На Орд-Мантелле все было другое. Другая архитектура — пристрастие к куполам и закругленным краям — другие запахи, другой воздух, другие люди. Некоторые из этих существ предпочитали называться «мантеллианцами» больше, чем людьми или даже по своей соответствующей расовой принадлежности, потому что Орд-Мантелл был своеобразным образчиком философии Гаталенты — он принимал всех. Забыты были времена, когда планета принадлежала кому-то коренному, и Айрис только думала о том, чтобы изучить, кому именно, но сейчас здесь как будто отсутствовало какое бы то ни было подавляющее большинство — по любому признаку. Цвету кожи, форме тела, количеству конечностей, языку, методу коммуникации и размножения... Планета принимала всех, принимала их товары, их деньги, их нравы, и никого как бы не осуждала за то, что за товары везут, куда потом деваются полученные деньги, и чего заставляют искать те нравы.

С одной стороны, это очень хорошо. Плюрализм.

С другой стороны, у Айрис во время ее прогулок по новому для себя городу иногда начинали гореть уши — и это от тех слов, которые она знала, и тех предложений, от которых могла отказаться.

Насколько ей было известно, с переносом сюда столицы, Орд-Мантелл вступил в фазу облагораживания, потому что госслужащие ходят на работу исключительно потому, что она их облагораживает, и потом это благородство такими незаметными миазмами растекается по окружающей среде, создает рабочие места, латает дыры в социальных сферах, и вообще, дает гражданам повод гордиться, что они теперь — столица, а не просто центр торговли и сбыта. Количество офисов на квадратный метр всегда прямо пропорционально уровню гражданского идентитета — правда, только на ближайших квадратных метрах, в трущобах гражданский идентитет всегда один — каждый сам за себя.

Однако, пока еще Айрис гуляла по приличным местам, в центре, недалеко от апартаментов и места работы своего отца. Сначала добиралась до выставочного зала, и оттуда каждый день выбирала новый маршрут домой, случайной улочкой, и читала все вывески по дороге. Все-таки, собиралась задержаться, следовало осваиваться в незнакомом месте, постигать местный менталитет, пробовать местные деликатесы. Правда, термос с чаем она все-таки стабильно брала с собой, потому что предлагали такое не во всех заведениях, а некоторые местные деликатесы требовали того, чтобы поскорее понять, простить, и забыть.

На таком пестром фоне отсутствие островка гаталентского духа выглядело почти странным, и Айрис с каждым днем только укоренялась в своем намерении. К счастью, на этой планете и без центра гаталентской культуры уже нашлись те, кто интересовался чайной церемонией, и Айрис только рада была после целого дня новых впечатлений вернуться к чему-то проверенному, хорошо ей известному, и чем она счастлива была делиться — просто так.

Прелесть чайной церемонии в том, что она терпит как одиночество, так и практически безграничное количество участников. Главное, запастись посудой, а для двоих запасов всегда хватит. Айрис пока не так много чего знала о коллеге своего отца, и теперь, поставив греться воду, точно рассчитав, чтобы она поспела к оговоренному времени, выстроила рядком баночки с видами чая, которые, по ее мнению, могли бы гостю понравиться. Ее родная планета производила такое бесконечное многообразие чая, что грех было не предоставить выбор, когда ситуация того позволяла.

— Ни в коем случае не смутили, доброе утро, — Айрис расцвела — и не только за одно свое имя, а как будто за целый букет. Чтобы смутить ее, понадобилось бы что-то куда более возмутительное, или похабное, например, но она не стала об этом говорить. Нравы на Гаталенте пусть мягкие, но и достаточно свободные, и распространено чуткое отношение к чужим особенностям, так что Айрис не нашла ничего чрезмерного в поведении своего гостя. — Какая прелесть!

