Вот ему, вроде бы, уже достаточно много лет. Иные в его возрасте целыми государствами управляют, и ничего! Отчего-то Люку казалось, что управляющим государствами было куда проще, чем ему. Управляющие государствами не были вынуждены прощаться с собственными детьми, которых обрели вновь лишь недавно, но к которым за прошедшие годы совершенно разучились искать подход. Его малышка Кира была такой же, но одновременно другой, поразительно другой.
Его малышка Кира была именно что малышкой, и все ее беды были простыми и легко решаемыми: кто-то не позвал с собой в джунгли Явина, или не досталось печенья, или ушибла коленку, или забралась куда-то и не знает, как слезть. Прошло такое количество лет, что Люку было страшно думать об этом: всякая мысль повергала его в состояние глухой тоски об утраченном времени. Было понятно, что это ни к чему не приводило, эта тоска. В чем смысл тосковать теперь, когда Кира называла себя другим именем, едва ли знала его и, казалось, нашла в этом мире какое-то свое, отличное от задуманного им место. В конце концов, кто такой Люк Скайуокер, чтобы указывать пусть и своему, но давно подросшему ребенку, где ей быть и что делать?
Однако улетать, не попрощавшись, он считал откровенно дурацкой затеей, заранее зная, что это не будет просто, но и не имея морального права поступить иначе. К тому же, у Киры до сих пор был его меч, и Люк пока не был готов собирать новый. Как бы ему ни хотелось обратного, он чувствовал, что меч ему еще пригодится. Может, нескоро. Хорошо бы нескоро. Но пригодится.
База на Крайте была таким местом, где было одновременно и просто потеряться, и легко кого-то найти. В отличие от Ди’Куара, зеленого и открытого, эта база была закрытой сетью тоннелей, соединяющей естественные пещеры и вырубленные в толще пород комнаты, оборудованные под нужды когда-то Восстания, а теперь и Сопротивления. Кроме размеров базы, у Люка был и другой козырь: он банально чувствовал дочь в Силе. Теперь. Когда действие ее супрессантов подходило к концу, и Сила вновь, пусть и слабо, тянулась к ней. Спустя столько лет это вызывало у него смешанные и скорее неприятные чувства. Какую-то фантомную боль, к которой не находилось слов или даже мысленных картинок.
Одна из пещер побольше была переоборудована под некое абстрактное общее пространство, куда усталые сопротивленцы приходили поиграть в настольные игры или сабакк, а то и просто посидеть. Тут же стояла полка с книгами, которыми все обменивались, когда у кого-то случался увал и вместе с ним — возможность вылететь за пределы базы и привезти обратно что-то новое, что случалось не так уж часто. Для кристаллических лисиц кто-то соорудил в углу лежанку, и те радостно умащивались туда пачками сразу по десятку штук, так что было совершенно невозможно разобраться, где чьи лапы, уши и хвосты. Однако из разумных здесь сегодня было не так уж много народу, и по счастью Люк застал Киру в тот момент, когда рядом с ней никого не было. Он осторожно остановился у нее за спиной и прочистил горло.
— Кира? У тебя есть минутка? Я бы хотел поговорить, и, наверное, не здесь, — Люк едва заметно улыбнулся, пытаясь придать своим словам дружелюбно-расслабленный тон.
Он не избегал Киру специально, но как-то так все время получалось, что они почти не пересекались, а теперь все поворачивалось таким образом, что их пересечения грозили сойти на нет совсем. Как в этой ситуации он научится общему языку с дочерью, Люк не представлял. Представлять что-либо, когда дело касалось Киры, как он успел выяснить за последние несколько месяцев, вообще было сложно. Когда она пропала с Ди’Куара во время атаки Первого Ордена, он вообще успел с ней попрощаться. А теперь прощаться надо было по-настоящему, пусть и наверняка временно, и Люк не знал, как. Где-то к детям точно выдавали методички, и он определенно пропустил этот день, занятый перерыванием собственного крестокрыла или медитацией там какой.

