Иногда, если Коррану требовалось (а требовалось, как ни прискорбно, часто) решать проблемы не самому, а при трепетнейшем участии кореллианского губернатора, у него складывалось стойкое ощущение, что во всём размеренном ритме работы правительства, которое ни в ус не дуло, ни затылок не почёсывало, больше всего что-то нужно было только ему. Тракан небрежно отмахнулся от его визита, где-то между строчек пожелав разбираться со всем самостоятельно, не осознавая, кажется, масштабов. Ему хватало уже той новости, что президент как-то поздновато предупредил о своём визите на Кореллию, а теперь все ежедневные сводки происшествий увеличились в размерах раза в два и утратили всякое разнообразие. Если бы в КорБезе всё тянулось как в Доме Короны, то он обязательно посчитал бы количество упоминаний слова «пират» и ему однокоренных, однако пока что ему едва хватало сил вдумчиво дочитать всё до конца. В общем-то, он был уже не против, чтобы там фигурировали разбои, вооружённые нападения и контрабанда — с пиратами был уже однозначный перебор.

Он поправил китель, мельком оглядев себя в надраенном до зеркального блеска транспарастиле — хорошо памятуя двусмысленное и очень стандартное прошлое Сал-Соло, Хорн приходил к нему неизменно в идеально сидящей форме, хотя с удовольствием менял её на стандартную корбезовскую куртку инспектора и очень удачно терялся в общей толпе. Возможно, это помогало негласно напоминать правителю Кореллианского сектора, что рука закона всё ещё держится за законы, а не за личные прихоти сменяющегося (и сменяемого) губернатора, так что Тракан держал себя в руках и не раздавал никаких сомнительных указаний. Возможно, этому помогало ещё что-то, хоть бы и инстинкт самосохранения, однако хорошо уже то, что хоть что-то помогало.

Следующим шансом быть в этом здании хоть кем-то услышанным была — какая неожиданность — вице-губернатор. Военный министр всегда оставался так, исключительно запасным вариантом, потому как мог сделать что-то по тому же маршруту, просто имел куда больше времени монотонно отбивать ноги о пороги. Он одарил секретаря Доман самой очаровательной улыбкой из своего арсенала, предполагая, что бывшая сенатор скорее всего только этим и занимается, что принимает у себя обделённых вниманием Тракана, но вдруг и ему найдётся место в плотном графике. Ну, сколько ему там надо времени, правда?

— Мистрисс Берусс, уделите мне минуту, — тут, конечно, в улыбке очарования поменьше, но где вы видели даже самых законопослушных кореллиан, которые не пытаются заранее, с порога отобрать всё ваше доверие? Даже если новости так себе, настроение можно подпортить немного позже, кислая мина — дело нехитрое. К тому же, если бы Корран принимал любые такие неприятные обстоятельства как свои личные, от него мало бы что осталось, а уныние можно было бы отгружать в баночках куда-нибудь на Гаталенту, чтобы поменьше радовались жизни. Потому что вечно в этой жизни (и в галактике тоже) всё идёт слегка не так, как задумано изначально.

Корран сел за длинный стол, впитавший в себя всю бюрократию совещаний, и сделал это медленно, неторопливо, с достоинством, излучаемым всей своей идеально сидящей на плотной фигуре формой — похоже, начал проникаться неспешностью и духом кореллианского правительства, вот же жуткая зараза какая. Но он надеялся, что хотя бы Доман эти настроения не задели, всё её политическое прошлое не было связано с развешиванием лапши — поводов так считать у Хорна не было, хотя в годы, когда она собирала свою славу в галактике, ему было совсем не до политики и игр влиятельных людей сверху. Худо-бедные попытки утвердить мир и яркая личная жизнь со свалившимся на голову «наследством» интересовали его куда больше, они же строили дом, задумывались с Миракс о детях — какие там сенаторы, какие манифесты, декларации, Новая Республика же сама собой разумеется.

