Ура! Нам 8 (ВОСЕМЬ!) лет! Давайте поздравлять друг друга и играть в фанты! (А ещё ищите свои цитаты в шапке - мы собрали там всех :))
Ищем самого спокойного и терпимого рыцаря Рен в этом безумном мире
Ищем медицинское светило, строгого медика, способного собрать мясной конструктор под названием “человек” и снова отправить его на работу.
Ищем самого отбитого мудака по мнению отбитых мудаков для Джин Эрсо.
Ищем подрастающее имперское солнышко, которое светит, но не всем.
Ищем генерала Дэвитса Дравена, командира самой задорной разведки в этой Галактике.
Ищем талантливого ученика и личную головную боль Магистра Рен.
Ищем генерала разведки, командира самой отбитой эскадрильи эвер, гениального актера, зловредного пирата и заботливого мужа в одной упаковке.
Ищем По Дэмерона, чтобы прыгнуть в крестокрыл и что-нибудь взорвать.
Ищем лучшего моффа Империи, по совместительству самую жизнерадостную сладкую булочку в галактике.
Ищем левую руку мастера Иблиса, самый серьёзный аргумент для агрессивных переговоров.
Ищем имперского аса и бывшую Руку Императора, которая дотянулась до настоящего.
Ищем сына маминой подруги, вгоняет в комплекс неполноценности без регистрации и смс.
Ищем майора КорБеза, главного по агрессивным переговорам с пиратами, контрабандистами и прочими антигосударственными элементами.
...он сделает так, как правильно. Не с точки зрения Совета, учителя, Силы и чего угодно еще в этой галактике. Просто — правильно. Без всяких точек зрения.
...ну что там может напугать, если на другой чаше весов был человек, ценность которого не могла выражаться ничем, кроме беззаветной любви?
— Ну чего... — смутился клон. — Я не думал, что так шарахнет...
Выудив из кармана листок флимси, на котором он производил расчёты, Нексу несколько секунд таращился в цифры, а потом радостно продемонстрировал напарнику:
— Вот! Запятую не там поставил.
Он тот, кто предал своих родных, кто переметнулся на вражескую сторону. И он теперь тот, кто убил своего собственного отца. Рука не дрогнула в тот момент. Кайло уверял себя, что все делает правильно. Слишком больно стало многим позже.
Дела, оставленные Кайло, походили на лабиринт, где за каждым поворотом, за каждой дверью скрывались новые трудности, о существовании которых в былые годы рыцарства Анук даже и не догадывалась.
Ловушка должна была закрыться, крючок – разворотить чужие дёсны, намертво привязывая к Доминиону. Их невозможно обмануть и обыграть. Невозможно предать до конца.
Ей бы хотелось не помнить. Вообще не помнить никого из них. Не запоминать. Не вспоминать. Испытывать профессиональное равнодушие.
Но она не закончила Академию, она не умеет испытывать профессиональное равнодушие, у нее даже зачёта не было по такому предмету, не то что экзамена.
— Ты ошибаешься в одном, Уэс. Ты не помешал ему, но ты так и не сдался. Даже когда казалось, что это бесполезно, ты показывал ему, что тебя нельзя сломать просто так. Иногда… Иногда драться до последнего – это все, что мы можем, и в этом единственная наша задача.
Там, где их держали, было тесно, но хуже того – там было темно. Не теснее, чем в стандартной каюте, а за свою жизнь в каких только каютах он не ютился. Но это другое. Помещение, из которого ты можешь выйти, и помещение, из которого ты выйти не можешь, по-разному тесные. И особенно – по-разному тёмные.
— Меня только расстраивает, на какое время выпал этот звёздный час. Когда столько разумных ушло из флота, не будет ли это предательством, если я вот так возьму и брошу своих?
Не бросит вообще-то, они с Разбойной формально даже в одном подчинении – у генерала Органы. Но внутри сейчас это ощущается как «бросит», и Каре хочется услышать какие-то слова, опровергающие это ощущение.
Лучше бы от своих, но для начала хотя бы от полковника.
Да и, в конце концов, истинные намерения одного пирата в отношении другого пирата — не то, что имеет смысл уточнять. Сегодня они готовы пристрелить друг друга, завтра — удачно договорятся и сядут вместе пить.
