Дюк кивает на входную дверь и уходит в сторону корабля, но Кей какое-то время так и стоит, глупо глядя на нее. Дверь как дверь. Не то чтобы ему нужно, чтобы его водили за руку. Точнее, именно это ему как раз не нужно — ему нужно, чтобы Дюк мог на него положиться, как в старые добрые времена, а это подразумевает широкую автономию с его стороны. Уж точно способность открыть дверь и зайти в незнакомое помещение. Самостоятельно.
Кей не считает, сколько времени у него уходит на то, чтобы уговорить себя зайти внутрь, но много. Гораздо дольше, чем идеальное количество.
Внутри дома не оказывается ничего экстраординарного — вообще непохоже, что его так уж часто используют, но порядок поддерживают. Гостевой, значит. Какое-то время Кей пытается уговорить себя просто расслабиться, но потом решает, что есть импульсы, которым проще поддаться, чем противостоять — и идет исследовать. Он знает, что и как проверять, куда смотреть. Даже абсолютная уверенность в том, что дом безопасен, иначе Дюк не стал бы здесь останавливаться, не помогает. Тщательный осмотр всех помещений не помогает тоже, но по крайней мере он обзаводится стаканом воды и хорошим представлением о местной планировке.
Также пришлось познакомиться с местными дроидами-помощниками. Ну, не то чтобы познакомиться. Скорее один из них решил помочь ему со стаканом воды, неожиданно выплыв из какого-то угла, пока Кей шарился по шкафчикам на кухне, и это чуть не результировало в порчу хозяйского имущества. После этого в кухню Кей резюмирует не ходить, потому что второй раз подобный шок может не пережить либо он, либо, что вероятнее, дроид.
В конце концов Кей обосновывается на диване в гостиной, откуда записывает два сообщения: одно Асе с рапортом о своем состоянии, потому что это было обязательное условие, под которым тот отпустил его на Альдераан, а второе — для Иви. Тоже немного с рапортом о состоянии — совсем иного толка, — но больше состоящее из вопросов о том, как у нее дела, и слов о том, что он ее любит и скучает. Да, даже всего день спустя.
Синтетически-органическое тело делает его сентиментальным, и об этом Кей тихо смеется в конце сообщения, прежде чем отправить.
Закончив с сообщениями, он смотрит на время — Дюк еще не вернулся, но скоро, наверное, должен. Главное не отключиться до этого момента, потому что иначе этот жук опять решит завязать со сном, а Кей здесь как раз для того, чтобы этого не произошло. Однако это проще сказать, чем сделать, и уже спустя несколько минут Кей дремлет. Не надо было скидывать ботинки. В ботинках бы он не уснул. А может, это просто диван удобный. А может, день длинный.
А может...
Звук чужих шагов вырывает Кея из дрёмы резко и надежно — он моментально садится, почти сразу фокусируя взгляд на вошедшем, которого экзокортекс фоново раскладывает на набор аналитики, — но это всего лишь Дюк.

Отредактировано K-2SO (20-08-2022 15:49:21)

Кей моргает, заставляя экзокортекс отключиться. Он вскочил, потому что всплеск тревоги был таким, что поднял бы и мертвеца — но Дюку об этом знать не стоит. Достаточно того, что тому известно и так. Кей проводит ладонью по лицу, встряхивается и поднимается с дивана, используя руку Дюка чисто символически. Больше потому, что держаться за нее приятно, чем потому, что правда было нужно.
— Еще тут есть хозяйственный дроид, которого я чуть не сломал. Где-то на кухне, — Кей подбирает свою обувь и идет в коридор, бросая на ходу: — Он появился слишком внезапно.
В коридоре он находит обувницу, чтобы водрузить на нее свои ботинки, и даже долго разглядывает пару тапок, но решает, что это какой-то уровень комфорта, который пока не сочетается с его мироощущением. Тревога пробуждает настолько сильно, что его преследует фантомная бодрость — того нездорового сорта, какой бывает только после слишком длинного дня, который по какой-то причине никак не может закончиться.
Дюк не выглядит недовольным прошедшим разговором, что хорошо, но и похожим на человека, собирающегося в ближайшее время мирно заснуть, тоже, что плохо. Возможно, успокаивающая ванна нужна как раз ему. Возможно, это Кей просто убеждает себя так, чтобы было спокойнее. Так или иначе, он возвращается обратно и кивает в сторону ванной:
— Я согласен спать где угодно, если это значит, что будешь спать ты. То, что я помогаю тебе с делом — это побочный эффект моей настоящей миссии, — соблазн спросить о том, как все-таки прошел разговор, велик, но Кей удерживается. Если Дюк сказал, что работа на сегодня кончилась, значит, она кончилась. Поэтому он спрашивает про другое: — Ты всегда здесь останавливаешься? Техники, дроиды, свободный спидер, дорогая кухонная техника — слишком роскошное место для конспиративной квартиры. Или я просто испорчен впечатлением о чандрильских повстанцах? — он дёргает уголками губ.