Это было обращено уже к птичке. Айрис восторженно сцепила руки на груди, разглядывая подарок, и совершенно не возражая, что этот подарок интересуется баночками и норовит сунуть в них клювик. Напротив, раз уж для птички был выбран отдельный сорт, то Айрис охотно позволила ей выхватить белый цветок из баночки, на которую указал Нанаод, а затем поднялась сходить за дополнительной посудой, ведь количество гостей, интересующихся чаем, увеличилось. Принесла отдельный чайник, самую крошечную пиалу, что нашлась в наличии, и графин с водой.

— В авантюристском настроении... — задумчиво повторила она слова Нанаода, усаживаясь обратно и критически оглядывая свои баночки, а когда придумала, как удовлетворить это настроение, то подняла на гостя взгляд опытной интриганки: — Вам когда-нибудь приходилось пробовать копченый чай?

Продажи и экспорт этого сорта и смесей на его основе были самыми скромными, очень уж тот был специфическим, даже среди самих гаталентцев он находился ближе к концу в списке популярности. Однако, Айрис казалось, что тем интереснее. Мало кто вне ее родной планеты знал про этот чай, ароматом напоминавший одновременно кореллианский виски и хорошо прожаренный на открытом огне бекон, а вкусом неожиданно мягкий, совершенно не горький, даже если заварить покрепче, благодаря специфическому способу сушки листьев. Она не ожидала, что сорт вызовет ажиотаж на Орд-Мантелле, но, тем не менее, подготовила баночку именно для тех, кто готов к новым гастрономическим открытиям.

Дальше началось ее колдовство, но Айрис тем временем вежливо поинтересовалась у гостя:

— Вы знаете, я когда-то читала о зелосианской традиции даров, которые вы упомянули, но, признаться, не припомню в том источнике объяснения их символизма. Вы не могли бы мне поведать, почему именно цветы, и фрукты, и земля, и капля, и в таком количестве?

Спрашивая и слушая ответ, Айрис, почти не глядя, и регулярно кивая собеседнику, нагрела оба чайника, насыпала совсем немного в чайник для птички, залила горячей водой, затем — полновесную порцию копченого чая для себя и Нанаода в другом чайнике, так же залила водой. Маленькая порция заварилась раньше, и Айрис, памятуя об интересе птички к содержимому баночки, не стала наливать той чай через ситечко — пусть поклюет листочки. Налив немного в крошечную пиалу, она сразу разбавила чай прохладной водой, добавила каплю меда, и осторожно, чтобы не спугнуть, поставила перед птичкой, но та, кажется, совершенно не боялась человеческих рук, даже незнакомых, и с готовностью подпрыгнула поближе.

Тем временем и копченый чай стал распространять по комнате свой яркий аромат и, разлив его по теплым чашкам, Айрис подала одну из них на деревянном блюдце Нанаоду.

Айрис читала, что на какой-то далекой планете было суеверие, иногда описываемое даже культом — в самую холодную пору и в самую длинную ночь в году, в жилища на той планете одновременно как бы по приглашению, но тайно пробирается представитель местного пантеона, отличающийся добрым нравом, характерным смехом, и окладистой бородой, и в случае если обитатели жилища ему угодили своим служением в течении года, а тем более если оставили подношение в виде молока и выпечки, то он взамен оставляет дары на алтаре — под священным древом. Сейчас Айрис вспомнила этот миф, когда услышала смех Нанаода, который тем самым совпал по всем пунктам — нравом, смехом, бородой, и подарком. Он вполне мог бы основать свой культ, и Айрис подумала, что это был бы самый добродушный культ во всей Галактике.

Слушала с теми же погруженностью, живостью и восторгом, как будто сама была ребенком, и рисовала себе Нину, в таких красочных, забавных раздумьях о том, как из предложенных ингредиентов сотворить целый мир. В это время она обнимала свою чашку руками, но аж забыла пить чай — так заслушалась, но потом встрепенулась, что та же птичка. Та, к слову, напившись из мисочки, изучала теперь содержимое других баночек.

