Вот доживет она до конца войны — поселится на самой теплой в Галактике планете, и чтобы даже слово «зима» при ней не произносили!

Это просто жуть какая-то: на улице холодно, в ангаре холодно, в жилых помещениях — и то холодно. Только в медблоке тепло, но там злые доктора и они даже на порог не пускают. Дескать, им тут грязь разносят. Откуда они на Хоте грязь нашли — где снег даже в коридорах базы лежит — она в упор не догоняет, но да ладно. Шара Бэй серьезно начала задумываться над легальной возможностью попасть в медблок, что, мягко говоря, было ей не свойственно. Наоборот скорее, всегда при словах «надо к медикам» старалась испариться как можно раньше, дальше и чтобы про неё поскорей забыли. Интересно, эта внезапная трехдневная тошнота при одном лишь взгляде на еду — скажи ей кто-нибудь раньше такое, захохотала бы жемчужно и пошла бы показывать, что у неё взрослеющий растущий организм — сойдет за нормальную причину или что-то по-серьезнее все-таки надо? Сломанную руку, ногу, голову, заболевший зуб наконец?

А еще у неё иногда случались выходные, вот как сейчас, и она в этот запланированный, но не менее неожиданный от этого выходной не знала, что делать со всем свалившимся на неё свободным временем. Наверное дочитать, наконец, ту книгу, имеющую к реальности отношение примерно такое же как обещания имперского правительства покончить с мятежниками к лету и сделать, ну, маникюр там. Девочка она или где?

Так что когда на её голову, мирно идущей с завтрака, где она лишь вновь задумчиво размазала кашу по тарелке, свалилось явление Янсона народу, она была свободна как снежная мышь в тундре. Эта улыбающаяся ходячая катастрофа все-таки внушала надежду на светлое лётное будущее, поскольку настоящее было прям-таки непростительно темным, а прошлое... А что прошлое? То, что было — того больше нет. А о том, что истекло, Шара обычно предпочитала не думать до тех пор, пока оно не попадало на страницы исторических монографий.

— Так как боевой товарищ или друг? — деловым тоном осведомилась Бэй. — А то, как боевой товарищ, я тебя, конечно, буду отговаривать насчет самоубийственных миссий по прикалыванию, например, над Кракеном или выпуску стенгазеты с ехидными стишками и провокационными плакатиками или там приучению ледяной кошки, а то у нас тут слишком скучно. Но как друг не поддержать не смогу.

— Ну да. Боюсь его юмора мы можем не пережить, — согласилась она. — Или, точнее, пережить, но вряд ли нам понравится остаться без выходных на полгода. Или мятежничать на каком-нибудь в хатт забытом Татуине. Хотя там, хотя бы, не холодно — если на плюсы посмотреть...

Уэс таращился на неё каким-то смутно знакомым взглядом. А, точно! Точь-в-точь Айсек, хорошо знакомый тойдарианец, державший ломбард в Коронет-сити, при оценке очередного бедняги пришедшего с закладной. 

Командир дал задание. Ага, конечно. И именно так оно и звучало.

Шара мучительно пыталась вспомнить, что там вообще говориться о боеготовности в правилах, не говоря уже об этих самых правилах. В голову почему-то упорно лезли чьи-то, точно не кореллианские «Не убий», «Не укради» и еще несколько банальных истин на общую тему «Не с глаголами пишется раздельно».

— Со второго по четвертый месяц наверное, как у многих кошачих. А что касается лепки: я умею лепить кореллианские пельмени, рапторов из пластилина, мужской половой орган из глины и снежинки на зимнепраздник. А снеговиков не знаю, и это было давно и неправда. Знаешь, я выросла в городе, где со снегом было довольно плохо. А что там у нас за снеговики? 

— Потому что вы проиграете! — радостно заявила Шара, вспоминая когда последний раз играла в снежки. Выходило что еще задолго до имперской академии, когда в Коронете выпал редкий снег — бывало у них такое счастье раз в пять лет.

А нет. Они перед её поступлением в горы съездили: снег, камин, горячий глинтвейн, снежки, лыжи на фоне корелльского неба. 