Отредактировано K-2SO (20-08-2022 17:44:18)

Дюк так оскорбляется за чандрильских повстанцев, что Кей смеется: уж больно эта гордость не вяжется с тем образом образцово-показательного имперского разведчика, с помощью которого воспитали не одно поколение юнцов. Теперь-то эту лавочку прикроют, и на примере Дюка Ваала будут рассказывать нечто совсем другое, если не решат предать его имя забвению — уж больно болезненный здесь вышел провал.
На кухне пахнет травами, но Кей не заходит дальше порога — прислоняется плечом к дверному косяку и наблюдает за Дюком. За этой его как будто немного неловкой улыбкой, которая затем перерастает в действительно неловкую. Охотничий домик, значит. На кого ж альдераанцы здесь охотятся, на золотую банту, как в сказке?
Кей пропускает его в ванную, смеряет взглядом дроида, все еще хлопочущего с чаем, и несколько мгновений думает об услышанном. Как-то так случилось, что пока они служили вместе в республиканско-имперской разведке, он никогда не задавался вопросом о происхождении своего товарища. Во-первых, потому что Дюк не производил впечатления человека, в происхождении которого есть что-то чрезвычайно интересное. Во-вторых, потому что ему просто не приходило в голову. Ну кто пробивает друзей по базе данных?
Бывало, мелькнет в новостях фамилия — Ваал, — но Кей никогда не придавал этому значения. Мало ли, однофамильцы. Дюк же не прибегал к нему, потрясая декой с открытым НГН.
А тут вдруг оказывается, что его друг мало того, что повстанец до мозга костей, так еще и тайный золотой мальчик. Настолько, что даже Иви перепало. Сколько открытий чудных. Кей тихо хмыкает и следует за Дюком:
— Как ты объяснил им Иви? Своим родственникам. Они не могли не заметить, что у тебя образовался целый ребенок, слишком очевидно не твой по крови. Да и потом ее обучение на Риннале наверняка тоже было не забесплатно, — всё это вопросы, которые не волновали его прежде, но зато волнуют теперь.
С кухни им уже пищит дроид, оповещая о том, что чай готов, хотят ли мастера его в ванной или необходимо накрыть стол? Кей вздрагивает, но остается на месте наблюдать за Дюком.

— Что?
Кею приходится зайти в ванную, чтобы пропустить дроида. Места здесь столько, что можно при желании тренироваться или разложить еще чью-нибудь личность на полу. Кей в таких ванных — в таких домах — бывал-то от силы несколько раз в жизни. Во дворце вот сегодня, например. Он прислоняется спиной к свободной стене рядом с крючками для полотенец и наблюдает за Дюком.
Чуть улыбается — ему тоже становится жарко, но раздеваться он не торопится. Слишком тревожно. Зато посмотреть на то, как раздевается Дюк — это всегда пожалуйста. Наверное, это и раньше было красиво, сколько раз они раздевались где-то поблизости? Он просто не думал об этом никогда в таком ключе, а теперь — теперь вот.
Смотрит, думает и улыбается.
— Нет. Нет, Дюк, ты чего, — мягче говорит он. Качает головой: — Я не это имел в виду. Я просто... ну если хочешь, назовем это «пытаюсь понять, во что ввязываюсь», — Кей улыбается шире, показывая, что это не какой-то дурной намек, а просто шутка. — Я как-то не задумывался толком до этого, как вы жили с этой точки зрения. Мне было важно, что ты ее вытащил и вырастил, и я могу ее обнять. А тут ты вдруг рассказываешь про свою семью больше, чем я знал о ней за все время нашей службы вместе. Мне просто интересно, только и всего. Ну и, может, самую малость тревожно. Я не думаю про твою семью ничего плохого, я даже не знаю их толком, но тогда на Чандриле, — улыбка гаснет, Кей неловко трет шею рукой, глядя в сторону. — Словом, профессор знает, как забраться ко мне в голову. Знал. Извини.