— А нет ли у вас дома религиозного ответвления, которое бы предполагало, что там был один фрукт, один овощ, и одна ягода, например? Чтобы никто не чувствовал себя забытым, — Айрис тоже рассмеялась, хоть и куда скромнее, чем собеседник. Все же, верования — дело тонкое, и единственное, что позволило ей так шутить — это легкость, с которой Нанаод отзывался именно об этом аспекте жизни своей родной планеты.

Затем Айрис вся собралась, приосанилась посерьезнее, и обвела взглядом комнату, пока еще достаточно пустую.

— Да. Открытие. Как вы понимаете, я только что приступила, и идея пришла ко мне, когда я уже прибыла сюда. Мы с отцом условились, что я могла бы некоторое время пожить на Орд-Мантелле, и, разумеется, встал вопрос занятия, ведь даже если я постараюсь что-то сделать с кабинетом отца, мне не всегда будет уместно отвлекать его. Собственно, идея мне пришла, потому что Орд-Мантелл такой восхитительно смешанный и многообразный, столько культур бок о бок, — он говорила это, вполне понимая, да и за последние дни даже видя, что подобное многообразие порождало иногда и лишние трения, но не считала это поводом обращаться к идеологии изоляции и разграничения всех и вся. История показывала, что трения от этого только ухудшались. Напротив, считала Айрис, центры, где все культуры смогут взаимодействовать с другими культурами, должны только улучшить межрасовые и международные отношения. В то же время она понимала важность консервации и оберегания особенностей, которые и составляли это многообразие. До сих пор Орд-Мантелл успешно демонстрировал и это.

— Но у многих есть как бы свои закутки, где они обосновали отдельные оазисы, где и выходцы той культуры могут погрузиться во что-то родное, или не забыть корни, и интересующиеся извне получают некоторый экскурс. Мне бы хотелось, чтобы центр был таким закутком — и для гаталентской диаспоры, и для тех, кто просто не прочь освоить новую технику медитации, или выпить чаю. К тому же, та выставка гаталентского искусства — отличный повод, чтобы начать, и вот, я подобрала помещение. Думаю, в течении следующих нескольких дней определиться с оборудованием и оформлением, и можно будет устраивать полноценное открытие. Я обязательно приглашу вас, как определюсь с датой. А на выставке есть чудесные вышитые работы как раз о мифологии Гаталенты.

Высказавшись, Айрис все же выпила чая, и добавила с очень мягкой улыбкой:

— И на вашем месте, я бы не беспокоилась — у отца, как мне кажется, бесконечное терпение. Нас у него четверо, это не считая Гладиолуса, и мы его закалили.

Слушала Айрис очень внимательно, и кивала, с серьезным видом, хотя после такого начала беседы было немного сложно перескочить на такие ответственные темы, как слабости политиков. Про мифологию и чаи гораздо спокойнее. О чем-то подобном Айрис успела поговорить и с отцом, когда обсуждали вообще весь план ее поселения на Орд-Мантелле. Ее ничуть не смущало, что хорошие люди беспокоятся о ней, но после Гаталенты и с предшествующим воспитанием Айрис трудно было свыкнуться с мыслью, что у этих предупреждений есть весьма серьезные опознавания. Ни одна из сестер Дин никогда не ощущали себя избранными, даже будучи дочерьми влиятельных политиков. На Гаталенте не было нищих и потому даже обеспеченность их семьи мало выделялась. Редко кому на их планете приходило в голову что-нибудь позолотить, или собрать личный флот спортивных кораблей последних моделей. Айрис не чувствовала себя Дочерью Президента, никто не устраивал ей обучение, как чьей-нибудь прекрасной леди, о том как себя вести и каких политиков различать в лицо даже со спины. До сих пор она была просто Айрис. Судя по рассказам матери, политики Гателенты тоже интриговали иначе, как-то очень вежливо и поэтично, уже на генетическом уровня ставя жизни и права людей во главу угла.

