Привести себя в порядок оказалось не самым простым и не самым дешёвым делом. Но оно того стоило. И это он старался донести своим детям, пытался не читать нотации, просто рассказать, чтобы те прислушались и запомнили: порядок начинается с простого и малого. Если в нормальной обстановке вы ходите в не начищенной обуви, то что же за бардак творится в вашей голове?

Облокотившись о каменный парапет набережной, Тавет смотрит вниз, на тёмную воду, пытаясь не вспоминать недавний сон. Долгое время никто не снился, а тут – внезапно! – Кален. Проходит мимо с парой лётчиков и с улыбкой говорит: «Па, у меня вылет» — после чего скрывается за дверью. И это так отличается от других снов, что Калония просыпается в беспокойстве. Пытается не волноваться, убеждая себя, что сны это чушь, что с такой жизнью скорее странно увидеть танцующих людей в цветущих садах, нежели живых или мёртвых знакомых. И факт, что ни Хартер, ни Лора не являлись в подобном сне, приносит успокоение и проблеск надежды.

Засунув руки в карманы куртки, Вет идёт по оживлённой улице, слегка щурясь от яркого света вывесок. Иногда оглядывается по сторонам, но не видит никого подозрительного. Откуда-то аппетитно тянет горячей едой и Калония быстро сворачивает в переулок, пока желудок не свело. Выигранных в сабакк кредитов почти не осталось, зато у него есть убежище, небольшой запас еды и опрятный вид. Впрочем, гладко выбритые щёки сегодня не помогли, на базе Новой Республики никто не кричал «Тавет, это ты?».

Чуда не произошло. Даже если вести себя вежливо и сказать караульным, что он хочет видеть начальство базы, потому что есть новости о полковнике Калонии. Полковник Тавет Калония для этих мальчишек не более чем строчка в списке погибших. Кому нужны новости о мертвецах?

Тавет снова озирается по сторонам, проходит мимо ещё одного здания и, резко свернув за угол, открывает ближайшую дверь. Портье небогатой гостиницы сразу поднимает голову, но тут же теряет интерес к вошедшему человеку и возвращается к своим делам. Это не нравится Калонии, кажется, что портье следит за ним, подозрительным постояльцем, но Вет старается не подавать вида и поднимается на свой этаж.

Слава звёздам — в его номере нет незваных гостей. Только мебель, тишина и уличный свет, просачивающийся в грязное окно. Из предосторожности Тавет не спешит включать лампу и почти подбегает к окну, встаёт сбоку и выглядывает на улицу. Нет, ничего. И никого. Выдохнув, он ждёт ещё несколько минут, затем включает свет и набирает воды в чайник. На ужин дешёвый чай и кусочек шоколада. Интересно, что на это сказали бы жена и дочь?

Они живы. Они все должны быть живы. Но, конечно, это не они сейчас стучат в дверь.

Встретить посетителя или нет? Калония тихо приоткрывает окно, оставляя незаметную щель. Уютно урчавший чайник только что подготовил кипяток. Теперь можно и встретить.

Тавет открывает дверь на ширину ладони и сухо спрашивает:

— Кто вы?

Кого-то такого и следовало ожидать. Гость слишком быстро появился у двери номера и Тавет понимает: это не к добру. И хотя неплохо, что следом за этим любопытным рыжим в комнату не вламываются вышибалы или стражи порядка, но лучше бы вместо него был кто-то другой, с порога ясно сообщающий о себе и целях визита. Примерно как агент по продаже дроидов-уборщиков.

От тусклого света Калония чуть щурится, всматриваясь в лицо напротив. Нет, человек не похож ни на одного из знакомых. Его ответ тоже не слишком устраивает, но Вет всё же отходит в сторону и пропускает гостя в комнату.

— Присаживайтесь, — он указывает ладонью в сторону двух слегка потёртых кресел. За сухой любезностью и неразмашистым жестом скрывается настороженность. Каждую секунду Калония ждёт, что гость вытащит бластер и... нет, смерти не будет. Чтобы убить того, кого и так нет в списках живых, были более удобные возможности. Худшее, что может принести с собой этот человек — это новость о смерти Хартер. Или Лоры. Или Калена.

Но тут же Тавет отрицает эту слабо мелькнувшую мысль: нет, не сообщит. Этот рыжий не из военных Новой Республики. Тогда его речь была бы иной, а нос не столь длинным от любопытства.

Впрочем, кем бы гость ни был и с какими бы намерениями ни пришёл, предлагать чай Вет не собирается, хотя его семья была гостеприимной, даже если к столу могли подать только по сэндвичу и чашке чая.

Здесь и сейчас две чашки стоят вверх дном на подносе у чайника, словно их не трогали с момента заселения в номер.

Опустившись в кресло, Калония вытягивает ноги, скрестив их в щиколотках.

— Рассказывайте, что привело вас ко мне.

