Человек-дроид стоит слишком близко. Ник ставит чашку с кафом на стол, «забывает» там ладонь рядом с кейсом.
Девушка на полу жмется к трубе, смотрит на мужчин из-под падающих на глаза волос. Она чуть старше Иви, на ней футболка с мультяшным персонажем (в таких удобно спать), и штаны от пижамы. Сказать, что ей очень страшно – значит, ничего не сказать.
В квартире навскидку пятеро, не считая пленницы и Дюка. В спальне остаются двое, оттуда слышится возня. Третий возвращается в прихожую. Четвертый в зале – там тихо гудит работающий терминал и слышится шелест флимсипласта. Пятый – Ник.
Квартиру, похоже, превратили во временный штаб, и давно. Имперцы тут живут, работают, ждут.
Коммандер Бриста смотрит на бывшего начальника без тени страха, но ему, конечно, не по себе. Просто его готовили к встрече, и на это он сейчас опирается.
- У меня приказ, мастер.
Звание Ник не использует – просто не знает, какое. И не знает, стоит ли. Все, происходящее сейчас, сильно расходится с тем, что ему известно.
- Об этом нужно говорить не со мной. Мне нужен полковник Ваал, желательно живым. На ваш счет специальных указаний нет.
Про Иви Туэссо он просто молчит, потому что инстинкт самосохранения у него всегда работал хорошо.
- Я предлагаю вам отправиться с нами добровольно. Если это ошибка, у нас будет время все прояснить.

Коммандеру Бриста хочется поднять бластер, но кнопка в нескольких сантиметрах от ладони куда надежнее.
Он не делает ни того, ни другого. Только качает головой.
Как бы там ни было, передавать собственные коды доступа Ник не хочет. Даже ради верификации.
- Я запросил подтверждение ваших полномочий. Ответ еще не пришел.
Из дальней комнаты доносятся глухие звуки ударов и кашель.
- На самом деле я могу сделать ваше путешествие с нами очень убедительным, - коммандер оглаживает кейс. – И у вас не будет ни одной причины пачкать стены. Это не угроза, мастер Туэссо, это разумное предложение. Вы не согласитесь, я полагаю.

Коммандер не взялся бы определить, что сильнее на него влияет – смысл сказанного или тон. Он смотрит в непроницаемо-белые рецепторы и старается не пользоваться воображением.
Повисшая в кухне пауза похожа на гирю – такая же тяжелая. В тишину ее не превращают только шорохи из комнат и бряканье наручников о трубу. Девчонка пытается закрыть голову руками и поближе подтянуть ноги.
- Я бы не хотел насилия, - говорит Ник. – Я собирался предложить вам вернуть данные со Скарифа. Они ведь все равно уже скопированы теми, с кем вы сейчас… работаете. Это скорее вопрос принципа. По моей информации, вы не работаете на Империю. Я был уверен в этом еще днем. Я получил добро на то, чтобы попытаться вернуть вас и вашу дочь. Не Ваала, конечно. Это совсем другое дело. Но если работаете…
Это не может быть накладкой двух миссий. В норме не может. Но когда планы Кренника сталкиваются с планами Таркина, обе стороны максимально ограничивают обмен данными.
И если мастер Туэссо теперь работает на Таркина, гранд-мофф влез на чужое поле куда глубже, чем до сих пор казалось Креннику. Это само по себе ценное наблюдение.
- Мне нужны данные, - решается Ник. Он не думает, что может чего-то требовать – не тогда, когда человек в корпусе КХ стоит рядом. Свою реакцию коммандер не переоценивает.
Он думал, что мастер Туэссо изменился, но не представлял, насколько.
- Если вы хотите, чтобы мы не путались под ногами и не мешали вашей миссии, найдите способ передать нам данные. В идеале, конечно, оригинал. Вы не боитесь, что Ваал выдаст вас, если мы его отпустим? Он все слышал.