Тем внимательнее она сейчас слушала. То, что говорил Нанаод, было своего рода пользовательским соглашением. Если она хочет оставаться вблизи отца, то нужно учитывать особенности Орд-Мантелла, как бы Айрис не хотелось видеть в многообразие только лучшее. Иногда многообразие смотрит в ответ и отказывается в свою очередь видеть что-либо, кроме слабых мест.

— Я читала, — очень спокойно, без тени хвастовства, отозвалась Айрис, дослушав, — Я всегда читаю такие документы, и сохраняю копии.

Она тронула карман, в котором лежал пад.

— Я бы не сказала, что она бесполезная, но там достаточно очевидные вещи, о которых, тем не менее, стоит напомнить. Я стараюсь относиться к таким вещам как к табличкам о том, где пожарный выход. Скажите, а...

Айрис запнулась, подбирая наиболее точную формулировку своему вопросу. Начала издалека:

— Видите ли, мне никогда не приходилось жить в подобной атмосфере, потому я не вполне представляю, как к ней лучше всего подготовиться. Есть ли какие-нибудь известные вам личности, с кем мне сразу лучше... Оставаться начеку? Я не задавала этот вопрос отцу, чтобы не ставить его в положение, где ему придется высказывать какие-либо подозрения, а вас, мне кажется, я могу о таком спросить.

Улыбнувшись было, Айрис спохватилась и поспешно добавила:

— Но я пойму, если вы тоже не захотите никого называть. Может, лучше избегать каких-то мест или определенных острых тем?

Нет, Айрис знала, что она может не понравится кому-то. Это было как раз самым нормальным явлением, на Гаталенте люди тоже друг другу не всегда нравились, но выходили из положения по-гаталентски — как в случае с кланами Холдо, не отправляли открыток друг другу или хотя бы заканчивали пожелания в них точкой, а не восклицательным знаком, но все это открыто, практически в лицо. Однако, иметь дело с хитростью и манипуляцией юной Айрис пока не проходилось, она только в теории знала о существовании таких техник.

Больше всего хотелось достать пад и начать записывать советы Нанаода, прямо как аддендум к инструкциям по безопасности. Вот ведь, сообщают о том, как найти пожарный выход из помещения, а о том, как найти выход, когда тебя пытаются использовать — нет. В этом была определенная недоработка отдела президентской безопасности. Однако, Айрис, все еще внимательно кивая и запоминая слова первого администратора, руками тем временем подливала ему чай. Тот еще не совсем остыл, букет раскрылся сильнее, и крепость оставалось той, которую еще  уместно подавать дорогим гостям. Следовало бы сбегать и поставить кипятиться еще воды, но разговор казался Айрис слишком важным, чтобы теперь так его прерывать. Она была уверена, что Нанаод отнесется с пониманием, если захочет еще чаю, и того придется подождать пару лишних минут.

— Я думаю, пока паранойя мне не грозит, мне было бы очень сложно вот так начать ожидать от всех окружающих худшего, — Айрис даже улыбнулась, пусть и достаточно философски. Воспитание и регулярная медитация позволяли ей чутко чувствовать самое себя и, в целом, она отдавала себе отчет в своей наивности и неопытности. Однако, это было только логическим познанием, что не вся галактика живет по обычаям Гаталенты, что бывают войны, бывает насилие, боль, и смерть, и корыстные мотивы, она даже понимала, что не готова справляться с такими явлениями, если вдруг придется стать им свидетелем вот сейчас, сразу. Эмоционально Айрис все равно воспринимала все это, как что-то неправильное, неприемлемое, и не могла бы заставить себя предполагать в окружающих стремление к таким явлениям.