Он внимательно слушает, не перебивая и не реагируя внешне ни на одно из слов. Только задумчиво хмурится, пробуя найти место для вероятной подготовленной ловушки, присыпанной красивыми речами. Названия государств и фракций сейчас просто слова, пусть за ними и стоят люди. Вот обращение по званию и имя жены... выглядит грубой попыткой втереться в доверие. Этот якобы второй с половиной человек в разведке считает, что Вет поведётся на одно упоминание Хартер как телёнок банты на свежую еду? И это после совершённого побега с вживлённым под кожу передатчиком, когда каждый шаг мог привести ко взрыву?

На молчание Калония даёт себе ещё секунд десять, опустив взгляд на свою обувь. По-прежнему не нравится, что гость появился незадолго после его возвращения в гостиницу. Ещё и вечером. Больше похоже не на дружеское предостережение от ошибки, а на план «Перехват». Кстати, попутно отметил про себя Тавет, значит, он всё помнит правильно. А то в плену начинало казаться, что Хартер, Кален и Лора на самом деле знакомые, которых помутневший разум записал в родственники. Быть может, их вообще нет на самом деле, только в его голове. В такие минуты Вет вытаскивал из-под воротника цепочку с двумя кольцами и долго смотрел на украшения. На одном, тяжёлом мужском перстне, красовалась надпись на старокореллианском. На втором выгравированы имя «Хартер» и дата: как координаты, помогающие свернуть с пути погружения в безумие. Потом он вспоминал, что дата — день свадьбы, одна деталь прошлого цеплялась за другую, и так обреталось спокойствие.

Было ради чего рискнуть.

Идея попробовать разговорить Толлака не кажется плохой. На лжи шанс поймать мизерный, но можно получить и другие полезные варианты. Калония поднимает взгляд на собеседника, больше не хмурясь, словно и вправду немного поверил этому человеку.

— Я много чего слышал, сами знаете, сколько в галактике слухов. Но почему вы думаете, что я ищу в первую очередь жену, а не сослуживцев? — пытаясь иронично сказать эту фразу, Вет слегка щурится. — Союзников найти проще и быстрее, чем одну женщину.

Воздух в комнате моментально застывает давящей горячей массой. Как в полдень под двумя солнцами Селвариса. Но на этот раз тишина оглушительная.

Ему хочется оттянуть воротник, будто это поможет начать дышать, если дышать вообще возможно после таких новостей, а в коленях возникает сильная слабость.

Как это — никого не осталось?

Картинка перед глазами начинает бледнеть, быстро нарастающий шум в ушах становится непроницаемой пеленой и Калония остро понимает — он теряет сознание.

А этого быть не должно.

Он немного опускает голову и делает глубокий вдох. Потом ещё один. Ладонь на колене превращается в кулак, внутри которого ногти вонзаются в жёсткую кожу. Слишком слабо по сравнению с внутренней болью, но хоть что-то, хотя бы эта мелочь, чтобы удержаться на краю пропасти.

Мир снова становится цветным. Вот только... Кален и Лора Калонии, каждый из которых не дожил до тридцати лет, теперь ...прах? ...Пепел? ...Безвозвратно?

Тавет медленно поднимает голову, снова держится прямо, но в груди боль собирается в тёплый комок, и он отстранённо думает: надо же, сердце. Впервые не просто бьётся, а сгорает и разрушается.

Они действительно пережили своих детей?

За что?!

Ради всех пленных как полковник Калония требовал аудиенции у коменданта лагеря и за это провёл часы под палящими солнцами привязанным к столбу во дворе. Потом упрямо требовал снова, потому что все они нуждались в нормальной еде. Одних ободряющих слов от командира и надежды на спасение было мало.

Но за что должны были пострадать его дети?

С тех пор, как оказался в штабе, Вет учился думать и как противник, чтобы найти те места в планах операций, которые влекут за собой большие потери. Потому что послать на смерть и вообще убить друг друга проще, чем защитить и сохранить. Особенно если нет любимых детей, с рождением которых хоть немного, но меняется мировоззрение.

Как в забытьи Тавет встаёт из кресла, смотря перед собой и ничего не видя, и медленно подходит к окну, стараясь держать спину прямо.

— Как... — первое слово получается только движением губ. Он медленно выдыхает. А потом не узнаёт свой голос. Глухой, будто за стеной заговорила его голограмма. — Как... это произошло? Впрочем... — Тавет качает головой, мрачно смотрит на улицу.

Хочется в ярости развернуться, сказать «Не верю!». Спросить «Откуда ты знаешь?». Но разум подсказывает, что разведке известно многое.

Ощущение чужой ладони на плече выводит из оцепенения и Тавет плавно отстраняется — эта фамильярность перешла допустимые границы. Он поворачивается и отступает на шаг, вперившись взглядом в переносицу Толлака.