Коммандер Бриста не делает шаг назад, и помогает ему в этом не только выдержка, но и нехватка свободного места. Можно сколько угодно знать, что именно сделали с твоим бывшим сослуживцем, можно видеть другие условно очеловеченные машины, но привыкнуть к этому невозможно.
К тому же до этого Ник видел только беспилотники. Ну как… беспилотники.
Кто-то из них даже говорил. Но не так. Никогда не так.
Хорошо бы взять паузу, чтобы подумать, но бывают такие ситуации, когда промедление оборачивается катастрофой. Когда не так важно, веришь ты или нет и насколько безумно выглядит все происходящее. Важно то, что в этой партии даже пата не будет.
Иногда чтобы разобраться, нужно для начала просто остаться в живых. Мастер Туэссо, на чьей бы стороне он сейчас ни был, звучит как смерть.
Попытка помешать ему явно будет стоить жизни группы – хорошей группы. Коммандер Бриста и о себе думает хорошо. Им всем стоило бы еще и пожить, и поработать.
Губы сами сжимаются в узкую линию, но возражений по факту нет. Весь план был другим. Они думали, что успеют подготовить встречу. Что по адресу если кто и явится, то Иви Туэссо или Ваал, но никак не Кей Туэссо. Заветный кейс лежал здесь вместе с вещами группы – на всякий случай, и вот случай наступил, а толку от кейса ноль.
Еще и эти новости. Туэссо – и Таркин. Возможно? Да конечно.
Если люди Таркина нашли его раньше, раньше сделали аналогичное предложение и он согласился. Или если его вообще не теряли.
Спина мокрая. Рубашка неприятно липнет к лопаткам. Иногда тело знает лучше, бояться ему или нет.
Ник медлит.
- Хорошо, - говорит он после паузы, которая явно показывает, как тщательно он обдумал предложение. – Вы можете… быть свободны.
«Пожалуйста, уходите» звучало бы, наверное, более точно, но до этого он не опускается.
- Я буду считать, что мы договорились.
До самого утра, думает коммандер Бриста. Пожалуй, даже ровно до шести часов.

Это не первый допрос в жизни Дюка и даже не самый неприятный. По крайней мере, сначала. Разбитая бластером переносица стремительно отекает, превращая глаза в узкие щели. Нос заложен намертво, из него льется по губам и подбородку, во рту тоже вязко и солоно.
Сломал, думает Квинта и дышит через рот. Это знакомо. Почти привычно. Это еще не страшно.
Его кидают на стул, тут же бьют в грудину, чтобы не расслаблялся. Дюк пользуется кашлем, чтобы безнаказанно сплюнуть кровь.
Ты знаешь, что такое экспресс, говорят ему. Все будет очень быстро.
Ага, не говорит он. Это значит, что у вас нет времени. Это значит, что мне будет больно, но вы не успеете. Потому что начать с лютой жести не рискнете. Потому что даже ваша психика должна войти в разгон, чтобы позволить вам лютую жесть, а я…
- Сссука…
Ладно, это было больно.
Доступ?
А крифф его знает, это не мое. Нашел под мусоркой. Всегда роюсь в баках.
Кто? Репликанты? А что это?
Комната кружится, голоса в ней кажутся гулкими, будто в туземном храме. Они долетают из темноты, бьются о стенки черепа. Больно. Пароль. Код. Чем шифровал данные.
Каждое слово – только новая вспышка боли. Никакого смысла в них нет. Пароль – длинная вспышка. Код – короткая. Отвечать не на что. Разве это вопросы?
Дюк чувствует, как его берут за запястье, чувствует холод сенсоров деки под подушечками пальцев. Слышит писк. Отпечатков дека не хочет.
Ха. Если бы все было так просто.
Наверное, он улыбается, потому что под ребра снова прилетает тяжелое.
Пока в ход не идут ножи, это все ерунда. В крайнем случае он потеряет сознание. Дюк хорошо знает, где его предел, он доходил до него дважды, а потом должна наступать темнота. Вот в ней – хорошо. Это передышка. Но и до этого еще ой как далеко.
Они опять требуют доступ.
Кто-то становится за спинкой стула, зажимает Дюку рот. Крепко, так, что затылок вжимается в чужой живот, в пряжку ремня. Сразу становится нечем дышать. Он извивается от этого, а вовсе не от того, как хрустят пальцы.
Воздух.
Убить его не убьют, он слишком много знает, но воздух. Удушье – это не то, что ты можешь выдержать сознательно, и это не ты хрипишь, это хрипит инстинкт.
Вопросы прекращаются внезапно, все прекращается внезапно, а потом что-то поднимает его в воздух и заставляет переставлять ноги.
Это тоже инстинкт.
На лестнице он не спотыкается только благодаря Кею. Весь мир – темная щель, в которой силуэты.
Холод бьет в лицо свежим воздухом, и Дюк жадно хватает его, глотая вместе с кровью, и рука на шее ему не мешает. Дека осталась наверху, и бластер остался наверху, но это неважно. Им должно очень сильно повезти, чтобы они смогли не только войти в систему, но и расшифровать данные. И даже если смогут – там не так много полезного. Никто не возит с собой на миссии все свои рабочие данные. Особенно Дюк.

