Рано или поздно попадаются все. Это аксиома. Глупая была идея — не следовало ей возвращаться на Корусант. Еще глупее была та давняя идеалистическая идея помогать Альянсу, ибо смысл вписываться за обречённых. Республика, Империя — вечный круговорот Галактики, спектакль уже двадцать пять тысяч лет с помоста не сходит, уж кому как не Кореллии Антиллес об этом знать, она об этом в сотнях часов раскопок рассказать может.
Возможно, они уже давно знали о том, кто на самом деле знаменитый кореллианский ксеноархеолог.
Возможно, не стоило проникать в заброшенный Храм, когда её видать и срисовали — Мари Амитест умерла много лет назад, за это время оставив о себе весьма мало воспоминаний.
Толку грызть себя сейчас смысла не было. 
Хотя то, что за уйму лет Империя так и не приспособила бывший Храм для своей пропаганды, оставив его просто разрушаться, было весьма забавно.
Ну, хоть что-то. Во всём остальном забавного оказывается мало. Точнее не оказывается вообще. Гета хорошо знает, как всё будет: ей будет очень долго очень больно, местами, возможно, ещё и очень неприятно, а затем она умрёт. Героически — вряд ли. Из таких как она героев не получается даже посмертно, чай не Люк Скайуокер. Хотя эти пилоты всегда были не в своем уме, что имперские, что повстанческие.
Во рту стоит горечь. У вины оказывается привкус желчи. Пожалуй, таким как она не стоит иметь личную жизнь, хорошо хоть детей хватило ума не заводить. Впрочем Кореллия надеется, что бывшего, трогать не будут. Потому что, эй! Они еще два года назад развелись, и бывший муж тут вообще ни при чём. Предыдущий тоже кстати. Она правда сильно подозревает, что для импов такие вещи сродни высшей математике, но временами и в Империи про законы вспоминали. 
А может горечь стоит из-за той химии, которую напичкали местные добрые коновалы. Гета опознала разве что супрессанты (было дело, спасибо любимой Империи охотящейся на любых форсов, даже умеющих разве что спичку взглядом зажечь, из-за чего обеспокоенные родичи этих самых форсов что угодно найдут, лишь бы никаких спичек), чёт тоже весьма знакомое, но никак не желающее вспоминаться и больше нечего.
Курить хочется чуть ли не больше, чем пить; и ей просто везет, что единственным ужином вечером стало полбутылки виски. 
За ней пришли ночью.
В камере хоть и чисто, но воняет — не только различными лекарствами, но и вонью отчаяния. Тот еще запашок. В соседней одиночке оказывается какая-то девица, рыдающая так, что на улице, пожалуй, слышно.
Кореллия стискивает зубы и вместо невеселых размышлений мысленно заставляет себя припоминать различные методы датировки, затем переходит на сравнение свойств и различий, затем — лекции учителя Харанда, затем — вообще припоминает всё подряд, что на ум взбредет. Лязганье двери застает её на чтении знаменитой поэмы набуанского поэта Омара Беренко.
Вслух.
- «Здесь нет воды, лишь камни. Камни и нет воды и в песках дорога»...- и равнодушно, без пауз, замечает: - Не стой на пороге, счастье выпустишь.
У Силы оказывается просто отвратительное чувство юмора.
Гета знает, как она выглядит. Точнее не знает, в комнате зеркал нет, примерно догадывается: одежда цела, синяки только на запястьях, ну это мелочи, от энергонаручников, у всех, говорят, с непривычки образуется, волосы чистые. С корабля на бал — как-то так это называется, повезло обойтись без...ммм...предварительной обработки.
- А другого не смогли найти?

Отредактировано Henrietya Antilles (08-04-2024 20:40:15)

- Что ты знаешь обо мне? - не скрывая ехидства, поет она строчку. И парирует: - Не знала, что ты инквизитор.
Смотреть на Габриэля больно, и она отводит глаза.
Всё. 
Черта.
Гета даже посочувствовала ему: жил себе спокойно человек, а тут такие внезапные открытия в ближних своих, ох уж эти гадкие джедаи и прочие террористы, ни какого с ними покоя.
Вздох.
- А я и не начала. Просто встреча с прошлым временами бывает слишком красноречива.
Облизывает губы.
- Вода, хотя бы в честь общего прошлого, найдется? Так пить хочется, что взамен готова сказочку, как дошла до жизни такой, рассказать.