Сейчас, когда вроде бы нет ничего отвлекающего, Хорн тоже не замечал её так часто, как мог бы — или она специально держалась в тени, или эго Тракана имело такие размеры, что накрывало и поглощало всё вокруг себя, однако иногда посматривая в ту сторону, где должен был быть голос губернаторства, Берусс была заметна, порой совсем одна. Сал-Соло, как уже все привыкли, любил выступать с пламенными речами, жечь, так сказать, сердца людей, а скучный ежедневный быт вместе с проблемами сваливал на кого угодно. Что ему, до скончания веков мыкаться из кабинета в кабинет, раз он принёс новости не о революции и народном величии?

— Конечно, — он чуть улыбнулся — как же, пришёл бы Корран, если бы ничего не случилось. — У нас пираты везде. Повсюду. Во всех смыслах. На всех гиперпространствнных путях, в системе, на выходах и входах из неё. Если мы продолжим их арестовывать, добровольно и насильно сажать всех в камеры, место закончится завтра, а суды растянутся на десятилетия вперёд — на Кесселе не успеют обрадоваться резкому увеличению количества работающих рук, — директор поборол в себе желание цокнуть языком и закончить монолог многозначительным «вот так вот». О визите президента он уже не заикался. — Мастер Сал-Соло заняться этим не захотел, поэтому могу только надеяться, что вы скажете что-то кроме «зайдите позже», — ну, не ему по чину жаловаться, что его выставили вон, но дело казалось ему важнее подготовки отбиваться от заявлений президента, потому что никакие заготовленные планы выступлений могут не понадобиться, если тот просто не сможет долететь до Кореллии, в чём окажется виноват, разумеется, только Хорн, разрушивший шансы лидера на триумф над Республикой. Его самолюбие, хоть и поправленное тщательной мастерской шлифовкой с годами так, чтобы никому не мешать, не очень любило оказываться в чём-то виноватым, особенно если ты не слишком-то виноват.

Хотел б он преувеличивать, но пока что, скорее всего, преуменьшал. Не говорить же прямым текстом, в какую хаттову задницу (интересно, а у хаттов она есть?) эти пираты их несут? Между прочим, слова Корран подбирал тщательно и соответственно обстановке, поэтому счёл слова Доман в какой-то степени комплиментом.

— Всегда есть очень простой способ решения проблемы — можно просто расстреливать всех пиратов. Трупы, или что там останется, займут место только в крематории. — Хорн улыбнулся так, будто ещё вчера подготовился к этому и каждый получил достаточно энергомагазинов, чтобы в живых не осталось никого. Вообще, он надеялся, что его горькую, чёрную иронию вице-губернатор не воспримет как искреннюю тоску от отсутствия шанса взять и всех убить, будто директор КорБеза об этом мечтает (разве что иногда). — Но так как мы ещё живём — или делаем вид, что живём — в демократичном и гуманном государстве, то расстрелять их без суда мы можем только если они сами согласятся, — он даже, кажется, слегка погрустнел. Ну, прекрасная возможность была решить всё раз и навсегда — никто не захочет промышлять в секторе, где тебя без разговоров распылят на атомы... — В общем, это я веду к тому, что арестовывать можно тех, кто готов сдаться и понести наказание, а остальными, ну... пополнить запасы космической пыли. КорБез бы делал так ещё вчера, но, так как у нас эта самая демократия и гуманизм, на убийства в рамках законов нужна санкция правительства.

Остальные варианты были сложными, создавали процессуальные трудности и никак не помогут им быстро. То есть, конечно, даже если Берусс тоже предпочтёт поставить на первое место сказочные (он бы сказал, феерические) принципы Новой Республики, однако резкое повышение количество причин гибели «застрелен при попытке к бегству» у кого угодно вызовет вопросы. У него бы вызвало, и в Доме Короны — тоже, даже за всей их чинностью и неспешностью.