С окровавленной мордой улыбаются только наркоманы, и Квинта примерно так себя и чувствует, прислоняясь затылком к ледяной поверхности стены. Тот редкий случай, когда холод кажется праздником.
Никогда больше не буду на него жаловаться, думает Дюк. Врет себе, конечно.
- Я в норме.
И Кею врет. Все равно улыбается:
- Так что у тебя там за миссия?
Ему хочется присесть и собрать с земли тонкий слой снега – вместе с грязью, потому что не так его и много. Приложить к переносице. Нет, ко всему лицу сразу. Но это рискованно, слишком гудит голова. Тот случай, когда надо пользоваться тем, что стоишь на ногах, и не рисковать этим.
Кей криффов умник. Придумал хорошо. И звонок этот был удачный. Плохо то, что эти ублюдки ждали Иви. Может, все эти письма писала вовсе не подруга. Наверное, будет что-то еще.
- Надо тебя расспросить, - решает Дюк. – С пристрастием.
Он вытирает кровь с лица рукавом, старается не задевать нос. Звучит гнусаво, но все равно ласково.
Трепаться он может в любом состоянии, особенно когда чувствует, что кто-то за него беспокоится. На самом деле, единственная его проблема – это вид как у бомжа (ночью прокатит) и плывущее зрение. Это тоже нормально. Сломанная переносица принесла ему отличные кровоподтеки вокруг глаз, но заняться всем этим можно будет только на корабле.
- Плохо вижу, - говорит он. – Это все. На ходу отдышусь.
Поврежденную руку он просто прижимает к себе.
Жалко, что девчонку не отбить. Хорошо, что влетели они, а не Иви.
Стоять тоже хорошо. Никогда он еще не попадал из чужих рук в свои так быстро. Кей держит надежно. Кей его спас. Прошел, можно сказать, по краешку. Подольше бы так постоять, но нельзя.
Надо назвать эту стойку как-нибудь. Стойка Ночных Визитов. Еще можно подходящую мантру подобрать.
Дюк улыбается своим мыслям – не столько потому, что ему действительно смешно (хотя это смешно), сколько потому, что Кей должен чувствовать, что все сделал правильно. После таких решений людям нужна поддержка. Даже если они кажутся железными.

Под взглядом Кея Дюк пытается держаться ровнее, хотя это бесполезно – сейчас его оценивают по десятку разных параметров, он бы не удивился, скажи Кей, что может и давление взглядом измерить.
Со стороны они выглядят очень натурально. Дюк тихо пользуется поддержкой – в том числе и для того, чтобы понимать, куда идти. А Кей продолжает свою линию. Самый имперский из всех имперских дроидов. Которые, как известно, никогда не лгут штурмовикам.
На глазах у «снеговиков» Дюк старается выглядеть обреченным и несчастным. Это нетрудно несмотря на то, что штурмачей он и видит-то буквально как снеговиков – пара белых вытянутых пятен с черными углями глаз.
- Я бы сам тебя сейчас обнимал, - говорит он, когда штурмовики остаются далеко позади. Расстояние он сейчас считает по шагам. – Сколько лет прошло, а ты все такой же охренительно талантливый. Я думал, нам конец.
Не каждый день люди бросают своих близких на стволы, чтобы спасти им жизнь. Может, Кей и рассчитал, чем это кончится. Но вряд ли в этих расчетах был даже девяностопроцентный шанс успеха. У Саттиго могла дрогнуть рука, сдать нервы, у них мог быть приказ брать его мертвым, они могли… Да что угодно могли.
- Все нормально сделал. Слышишь, Кей?