Отредактировано Henrietya Antilles (08-04-2024 20:40:43)

Гета понимает две вещи. Первое, и это оказывается удивительным для неё самой, она его боится. Сильно боится, хотя, казалось бы, до этого видела разным: злым, нежным, растерянным... Таким льдисто-бешеным — ни разу. Второе, она хочет стукнуть его какой-нибудь сковородкой, ибо быть таким потрясающе вредным типом получается мало у кого. Ей известен только один живой разумный, который сейчас напротив сидит с видом, как бы самому не придушить собеседницу.
Это практически быстро.
А говорить...
Говорить имело смысл раньше. Но тогда это было глупо и опасно, и не то чтобы Кореллия специально держала это от близких в секрете, просто не любила ставить окружающих на моральную растяжку, перед собственной совестью и долгом гражданина. В конце концов, то, что кто-то не любит джедаев или там имперец до мозга костей, еще не значит, что с ним нельзя дружить или общаться. Мало ли у кого какие недостатки. 
- Мари Амитест, бывший юнлинг, возраст, вроде, знаешь. До дждедайское детство не вспомню, вообще мне говорили, что на каком-то Татуине продали, так что за родословной — не ко мне, самой любопытно. Вряд ли тебе интересны мои оценки или как мы с магистром Скайуокером однажды чуть не выбили глаз магистру Винду... - Она мимолётно улыбается, вспомнив. - О, он бы тебе явно понравился б...ммм... я про Скайуокера естественно. Удочерена доктором Антиллесом в семь... - слова скатываются с языка равномерно и гладко, даже практически монотонно, явно местные специалисты в химию что-то намешали. - Ну дальше тебе известно. Чего не известно — в Восстании с 19 года от основания Империи.   
Гета саркастически усмехается:
- Хотя вряд ли можно говорить «в», я просто им помогала с информацией.

Отредактировано Henrietya Antilles (08-04-2024 20:41:06)

Лицо её мужчины не выражает ни добра, ни худа, и когда он выходит за дверь, Генриетта лишь неотрывно смотрит на брошенный ей комм. Спасительный билет хотя бы на быструю смерть. Вообще-то в своих способностях продержаться на допросах Антиллес не сомневалась никогда и способности эти не просто полностью отсутствовали, но приближались к абсолютному нулю. Но и начать говорить — сложно. Стыдно.
Пять минут.
Восемь.
Комм записывает ничего, лишь одно дыхание.
На десятой минуте Генриетта начинает говорить, с каждым словом ощущая всё большую тошноту и отвращение, будто она тут сдает не себя и всё, что ей дорого, а тухлых яиц наелась.
Завербована человеческим мужчиной Уилликсом в 19 году, он же и был основным контактом. Не общалась с остальными, даже никогда не была на базе, да и знакома лишь с двумя: Шарой Бэй и Джен Стрендж. Передавала про импский гарнизон на Гарки, как на Ондерон собирается прилетать Рандд (которого тогда после его прилета, полгода назад, немножечко не стало), как Таркин зачем-то прилетал в сектор Мау, как... Оказывается этого «просто» у неё накопилось довольно немало.   
Ну почему она была столь неосмотрительно любопытна и так много знает?!
Про то, что она могла что-то передавать от Ги, молчит — они же, вроде, не разговаривали о его работе; да и Гета бы этого сама не смогла — одно, если ты, будучи информатором Альянса, встречаешься с телохранителем Дарта Вейдера, а другое — когда ты его пред...сдаешь.
Генриетта вообще про него не упоминала.
Почти.
Начитывать она заканчивает за минуту до появления Габриэля. 
Стараясь не смотреть ему в глаза, она молча протягивает запись. 
- Что говорят в сегодняшних новостях? А то я только вчерашние утренние слышала...как некий капитан Гаара, проведя блестящую операцию, два дня назад арестовал сенатора Мон Мотму. 
Самый подходящий вопрос для камеры, еще можно поинтересоваться погодой на улице или последними спортивными новостями. 
Она хочет спросить, что они собираются с ней делать, но ситово боится услышать ответ. Даже казнь лучше Инквизитория.
Она хочет спросить, что будет с её родными, но тоже молчит.
Не стоит напоминать об уязвимых точках в обществе и так не спящих псов.
Она хочет сказать «прости», но за что? За то, что она джедай — бывший джедай — и пыталась выжить в стране, ненавидящих таких как она? Вот она её попытка, привела в очень уютную имперскую камеру.
- Поздравляю, - блекло добавляет Генриетта Антиллес. - Хоть повысили или просто грамоту на стену дали?

