Капитан думает, не сводя со своего во всех отношениях странного пассажира тяжелого взгляда. Как будто пытается прочитать на битом лице, правду ли тот говорит. Какой процент правды.

Амаре при виде этого хочется закатить глаза и сказать ему, чтобы решал быстрее. Она чувствует, что Габриэлю все тяжелее стоять, он еще пятнадцать минут назад выглядел так, словно вот-вот отрубится, и по-хорошему ему надо обратно в медотсек, а не торчать здесь, не уговаривать Грегара принять помощь и не оправдываться за то, что просто пытался остаться в живых и у него получилось.

— Да во имя вселенной, соглашайся уже, — она все-таки не выдерживает. И думает, что если капитан сейчас задаст еще какой-нибудь вопрос, вроде «А точно ли ты сделаешь так, как говоришь?», «Возможно ли это вообще?» или «Откуда мне знать, что ты еще не залез в мозги Амаре?», то она напомнит ему одну вещь, о которой они обычно никогда не вспоминают и не говорят.

«Ложный След» — ее корабль.

Наверно, что-то такое проскальзывает в ее глазах, потому что Грегар, глянув на нее, с тяжелым вздохом кивает.

— Ладно. Хорошо. Мы довезем тебя до Сарта, ты сделаешь так, чтобы парень в трюме обо всем забыл.

— Спасибо, ты лучший, — Амара быстро улыбается ему, а потом смотрит на Габриэля, и ее взгляд теплеет по-настоящему. — Все, пойдем. Теперь все будет нормально.

Свободной рукой она накрывает его ладонь на своем плече, легко сжимает пальцы. Все будет нормально, теперь у него будет время восстановиться, вернуть себе Силу, и им обоим не придется уже через сутки выметаться на Бендомире. Сейчас Амара очень ясно понимает, что, откажись Грегар — и она ушла бы тоже. Потому что дело даже не в их с кэпом разногласиях, просто в ее личные понятия правильного не входит бросать едва держащегося на ногах человека одного где-то у ситха на рогах, в парсеках от дома. Даже если этот человек — командир гвардии Темного лорда.

Габриэль держит ее руку так, как будто боится, что Амара немедленно исчезнет, если ее отпустить. Как будто... не хочет оставаться один?

Она действительно собиралась уйти, оставив его отлеживаться под автодоком. Потому что с кэпом надо было поговорить по-нормальному, обсудить план чуть детальнее, чем «просто летим до Сарта через какой-нибудь нейтральный мир», помириться, наконец... Но это все могло подождать. Забирать руку, которую так держат, выше ее сил.

Правду говоря, Амара не хочет, чтобы Габриэль отпускал ее руку.

Он так трогательно заботится о том, чтобы у них с капитаном все было нормально. Так... по-человечески? Это не должно ее удивлять, но удивляет. Потому что далеко не каждому разумному, из тех, кто мог в подобное вляпаться, было бы не плевать, а он — имперец, форс и криффов командир гвардии самого страшного разумного галактики?

Который жрет сахар ложкой, извиняется за лишние трупы, и, вообще-то, просто летел домой и ничего такого не хотел.

И Амара ничего не может сделать с тем, что испытывает к нему глубокую, необъяснимую нежность. С тем, что ей нравятся его пальцы, сосредоточенно скользящие по ее ладони. С тем, что ей все еще хочется прикасаться к нему самой, не только для того, чтобы подстраховать на ходу. Да и, если быть честной, она и не хочет ничего с этим делать.

— Я знаю, — тихо отвечает она и все-таки дотрагивается. Легко гладит его по волосам, за ухом, осторожно касается скулы, стараясь не задевать самые разбитые места. — Я не злюсь. Просто иногда мы... не сходимся в том, как было бы правильно.

И Грегар иногда забывает, что ей уже не шестнадцать, и он больше за нее не отвечает.

— Спасибо. Что пошел со мной.

Что буквально за руку отвел, и каким-то образом сделал так, что все оказалось решаемо, не окончательно потеряно и не страшно.

Когда он засыпает, Амара еще какое-то время сидит рядом, теперь уже сама задумчиво гладит его пальцы. Просто так. В голове ни одной оформленной мысли. Она тоже ситски устала, и зачем куда-то ходить, когда можно пристроить голову на край кровати, и...

Нет, нельзя. Незаконченные дела. Кэп.