Отредактировано K-2SO (20-08-2022 21:34:10)

Выходит, Кей молчал о своей родне, потому что считал, что они недостаточны для республиканцев на Корусанте, а Дюк молчал, потому что считал, что его родня, наоборот, слишком хороша. Не то чтобы Кей был достаточно наивен, чтобы считать, что у разумных после достижения определенного социального статуса все проблемы в жизни разом испаряются, но всё же, всё же. Слишком занимательна эта зеркальность.
Кей кидает взгляд на Дюка, кривовато улыбаясь на словах о том, кого тот готов пристрелить. Профессору это точно уже не потребуется — после такого не живут. Даже с очень хорошей кибернетикой и имперскими возможностями. Но мысли Кея на мгновение качаются в сторону остатка списка, и он поспешно отгоняет их прочь.
Всё еще не решил до конца, и сейчас не время решать.
Вода плещет, когда Дюк соскальзывает с края.
Несмотря на подколку, ему требуется еще какое-то время, прежде чем оторваться от стены и потянуть с себя куртку. Дюк не стал заморачиваться, но Кей складывает свои вещи аккуратно. Без куртки становится вдвое лучше. Без кофты с длинным рукавом — еще немного. Без рубахи становится совсем хорошо, но на этом моменте Кею приходится прислониться голой спиной к прохладной стене и немного постоять так.
— Как давно ты знаешь Мон Мотму тогда? — спрашивает он, потому что разговор отвлекает от тревоги. — Вы и до Восстания были знакомы?
Последнее время Аса вдалбливал ему в голову, что делая два шага вперед, надо не забывать делать шаг назад — ради собственной безопасности. Если идти только вперед, можно навернуться в «воронку травмы» — и что бы Аса ни подразумевал под этим словосочетанием, это звучало как страшная головная боль для всех заинтересованных.
Дроид на кухне, тут только Дюк, и дверь закрыта, ему ничего не грозит, — напоминает себе Кей. Он справляется. Справляется. Просто не надо торопиться. Лучше сконцентрироваться на том, как приятно стена холодит спину. Как чай пахнет травами, мешаясь с жарким влажным паром от горячей воды. Ему можно двигаться в своем темпе, Дюк подождет.
Что-то внутри него говорит, что он не знает точно, подождет ли Дюк или нет, и что заставлять ждать — плохо и, возможно, даже опасно — для него же, разве он не помнит? Кей старается не слушать этот подлый голосок и тянется к оставшейся одежде, только когда ему становится чуть проще дышать и реальность не грозит поехать по краям при любом неосторожном движении.

