Роман запрокидывает голову и смотрит в небо.
Он давно не видел такое небо. И небо вообще — тоже. На войне не смотришь в небо, смотришь под ноги, по сторонам, хватает мест, куда смотреть.
А теперь он смотрит в ясное утреннее небо и думает — нет, чувствует — о том, что небо это одно надо всей землей. Над его домом в Мцхете это небо, и над аэродромом ночного бомбардировочного полка, и над лесом, где скитается его отряд — конечно, скитается, ведь не могли же убить всех.
Надо всеми — одно небо...
Небо так высоко, что до него не докричаться.
— Не бойся, — улыбаться больно, но Роман поворачивает голову к Янеку и улыбается. — Хотя о чем я, я знаю, что ты не боишься. Я тоже не боюсь, мне только жаль, что вот так глупо. Гестапо пережил, чтобы... вот. Прости, что так вышло.
А может и хорошо? Он снова смотрит в небо, будто спрашивает: может, и хорошо? Не в тюрьме, не у расстрельной стены, а здесь. Не в одиночестве, не в страхе, не в тоске, а здесь. Вдруг это не ошибка, а подарок?
Только Янека-то за что. Ему-то зачем такой подарок.
Роман так задумывается, что никак не реагирует, когда двое подхватывают его под руки и водружают на скамью.
Рядом с Янеком проделывают то же самое.
— Но может и хорошо, что сейчас, — все-таки озвучивает он шепотом навязчивую мысль. — Тебе бы жить, а я — может и хорошо, что сейчас. Устал, как собака сутулая. Ну, что им, Интернационал спеть напоследок, что ли?
[nick]Roman Orlovski[/nick][status]и ты встаешь, и на плечах твоих рассветы весны[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0018/1a/00/217/469991.jpg[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">AUSWEIS</a><div class="lz-hr"></div><b>Роман Орловский</b>, он же — Рамин Зурабович Хварбети, советский разведчик, лидер партизанского отряда, действующего близ Варшавы[/LZ]