Отчасти затем Айрис и задавала сейчас Нанаоду эти вопросы, чтобы начать привыкать воспринимать мир иначе, мыслить иначе, искать разумное применение своей доброте и вере в разумных существ, чтобы этот идеализм не покалечил ее саму и близких ей людей. Может, с администратором и следовало быть начеку, но он охотно рассказывал ей все это, не вменяя наивности Айрис в недостатки. Дружелюбному человеку так и тянуло довериться. Как раньше, в детстве. Взглянешь на гостя, которого увидела минуту назад, протянешь руку и спросишь «Давай дружить?». И начиналась дружба. Жаль, что остальная галактика работает не совсем так.

Тем временем, Айрис поймала себя на том, что немного хмуриться.

— Мне не хотелось бы влезать в личные сведения о сенаторе Органа только лишь из праздного любопытства, — вежливо и осторожно, немного вопросительно произнесла она. Раз Нанаод предупреждал ее не говорить об этом с другими, на то были причины, но в то же время предлагал поделиться. — Вы считаете, мне следовало бы знать об этом? Если так, то, разумеется, я ни с кем не стану этого обсуждать.

Немного расслабившись обратно, она вновь улыбнулась:

— Мне скорее интересно, что это были за передряги, чтобы, по возможности, научиться на их ошибках? Мне не хотелось бы доставлять вам или папе лишних хлопот. Я тоже уверена, и пока мне все очень нравится, хоть я и вижу, что здесь все иначе...

Она посмотрела в окно, за которым спешил и переливался Орд-Мантелл, во всем своем многообразии. Да, несколько дней назад Айрис уже видела уличную драку, и благоразумно не стала никого разнимать сама, но зрелище оказало отрезвляющее воздействие. Как-то сама собой пришла мысль, что до того, как здесь перейдут на поэтические дуэли, придется изрядно попотеть над менталитетом местного населения.

Айрис встрепенулась, будто она тоже птичка, услышав знакомое имя.

— Эмилин Холдо? Знаю, она хороший друг всей нашей семьи. Мы не видимся очень часто, но я и сестры всегда очень радовались ее визитам, и, насколько мне известно, она дружила с моими родителями еще даже до того, как они познакомились друг с другом. А как вы с ней знакомы?

Как Айрис не понимала и того, что ее проверяли, так она и не думала, что серьезность Нанаода непривычна. Она слишкмо мало была знакома со всей этой... Большой политикой. Проверками, первыми администраторами, а тем более угрозами похищения. Она готова была учиться, только опасалась, что методы обучения здесь не совсем те, что в обычной школе. Нельзя засесть в библиотеку на длинную ночь, и выйти оттуда подкованной дочерью видного политика. Из них четверых в этой сфере напрямую работала только Ханисакл, Поппи больше была знакома с офицерскими интригами. Айрис вдруг показалась себе очень оголенной и неприспособленной, пусть она никогда не чуралась работы, аскетических условий жизни, или низких статусов тех, с кем общается — но здесь не эта приспособленность была нужна. Это помимо простых задач, появляться рядом с президентом на публике, говорить одновременно достаточно и ничего лишнего, учитывать множество политкорректных деталей и мнений. То, о чем говорил Нанод, касалось закулисной жизни, где даже люди, как бы находящиеся на одной стороне — Новой Республики — могли преследовать тысячу разных целей, и далеко не Гаталентскими методами.

Айрис молчала, не смущаясь того, что ей надо все обдумать. Она странно восприняла пассаж о надежде. С одной стороны, безусловно, это понятие несло большой и прекрасный смысл, но вдруг Айрис додумалась, что в таких масштабах ей никогда не приходилось надеяться. Гаталенте настолько давно ничто не угрожало, и настолько же давно уклад жизни ставил во главу угла коммуну, людей, их потребности, что жить надеждами казалось даже странным. Если люди голодают — их нужно и можно накормить, если им негде жить, то это жилье нужно обустроить, если одно разумное существо не хочет жить в рабстве у другого, то его нужно освободить, если им угрожают, то нужно договориться до того, чтобы угрозы прекратились. Уж сколько поколений это было естественным образом мышления для гаталентцев — что потребность ведет сразу к действиям, как бы пропуская стадию надежды. Однако, для многих других планет и народов надежда и была тем, что позволяло одному поколению не отчаяться и передать дела следующему, сажать семена в саду, цветов которого они никогда не увидят.

