толлака, как он считал, обычно не касались.
Теперь же он положил руку пареньку на плечо.
- Он прав, это нормально. Это не делает тебя непригодным, опасным или недостаточно старающимся. Такие вещи - как молодость, со временем проходят сами собой. Хочешь поговорить с ним еще, что-то сделать - или дадим человеку немного отдохнуть?