На оклик Кузьмича Роман дергается, но сейчас же снова прижимается к земле, не дышит.
Отползает на несколько шагов назад, не поднимая голову над травой.
Кузьмич не уйдет... Но он купил ему шанс, один из тысячи шанс, который он теперь обязан использовать.
Еще несколько сантиметров назад. Шуршат проклятые листья, так шуршат, как будто грохот орудий над головой. Постоянно кажется, что чей-то взгляд сейчас наткнется на него, но нет, все еще никто не смотрит, а на сцене появляются новые действующие лицы. Роман не видит этого, потому что не решается поднять голову над травой, но слышит...
Слышит, как незнакомый голос по-русски, почти без акцента, строго спрашивает, где командир.
Слышит, как Ланский отвечает, что должен быть здесь, был с радистом, не мог далеко уйти, а в сарае нет?
Тут уж приходится поднять голову.
Как же так? Он не слышал ударов, не слышал крика, разговор немца с Геной звучит так... по-деловому.
«Майор Лейтнер», вот как Ланский его называет. Майор Лейтнер...
Такая злость, такая горячая, горькая ярость вскипает внутри, что приходится вцепиться рукой в траву, в землю, приходится до боли сжать пальцы, чтобы не кинуться вперед и не расстрелять всю эту шваль к чертовой матери, а дальше будь что будет.
Лежать.
А вернее — отползти еще немного в сторону.
Оттуда, куда убежал Кузьмич, слышны выстрелы, крики, а потом ничего.
Еще полметра назад.
Постепенно уползая в сторону, Роман слышит продолжение разговора, слышит, как ищут его останки в сарае, слышит, как отправляю людей на его поиски, ведь в сарае только Ким, слышит, как майор Лейтнер приказывает Гене возвращаться, слышит выстрел — это Ланскому «для достоверности» ранили руку.
Ярость бьется сумасшедшим пульсом в висках, в горле, повсюду. И не находит выхода. Нужно вернуться к своим, сейчас же, быстрее, быстрее, быстрее!
Улучив момент, Орловский вскакивает и кидается прочь. Он пробегает сколько-то метров и слышит немецкую речь, он кидается в другую сторону и слышит лай собак, он замирает, не дышит, таится, потом снова бежит и снова замирает, потом находит какой-то ручей и бежит по колено в воде: собаки потеряют след, хотя бы на какое-то время потеряют.
Когда он вроде бы отрывается от преследователей, то несколько долгих минут не может сообразить, где находится. Ушел совсем не туда, теперь делать здоровенный крюк. Что дальше? Если Ланский должен вернуться в отряд, то — что? Что он будет делать? Приведет облаву? Зачем тогда этот цирк с рукой? Что с ними будет? Если будет не сейчас, не сегодня, то он успеет вернуться... Ему даже не до лагеря — до первого дозорного...
Что они задумали?!..
Прижавшись спиной к стволу дерева, Роман тяжело дышит и лихорадочно соображает. Так, про отряд не думать, думать о том, как добраться. Недалеко железная дорога, сейчас пробраться чуть ближе к ней, потом вдоль, потом на запад. Не так уж и долго. Не так уж и трудно. Снова привяжутся патрули, но ничего. Ничего. Он проберется.
...И он бы, возможно, пробрался, но в это время охрана поезда, перевозящего узников тюрем в концентрационный лагерь Освенцим, обнаружила массовый побег из одного из вагонов. Сразу пятеро заключенных сумели выпрыгнуть из вагона на ходу, за ними пустили погоню. Эта-то погоня, а совсем не подчиненные майора Лейтнера, берет Романа в клещи. Он мечется между ними, как загненный зверь, он стреляет, кто-то падает, он стреляет еще, а вот в него почти не стреляют. Ждут, пока «беглый узник» расстреляет всю обойму, и тогда берут его.
Винтовка падает в траву, он падает тоже, получая чем-то по голове.
Приходит в себя он в темном, тесном, душном помещении. Тихие голоса, шум колес. Цепи на руках и на ногах. Ноющая боль во всем теле и раскалывающаяся голова. Схватили7 Где он? В камере? Почему ему чудится шум железной дороги? Почем здесь так много людей? Когда глаза немного привыкает к темноте, он понимает, что люди тут повсюду: стоят, сидят, лежать здесь просто невозможно — негде. Он тоже сидит, подпертый плечами с двух сторон.
— Братцы... где я?.. — спрашивает он тихим хрипящим шепотом.
— В аду, — хмыкает сосед справа.
— Нас везут в Аушвиц, — сосед слева оказывается чуть снисходительнее. — А тебя сцапали вместо кого-то из тех ребят. Хорошо они тебя уделали, часа три уж прошло.
— Два.. — поправляет сосед справа. — А решишь бежать, я тебе сам шею сверну...
— Удавят весь вагон, — поясняет левый. — Сиди...
Аушвиц.
Освенцим.
Это не укладывается в голове, это разрывает ее изнутри.
Роман понимает, что не способен сейчас ни на что, его охватывает оцепенение, отчаяние, ужас, боль.
Освенцим...
Он закрывает глаза и снова падает в спасительное обморочное забытье. [nick]Roman Orlovski[/nick][status]и ты встаешь, и на плечах твоих рассветы весны[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0018/1a/00/217/366386.jpg[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">AUSWEIS</a><div class="lz-hr"></div><b>Роман Орловский</b>, он же — Рамин Зурабович Хварбети, советский разведчик, лидер партизанского отряда, действующего близ Варшавы[/LZ]