Отредактировано Henrietya Antilles (08-04-2024 20:41:30)

Гета поднимает бровь, увидев стакан — возмущением полыхнуло даже не на камеру, на всё здание ИСБ: неужели он сразу так подумал, когда такое про себя даже она не знала — но прикусила язык, и так заткнуться никак не может.
Впрочем, ни Мари Амитест, ни Генриетта Антиллес никогда не могли вовремя заткнуться — это все-все могли подтвердить, не просто так первую мелкой пугали Сельскохозяйственным корпусом, будто это могло помочь.
Сельхозкорпуса сейчас тоже уже нет.
Хотя бы в этом точно нет её вины, которая стоит напротив, воочию символизируя собой то, если ей не удается кого-то защитить.
Стакан холодный. Пить почему-то мерзко, хотя в нем самая обычная вода, но Гета жадно пьет и в пересохшем горле становится несколько легче. Опустевший она оставляет на койке — сами уберут.
Антиллес умеет смотреть правде  глаза — если раньше выбора не было, даже призрачного на него намёка, то теперь каждая секунда дорога, практически бесценна: нет времени раздумывать над причинами, по которым капитан Гаара решил вмешаться. Значит она ему нужна живая, по-крайней мере — пока и за это можно держаться. Сможет ли она уплатить запрошенную цену — следующий пункт на повестке дня, Генриетта же намерена решать проблемы по мере их поступления.
Гета спокойно встает, старясь держать спину и молча смотрит: ну и что ты там снова придумал, горюшко мое?

Отредактировано Henrietya Antilles (08-04-2024 20:41:47)

На сотрудника она смотрит сочувственно — Гаара и в личной жизни временами пугал, пусть и не конкретно её — её он никогда не пугал, и, пожалуй, это было очень зря. На работе Гаара...внушал.
В голове пустенько, ни одной мысли не зарождается для анализа чего-либо: она то ли слишком устала, то ли не выспалась, то ли просто сейчас лениво, то ли всё это вместе.
Если она его сейчас треснет, вон той лежащей на столе папкой — это будет самый эпичный конец жизни, позже думает про себя Мари, слушая тот бред который он несет. Даже лицо ладонью прикрывает, пока никто на неё не обращает внимания. Не бьем, гражданина телохранителя, не бьем, я сказала! И не представляем!
В коридоре, как и во всей тюрьме, довольно прохладно, так что Гета просто мечтает о брюках и жалеет, что вечером находилась в домашнем платье. Голые коленки обдувает лёгкий ветер, поспеть за гражданином телохранителем — тот еще квест, походу раньше он всегда немного сдерживал шаг. Впрочем, Генриетта не жалуется — давящая громада этого здания просто не оставляет выбора и заставляет мечтать поскорее отсюда убраться хоть в Бездну. 
Их отпускают слишком быстро и легко, что Гета этим просто озадачивается. «Спасибо», не менее привычно отвечает она, садясь на сиденье.
За окном проносятся небоскребы.
- Плохи дела в Первой Галактической Империи, если ей вредит деятельность всяких ксеноархеологов, - от шпильки она всё-таки не удерживается. 
Хотя о чём тут говорить: и она, и он знают, что дело тут отнюдь не в деятельности ксеноархеолога, поэтому Гета быстро замолкает, не развивая эту тему. 
Между домов мелькает бывший Храм.
- Как я понимаю: либо тебе дали не только грамоту, либо я что-то о тебе не знаю.