Дюк знает, что Кей рядом, но тишина корабля кажется ему оглушающей. Одиночество мгновенно падает на плечи.
Он знает, где тут что. Не слишком натыкается на предметы, только проверяет дистанцию здоровой рукой.
После пыток, даже коротких, всегда так. В плену еще ничего, можно держаться, а когда тебя уже вытащили, какое-то время кажешься себе беззащитным. Как будто с нервной системы наждаком содрали обмотку и ее теперь пробивает до искр. Все время хочется стену за спиной, кого-то из своих рядом или, на худой конец, очень, очень мощное оружие в руках.
На самом деле, хватило бы даже ножа.
Дюк очень аккуратно не берется за убийственные предметы, хотя на борту они есть. Он находит санблок и сует покалеченную руку под ледяную воду. Ждет, когда исчезнет чувствительность. Потом аккуратно, тщательно смывает кровь с лица. Оно похоже на хрустящее яблоко – любое неосторожное касание делает больно до слез. Они непроизвольные, и такое Дюк не любит. Он знает о себе, что не умеет плакать, просто иногда его пробивает и тогда все происходит бесконтрольно – как тогда, когда погибла жена, как тогда, когда он вдруг понял, что опоздал безнадежно и от Кея не осталось ничего, кроме воспоминаний и девчонки, сладко спящей в дальней комнате в обнимку с плюшевой бантой.
В такие моменты он не знает, что с собой делать. Кей знал, что. Кей, может, всегда знал его лучше, чем он сам.
А он Кея?
Был бесконечно привязан, восхищался, уважал, любил, опасался – а понимал?..
Эти мысли здорово отвлекают от боли и Дюк уходит в них, об этом думать интересно, они напоминают о том, что напарник здесь, рядом. На Скарифе они тоже были на миссии вдвоем, но тогда у Кея еще сбоила память. Можно считать, что риннальская вылазка – первая за много лет, когда они снова по-настоящему работают вместе.
И ничего не изменилось.
- Охренеть, - аккуратно выговаривает Дюк прежде, чем плеснуть в лицо еще горсть холодной воды. – Охренеть.
Флешбечит его люто, но, к счастью, не так, как Кея. В этом больше восторга. Неприличного, щенячьего. Это еще одна постреакция на стресс. Про это он тоже знает. Даже колеблется, не ввести ли себе немного транка. Было бы правильно. Вместе с обезболивающим.
Не вводит. Чувствовать любовь такой, чистой и одуряюще сильной, ему нравится.
- Если бы ты их убил, было бы хуже, - говорит он в кокпите. – Кровавый след и у девчонки психотравма на всю жизнь.
Их учили когда-то освобождать заложников – очень базово, это никогда не было их основной задачей. Так, спецкурс. Что-то там было такое. Что-то про то, что нельзя забивать ногами насильников на глазах у жертвы, даже если очень хочется.
Дюку хотелось, конечно.

- Я рад, что ты этого не сделал, - гнусаво сообщает Дюк, поудобнее устраивая голову на подлокотнике. Наспех свернутые тампоны с бактой давят на нос изнутри, и приятного в этом мало. – Не из-за них, хатт бы с ними. Из-за тебя.
Чудо-чемоданчик. Очень прицельная охота. Нет, Иви точно заманивали на Риннал специально. Охота на нее и Кея продолжится. Но ничего. Что с этим делать, они знают.
- Только не домой, - просит он, глядя на металлические пальцы, зависшие над панелью. – Куда-нибудь. Куда хочешь.
Никто не ждет, что они вернутся так быстро. А на базе Кей снова будет… прятаться от него. В лаборатории у Иви, или еще где-нибудь. В лесу. В комнате. Где-то, где его нет.

Дюк не смотрит, куда Кей ведет корабль, даже не пытается. И потому, что панель для него пока выглядит россыпью огоньков, и потому, что голова болит. Ему интересно, где они вырулят после финального прыжка, но не более того.
Гипер всегда одинаковый. Зато не отвлекает от мыслей.
Кею нужны задачи и миссии, но только такие, на которых ему не придется быть массовым убийцей, будь то приказ или необходимость. Может, это и было основной его функцией долгое, долгое время, но Кей больше не расходный материал – ни в каком смысле. И его основная задача сейчас – не война.
Может, и потом не будет. Хорошо бы.
Спать трудно. Бакта делает свое дело, и все, что может болеть и чесаться, делает именно это. Дюк все равно заставляет себя, но то и дело просыпается и тогда смотрит на силуэт в пилотском кресле сквозь щели опухших глаз. Потом снова проваливается в сон.