До того, как он подошел, Кира чистила какую-то деталь. Люк сходу признал в ней запчасть от крестокрыла, но был слишком рассеян, чтобы определить, чем именно она была и зачем потребовалась дочери здесь, на базе, где за крестокрылами ухаживали техники и не было такой острой необходимости заниматься стервятничеством. Комментировать Люк не стал, только наблюдал за тем, как Кира отчищала руки тряпкой, заложив собственные руки за спину. Нет, слишком по-учительски. Люк скрестил их на груди. Нет, так он будто зол. Вздохнув, Люк просто опустил руки вниз. Как-то сложно с этими руками, когда разговор предстоит неловкий.
Когда Кира спрятала деталь и тряпку в подсумок, Люк кивнул головой в сторону выхода и пошел. Место хотелось найти какое-то поменьше да поуютнее, но это было сложно на базе, которая была целиком вырублена в толще горной породы. Те, кто занимались планировкой этой базы, явно не предполагали, что кому-то однажды потребуется здесь уединяться для семейных разговоров. Странно было ходить здесь и не знать ни единого разумного, который служил в этой части Альянса. Люк старался не концентрироваться на этом.
— Я бы предпочел место потише. Не торопись, всему время. Новости не плохие, — коротко сказал он, пока вёл Киру по коридорам сначала действительно в сторону спален, а затем вдруг остановился и попробовал ближайшую дверь.
За ней оказался пустой кабинет. Люк нашел, где включается свет, и комната неожиданно приобрела очертания. Здесь стояло несколько шкафов, сейчас пустых, столы по стенам, узкие, наверное, под какое-то оборудование. Стульев тоже было в достатке. Кажется, эту комнату никто не использовал: может, не нашли ей применения, а может, еще что-то. Люк пропустил Киру внутрь и зашел сам, закрыв дверь. Поискал стул, сел. Задумчиво почесал бороду. Как принято такие разговоры начинать?
— Как ты чувствуешь себя здесь, К... Рей? — быстро поправился Люк на этот раз и вгляделся в лицо дочери. — На базе Сопротивления, я имею в виду, среди новых для тебя разумных и порядков, и вообще.
Выяснить это было важно. Даже очень. Прежде чем переходить к той части, в которой он говорит, что они с Марой оставят ее здесь. Люк думал об этом долго, слишком долго, и так и не сумел прийти к какому-то единому мнению. То, что он озвучил Маре, Лее и всем, кому это было нужно услышать, было не тем мнением, которое он сформировал внутри. Это было просто такое, практическое мнение. Как ботинки, которые тебе не очень, может, нравятся, зато в них отлично идти многие километры по пустыне или взбираться по скользким камням на вершину острова. Рей нужно было оставить с Сопротивлением, потому что они могли достать для нее супрессанты. Потому что Люк не мог научить ее закрываться в Силе достаточно быстро. Потому что Узы было не разрушить, не причинив и Кире, и Кайло мучительные страдания — или Люк пока еще просто не знал способа для этого. Возможно, его не существовало вовсе.
Рей нужно было оставить с Сопротивлением, чтобы у Нового Ордена Джедаев был шанс.
Ему нужно было оставить свою дочь — опять, — чтобы у чужих детей был шанс.
И весь внутри Люк ранился об это решение.

Дружелюбные. Люк задумчиво покивал. Дружелюбные — это хорошее описание. Как и слова о том, что здесь лучше, чем на Джакку. Это означало, что по крайней мере дочь не будет оставаться где-то, где ей неприятно, больно и плохо. Тогда у него просто не хватило бы решимости ее оставить. Сейчас ее тоже не очень-то хватало, но Люк очень старался об этом не думать. Вместо этого он с готовностью принялся обдумывать встречный вопрос Киры — Рей, лучше было звать ее новым именем. Новое имя как будто немножко отдаляло ее от него. Хотя все это, разумеется, было фантомно.
— Я много чего не хотел, — негромко фыркнул Люк и покачал головой. Вздохнул. Хотелось взять дочь за руку, но он не знал, уместно ли это. — Это не моё место и не мои разумные, хотя я очень люблю Лею, и она делает хорошее дело. Может, я бы и оставался здесь дальше, но теперь, когда у меня на руках ватага форс-сенситивных детишек, боюсь, у меня нет иного выбора. Им некуда возвращаться, а я...
Что? Соскучился по преподаванию? Люк запнулся об эту мысль.