Отредактировано Henrietya Antilles (08-04-2024 20:42:05)

Да, Со тогда сильно всем подгадил, давно, шесть лет назад, даже спустя два года Гета сильно сомневалась — стоит ли помогать этим разумным, так не отличающимся от импов.
Но Уилликс всё же смог её переубедить, что это не они.
- О, а его-то за что? - удивляется она. - Вроде был себе вполне идейным имперцем. 
Мари где-то там, на периферии сознания плюет на все и отключается. Ей надоело бояться, просчитывать и просчитываться еще пятнадцать лет назад. Единая Сила, как же она ничегошеньки не боялась в свои пятнадцать-семнадцать! Почему-то тогда всё казалось очень несложным и самим собой разумеющимся, а что до призрака в чёрном и с алым мечом, являющегося иногда по ночам — так это спокойно откладывалось в такие дали подсознания, лишь бы было к кому прижаться рядом.
Теперь, как и не старалось, не получается вспомнить во что конкретно верила и на что разматывала собственную жизнь набуанскими солнечными днями.
А уж лица своих в Храме, даже магистра Скайуокера, которого она уже стала старше, а тогда так казался таким взрослым и опытным — и то вспоминаются не сразу.
Про ту глупую газету она до сих пор молчит, ибо за ней стоят те глупые бездумные дети, с которыми она это делала. Сейчас уже давно не дети, конечно, но всё равно.   
Гонщик тоже давно не мальчишка.
- Серьезно? Вот ты сейчас серьезно? - кивает она на его комм. Да и её дело ему явно показывали.
Гета смотрит в его непроницаемое лицо — но тут и Сила не нужна, чтобы догадаться, что он может чувствовать, слишком уж она хорошо его знает. А еще она понимает, что именно сейчас он олицетворяет собой чуть ли не всё, то что она ненавидит в этом новом двадцатитрёхлетнем мире. 
Джедаям нельзя злиться и ненавидеть.
Вот только Генриетта Антиллес с семи лет совершенно не джедай.
Жутко хочется высказать наконец всё, что она давно носит в себе, и Гета лишь мимолетно удивляется: чем их дорогая госбезопасность таки утром уколола?
Вздыхает, почти весело — правду говорить легко и приятно:
- Потому что я ненавижу вашу Империю.
Она ненавидит Империю, и Империю в нём, но не может ненавидеть самого Ги. Удивлением или открытием в себе это не становится — уж кого здесь надо ненавидеть так это только себя. 
- Ненавижу этот ваш расизм, рабство, прочую хрень, что вы творите с такими как Каамас и которую вы почему-то зовете миром и порядком. Ага, прямо как на кладбище. Я беглая джедайка среди твоих друзей-ситхов, которой запрещено даже воздухом дышать, но тебе интересно про грамоту? Я даже не джедайка! Я не виновата, что меня продали им еще в младенчестве.

Отредактировано Henrietya Antilles (08-04-2024 20:42:36)

-  Она всё равно одинакова, - выдыхает Генриетта. - Республика, впрочем, не лучше...а иногда и хуже.
Пиус Деа если вспомнить. Всё-таки даже рабство лучше истребления - из рабства можно вырваться или сбежать, а смерть — сука окончательная и отмену не подлежит. Уж про это она давно знает, может объяснить любому желающему.
- Или не только Республика. Тебе про империю Зима рассказать? Или ты хочешь сказать новый Император будет добрее?
О, вряд ли. Если вспомнить, что сама Гета слышала о Вейдере, встречаться к счастью не доводилось, даже как тот выглядит она толком не знает — вряд ли.
- Знаешь, что именно я поняла, будучи археологом? Что история ходит по кругу и, видимо, никогда с этого круга не сойдет. «Но еще говорят: если старое выжечь дотла, перекопать снарядами на метр в глубину, то волшебный кристалл, или песня или странные зеркала будут строить вокруг себя другую весну, новый мир, где прямы дороги, чисты колодцы, где ничем никому никогда пожертвовать не придется», - цитирует она строку из «Сияния Киириума». Иронично кратко добавляет: - Пиздят. Какой бы ни была власть, рано или поздно, но всё равно на памяти одного поколения, она начнёт работать только на себя, пожирая любого, кто имеет что-то против.
Генриетта Антиллес, как ни старалась, не могла уяснить, почему же те, кто придерживается той же точки зрения, что и Гонщик, все эти бесконечные вершители судеб разумных и строители новых систем на костях тех, кто не пережил старых, так уверены, что их глубочайшие познания в сфере закономерностей цивилизации могут послужить оправданием. И почему они считают справедливым лозунг «Ступай и сделай добро из зла, потому что больше его не из чего делать»?
Неужели это настолько скрыто от понимания, что из зла в жизни не сделать добра, как из говна не слепить конфетку, в какие обертки не оборачивай? 
Она понимает, что уже не мерзнет и пытается сообразить — это автоматизм сработал или..?
Корпоративный сектор... Иногда она не может понять — это он сейчас серьезно или пошутил. Вот как сейчас.
- Ты же понимаешь, что хоть КорСек, хоть Хейпс — это замена шила для задницы на мыло для веревки? Последний, кстати, закрыт для посещений, почему-то хейпанцы не любят никого из внешнего мира. Честно признать, я их даже понимаю.
Гета не уверена, что в их Галактике вообще есть место, где ей будет хорошо.
- Кого я не понимаю — это тебя. Зачем забрал?