Первое, что бросается в глаза – какая же она маленькая. Комок грязной одежды, блестящие глаза, разноцветные браслеты. Почему-то думалось, что она должна быть выше. На лице сажа. На щеке царапины. Ее что, били там?
Могли. Под носом запекшаяся кровь. Из-под грязной полосы на смуглой скуле расползается синева.
Она молчит, пока он не сходит с маршрута.
Спидер уходит из транспортного потока, покидает центральное кольцо, потом муниципальное, потом проходит грузовое и выходит на свободу второстепенных трасс. В транспаристиле бокового окна туманным пятном отражается быстрое, перепуганное дыхание ребенка.
В кабине пахнет сложной смесью химикатов и дымом. Это от ее одежды.
- Куда мы летим? – спрашивает Иви Туэссо. – Куда? Мастер… Господин?.. полковник?..
- Домой.
Она не узнает его. Естественно.

В лабиринте дымных переходов под полуразрушенным городом ни криффа не видно, визор выхватывает яркие пятна перегретых кусков пластобетона, остывающие куски тел, темно-зеленые пригашенные силуэты его группы – броня маскирует тепло, но здесь слишком жарко, чтобы она справлялась.
Из-под визора катится пот. Мокрое все. Следующий близкий взрыв разогреет воздух еще сильней – взметнется новый пожар, будет еще больше дыма и меньше воздуха.
- Где Кей? – он ловит кого-то за рукав, дергает к себе. Сквозь респиратор его плохо слышно. Это оказывается Ник или даже Бо, не разобрать, да и неважно. Они просто не все на точке встречи, и кого тут нет, Дюк точно знает. Невозможно не заметить, как не пропустишь потерю своей правой руки.
- Туэссо. Где?!

Спидер садится на площадке возле детского кафе. Девочка прилипает лицом к окну, но боится протянуть руку и открыть дверь. Приходится обойти спидер и выпустить ее.
- Пойдем.
Это недалеко, всего два квартала. Иви обнимает себя руками, смотрит то под ноги, то по сторонам. Ей трудно не отставать, но Дюк не сбавляет шаг. Ему нужно понимать, с кем он имеет дело. Что они с ней сделали.
Она торопится за ним изо всех сил – и все равно не упускает момент, чтобы нырнуть в подворотню.
Имперский офицер ловит ее за руку тяжелой хваткой, но не дергает. Держит, оставляет ей время повырываться. Она пробует один раз и замирает. Потом только просит.
Прохожие проходят мимо них как мимо пустого места. Имперская форма делает свое дело, хотя не каждый день офицеры ловят оборванцев.
- Отпустите меня, - просит Иви. – Что вам стоит. Я больше не буду. Я исчезну и буду тихо-тихо. Вы про меня не услышите даже…
- Пойдем.
Ей нужно больше слов, но сейчас нельзя. Нельзя объяснять в подворотне. Она маленькая. Может закричать, обрадоваться, испугаться. Пусть лучше просто боится.

Там, куда указывает Ник, зарево в клубах серого, темно-синего, черного химического дыма, чьи цвета переливаются даже на фоне ночного неба и пепла, кружащегося в воздухе. Свежее попадание, может даже прямое. Там все еще что-то рвется. Склад или просто крупная нычка с чем-то серьезным, снаряды к тяжелой технике, топливо, поди разбери, да и неважно.
- Там не добраться, командир, - говорит кто-то. Может, Ник. Скорее всего Ник, который пришел оттуда, а Кей нет. Дюк не спрашивает, почему, он знает, что если так, значит, Кей приказал - или не было ни шансов, ни связи, ни... ничего.
- Я вызвал транспорт, - говорит он группе. - До прибытия десять минут. Если мы не вернемся, уходите. Бриста, со мной.
- Он сказал...
- Не слышу.
Он и вправду не слышит, очень плохая связь, и голосом через респиратор не докричишься, приходится чеканить слова. Не считая того, что в ушах давно звенит.
Я тебе покажу, какие приказы можно выполнять, а какие нет, думает Дюк, пока бежит, пригибаясь, от одного остова дома к другому. Я тебя научу плохому.
Прохода и вправду нет, только узкий лаз между упавших плит, которые могут сдвинуться от любого неловкого движения, от любого близкого взрыва. Из лаза летит горячий воздух, и даже фильтры респиратора ничего не могут с этим сделать.
- Ты остаешься здесь, - говорит он Нику. - Будь на связи.
В гидраторе достаточно воды, чтобы облить голову, и чтобы еще осталось.

