К концу недели Кассиан был почти уверен, что влюбился. Может, так на него повлиял тот каф, может, инвентаризация, может, то, как их знакомство началось с постели - этого он точно не знал. Только предполагал, что дело может быть в том, как и каф, и инвентаризацию, и постель Боби проходила с одинаковой радостью, бьющей из глаз. В ней была какая-то невозможная жадность к жизни, и Кассиан хорошо ее узнавал, потому что и сам, когда работа позволяла, отличался чем-то подобным. У Боби к жадности к жизни прилагались глаза, и улыбка, и волосы, и смех, и дружелюбие, и любовь к своему делу, и желание помогать восстанию, и вся она была замечательной. Такой, что хотелось покпзывать ее всем на базе, чтобы все знали, что это Боби, и она замечательная.
Так, в общем-то, Кассиан и делал. Он ждал миссию, но пока что старт ее затягивался, и он мог побыть дома еще какое-то время. Он проводил его со знакомыми, с друзьями и с Боби, представляя ее то тем, то этим, чтобы она поскорее перестала чувствовать себя на базе чужой.
Под конец первого дня он был уверен, что они приятели, к концу второго решил, что друзья. Поймав себя в третий раз за день на том, что думает про Боби - как думает про Боби - Кассиан понимал, что, кажется, ему этого недостаточно.
Обычно он не искал отношений, как многие разведчики, предпочитая вместо них одиночные встречи - чаще всего на заданиях, но иногда и дома: тут было достаточно тех, кто хотел немного физической близости, не обремененной никакими сложностями, обязанностями или перспективами. Но Боби Кассиан хотел не так. Боби пробуждала в нем что-то особое - рядом с ней иногда становилось тревожно, как будто он рискует чем-то, будто еще шаг, еще слово - и все пропало. Как на опасных миссиях - но только приятно, потому что дома ведь было всегда безопасно.
Наверное, таким было чувство влюбленности: сердце быстрее бьется, зрачки расширяются, кровь бьет в ноги, подсказывая - беги, беги к ней.
Кассиан не бежал. Она была новенькой, он помогал ей обживаться, его было слишком много в ее новой жизни, чтобы считать, что на ее ответ, если он ей признается и предложит что-то, ничего не повлияет. Такого он не хотел. Но миссия, на которую он отправлялся, была четвертой, и о каждой четвертой он волновался чуть больше, чем об остальных трех.
Вечером перед отлетом, когда его миссии наконец-то дали добро, Кассиан снова думал об этом, глядя на Боби и перечисляя ей то, чем они еще могли бы заняться.
- ...а можно никуда не ходить, - неожиданно для себя сказал Кассиан. - Можно остаться где-то просто вдвоем. Честно: я весь вечер мог бы провести, просто глядя на тебя, разговаривая. Если ты хочешь, конечно. Ты мне очень нравишься, Боби, с самого первого дня. Но если я тебе нет - я никогда больше не заговорю об этом. Вернусь домой - и мы все еще будем друзьями. Или приятелями. Или соратниками по борьбе. Кем захочешь.