Отредактировано Henrietya Antilles (08-04-2024 20:42:56)

Она медленно вертит головой.
Лучше головой вниз.
Этаж хороший — если сделать пару шагов, то можно спокойно шагнуть и даже Сила не поможет Габриэлю её поймать. Она даже чуть поддается — не прыгать, просто пейзаж посмотреть. Вот тянет её всю жизнь на верхотуру. 
Судя по выражению лица командира личной гвардии Императора, об исторических дискурсах он в принципе был альтернативного и не самого лучшего мнения, но возражать, видимо, не захотел. Впрочем, за всё долгое время, что они друг друга знают, Генриетте Антиллес возражать вообще было бесполезным занятием и пустой тратой времени.   
Как-то странно всё выходило: тёмные переживают за тех, кто рядом и плюют на правила, светлые плюют на тех, кто рядом, и всё это ради какого-то светлого будущего, которое еще не факт, что настанет. И вообще будет хоть каким-либо светлым.
Не так, как её учили.
Или, всё-таки, так?
Что ты там про доброту говорила, девочка?
- Прости, - наконец говорит она. 

Отредактировано Henrietya Antilles (08-04-2024 20:43:15)

Извинялась она точно не за то, что делала. Если бы можно откатить время назад, она бы вновь поступила бы так же, просто не могла бы иначе — вдруг в этот раз получилось: ни Императора, ни Вейдера, ни Империи. Если бы победил Альянс, было бы плохо капитану Гааре — так что здесь у них всё предельно честно. Есть победители, есть проигравшие, есть те, кого не затронуло вовсе. 
Императора, впрочем, итак не стало, и даже кое-кого из ранее публичных лиц, но вряд ли самой Империи от этого стало хуже, как бы совсем наоборот не вышло.
Но она не хотела обманывать Габриэля, хоть он наверняка сейчас уверен в обратном.
- Мог бы и не напоминать, - вздыхает Генриетта, отчетливо понимая от кого этот волосок сейчас зависит. «Интриганка ты моя безмозглая» прямо таки слышалось в интонации или ей это больше казалось. Гонщик снова её защищает. Опять. Неоплаченных долгов столько, что хватит и на вторую жизнь.   
Как...называть? Гета удивленно смотрит на него. Мари Амитест умерла много лет назад, столь давно, что она даже мысленно себя так не называет, а он думает она отречется от отца, как немного ранее предала Альянс? Он серьезно? Серьезно?! Нет, ну каждого же есть свои приделы, в конце-то концов, а доктор Антиллес вот совершенно не виноват в развлечениях дочери. И тут тоже было стыдно, что мятежничать научилась, а выводить из-под удара своих — нет. 
- Гета. Генриетта Антиллес. В этом совершенно ничего не изменилось.
До слуха доносится глухой шум дождя. Вовремя они зашли.
Слуги у него просто вышколенные, даже не видно никого на горизонте, сразу понятно - давно хозяина знают. Очень хочется съязвить насчет интерьера, но толку от её язвительности явно не будет — Гаара вон и так из-за всех сил сдерживается. Поэтому она спрашивает о другом. 
- Когда суд? Перед Днём Империи или позже? - а то кто их знает, может решат народ без зрелищ оставить и прочих праздничных казней. - Вещи-то можно забрать? Или хоть кто-нибудь принесет?
Остановилась она в гостинце гораздо ниже, возле промки, она даже не уверена, что хозяин не выкинул чемодан накрифф от проблем подальше. Или их и без этого забрали, когда её уводили — она как-то не интересовалась в тот момент. Всё равно всё самое интересное находилось в коронетской квартире. 
А Корусант — ни верхний, ни нижний — её никогда не приводил в восторг. 
- Где я прокололась расскажешь?