Дюк больше не отпускает тонкое запястье. Под ладонью ощущаются ряды бусин и едва ощутимо бьющаяся нить пульса. Ее сердце колотится, как мотылек о стекло.
Они сворачивают к нужному дому, и сопротивление в ладони вдруг исчезает.
- Мы… мы… что?..
Дюк не отвечает. Только открывает перед ней двери и наконец отпускает руку.
Иногда ты делаешь то, что должно. И все равно до конца не понимаешь, что именно. С ним бывало такое. Следуй только голосу интуиции и ничему больше. Вот и сейчас.
Им нужно было лететь в космопорт. Там, на частном СПС, ждал «Курьер Нова». Зачем они вообще пошли сюда? Чтобы он сам прошелся по комнатам, глядя, как от стены к стене мечется маленькая фигура?
- Что ты ищешь?
- Записку, - Иви отвечает быстро, заполошно, роется в вещах, стучит дверцами шкафов. – Если папа… Если он тут был…
Дом пустой. Фелинксов нет. Это первое, что бросается в глаза. На вещах слой пыли.
Какие вещи будут для нее памятными через три года? Через пять? Что ей нужно сейчас?
- Возьми все, что хочешь, - сухо говорит он. – Не больше, чем влезет в рюкзак.
Он тоже берет кое-что. Она не видит этого. Не видит, как имперский офицер стоит в комнате ее отца с безразличным, почти брезгливым лицом, как не видит и того, что у него дрожат плечи.
- И умойся! – добавляет Дюк несколько вдохов спустя.
Она делает все, что он говорит, и пытается сбежать через окно в кухне. Он ловит ее без труда, за ногу втаскивает обратно.
Она садится на пол и плачет – громко, взахлеб, двумя руками размазывая слезы по грязному лицу.
Дюк тратит это время на то, чтобы широко открыть веки и провести подушечками пальцев по глазным яблокам, снимая линзы. Потом садится перед ней на корточки.
- Посмотри на меня.
Она не слышит за своим криком, и тогда он снова ловит ее за запястья, вынуждая отнять руки от лица.
- Иви. Посмотри на меня.

- Посмотри на меня.
В оплавленном респираторе его не узнать, и Дюк срывает и его, и сдохший визор. Не похоже, что Кей его узнает. Что он вообще что-то узнает.
- Ладно, ладно. Просто дыши.
Вода еще есть. Дюк тратит несколько секунд на то, чтобы выяснить, может ли Кей глотать. Придерживая голову, вливает в него весь остаток из гидратора.
Потом с помощью Ника вызывает огонь на себя. Либо пушки транспорта пробьют им достаточно широкий проход, либо они просто не выйдут. Не вдвоем.
...Жрать надо меньше, пошутит он потом в кают-компании.
Сильно потом.
- Все нормально. Нормально, это наши.
С потолка небольшого "кармана", образованного вставшими раком плитами перекрытий, сыплется крошка. Стучит по пластику брони.

...Дюк выныривает из сна, как из-под толщи воды. За обзорником зелень. Повязки все так же мешают, но отек явно сошел - он снова видит и, выбравшись из кресла, сжимает плечо Кея. Металл не поддается, но он все равно не убирает руку.
Очень трудно все это. В других обстоятельствах он мог бы приготовить каф, принести плед, да что угодно. Отвлечь его. Чем угодно.
Пока остается только говорить и - ну, быть. Да.
- Поспи немного, - предлагает он Кею. - Если хочешь, прямо здесь.
Как-то он это делает. Хотя бы это.

- Лучше, - сообщает Квинта и, помедлив, убирает руку. Ему нужно выбросить в утилизатор два окровавленных комка, мешающих дышать. – Жить буду. Как сам?
На самом деле чувствует он себя не блестяще, но причиной тому не сломанный нос.
Ему нужно поговорить, только он еще не знает, с кем. Сначала с Кеем или сперва с его психологом. До сих пор Дюк в эти вопросы не вникал – знал, что психолог есть, что все устроили так, как должны были, и все работает. Как-то.
На челноке есть связь, и он перед тем, как отойти, активирует гиперпередатчик, только вырубает обратный пеленг. Это место, в котором ему не хочется посторонних. Даже Иви с Кассианом.
Может, когда-нибудь.
Зелень после гипера кажется вызывающе живой. Где-то птицы. Их сразу становится слышно, когда открывается аппарель.
Нельзя Кею на боевые миссии, думает Дюк. Может, это только сейчас так, а может, так будет всегда. Особенно на боевые миссии для Восстания, с которым он оказался вдруг так тесно связан, и с которым не хочет иметь дела.