Чем больше Кей узнает, тем больше не понимает, каким образом не соединил все эти точки гораздо, гораздо раньше. С одной стороны, конечно, и хорошо, что не соединил. Соедини он их — и с Дюком они бы сейчас не разговаривали. С другой стороны, так и засомневаться в своем профессионализме можно. Хотя, может, правду говорят: у себя под носом разглядеть что-то не то сложнее всего. Держи друзей близко, а врагов еще ближе.
Врагами они, правда, не были — не во всех смыслах.
Не зря, не зря Дюк стал легендой разведки. Даже неважно, какой, но он точно этого заслуживал — водить за нос столько высококвалифицированных специалистов столько лет, а потом еще так чисто умереть и столько лет оставаться в тени. Кей складывает остатки одежды и вновь прислоняется спиной к стене, задумчиво глядя на гигантскую ванну, в которой так удобно расположился Дюк.
— А я, значит, жестче? — тихо смеется он и не шутит ничего про это «жестче» из того, что просится на ум.
Дюк явно про вице-короля не в этом смысле свое «мягче» имеет в виду, это просто когда вы оба влюблены и раздеты, становится сложно не думать обо всем в определенном ключе. Кей ищет какую-то опору, что-то, за что можно уцепиться, от чего можно оттолкнуться — в том, как знакомо это желание скабрезно пошутить, в том, как интересно оно трансформируется сейчас, приобретая оттенки, которых раньше и в помине не было.
Приходится поуговаривать себя, но в какой-то момент Кей наконец шагает от стены. В конце концов, можно точно так же устроиться в ванне — что он и делает, забравшись в воду. Прислоняется спиной к борту ванны так, чтобы за ним все еще была стена, и это не освобождает его от тревоги совсем, но помогает концентрироваться на других вещах. На Дюке рядом, например. На том, что теплая вода приятно обволакивает тело. Не считая цилиндра, это его первая ванна в новом теле — и первая водная процедура совсем без одежды.

Кей тихо посмеивается от предложенной цепочки определений, сползает чуть ниже, чтобы можно было устроить затылок на краю борта. Вода приятно плещет о плечи, стоит чуть пошевелиться, и неброский свет способствует некоторому расслаблению. В чем-то Дюк прав: уснуть тут будет проще простого. Было бы. Если бы он не был раздет, наверное. Усталость пока не перевешивает тревогу.
Вопрос застает его врасплох. Кей едва заметно улыбается от легчайшего прикосновения, находит ногу Дюка под водой и гладит его по щиколотке. Думает, глядя куда-то в потолок. Хороший вопрос. Каверзный слегка. Но хороший.
— Думаю, мне было бы проще, если бы я никогда не был с той стороны.
Его рука замирает на щиколотке Дюка, но спустя мгновение он продолжает гладить ее большим пальцем — маленький, автоматический жест, о котором Кей явно не задумывается.
— Не знаю, жалею ли я, что делал свою работу хорошо тогда. Но сегодня утром я впервые задумался, скольких повстанцев из тех, на кого я обратил внимание, ты не сумел или не успел спасти. Я тогда думал, ты так со мной споришь и требуешь столько доказательств сверх тех, что я приносил, чтобы мы не дай звёзды не загребли невинного человека. Уважал тебя за это, — Кей тихо фыркает, но не потому, что перестал уважать, конечно. — А теперь вот оказывается, что лейтенант Антиллес с Альдераана и впрямь повстанец, и даже дорос до капитана. Я был прав.
Вряд ли он был так же прав про абсолютно всех. Но наверняка про многих. Сколько кейсов он принес Дюку за четыре года? Полсотни, сотню? С каждым разом приходилось собирать их все лучше, так, чтобы и комар носа не подточил. Дюк тогда выглядел требовательным, но справедливым начальником, и Кей с удовольствием работал над собой под его началом. Под конец споров про кейсы стало меньше — потому что он научился собирать их так, что стало почти нечего возражать.
— Странно это всё, — задумчиво тянет Кей и слегка хлопает Дюка по ноге, поднимая голову и глядя ему в лицо: — Но ты был хорош, звёзды, как ты был хорош, я даже не догадывался.
Он смеется, вновь кладет голову на край ванны, смотрит на то, как отсветы от воды танцуют на потолке.
Дюк слишком хорош, чтобы на него было возможно обижаться за это.

