Ей кажется, она уже была здесь. Это невозможно - Эндекс в ее глазах такое место, куда, если есть возможность не ехать, ехать не стоит. Но вот они здесь. Вот Сиал прилетает в своей каньонной квалификации первой - конечно же. Вот она оставляет дочь поболтаться среди сверстников и беззаботной юности - и хочется сказать об этом "снова".
Но только это невозможно.
Она уже почти жалеет, что уехала. Все может затянуться, все уже затянулось, и чем дальше, чем чаще у нее появляется неприятное, почти незаметное чувство, что все затянулось не просто так, а вокруг ее шеи. Поэтому разведчики не работают в одиночку. Но даже сильнее, чем это, на нее давит пустота рядом. Они уже давно не разлучались с Веджем, и его отсутствие ощущается так же, как если бы она потеряла какой-то из органов чувств. Это не мешает существовать, но жить так невозможно.
Йелла бродит рядом с космопортом, хотя искать ей здесь нечего. Что-то наверняка происходит и на окраинах Осколка, но человеку со стороны этого не увидеть никогда. Она замирает, когда видит недостроенное здание, обнятое строительными лесами, в стороне. Она видит его впервые - но все равно кажется, что она уже была здесь. Кто-то натыкается на нее сзади, Йелла снова идет, но теперь не просто так, а к зданию. Оно выглядит пустым и не особо нужным. Ей давно не попадались такие места, в которых можно говорить откровенно - не только о том, что думаешь, но и о том, что чувствуешь.
Ничего здесь не напоминает об Адумаре, но она все равно думает о нем, чтобы не пытаться снова и снова вспомнить место, где ее никогда не было. Чтобы не пытаться вспомнить Веджа. Йелла обходит пустой этаж, покрытый пылью, обычной и строительной. Одной стены нет, она подходит близко, смотрит. Небо кажется очень близким, земля далекой. Дюрабетон теплый от солнца. Вдали видны каньоны, звуки пота приглушены. Если закрыть глаза, кажется, что это море там, внизу. Йелла не закрывает глаза - опасно. Но и не отходит.
- Так странно, когда тебя нет рядом, - говорит Йелла.
Она сама не замечает, в какой именно момент достает комлинк. Это кажется плохой, но безобидной идеей. Она не позвонит, просто запишет сообщение. Не нарушит собственный план, просто перешлет его Алинн, а Алинн сможет переслать его дальше - иди дать послушать и уничтожить, или что-то еще. Она разберется, она умная и знает все, что нужно, о правильных поступках.
Слова льются сами собой. Она говорит, и говорит, почти не думая, как будто нужные слова давно были готовы, и все, что нужно было, это добыть их, вытесать языком из сердца. Не скрывает ничего, потому что так они обычно поступают, не считая тех случаев, когда она решает полетать в Осколок и знает, что Ведж вряд ли будет в восторге от этой идеи. Но теперь скрывать что-то нет смысла. Она говорит о дочерях, об Осколке, о Фелах, моффах, Натаси Даале, обо всем этом сложном клубке, который из вежливости называют внутренней политикой и обходят стороной.
Можно было услышать шаги раньше. Она и слышит их раньше, но считает, это снова вспоминается то, чего никогда не было. Когда Йелла оборачивается, человек уже слишком близко.
- Я знаю вас, - говорит она, потому что разговоры часто помогают.
Комлинк все еще пишет.
Человек останавливается. Имя его хозяина наконец-то вспоминается.
- Мофф Корн хочет поговорить со мной?
- Тут опасно, - проглотив какой-то другой ответ, говорит человек. - Если позволите, мистресс...
Она не позволяет, но это не имеет значения, потому что он быстро - слишком быстро - бросается вперед. Он толкает ее в отсутствующую стену, хватает комлинк.
Запись на комлинке длится еще десять секунд.
И это на три секунды больше, чем живет Йелла Вессири-Антиллес.