И суток не прошло — лихо они. А конституцией, значит, рекомендуется просто потереться или для розжига чего-нибудь использовать. А после этого он что-то говорит про отличия Империи Вейдера от Империи Палпатина.
- И...
«...какой же приговор», - спросить она не успевает. Впрочем, догадаться тут не сложно, задачка просто из учебника для младшей школы.
Зато от бесшумных появлений незнакомца невольно вздрагивает — это же надо так пугать-то, и зачем только такому учат и, главное, где, в специальных академиях что ли, чтобы все гости пугались.
Время размазано горькой патокой по треснувшему стеклу сознания, всё, что происходит, это, конечно, не с ней — тюрьма ИСБ, капитан Гаара, арест... Генриетта бледно улыбается в ответ на улыбку, как оказалось начальника безопасности, память тела куда надежней памяти разума — она должна улыбаться, потому что это последний щит. 
- Ни шагу за порог, - эхом вздыхает она. У неё отец больной, сестры там двоюродные, самой младшей из которых недавно десять исполнилось, один дурак несчастный, который явно теперь за неё отвечает и хорошо, если не головой — уж Габриэлю должно бы быть ясно, что никуда она при таких раскладах не сбежит.
Гонщик уходит, а она остается. 
- Двойной агент? - а этому Хольсту явно не чуждо любопытство.
- Нет, самый настоящий предатель, - поясняет Гета. Хочет язвительно, но звучит очень устало, что более её не спрашивают ни о чём, лишь показывают гостевую комнату на втором этаже. От врача она отказывается, да и зачем он ей, она чувствует себя совершенно нормально. Есть тоже не хочется — от слова «обед» её даже слегка мутит — вот от воды, лучше всего горячей и много, она бы не отказалась, но просить не хочется еще больше. Когда в комнате никого не остается, она быстро идёт в смежную с комнатой ванную, где включает кран и волю пьет. После чего Генриетта с чувством характеризует все происходящее фразой, в приличном обществе вслух не применяемой, сбрасывает кроссовки, ложится на постель, съеживаясь, закрывая глаза, закусывая край подушки, чтобы не всхлипнуть навзрыд, задыхаясь горячими слезами страха.
Потом. Что делать, она подумает по...
Несколько часов забвения.
Из сна её выдергивает горничная, передав, что хозяин скоро прибудет и ждёт её к ужину. Любопытства от новой гостьи она явно не скрывает, хоть и старается не подавать виду, просто ощущается оно так — действие супрессантов явно скоро закончится, с облегчением понимает Гета. Они ей еще в детстве совершенно не понравились. Если, конечно, Габриэль не решит накормить ими снова, ну так на всякий случай, ибо перестраховаться захотел. Она благодарит, и когда за горничной закрывается дверь, смотрит в висящее зеркало: смятое платье, спутанные чёрные волосы, сама бледная, как смерть, воспаленные глаза — красивая до умопомрачения, можно новую моду основывать. Нет, это явно никуда не годится, морщится внутри неё набуанская девочка. Так что Гета быстро ополаскивается и переодевается в синюю свободную блузку с набуанскими лилиями по манжетам и джинсовые брюки — в поездки парадные платья она не брала, да и не то, чтобы они у неё в изрядном количестве имелись и она их вообще любила, предпочитая практические одежды. Но ничего, переживут.
Небрежно собранные пряди, заколотые шпильками — куда лучше утрешнего вида. С оптимизмом смертницы кивает: всё в порядке, если она не выдержит, она рехнется или умрет. И в том, и в другом случае ей будет явно плевать на происходящее. А значит — всё не так уж плохо. Это веселит Гету, похожую на тень себя. Уголки губ приподняты — пока есть силы держать эту распроклятую улыбку, пока есть упрямство тонуть в любви к жизни, война не проиграна, даже если каждый бой придется умирать от боли. 
За окном стемнело, но Корусант явно еще не спит. Впрочем, поговаривали, он никогда не спит.
С помощью горничной — без неё бы явно вовек не нашла (и зачем Гонщику столько?) — спускается в столовую. Вежливая фраза выскакивает не преднамеренно:
- Доброе утро...вечера. 
Осталось лишь спросить какая погода за окном и как день прошёл — и в светской беседе явно можно ставить галочки. 
Хотя насчет дня...
- Как день прошёл? - интересовал её, конечно, не сам по себе день. Не теоретически.