Она все-таки возвращается в рубку, и они наконец говорят по-нормальному. Как всегда. Долго, сложно, споря друг с другом, но это спор такой, больше теоретический. Про личную безопасность, границы помощи другим и общую правильность. Ничья судьба там уже не решается.

Пунктом назначения они выбирают Дантуин. Цинично шутят про агротуризм, нервно смеются — это плохо, но все равно смешно, и с этой дурацкой шуткой как будто умирает последнее напряжение. И можно наконец пойти спать. Просто спать, а не таращиться в потолок, не в силах отделаться от маленькой войны в своей голове.

Капитан молча следит за перемещениями Габриэля по камбузу. Не пристально и контролирующе, а просто так, потому что он двигается и притягивает взгляд. Неторопливо пьет свой каф.

— Беспокоит, — соглашается он. Но тему не развивает. — Мы летим на Дантуин. Что тебе нужно, чтобы... заняться пленником?

Он запинается самую малость, почти неуловимо.

Ей снится бой на корабле. Не тот, который был, а, как всегда бывает во снах, странная, искаженная версия. Корабль другой, словно фрахтовик размножили до размеров ЗРа, и она бежит по бесконечным коридорам, путаясь в поворотах. Иногда убивает кого-то — во сне это легко, просто убрать помеху, которая лезет под ноги, отвлекает. Ей очень надо успеть, потому что...

Она вдруг оказывается перед большой шлюзовой камерой. Дверь открыта, за ней несколько трупов на полу и стоящий среди них не-человек. У него лицо Кеннета, но это не он — это приходит чистым, ясным знанием вместе со страхом, от которого все внутри холодеет.

— Я тебе не нравлюсь, — говорит не-человек, и лицо двигается странно, жутко, словно пытается получше уместиться на черепе. — А так?

Лицо плывет, меняется, сквозь одни черты проступают другие. Теперь на нее смотрит Грегар.

— Нет?..

Тварь сдирает кожу ногтями, и ее руки как будто состоят из черного дыма.

— Вот так, так лучше, — он... оно?.. улыбается губами Габриэля, еще не разбитыми, смотрит его синими глазами. — Правда же? Так тебе нравится?

Он делает шаг вперед.

Нужно нажать кнопку, заблокировать дверь и провентилировать шлюз. Просто протянуть руку. Но тело двигается до отвращения медленно, как в густом геле.

— Ты не избавилась от меня, — не-человек с лицом Габриэля подходит ближе, и становится ясно, что слова он не произносит. Губы не двигаются, застыв в жуткой улыбке. — Ты ошиблась. Я здесь.

Он перешагивает через тела, у которых нет лиц.

Она все-таки дотягивается до кнопки. Тяжелая дверь падает, отсекая ее от твари, внешние створки шлюза открываются, но вместо того, чтобы унестись в вакуум, тварь все еще стоит там, смотрит сквозь иллюминатор, смотрит...

...Амара просыпается, но ощущение взгляда не пропадает. Она лежит, замерев, не рискуя пошевелиться или даже открыть глаза, потому что рядом совершенно точно кто-то есть, и холод внутри требует затаиться, не дышать, не привлекать внимания, пока он... оно?.. не уйдет.

Несколько секунд спустя она понимает, что это просто сон. Дурацкий страшный сон. Надо просто закопаться поглубже в одеяло и спать дальше.

Но перед этим Амара все-таки открывает глаза. Чтобы убедиться, как в детстве — видишь, здесь совершенно точно никого нет, это только отголосок паршивого сна.

Фигура под переборкой заставляет ее вздрогнуть.

— Габриэль? — сонно уточняет Амара. — Что... Что-то случилось?

Она садится, трет глаза, сгоняя остатки сна. Если что-то действительно случилось, надо собраться, заставить мозги работать. Он же не просто так пришел...

— А, — коротко выдыхает Амара. — Хорошо.

Разогнанное сначала сном, а потом и тревожным пробуждением сердце успокаивается неохотно. Амара трет глаза, прогоняя остатки сна, подтягивает под себя ноги, разворачиваясь к Габриэлю. Слегка хмурится — она что, кричала во сне, он услышал и пришел?.. Или сколько он тут уже стоит?

— О тебе, — коротко отвечает она. Это, впрочем, далеко от правды. — О твари, точнее. Как будто я все-таки ее не убила. А она всех вас — да.