Для таких тектонических сдвигов в сознании требовалось гораздо больше чая и несколько дней медитации — как в шарфе, так и без.

— Господин Энг, — наконец медленно начала Айрис, обхватывая свою чашку ладонями, как будто так старалась удерждать и не расплескать собственную мысль, — То, что вы говорите, помогает мне понять, что я не совсем готова к той роли, что я, в общем, сама взяла на себя, приехав к отцу. Не политкоррекность, и не этикет, и не этика, как вы понимаете, а более... Быть может, подсознательные вещи. Думаю, мне не хватает хитрости, умения мыслить... О подоплеке вещей, о нюансах. То, что я знаю о политике, я знаю из учебников и новостей, но это не все. Это не паранойя, но ведь и быть слишком легкой мишенью тоже было бы обидно, разве нет? И для заговоров, и для манипуляций, и для более физических угроз, вроде похищения. Я может и старше близнецов Соло, но я, признаться, чувствую себя ребенком. Мне так странно даже не ожидать, но просто учитывать вероятность того, что все это может со мной произойти. И я бы не хотела, чтобы моя наивность стала причиной беспокойства для отца и государства. Разумеется, геройствовать я не стану — я бы не сумела, и мы не можем контролировать действия других людей, но, мне кажется, тут большое значение имеет предупреждение таких событий, как вы считаете? И тогда... Тогда у меня такой вопрос — есть ли... Есть ли какой-то способ научиться так мыслить, угадывать? Или это познается только на практике?

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0018/1a/00/192/80873.gif[/icon]

Некоторе время Айрис понадобилось для того, чтобы сначала удивиться, потом засмеяться, потом прийти в себя и закрыть рот. Встрепенувшаяся было птичка вернулась на стол, как ни в чем не бывало, как будто она уже привыкла к такому поведению первого администратора. Птичка может и привыкла, а вот Айрис, конечно же, не ожидала, но плюсом в ситуации было то, что энергия Нанаода заставила ее посмеяться ситуации, а не всерьез обеспокоиться. Когда подумала, что чай сейчас польется на нее, то машинально закрыла лицо руками, но и тут не обиделась. Возможно, дело было в юности, но ее сложно было обидеть, на самом деле. А под такие невинные чудачество подстраиваться было легко и приятно.

— Нет, не думаю. Вы очень наглядно показали, что от вас можно ждать любых сюрпризов, — отсмеявшись, выдохнула Айрис, утирая прямо руками те пару капель, что все же на нее попали.

— Только... — ее улыбка не сползла, но немного поугасла, и тон Айрис подбирала сейчас осторожно. Это на Гаталенте никто не заставлял непременно церемониально и принципиально уважать седины просто за то, что кто-то удосужился их нажить, и даже с такой разницей, как у нее с Нанаодом, собственное мнение приветствовалось, но нельзя быть уверенной, что такие же порядки у зелосианцев, или у первых администраторов Новой Республики. В итоге Айрис сразу обозначила, что имеет в виду: — Я не хочу показаться невежливой. Я согласна с тем, что вы говорите, но не совсем. Я согласна, что гибкость это очень важно, но в таком случае и у гибкости должны быть пределы, вы не находите? Подстраиваться под всех тоже неправильно, иначе хребет превратится в желе. У нас на Гаталенте так говорят. А желе — не лучший материал для опоры. Нужна гибкость в одном, твердость в другом. Слишком много гибкости — и нынешнего конфликта бы не было, просто потому, что кто-то оказался бы достаточно желейным, чтобы пропустить натиск таких идей... А их нельзя пропускать. И в это я верю очень твердо, и не хотела бы проявлять гибкости, подстраиваясь под такое мировоззрение, например.