Корран понимал ещё и то, что ни одно его предложение, кроме как оставить всё как есть, не входило в систему гуманных координат. Увы, впихивать живых в камеры плотно, как селёдки в бочку, тоже гуманность не позволяет, с живыми вообще тяжело было обращаться — велик шанс то перегнуть палку и прослыть изувером, то устроить из КорБеза курорт, куда все будут специально ехать отлежаться, отоспаться и отъестся.

— Понимаете, если люди хотят сдаться, они обычно не сопротивляются и не убегают. Те, кто бегут и продолжают упорствовать — их вряд ли можно отнести к сдающимся, — Хорн пожал плечами. Очевидно же, разве нет? Выбор, скажем так, очевиден.

Расстреливать, конечно, плохо, очень по-имперски, в какой-то степени жестоко и бесчеловечно. Вполне в духе мира, на территории которого КорБез действовал — тёмная сторона Кореллии, как и галактики в целом, было совсем не миром благородных рыцарей, ведущих романтическую борьбу с застаревшими устоями и скучными законами. Нельзя бороться с саранчой, если вежливо просить её убраться и не выжирать свой урожай.

— К тому же, судебный процесс для такого количества арестованных по одной и той же статье неоправданно затягивается. Если бы его можно было упростить... — он произнёс это даже как-то мечтательно. Он бы тогда — о, звёзды, какое счастье! — избавился от ящиков инфочипов, которые размножались каждый день, что архивы, наверное, тоже скоро закончатся, а построить ещё один небоскрёб уж точно разорительно.

О, он уже совсем живо представил, как инфочипы и миллионы протоколов превращаются во что-то более компактное, собираясь из десятков однотипных в один, общий для всех — вряд ли в пиратстве можно было придумать что-то кардинально новое, чтобы удивлять инспекторов. Конечно, кореллиане в числе пиратов были, может быть, и не подавляющим большинством, но в их патовой ситуации и пара человек облегчат их участь. Если покопаться, поискать запылившиеся договорённости КорБеза с соседями...

— Хорошо, пусть это касается только обвинений в пиратстве — ради спокойствия правительства, — да, компромиссы, ему долго пришлось учиться этому у Миракс — он только никому не стал рассказывал, что постигал такую сложную науку под руководством бывшей контрабандистки. Ему, конечно, очень хотелось бы ужесточить наказания по той и этой статье, а ещё по тем и тем... но это была тема другого разговора, в другое время, когда всё куда спокойнее и без президентов на пороге.

Хорн загадочно улыбнулся вице-губернатору. Если бы они всех мелких нарушителей, да ещё и за неправильную парковку, тянули в свои тёмные и уютные казематы, там яблоко не смогло бы упасть на вторые сутки, а работа застопорилась бы, даже если следователи превратились в дроидов и работали круглые сутки.

— У нас в камерах, поверьте, только отборные подонки — убийцы, воры, насильники, контрабандисты, приходите посмотреть. Пираты и раньше были, просто не в таких количествах, и прежде их больше интересовал мелкий, легко продающийся товар, а теперь они перешли на товар подороже — людей, а заложники уже увеличивают сроки общественно-полезного труда на Кесселе в разы, — жуткие, конечно, вещи, но Корран говорил о них с хладнокровием медика за домашним ужином, рассказывающего о внешнем виде выпавших у пациента кишок. У каждого своя профессиональная деформация.

Сдавать чужих граждан их исторической родине — прекрасный план, а тем, кто косит под не знающих общегалактический, не придётся искать переводчиков и тратить кореллианские кредиты на оплату самых экзотических (хотя услуги дроидов, конечно, не так уж дороги, но всё равно жалко). Да, мания контролировать и знать всё будет грызть его до костей, но если в какой-то момент не перестать, то в скелет превратишься самостоятельно и даже быстрее.