— Зачем вас так тогда огорчать?

Слова, что она якобы самый убедительный здесь пилот женского рода как-то не убеждали. Но на то и существовал пилот Янсон, чтобы никому в радиусе доступа жизнь неувианским десертом не казалась.

— У кого краску позаимствовал? — подозрительно покосилась на баллончик Шара в руках Уэса. — И расплатимся ли мы потом с нашими доблестными техниками? Которые ведь не забудут и всё-всё припомнят — я их знаю.

Но тем не менее наклонилась, сгребая снег — штурмовики сами себя не налепят!

— Какая самоуверенность, — откровенно расхохоталась Зелёная-четыре. — Когда-нибудь самоуверенность вас, ребята, погубит.   

Пафос Ясону шёл примерно как балетная пачка Императору.

Розовая

В блёсточках.

А самоуверенности ему, казалось, приделов не положили вовсе.

Шара вот не столь была уверена, что технари ничего не заметят — они же там, наверняка, всё записывают. Впрочем для начала стоило попасться, а попадаться лично Шара сегодня никому не собиралась. И один плюс во всём этом все-таки был: она начала согреваться от активных действий. 

— С рисованием у меня хорошо, — медленно начала она, припоминая службу в Империи. Самоубийцу, нарисовавшего Дарта Вейдера в радужных доспехах, помнится тогда искали всей эскадрильей. Младший лейтенант честно находилась в первых рядах по поиску, лишь бы окружающие ни о чем не догадались.

— Захочешь нарисовать наше начальство в традиционной хаттской одежде, обращайся.

Скорее даже было замечательно с рисованием — чуть хуже их, пока неизвестного художника, Веджа, но не сказать, чтобы критически. 

Поэтому Шара всегда предпочитала притворятся шлангом — вдруг припашут еще стенды оформлять.

Начинающая карьеру на ниве повышения боеспособности хулиганка скептически осмотрела появляющегося снежного штурмовика под руками.

— Слепим ты-понимаешь-кого-в-маске? — с нездоровым энтузиазмом вопросила Шара. — Пуга...ээээ...Тренировать так по-крупному!

Шара сделала умильное лицо и с трудом поборола искреннее желание сунуть Уэсу за воротник ком снега. Полезно ему будет, а то что так нескрываемо льстить-то.

Свое место в словесных битвах она знала. И оно было точно даже не в первой десятке.

— Прыгать будем? — деловитым тоном поинтересовалась Шара, представляя, как они оба-двое, пусть и далеко не самые низкие люди в своих эскадрильях, будут подпрыгивать на месте, пытаясь присобачить маску сверху так, чтобы та не грохнулась никому на головы, начисто смазав весь воспитательный эффект. Ну а где вы Вейдера с отваливающейся башкой-то видели?!     

— Есть идея! — посветлела пилот лицом. Не только же Уэсу баллончики тырить. — Так. Нам надо закончить с нашими штурмовиками и этим самым темнейшим телом.

Затем она молча вылепляла штурмовика, ибо, пока они тут будут болтать, еще на срочную миссию вызовут, не дай звёзды. А Шара слишком загорелась идеей их маленького кружка по интересам.

Встряхнув баллончик, она сделала шаг назад любуясь делом рук своих.

Штурмовик выглядел почти как живой, а вот винтовку она ему, походу, случайно запорола, честно забыв, как та вообще реально выглядит в имперских войсках... А! Решительно махнула рукой Шара, кто в здешней полутьме сильно приглядываться будет. 

— Короче, я тут подумала и поняла: надо стибрить второй баллончик. И табуретку. Кто будет на стреме, а то наши штурмовички пока не готовы для заждавшийся публики?

Шара отнюдь не переживала, если над ней кто-то поржет. Наоборот, смех — дело такое, хорошее, в условиях песца не двинутся умом помогающее. Но чужие переживания об облике и прочем реноме она ценила и уважала. Как и то, что Уэс — а почему он, кстати, так и остался без прозвища за столько лет? — высказал умную мысль: нечего народу раньше времени знать что они что-то замышляют, так никакого сюрприза не выйдет.   