Вот она и привнесла в разговор конкретную политику, а не просто абстрактные опасения за свое положение и свою наивность. Айрис тут же поспешно добавила:

— Не хочу сказать, что вы именно это имели в виду, или что вы предлагаете именно так относиться к той идеологии. Просто это те самые нюансы, о которых я задумываюсь и, возможно, задумываюсь слишком часто. В определенные моменты нужно твердо и ясно заявлять свою позицию, иногда нужно быть мягче, подстраиваться, но что-либо кроме искренности пока дается мне сложно, хотя я понимаю важность как безаппеляционной правды, так и подбора времени и места для определенных слов и определенного поведения, некоторой скрытности. Я просто раньше никогда не была дочерью президента, и никогда не жила так, чтобы мои слова и поступки, даже, возможно, опрометчивые по юности лет и малообразованности, были слышны и видны широкой публике, и могли вызвать резонанс.

Наконец она подытожила:

— Думаю, только это заставляет меня искать любых способов подготовиться... Ко всему. Особенно ко всему незнакомому. Потому что лучше всего я умею заваривать чай.

С этими словами Айрис поднялась. На самом деле, вероятно, надо было сразу побежать за полотенцами, но у них выходил такой захватывающий разговор и Нанаода, кажется, совсем не беспокоил мокрый рукав.

— Я думаю, пора заварить еще. Хотите продолжить тот же, или выберете какой-нибудь еще сорт?

— Должно быть, это одна из тех тонкостей, что мне предстоит постичь, чтобы и гибкость, и корни, и хребет, — Айрис с удовольсвием слушала все то, что Нанаод ей подсказывал, и его слова помогали ей чувствовать себя более не уверенно. Не только потому, что она занялась знакомым делом — понятной, методичной, даже медитативной процедурой заваривания чая, но и потому что чувствовала равную дозу одобрения и вдохновения со стороны первого администратора.

Самое меньшее, она не вела себя неправильно и, кажется, не усложняла никому жизнь. Это было бы обидно. Приехать, чтобы немного скрасить непростые будни отца и сестры, привезти с собой немного Гаталенты, и путаться при этом под ногами со всеми своими благими намерениями или наделать глупостей с первых шагов. Все-таки, отец президент Новой Республики, по ее поступкам и словам будут судить и его тоже. Нанаод не судил даже самые смелые ее слова, был рад помочь, заронить зернышки своей мудрости, и Айрис рада была заварить ему еще чая.

— Это кроме того, чтобы совместить свою зону комфорта с чужими зонами комфорта. Там, где они пересекаются, могут возникать... Недопонимания, — самое мягкое из того, что могло возникнуть — именно недопонимание. Самое масштабное — война на половину галактики и на долгие годы. — Но моя зона, к счастью, достаточно мала.

Центр культуры действительно занимал пока весьма скромное помещение, Айрис не расчитывала на бурный интерес с самого начала. Возможно, Орд-Мантелл и пестрел всеми возможными видами и народами, но кто знает, как такой калейдоскоп отнесется еще к одному стеклышку другого цвета.

— И я слышала про чайное дерево, из него добывают масло с таким интересным запахом. И мне приятно будет поучиться у чайного дерева, как и у вас.

Вернувшись со свежим чайничком, Айрис, помимо чашки на деревянной подставке, передала Нанаоду еще и небольшую баночку.

— Он вам так понравился, и я бы очень хотела подарить вам тоже что-нибудь. Этот тот же чай, что мы пьем сегодня, а сзади там рекомендации, как заваривать, если вдруг у вас не будет возможности заглянуть ко мне сюда, а чаю все-таки захочется. Можно я буду приходить к вам за советом о том, как правильно брать пример с деревьев? — она улыбнулась, — Вы, кажется, самый специалист по этой части.