Конечно, так и было. Кей не сомневается — поэтому его уважение к Дюку остается величиной неизменной даже сейчас. Поэтому ему немного проще жить и с собой тоже: некоторых из тех, кого они ликвидировали или захватывали, он хотел бы ликвидировать или хотя бы захватить вне зависимости от своих собственных взглядов. Имперская разведка делала много плохого для повстанцев, но делала и хорошее тоже.
Может, сейчас уже меньше.
Когда они были там, среди имперскости все еще проглядывали республиканские нравы. Но за десять лет разведку наверняка вычистили. Если бы Кей ею заправлял, это было бы вообще первое, что он бы сделал. К счастью, он никогда не был в числе больших начальников. С этой точки зрения, может, и хорошо, что Дюк умер. Иначе его рано или поздно убрали бы. Никому в других отделах не требовалось столько всего, чтобы загрести кого-то в застенки. Было время, коллеги подшучивали над Кеем, а он — над ними в ответ. Обоюдоострая шутка такая был этот пунктик полковника Ваала.
Кей рефлекторно перехватывает Дюка за стопу, сжимая пальцы чуть сильнее комфортного и заставляя остановиться — в груди поселяется почти потусторонний холодок, слишком явный, несмотря на теплую воду в ванне. Он даже голову вновь поднимает, но не отталкивает Дюка — просто ослабляет хватку и прижимает стопу к своему бедру, держит так.
Единичное прикосновение — тревожно, но нормально. Если сконцентрироваться, не забывать дышать поглубже, то можно пережить. Но когда Дюк трогает его так, ведет стопой — это немного больше, чем Кей может себе позволить без попыток проконтролировать чужие движения. Либо так — либо его вынесет опять, и Кей не уверен, где именно пролегает эта граница, но уточнять ее координаты в любом случае хочется не очень.
— Если ты хочешь трогать меня так, то лучше скажи заранее, — негромко предупреждает он и тут же переходит на более привычный тон, продолжая разговор, как ни в чем не бывало: — Работа у меня была такая — мразей вычислять. Может, хм.
Кей одновременно и хмурится, и чуть улыбается.
— Может, я еще не готов с ней завязывать. Сегодня было хорошо, — он произносит это, глядя куда-то на поверхность воды, и с таким удивлением, будто эта мысль пришла к нему вот только сейчас.
Но это правда — пока он разбирался с Орисом, пока они были в морге, как бы странно это ни звучало, Кей чувствовал себя на своем месте. Бывает так, что профессия находит человека раз и на всегда — он никогда не думал о себе в таком ключе, но все косвенные, да и некоторые прямые признаки на месте.

Отредактировано K-2SO (21-08-2022 16:26:50)

«Но мне нравится валяться с тобой в ванне», — хочет возразить Кей, но вместо этого только гладит Дюка по схваченной ноге. На базе, в сравнении с Альдерааном, вообще много чего не будет. Наверное, хотя бы частью присутствующих здесь благ и впрямь стоит насладиться, пока они есть, и Кей вновь кладет затылок на край борта, прикрывает глаза. Целенаправленно заставляет свое тело расслабиться, часть за частью.
— Вербуешь меня, что ли, любовь моя? — в его тоне нежность мешается с тихим весельем.
Выпустив стопу, он продолжает гладить Дюка по ноге — до того места, куда может дотянуться, не меняя своего положения, и обратно. Вода шевелится от его движения, негромко плещет. Задачи интересные и уровень сложности повыше, ну вы только подумайте. Однако это какой-то поверхностный уровень — то ли Дюк не старается, то ли только прощупывает почву. Кей еще сам не знает, что там на этой почве. Не погибнет ли теперь любое зерно, которое брошено в нее.
Может, Империя вытравила из него саму способность быть лояльным какой-либо институции. А может, это просто юношеская наивность ушла со временем — и из-за ран.
— Ты сам знаешь единственную причину, по которой я бы присоединился к Восстанию, и сам знаешь, почему я не хочу этого делать. Все, о чем я говорил на озере, все еще правда. Это не была бы лояльность идее, это была бы просто месть. С чуть большим доступом к ресурсам, с помощью которых я могу убить, кого мне захочется.
То, как спокойно, практически безмятежно Кей говорит об этом, прямо противоречит заряженности слов.
— Если, конечно, ты не говоришь мне сейчас, что я что-то должен повстанцам. Если должен — долг я отдам. Но не более того.

