Второй год город косит чума,
Не работают даже бордель и тюрьма,
Закончился хлеб, закончилась вода,
Из культурной жизни – только крестный ход,
Ходим, зовем святых отцов,
На обратном пути подбираем мертвецов.
Папское имя теряет силу и мощь.
Ведьмы увольняются с рабочих мест.
Смысл шевелить эту муть?
Чего тут гадать? Все и так умрут.
Какая разница, что скажут звезды?
Средние века, такое средневековье.

Епископ приходит в еврейский квартал,
Говорит: «Кто из нас не гибнет за металл?
Всех нас уничтожит небесный террор,
Всех нас вынесут в черный коридор.
Света нет. Отсутствует цель.
Самое время начинать праздники».
И тогда звучит барабанный бой,
Поднимет с земли ремесленников и проституток,
И затягивает нас в свою круговерть.
Тех, кто умер, не пугает смерть,
Не пугает ни одна из ее обид,
Бояться здесь стоит разве что нас.

И мы надеваем перья и хвосты,
И смазываем кровью нательные кресты,
Сжигаем на улицах своего сатану,
И объявляем небесам войну,
Водим процессии вокруг огней.
Все, что у нас есть – это народный гнев.
Клади на лицо пудру и грим,
Никогда не поздно умереть молодым,
Никогда не поздно изменить имя,
Обо мне будет свидетельствовать тень моя.
Никогда и никому не говори об этом.
Смерть не узнает нас в лицо.

текст

Лети моя душа, лети мой тяжкий рок
Под облаками блокитными
Под облаками-зенитками в небо.

Под облаками блокитными
Под облаками-зенитками в небо.

Лети моя душа и солнце поцелуй
За всех друзей моих сгинувших
За тех, кого не покину я.

За всех друзей моих сгинувших
За тех, кого не покину я.

Припев:
Печаль моя будто роса
Лёгкая птаха светла и прозрачна
Белой рубахой отца.

Лёгкая птаха светла и прозрачна
Белой рубахой отца.

Лети моя любовь и крови не жалей
Брызгами-струями, да в полнолуния.

Брызгами-струями, да в полнолуния.

И годы по часам и сердце-ястребок
Я дышу радостью
Нет большей сладости жить.

Я дышу радостью
Нет большей сладости жить.