— Мы улетаем завтра. Я, Мара, Бен и дети. Больше всего на свете я хотел бы забрать тебя с собой, с нами, чтобы, — Люк сделал неопределенный жест рукой, вздохнул еще раз. Сложно. Пять лет в одиночестве на затерянной планете на окраине изученной галактики сделали свое дело, превратив его социальные навыки в пыль. Вместо жеста он все же нашел слова: — Чтобы быть всем вместе, но я не могу. Не потому что ты плохая или не нравишься нам с Марой, — торопливо добавил Люк, заглядывая в лицо Рей. — Но так будет лучше. Безопаснее.
На кого когда слова о безопасности действовали успокаивающе? Люк прекрасно знал бесполезность этого конкретного аргумента, и все равно говорил его. Как наваждение какое-то — наверное, это возраст. К его годам выучиваешь какие-то стандартные фразы, скатываешься в проторенную колею, даже зная, что фразы не работают и колея ведет в никуда.

Рей смотрела куда-то ему в ноги, словно бы там у Люка были вышиты на штанах какие-то подсказки. Насколько он помнил, подсказок на штанах у него не было, хотя, наверное, в галактике нашелся бы как минимум десяток людей и прочих разумных, кому бы это в свое время очень помогло. Внутреннее напряжение нарастало с каждой уходящей секундой. С одной стороны, Рей кивнула. С другой стороны, этот кивок не выглядел как кивок согласия и легкого принятия новостей. Скорее как механическая реакция, рефлекс, отточенный годами.
Люк подумал: звёзды, это же моя дочь.
Потом оборвал эти мысли.
Точно так же, как Рей механически кивнула ему, Люк теперь механически кивнул Рей.
— Теоретически, любой джедай может.
Это не помогало. Это звучало так, будто ему лично нет никаких причин никуда улетать, делать этот невозможный выбор между тем, как правильно для галактики, и тем, как правильно для него, для Киры. Люк сдвинулся на самый краешек стула, медленно протянул руку и положил ладонь ей на плечо. У нее было острое, небольшое плечо девчонки, выросшей на пустынной планете в полном одиночестве. Люк, как бы близок ни был к пониманию того, что это могло сделать с человеком, все равно через такое не проходил. С ним всегда были Оуэн и Беру, и старик Бен еще, хотя тот скорее маячил на периферии, чем действительно проводил с ним время.
Это было не то же самое, что расти мусорщицей на Джакку.
— Рей, послушай меня. В прошлый раз, когда, — у Люка на мгновение перехватило дыхание, но он пересилил себя: — Пять лет назад, когда я ушел, я ушел не потому, что всё было разрушено. Вся моя работа. Всё, чем я жил. Я ушел, потому что они — потому что Кайло прилетал за мной. Может, не он сам, может, это Сноук хотел добраться до меня, но целью был я. Звучит так, будто я центр несчастной вселенной, — Люк безрадостно и негромко посмеялся в бороду. — Я не центр, конечно. Хорошо бы, чтобы я был больше никому не интересен. Хорошо бы Кайло больше не хотел моей смерти. Хорошо бы Сноук пропустил мимо ушей мое возвращение. Но если это не так, то ты не можешь быть там. Если я, — почти сказал «умру», — если со мной что-то случится, кто-то должен быть здесь.
Люк крепче сжал плечо Рей. Ладонь у него была теплая и мозолистая — годы на Ак-То не прошли даром, и теперь он походил на фермера, на человека земли куда больше, чем когда-либо прежде в своей жизни. Человека, который делал что-то не Силой, не словом, не своим примером, а по-простому — руками.
— И потому же мне нужно забрать у тебя мой меч.

Люк послушно убрал руку. Меньше всего он любил намеренно вторгаться в чужое пространство. Тем более когда речь шла о Кире. Он положил руку себе на колени, словно не зная, куда ее теперь девать, такую нарушительницу чужого комфорта. Рей не походила на человека, который планировал отдавать меч или соглашаться с его решением, и Люк видел такое уже много раз. Больше всего его пугала мысль о том, что он видел это в Кайло — тогда, когда тот еще был Беном Соло, когда Люк еще имел хоть какой-то способ повлиять на него.