Корран само слово «амнистия» на дух не переносил, а сами процесс и подавно — ну разве могли быть поводы, чтобы преступников просто взять и отпустить? Кроме попыток политиков искусственно повысить так свой рейтинг.

— А кто будет судить, что мало, а что много? — больше философский вопрос, но насущный. Для кого-то украденная кредитка из кармана — голод до завтрашнего, а кто-то с ними ванну принимает и в отхожее место с собой берёт. Вопросы, насколько уместно обрекать кого-то на смерть, он благоразумно не замечал. Он чуть понизил голос: — К тому же, между нами... Сал-Соло в этой среде и без того полубожество. Если волею губернатора выпустить на свободу ещё немного, мы утонем в крови уличных беспорядков и задохнёмся от дыма жжёных каров, а потом умрём от голода, потому что всё будет разгромлено и работать будет некому. Зато независимыми, — он хмыкнул. Хорошо бы, если вице-губернатор имела бы немного другой взгляд на фанатичные мечты о суверенности, иначе лететь ему отсюда до первого этажа за критику правительства.

Он выдохнул.

— Мистрисс Берусс, никто не будет стрелять в корабли с заложниками, если эти пираты откажутся сдаваться. Это крупные корабли, у эскадрильи с трудом получится его взорвать, поэтому их КорБез берёт штурмом, как того требуют правила, — и прикарманивает корабли, но этого он не сказал. — Те, кто туда высаживается, и без того рискуют больше, чем следует, используя парализаторы. КорБез — не армия, у нас не бесконечно много людей, чтобы этим заниматься воспитательными беседами с каждым пиратом, который запрыгнул в истребитель и решил, что может отнять что-то у других силой и просто потому что так хочет, — ему так удачно удалось увидеть замученного Ору Джулиана, что теперь он с трудом мог отогнать от себя эту жуткую картину. Коррану было у кого учиться заботе и жертвенности о и за своих подчинённых — спасибо тебе, Гил Бастра, где бы ни нашёл свой вечный покой.

То, что он ещё сидел и ничего будто бы не поменялось, можно было считать удачной разведкой боем, и ещё более удачным открытием, что не всё кореллианское правительство сошло с ума и заразилось всей дрянью о независимости, а то со стороны сложно было судить. Вообще, звёзды, они уже так затёрли это слово, «судить», что это было как-то сверх меры... Тишина, которая вдруг образовалась между ними эдаким вакуумом, могла или знаменовать что-то хорошее, или... или нет. Корран, кажется, дышать стал чуть реже. Ему не всегда давалось общение с политиками, даже, казалось бы, с соотечественниками.

— Да, — выдохнул он и не стал уточнять, что же всё-таки оно значит, и подразумевал, что это «да» — оно ко всему, как виски. Да, они выпустят предупреждение, да, он всё осознаёт и так далее, и да, высшая мера — это тоже замечательно и он обязательно подумает (и придумает ведь), кто заслуживает такой чести, и правительство может не беспокоиться о судьбе честных людей. То есть, возможно, на их месте он бы тоже переживал, потому как КорБез в секторе и без того имел едва ли не полностью развязанные руки, а выдать, скажем так, лицензию на убийство — значит избавить их от последних удерживающих мелочей. Ну, смутное время всегда требует от них в том числе и радикальных действий, и жаль, что к губернатору они были не в силах их применять. Пока что.

— Вам ведь нужен честный ответ, а не правильный, верно? — вообще-то, он бы в другое время подумал, стоит ли вот так, сидя в Доме Короны, перед вице-губернатором, говорить, что ты, кхм, не очень-то за политику, проводимую своей системой, но Доман, кажется, сделала немалое усилие над собой и частью каких-то принципов по его просьбе, что как-то невежливо соврать. — Нет, не доверяю, — и больше ничего не сказал. Потому что директор Хорн основывается на фактах и доказательствах, а джедайское чутьё и интуиция к делу не пришиваются.