Отредактировано Henrietya Antilles (12-05-2024 12:33:57)

Хорошо у него, видишь ли! Так и тянет спросить: понимаем ли мы «хорошо», как одно и тоже?
Генриетта садится рядом с Габриэлем — не перекрикиваться же через весь стол — и приглядывается к нему. Надо же, страшный и великий Габриэль Гаара предпочитает дома быть милым эвоком, мысленно хмыкает она, отмечая, что его имперство осталось где-то за порогом, и теперь Гонщик ничем от обычного себя — такого как она знает — не отличается. Она не может решить нравится ей это или нет.     
- Проспала весь день.
Смотрит в свою тарелку. Если бы Ги ругался, было бы понятно и логично, но со спокойным Ги...Со вздохом признается:
- Разговор у нас начинается просто плодотворно. Но я просто не знаю, что тут говорить. Может подскажешь, как более опытный?

После долгой голодовки пищей богов покажется даже овсянка, не то, что обжаренные цукини. Хочется закрыть глаза и представить, что это просто ужин дома и сейчас откроется дверь, войдет отец, расскажет какой-то анекдот трехсотлетней давности, а потом вручит деку со свежими новостями и спросит, что дочь «обо всём этом безобразии» думает. Но сказки и грезы остались там — за день до камеры ИСБ.
Габриэль зол и устал, криффово зол и безумно устал, Гета чувствует это, она давно уже обучена нехитрому этому мастерству — чувствовать тех, кто рядом, даже не прибегая к Силе. А Габриэлю явно смертельно надоело вытаскивать её задницу из дерьма, вряд ли он того от неё постоянно ждет. Стыдно. Но не потому что она стыдится, того, что пошла против Империи — вот еще, а того, что меньше всего ей хочется подводить его. Но что тут поделаешь, если они как мифические божественные близнецы Небожителей, и его «хорошо» никогда не станет идеально подходящим «хорошо» ей?
Тишину столовой прорезают, будто взмахами светового меча наискось, слова. И Генриетта готова признаться себе, что боялась продолжения разговора. 
Она медленно встает позади Габриэля и легко обнимает его за плечи.
Как ответ.

Гонщик ведет себя так, будто она противница.
А.
Точно. 
Это слишком.
Это слишком много на одного несчастного археолога, чтобы вы знали!
Гета чувствует, как звенит вокруг воздух, вмиг ставший похож по густоте на любимую иными аристократами овсянку. Точно так же, как тогда, в камере — и в спидере. Вязкий, осязаемо трескучий — как расплавленная молния. Что бывает, когда бьёт молния?
На бластер в своей ладони Генриетта смотрит как на что-то важное в своей жизни. На что-то важное до такой степени, что и вообразить сложно.
Бластер оказывается похож на рубеж, который, очевидно, следовало переходить, но... Но.
На бластер она смотрит с нескрываемым презрением. Бластер горит в ладони, и Гета разжимает руку, роняя его Ги на колени.
Переводит взгляд на своего... мужчину? Врага? Друга? Отца своих дет...тьфу ты, увлеклась, надо бы постучать по чему-нибудь. Кто он ей? Кто она ему? Смотрит на него с самым неопределенным выражением лица. Сверху очень удобно поцеловать мужчину. Или откусить ему нос. В столовой явственно холодает. 
- Ты просто полный идиот, Габриэль Гаара. А теперь слушай уже ты. Я тебе не убийца. И никто, никогда его из меня не сделает. Уяснил, sál mín?