Мысль обожгла его, словно горячий пар в лицо, когда неаккуратно сдвигаешь крышку походного котелка. Как бы ему ни хотелось обратного, Люк начинал понимать, почему Сила связала Кайло и Рей Узами. Они были похожи на каком-то необъяснимом, глубинном уровне — глубже, чем лояльность, чем умения, чем политические взгляды или предпочтения в еде, или сфера интересов, или что-либо еще, что отличает на первый взгляд одного разумного от другого. Это пугало. Это пугало, пожалуй, даже слишком сильно.
Люк поёрзал на месте, поворошил слова, сваленные в неаккуратную кучу в середине его черепной коробки. Так сваливают осенние листья — красивые, но совершенно никому не нужные. Что были слова перед тем, как отчаянно дочь сопротивлялась еще одному расставанию? Что он мог ей предложить? Люк отвел взгляд в сторону, помолчал, не то не зная, как ответить, не то не рискуя открывать рот лишний раз, не обдумав то, что собирался сказать.
— Ты нужна здесь, потому что тогда Лея сможет защитить тебя. То, что ты не сильна с Силой, не делает тебя слабой. Это делает тебя сильнее, чем я, если уж на то пошло.
Люк и без Силы был хорош, но все же значительную часть жизни он провел бок о бок с Силой, привык к ней, привык полагаться на нее. Пять лет на Ак-То поменяли многое, но не это. Говорить об этом было излишне. Люк вернулся взглядом к Рей. Глаза у него были голубые, прозрачные, как высь неба в безоблачный осенний день. Взгляд — твёрдый, словно об эту высь можно было разбиться, неаккуратно вывернув штурвал.
— Пользы здесь от тебя будет больше, чем там, куда я улечу. Сопротивлению нужны люди, нужны лётчики, нужны такие, как ты — способные, сообразительные, удивительно смекалистые. Я нужен в другом месте. Я не могу бросить всех ради тебя, я не могу, Рей, — он покачал головой с каким-то разочарованием: больше в себе, а может, во всей этой ситуации, чем в чём-либо еще. — Но и бросать тебя совсем, навсегда я не собирался. Отдай мне мой меч, пожалуйста. Мы соберем тебе новый. Я научу тебя тому, как закрываться в Силе, как быть с Узами — когда узнаю об Узах чуть больше. Или если не смогу сам, пойму, что не силен в этом, то найду того, кто научит, — Люк звучал уверенно, как будто у него уже была пара кандидатур. У него и была. Одна. Одна упрямая кореллианская кандидатура, которую небось еще десять раз уговаривать придется. — Мы найдем способ пересекаться, я или Мара — с тобой. Но не там, где будут дети. Пожалуйста, Рей.
Люк протянул ей раскрытую ладонь.

Меч все же оказался у него. Он лег в ладонь тяжело, и Люк быстро опустил руку, как если бы не мог выдержать этой тяжести. Однако прятать меч на пояс или куда-то еще не стал, так и сидел, сжимая его в руке. Всё, что оставалось Люку — это кивнуть на вопрос дочери. Да, решение уже было принято, и нет, он не собирался его менять. Хотел бы, но не собирался. Ему была невыносима мысль об этом расставании, но куда невыносимее ему была мысль о том, что однажды он проснется, а вокруг всё рушится, и трупы детей лежат по всему их лагерю на Оссусе, и среди этого огня и этой боли стоит Кайло Рен. Два раза Люк был в этой ситуации. Третьего он не выдержит. Даже у гранд-мастеров Ордена Джедаев есть лимиты.
Люк посмотрел на Рей снизу вверх.
— Десятое число. Явин-4, бывший Праксеум, десять утра по стандартному галактическому.
Не было похоже, что он просил, но и на откровенный приказ его тон не смахивал. Люк звучал так, будто раскладывал перед Рей карту галактики и озвучивал какие-то варианты, а она сама была вольна решать, что с этими вариантами делать. Про себя он знал, что будет там. Вряд ли Рей могла знать, что грядет, но Люк догадывался, и он хотел видеть. Видеть — и показать ей. Может, они опоздают. Хорошо бы они опоздали. Но надежды на это было мало; опоздания всегда случались там, где о них никто не просил, и редко там, где могли бы пригодиться. Разведка Сопротивления могла ошибаться, но чутье Люка ошибалось редко.