Шуточки он шутит. Обычно это означает «я не блестяще, но говорить об этом не хочу».
Ладно.
Каф все делает лучше, и Дюк первым делом ставит воду. В доме хорошо. Свежо, но не по-риннальски.
Иви в розыске. Чего они от нее хотят? Покушение на Канто-Байте – покушение на убийство, значит, там была другая группа. Ник хотел брать гостей живыми. Зачем? Чтобы шантажировать его и арестовать? Чтобы допросить малую и/или склонить на свою сторону, заставить работать на Проект? Не исключено. Коммандер Бриста человек сообразительный, мог и совместить.
Кей появляется тогда, когда Дюк сам собирается явиться к нему с аптечкой. Рука ноет, и он знает только один способ положить этому конец.
Ну, один приемлемый.
Далеко идти не приходится, и Дюк только водружает сумку с медикаментами на кухонный стол.
- Думаешь, я сам знаю, что делать?
Он ухмыляется углом рта, но хмурится, глядя на синеву по всей ладони.
- Туго замотать точно поможет.
Пакет с гибкими шинами, в том числе для пальцев, в сумке есть. Что еще тут можно изобрести, Дюк не представляет. На базе медики могли бы извратиться, у них свои способы, а здесь повязки с бактой хватит.
Всегда хватало, в конце концов.
Он садится и неохотно пристраивает поврежденную руку на стол. Самое время для сложного разговора. Чем он рискует, в конце концов, пальцы-то уже сломаны.
- Я тут думал. Любые задачи, которые я могу предложить, так или иначе связаны с Восстанием, - говорит он, пробуя, какой из пальцев подчиняется лучше. – И я не думаю, что это хорошо. Не хочу, чтобы ты убивал ради Восстания или делал с собой то, что сделал вчера.

- Не знаю, но мне не понравилось.
К концу фразы тон Дюка едва ощутимо смягчается. Он расслабляет плечи.
Медики на базе обозвали бы его криффовым извращенцем, а психологи сказали бы очень, очень много всего, но ему нравится, когда Кей к нему прикасается. Даже если это просто холод на кончиках пальцев, скользящий над переломами. Он это делает очень осторожно. Когда знаешь, сколько скрытой силы за этим стоит – всегда стояло – легкость касания становится будоражащей.
Ломали быстро, просто и без фантазии, поэтому и переломы должны быть ровными. По крайней мере, Дюк на это надеется и мечтает, что складывать пальцы не придется. Это всегда больно.
- Ты был… Ты так…
Все определения, какие он может придумать, будут неточны. Для большего тут нужен кто-то башковитый вроде Иви. Она хоть понимает процесс.
- Ты бы убил всех, включая девчонку, потому что так работает программа, так ты сказал. Думаю, ты откатился назад к Кей-Ту. Не до конца, иначе Империя уже заказывала бы похороны. Но все равно достаточно сильно.

Кей так говорит, как будто оправдывается. Как будто чувствует вину или думает, что Дюк ставит ему что-то в вину.
Квинта морщит лоб. Слушает.
Ему редкостно повезло никогда не побывать на месте Кея. Поэтому ответа у него нет. Он смотрит, как Кей аккуратно работает с его рукой. Потом поднимает глаза и намечает улыбку:
- Кей… Я в душе не гребу, что я бы сделал на твоем месте. Я на своем-то думаю, что если кто-то протянет к тебе лапы, мне потребуется термоядерный заряд, чтобы выразить всю силу моего негодования. Так что выдержку твою я оценил. Я просто… как тебе сказать.
Свободной рукой он тянется за кафом, пробует горькую смесь. В нос знакомо бьет запах специй. Это хорошо. Обоняние возвращается, бакта действует.
- Я за тебя волнуюсь, вот и все.
Кей никогда не любил миссии на ликвидацию, и заводить его в ситуации, где ликвидировать нужно уйму народу, должно быть очень плохо для реабилитации. Если кто здесь и облажался, то сам Дюк.
Не так эта поездка должна была пройти.