Когда она заканчивала со шлемом её начинало терзать смутное беспокойство — не столь уж частый гость в её голове, явно предпочитающей эмоции более чистые: леденящий ужас, например. Или там какой-никакой незамутнённый восторг.

Где там их разбойный летчик запропастился?

Уэс появился именно тогда, когда Шара решила, что всё, баста, спалился и никто никуда больше не идет.

— Я уж думала тебя там настоящие мальчики в белом съели, — ехидно заметила она, на ходу переиначив поговорку «только за смертью посылать». И отмахнулась. — Забей! Что я, по-твоему, совсем дурная что ли чтобы решить, что ты специально мои...ээээ...ну типа девяносто  пощупать решил? О, второй баллончик! Сильно техники кровь попили?

— О, как. Гуманитарочка, однако.

Двадцатитрёхлетняя Шара за такой неприкрытый цинизм съездила себе бы хуком справа, но двадцатитрёхлетняя Шара тогда переживала даже за противников. Спустя почти пять лет непрерывной войны её любовь к братьям по разуму стала не такой острой. 

— Гхм... — только и смогла добавить она, приспосабливая голову главного участника повстанческих кошмаров, и раздумывая, когда Кес стал великим ревнивцем, и что она еще про него за своей спиной не знает. М-н-да...Неловко перед ребятами тогда. Кажется кого-то вечером ждал проникновенный разговор по душам.

Она скептически посмотрела на дело рук своих.

— Порядок. Ша только подкрасить надо! Надеюсь я не очень для тебя тяжёлая... Вот кто тогда сказал ему, что чёрный цвет — самый модный цвет сезона, и будет офигенно смотреться на доспехах? Надеюсь он придушил того идиота или, хотя бы, сослал в уборщики на далекую базу третьесортной планеты...

Прозвучало несколько виновато: Шара догадывалась, что она не самая хрупкая девушка их эскадрильи. Да и где вообще этих хрупких девушек в эскадрилье можно увидеть?

— Если уронишь — тебе баллончиком по темечку прилетит, — предупредила она. Не из природной вредности, конечно, а потому что, реально может в руках не удержать.

План становился надежным, прямо как имперский кредит. План был обречен на успех. Успех принимал вид Его Темнейшества со штурмовичками невинно находящимися на главной повстанческой базе Альянса.

— Тю, да поищи в Голонете, там наверняка различных дыханий набралось на целый разрушитель и «Сокола тысячелетия».

В конце концов, это во времена полного владычества над главной властью опасаются откровенно смеяться, а когда под ней шатается табуретка — мемов и прочих демотиваторов хоть всеми частями тела жуй. Опасное заблуждение, ибо за господ имперцев поручится она бы сейчас не смогла. Господа имперцы терпели поражения. Господа имперцы изволили злиться, а на что способна озверевшая от поражений армия, зная, что сопротивления не встретит...

Повстанцы считали, что знают, как надо.

Имперцы считали, что они лучше остальных и очень огорчались, когда с ними были не согласны.   

— Ладно, отпускай меня, пошла я за схемой схожу! Хотя... — подбежала она к панели, когда оказалась на земле. Может разберется? Панель молча показала отсутствующий средний палец. — А чуть не забыла! Батарейку держи! — протянула Шара имущество, подтверждая слух, что в кармах Шары Бэй отыщется, что угодно. — Не спрашивай! Сама не помню, откуда она. Ты пока посмотри где спрятаться можно, так чтобы самим всё видеть оттуда и на голопад для благодарных потомков записывать.

Схему она свистнула быстро, не иначе раньше тренировалась.

— Ты тут? Предлагаю начинать, пока нас никуда не вызвали, — поискала она в своих контактах самого занудного разумного Зеленой эскадрильи. Самого занудного звали Адам Свифтгейл, про которого ходили слухи, что он даже смеяться не умеет, вечно парень со серьезной мордой ходил. Шара так и не поняла, что ему так жизнь на своей планете была не мила, что он в ряды террористических пилотов пошёл, то бишь, к ним.