Отредактировано K-2SO (21-08-2022 16:55:28)

Дюк, кажется, говорил, что ему неважно, с повстанцами Кей или нет, а теперь выходит, что все-таки важно? Или что это, задание? Кей знает, что повстанческие генералы хотели завербовать его — в какой-то момент ему об этом рассказал Кассиан, который считал, что это нечестно и даже в чем-то подло и что Кей должен обязательно знать, что он никому ничего не должен. Такие высокие моральные принципы бывают разве что в юности, с возрастом приходит прагматичность.
Ругаться об этом бессмысленно: на войне как на войне, а может, это просто привычка у Дюка такая: влюбляться и вербовать, — но Кей все равно зачем-то запоминает, что Дюк может — вот так.
Наверное, чтобы в следующий раз не удивляться так сильно.
— Это было не про деньги, — качает головой он. — Я знаю, что денег повстанцам не должен, вы втроем всё для этого сделали, и я вам благодарен и за это тоже.
Кей не знает, почему причина всего одна, но он знает две вещи: она правда одна, и ему не нужно быть в Восстании, чтобы быть счастливым.
Ему все еще плевать на идеологии. Он вырос на окраинах галактики, он знает, что Республика или Империя — для планет вроде его родной ничего не меняется, только во флагштоках другие знамёна. Что-то меняется только для тех, кто добирается до Центральных миров, но и там это бесконечный экзамен, который ты продолжаешь сдавать, даже если стабильно показываешь безупречные результаты.
Он молчит какое-то время, потом открывает глаза, садится ровнее и легонько хлопает Дюка по ноге:
— Пойдем спать, пока ты и правда не уснул прямо здесь.

Стоит Дюку пересесть на борт, и в ванне становится стремительно пусто — чужую ногу Кей выпускает с сожалением. Гладить было приятно. Приятнее, чем когда Дюк пытается гладить его самого — не так тревожно. Сколь бы ни было удобно узнавать свои лимиты и не нарушать их, Кею не нравится, насколько они узкие.
И то, что говорит Дюк, ему не нравится тоже. Сильно.
Достаточно, чтобы это отразилось на лице.
Достаточно, чтобы улыбка его не подкупила.
— Если бы ты спал нормально, я бы и на эту не поехал.
Шантаж на нем работает плохо, уговоры тоже, как и мольбы, и давление на жалость, и практически все остальные известные ему самому методы вербовки, допросов и прочих попыток добиться желаемого. Одна из причин, почему в свое время его так ценили и отпускали на весьма сложные миссии. Даже если бы он попался — а он никогда не попадался, — можно было быть уверенным, что склонить на другую сторону его не получится, пока он не решит так сам.
Империя допустила только один просчет: они считали, что он такой несгибаемый, потому что лоялен им, а не потому, что таков его характер.
Как там Дюк сказал? Жестче, упрямее, резче.
Один сомнительный плюс у злости есть: она съедает тревогу без остатка, и Кей спокойно поднимается из воды, вытаскивая затычку и откладывая ее в сторону, а затем так же спокойно перешагивает через борт и отправляется за полотенцем. Второе он молча кидает в Дюка.

Дюк смотрит — пусть смотрит.
«А жаль».
Бормотание от Кея не ускользает, но он успешно его игнорирует: вытирается, забирает свои вещи и кидает их в освежитель — зачем только складывал — ах да, потому что планировал надеть обратно — но уже поздно, и он забирает свою чашку и идет прочь. Уже порядочно остывший чай он пьет на ходу и оставляет чашку на первой попавшейся горизонтальной поверхности на кухне, куда приходит непонятно зачем.
Дроид интересуется, чего он хочет, а Кей и сам не знает, чего он хочет. Время позднее. Наверное, ему положено хотеть спать. Чего он точно не хочет — это стоять на кухне в одном полотенце, потому что смысла в этом никакого.
— Чашку помой, — ворчливо советует дроиду Кей.
И проделывает весь путь обратно до спальни, как будто так изначально и задумывалось: допить чай, отнести чашку на кухню и вернуться.
Небольшая прогулка по дому не сильно помогает. Он все еще чувствует себя как загнанный, а потому очень сердитый зверь, но кроме собственных весьма смешанных чувств, у него есть миссия, и миссия эта — уложить Дюка спать. Ничто Кей не умеет так хорошо, как контролировать свои эмоции ради цели, поэтому наткнувшись на Дюка взглядом, он чуть хмурится, но берет себя в руки.
Это не значит, что из его глаз совсем пропадает острый злой блеск, но во всяком случае он выглядит чуть более безопасным, а лицо Кея — самую малость более мягким.
Удивительным образом в таком состоянии его тянет к Дюку больше, и это — догадывается Кей — потому что нет тревоги. Это как если бы у него не было лимитов, автоматических реакций, предательского голоса в голове, который когда-то спасал ему жизнь, а теперь мешает ее жить.
Но они есть, даже сейчас. Поэтому он говорит:
— Я могу тебя как-то уговорить? — миролюбиво. Миролюбивее, чем выглядит. — Если ты не хочешь спать, хотя бы полежи со мной, м?