— Не так быстро, майор, — обычный голос ещё не вернулся, но уже окреп. — Мне нужны доказательства.

Может быть, это безумие. Но сознание просто отторгает факт смерти обоих детей. В это сложно поверить, все годы он жил с убеждением «моя семья жива», прекрасно понимая, что у сына больше вероятности не вернуться домой. Про остальных родственников думать было проще.

Калония делает ещё шаг в сторону, отходя от окна.

Может быть, это действительно ловушка. И что тогда? Несвобода?...Снова? От подспудной мысли об этом все жилы и нервы натягиваются и накаляются глухой злостью.

Он не отводит взгляда от Толлака и быстро осознаёт: один путь отступления через окно заблокирован. Но есть и другие.

— Можете сообщить Хартер, что я жив. Правда, придётся второй раз ехать за мной, но если вы из разведки, это не составит для вас труда. А я останусь ждать здесь, — заявив уверенным тоном, Тавет настораживается ещё сильнее: дверь за его спиной. И отсюда не услышать вероятные шаги на этаже.

Да, он готов ждать, упрямства хватит. И даже может отложить планы по поиску других людей, которые жили на Кореллии и точно знали Тавета Калонию в лицо.

А вот и бластер. То ли Тавет всё ещё умница, то ли подобие паранойи оказалось вовремя, то ли всё это и многое другое.

Он неотрывно следит за руками Унана и чуть не хмыкает. Кто же так в «Сопротивление» зовёт? Тот случай, когда правильным словом можно добиться большего, чем словом и бластером.

Перевес сил не в пользу исхудавшего и безоружного Калонии. Да ещё и стоять посреди пустого участка комнаты очень неудобно. Расстояние не позволяет броситься вперёд и выбить оружие из рук Толлака. Остаётся единственный способ: укрыться за ближайшим креслом с высокой спинкой, а потом отбиваться. Поначалу голыми руками. До чайника на низком столе будет не дотянуться, к тому же, жаль, там уже не кипяток.

А отбиваться придётся — за спиной плохой, слишком открытый участок от кресел до двери. Так просто бегством не спастись.

Отсутствие хотя бы виброзаточки не менее досадно.

Готов? — он мысленно спрашивает себя и отвечает: готов. Больше не стоит испытывать терпение человека с оружием.

Калония медленно, плавно поднимает ладони на уровень груди, словно и вправду обдумал предложение и согласился, и тут же бросается за кресло.

Голова кружится почти как во времена Альянса, когда техники выжимали спирт чуть ли не из любой жидкости. На какой стопке этой выпивки к табуретке прикручивался Киян Фарлендер с соседнего Агамара, Вет так и не мог узнать — всегда выбывал раньше из этого соревнования.

Вот и сейчас тянет осесть мешком на пол. Только не дают.

Бессилие обматывает тело липкой плёнкой словно от испарины, а сознание заволакивается пеленой. И всё происходящее становится похожим на полу-явь, полу-сон, когда путаются объекты и предметы обоих миров. Калония не вполне понимает, как идёт: вроде шаг делает сам, но чаще его волокут по слабо освещённому бесконечному коридору.

Слово «дочь» он слышит ясно, а ответить не может. Дочь? Есть, конечно. Славная. Вроде совсем недавно носил её на руках, когда маленькая Лора Калония плохо спала... В разуме зажигается искра. По пути попадается семейная пара с багажом и Тавет старается пристально смотреть на них. Ещё сильнее хочется говорить, но язык похож на бесформенную расплавленную массу, что вот-вот застынет камнем во рту.

Раз за разом он стремится напрячь и удерживать взгляд на лице женщины. Пока не поздно. Пока её муж возится с ключ-картой от номера.

Разве женщины не внимательны к мелочам? Ей не кажется странным тот факт, что от человека, едва стоящего на ногах, не разит спиртным? Вокруг голоса, мужской хохот сейчас всё равно что молот, бьющий по колоколу, только вместо последнего — черепная коробка Вета. И непроизнесённый крик «Вызовите полицию!» в его голове путается с началом шутки про двух агамарцев.

Дверь всё-таки открывается. Новые постояльцы словно не поняли, что на их глазах происходит похищение.

В другом номере чуть слышна томная меланхоличная мелодия, словно пропитанная тропической жарой.

Смутно понимая, что выход должен быть близко, Вет пытается найти взглядом портье, не понимая, зачем. Вроде надо что-то сказать? Или потому что кому-то надо заплатить по счетам?

Губы Калонии криво дёргаются, когда глаза видят фигуру за стойкой, а слух различает голоса. Он внезапно осознаёт — надо снова крикнуть «Вызовите полицию!» — но невозмутимый портье пропадает из поля зрения. Должно быть, и этот проиграл в карты целого полковника Новой Республики.

Первый вдох свежего воздуха Тавет делает неосознанно, второй — судорожно. Это эфемерное лекарство заставляет его слабо дёрнуться.