Присутствие Габриэля ее не смущает. Как и то, что он видит ее заспанной и растрепанной, в одном белье и старой футболке. В конце концов, она сама его и в худшем виде наблюдала.

Признавать то, что эта криффова штука ее всерьез напугала, настолько, чтобы видеть кошмары об этом — вот это неловко.

— Я не боюсь тебя, и не думаю, на самом деле, что оно в тебе сидит, — ей почему-то кажется, что об этом надо сказать. — Это просто глюки. Обработка нового опыта.

И она в самом деле не боится. Видеть напротив лицо, которое только что наблюдала в очень красочном кошмаре, должно быть хотя бы тревожно, но выходит почему-то наоборот.

Амара вдруг улыбается, потому что знает, что сейчас скажет Габриэль. Почти уверена в этом.

— Да, да, я знаю, надо наоборот.

Амара едва заметно хмурится. Ей все еще не нравится идея просто высадить его крифф знает где, далеко от дома, куда он так хотел попасть. Да, сейчас Габриэль выглядит лучше, чем еще сутки назад, да, он ситхов гвардеец Вейдера и может справиться с чем угодно, но все это — не причина бросить его с пленником на шее посреди дантуинских полей и свалить в закат. Может справиться — не значит, что должен. В конце концов, они вместе в этом деле, и это они с кэпом заинтересованы в том, чтобы коп остался жив.

— Мы обещали довезти тебя до Сарта, — она смотрит на Габриэля внимательно, цепко, как будто может прочитать на его лице то самое выражение, когда он собирался идти драться с республиканцами один.

Амара понятия не имеет, сколько ему может потребоваться времени. Она ничего не знает про Силу, кроме общих слухов, и понятия не имеет, что Габриэль пытается сделать с собой сейчас, насколько это трудно, чего это ему стоит. И, правду говоря, вот это, последнее, волнует ее больше, чем судьба пленника. Потому что когда Габриэль говорит, что хочет сдержать слово, он не лжет.

Но, наверно, на его месте она бы не хотела, чтобы кто-то знал, если у него вдруг не выйдет.

— Хорошо, — тихо соглашается Амара. — Но это необязательно. Если...

Она не заканчивает мысль. Не получается подобрать хорошие слова. И вместо этого спрашивает:

— Тебе можно как-то с этим помочь?

Амара молча прикрывает глаза — «поняла тебя».

Правду говоря, ей не хочется думать об этом сейчас. Они долетят до Дантуина, и там, на месте, решат, что делать дальше, имея дело с тем, что есть. А забивать голову предположениями и планами на все возможные случаи... Она для этого слишком устала. И недолгий тревожный сон не особенно-то помог.

Прикосновение Габриэля застает ее врасплох, и Амара едва заметно вздрагивает. Но не отшатывается, не перехватывает его руку, позволяя закончить движение. Ей все еще нравится. Так — даже больше... И она не отводит взгляд, а когда он убирает пальцы, с губ невольно срывается короткий вздох.

— А что это обычно значит? — Амара чуть склоняет голову набок, улыбается едва заметно, смотрит с искренним интересом, словно вопрос ни разу не риторический и ей действительно очень важно услышать ответ.

И в ожидании этого ответа тоже протягивает руку и гладит его ладонь. Так, как сам Габриэль гладил ее в медблоке.

— С учетом усталости и избитости? — Амара хитро щурится на него одним глазом. Можно, конечно, исходить из того, что раз сам предложил... Но причинять Габриэлю ненужную боль, даже случайно, ей не хочется. И уже почти неловко за свой ответ.

Но он мог и не спрашивать. Не приходить вот так. Но пришел.

Амара садится на колени рядом с ним, напротив, совсем близко. Бережно скользит пальцами по его лицу, легко забирается в волосы. Они уже вроде бы выяснили, что все это значит, но ей все еще нравится к нему прикасаться, и она намерена продолжать, пока ей не запретят.

Наверно, не стоило, учитывая, кто он. Наверно, это не очень правильно на всех возможных уровнях. Но, кажется, еще в тот момент, когда Габриэль так странно обнимал ее в трюме, когда Амара впервые прикоснулась к нему не потому что было нужно, а потому что хотелось, стало понятно, что она сделает это снова, или будет жалеть о своей дурацкой сдержанности... вряд ли всю жизнь, но достаточно долго.

Жалеть — если придется — лучше о сделанном.

Амара подается к нему и целует, легко, почти невесомо касаясь его губ с более зажившей стороны.