Дюк спать явно не хочет — настолько, что вдруг озабочивается своим полотенцем, словно его сейчас будет осматривать спецкомиссия по правильному оборачиванию полотенец вокруг бёдер. В зависимости от результатов ему, видимо, либо пропишут дополнительный тихий час, либо выдадут освобождение от сна вообще. Но Кей — не комиссия, полотенце его интересует только постольку-поскольку. Справок он тоже не выдает.
Он фокусируется на том, что поможет ему выполнить миссию, и отбрасывает то, что помешает.
Как минимум один способ помочь Дюку заснуть он знает точно. Дюк знает тоже. И оба они знают, что может случиться потом.
Но тогда — говорит себе Кей — вводные данные были несколько другими, он был сонным и — за неимением лучшего слова — незлым. Сейчас кипучей энергии в нем достаточно. Если он хочет заснуть сам, ее тоже лучше куда-нибудь деть. Желательно, в недеструктивное русло, потому что если они вдруг решат подраться, Кей почти уверен, что сломает Дюку что-нибудь слишком полезное для их миссии здесь. Даже в ванной ему пришлось удержаться примерно от этого же. Пребывание в корпусе дроида оставляет в его психике свои причудливые отпечатки — например, порыв первым делом использовать силовые методы.
Правильно, его же не для того, чтобы он с разумными разговаривал, готовили. Для другого.
Все взвесив и приняв решение, Кей бесцеремонно цепляется двумя пальцами за край полотенца Дюка, тем более, что хотя бы на словах тот не возражает против общей идеи. Еще и отвечает с этой своей фирменной уверенностью во взгляде, так что сложно становится не потянуть уголок губ в улыбке, словно в качестве вызова. Кей так и тянет его за собой в спальню — пальцами за полотенце — и ни разу не оборачивается по пути, потому что хорошо успел тут всё изучить.
Наверное, обнажившуюся в этом конкретном разговоре проблему, которая так злит его, стоит решать какими-то другими методами — более открытым обсуждением с помощью слов, например, — но Кей не хочет про это больше думать сегодня. Может, завтра. Может, через неделю. Потом. Однажды. Не сейчас.
Сейчас у него другая задача, и Кей смотрит Дюку в глаза всё время, пока ведет его за собой — словно между ними идёт какой-то молчаливый диалог, возможно, не совсем приличного характера.

Кей автоматически перехватывает соскальзывающее полотенце и провожает Дюка взглядом, когда тот отходит в сторону полок, что-то там ищет. Полотенце он аккуратно складывает на ближайшую подходящую поверхность, и свое тоже. Судя по тому, что Дюк что-то растирает между ладоней, он вспомнил про обещанный массаж.
Это не совсем «полежи со мной» и мало похоже на «засни», но, может, это просто предшествующий этому шаг. Кей прикидывает, хорошая ли это идея. Ищет в себе тревогу. Не находит. Не в том количестве, в котором она имела бы значение — это, конечно, может быстро поменяться, но пока что он все еще больше сердится. Крайне причудливое состояние, когда с одной стороны хочется крови и разрушений, просто абстрактных, за неимением конкретной адресной цели для злости, а с другой стороны — Дюка. Кей пытается вспомнить, бывало ли с ним так раньше, еще до экспериментов, но не помнит. Там, где Целес, в его памяти одна сплошная страсть без оттенков и нюансов. Здесь все сложнее. Кей знает, что сейчас, с Дюком, хоть это и ощущается, как две стороны одной медали — злость и страсть, — на самом деле она никогда не перевернется. Либо одно, либо другое. Иногда можно делать выбор.
Масло на ладони Дюка пахнет, ну, маслом. Что-то локальное, видимо, потому что раньше он такого аромата не слышал. Кей не разбирается, у него крайне маленькое число градаций для запахов в голове, буквально тумблер «приятный-неприятный». Этот приятный.
— А говорил, что не будешь трогать, — напоминает Кей.
Он не уверен, как именно это работает в голове Дюка — массаж без прикосновений? — но тон его звучит скорее с толикой веселья, чем с опаской. Ему кажется, он знает, как нужно. Во всяком случае, если это сработало в ванне, то почему бы должно не сработать сейчас? Можно вообще даже в долгий ящик не откладывать, прямо так и попробовать. Некоторые гипотезы стоит тестировать сразу.
Дюк руку ему протягивал, конечно, не за этим, но уже поздно — Кей тянет за запястье, чтобы приложить его ладонь к своей груди и провести ею немного вниз. Легко затрепетавшее сердце трепещет не от ужаса и быстро успокаивается. Руки не немеют, реальность не торопится отлететь подальше. Кей тихо выдыхает и выразительно смотрит на Дюка.
— Но можешь. Хотя бы сейчас.
На коже остается масляный след. Сколько продлится «сейчас» — одним звёздам известно.

Так вот, как это работает в голове Дюка. Кей тихо смеется, но кивает: хочу. Ощущать, как чужая рука скользит по коже, ему приятнее, чем нюхать масло — в этом смысле тактильное, физическое всегда подходило ему больше эфемерного и такого, что не видно глазам. Еще ему нравится улыбка Дюка и то, как тот переворачивает ладонь тыльной стороной — Кей чуть отпускает его запястье, позволяя маневр, но продолжает держать потом. Не мешает движениям, просто как будто следит за ними — не глазами, а своей рукой.
Так спокойнее.
Он все равно напрягается, но не так сильно — это больше заметно по тому, как его взгляд остается внимательным, искрящим, чем по телу. Дюк касается его едва-едва, следы остаются тонким росчерком сначала к боку, потом ниже. Всё это в обычное время места недоступные, опасные. Если бы он вздумал потрогать Кея так тогда, в ту ночь, то всё закончилось бы гораздо быстрее. А сейчас Кей лишь чуть сильнее сжимает пальцы, только и всего. Гладит Дюка по запястью, показывая, что все в порядке, но говорит о другом:
— Я все еще хочу, чтобы ты поспал. Я не отвалю и не забуду.
Злость проглядывает в его улыбке причудливо, как будто где-то между строк Кей обещает скрутить Дюка и запихнуть в постель насильно, если потребуется. Он не обещает, конечно. Пока что.
— И я точно не буду делать так каждый раз, но если это поможет сегодня, — Кей чуть заминается, склоняет голову к плечу, разглядывая лицо Дюка, — как в прошлый раз помогло, — подбирать слова ему несколько мучительно, и пальцы Дюка на его коже не помогают, — только без таких последствий, потому что у нас есть стоп-слово, и я в чуть большем порядке, — поспешно добавляет он, молчит. Облизывает губы. — Никогда этого не делал. Но если ты хочешь, — Кей улыбается так, чтобы Дюк не сомневался: вопрос только в том, хочет ли он сам, аналогичный вопрос к Кею будет излишним, — то можешь рассказать, как тебе нравится, и я позабочусь о тебе. Сравняю наш счет в части минетов. Не то чтобы у нас есть счёт.
Его улыбка становится еще шире, потому что он понимает, как смешно мнётся, и потому что нет никакого счета — но было бы забавно и по-мальчишески, если бы был.
Какая-то его часть уверена, что Дюк откажется, и даже готова это принять: риски могут быть снижены из-за сиюминутного настроения, но они есть. Другая еще готова побороться, несмотря на риски.