Я хотел познакомиться с самим собой. Узнать, что я-то о себе думаю. Невозможно понять, кто ты, когда смотришь на себя чужими глазами. Сначала нужно вытряхнуть этот мусор из головы. А когда сам с собой познакомишься, тогда и сможешь решить, какое место в этом мире твое. Только его еще придется занять.
Сколько раз она слышала эту дешёвую риторику, сводящуюся на самом деле к одному и тому же — «мы убиваем во имя добра, а все остальные — во имя зла». Мы убиваем, потому что у нас нет другого выхода, не мы такие — жизнь такая, а вот все остальные — беспринципные сволочи, которым убить разумного — что два пальца обсморкать, чистое удовольствие.
В готовый, но ещё не написанный рапорт о вражеской активности в секторе тянет добавить замечание «поведение имперцев говорило о том, что их оставили без увольнительной на выходные. Это также может являться признаком...».
Джин не смотрит ему в спину, она смотрит на место, где он стоял еще минуту назад, — так, словно она просто не успевает смотреть ему вслед.
Лея уже видела, на что он способен, и понимала, настоящей Силы она еще не видела. Эта мысль… зачаровывала. Влекла. Как влечет бездонная пропасть или хищное животное, замершее на расстоянии вытянутой руки, выжидающее, готовое к нападению.
Как удивительно слова могут в одно мгновение сделать всё очень маленьким и незначительным, заключив целый океан в одну маленькую солёную капельку, или, наоборот, превратить какую-то сущую крошку по меньшей мере — в булыжник...
Правда, если достигнуть некоторой степени паранойи, смешав в коктейль с каким-то хитрым маразмом, можно начать подозревать в каждом нищем на улице хорошо замаскированного генерала разведки.
Эта светлая зелень глаз может показаться кому-то даже игривой, манко искрящейся, но на самом деле — это как засунуть голову в дуло турболазера.
Правда, получилось так, что прежде чем пройтись улицами неведомых городов и поселений или сесть на набережную у моря с непроизносимым названием под небом какого-то необыкновенного цвета, нужно было много, много раз ловить цели в рамку прицела.
— Знаешь же теорию о том, что после прохождения определенной точки существования система может только деградировать? — спрашивает Уэс как будто бы совершенно без контекста. — Иногда мне кажется, что мы просто живём слишком долго, дольше, чем должны были, и вот теперь прошли точку, когда дальше все может только сыпаться.
Кореллианская лётчица в имперской армии Шара Бэй была слишком слабая и умерла.
Имперка Шара Бэй такой глупости решила себе не позволять.
— Но вы ведь сказали, что считаете жизнь разумных ценностью. Даже рискуете собой и своей карьерой, чтобы спасти меня, хотя видите меня впервые в жизни. А сами помогаете убивать.
Осталась в нем с юности некая капелька того, прежнего Скайуокера, который, как любой мальчишка, получал удовольствие от чужого восхищения собственными выходками.
– Многие верят в свободу только до тех пор, пока не станет жарко. А когда пахнет настоящим выбором, драться за нее или подчиниться… большинство выбирает не драться.
— Ну… неправильно и глупо, когда отец есть, и он тебя не знает, а ты его не знаешь. Это как… — он помолчал, стараясь перевести на человеческий язык свои ощущения. – Ну вот видишь перед собой некую структуру и понимаешь, что в одном месте узел собран неправильно, и работать не будет. Или ошибка в формуле. Вот я и исправил.
Кракен искренне верил в то, что все они — винтики одного механизма и не существует «слишком малого» вклада в общее дело, всё машина Восстания функционирует благодаря этим вот мелочам.
— Непременно напишу, — серьёзно отвечает она и говорит чистейшую правду, потому что у неё минимум сто восемьдесят изящных формулировок для каждого генеральского рявка от «не любите мне мозги» до «двести хаттов тебе в...» (пункт назначения варьируется в зависимости от степени генеральского раздражения).
Минутой раньше, минутой позже — не так важно, когда они умрут, если умрут. Гораздо важнее попытаться сделать хоть что-то — просто ждать смерти Кесу… не нравится.
— Что-то с Центром? – вдруг догадывается он. Почему еще штурм-коммандос могут прятаться на Корусанте по каким-то норам?.. – Планета захвачена? КЕМ?!
— Я верю в свободу.
И тут совершенно не врёт. Свобода действительно была её верой и культом. Правда, вместе с твёрдым убеждением, что твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого.
— И в то, что легко она не даётся. Остальное...Остальное, мне кажется, нюансы.
Проблема в том, что когда мистрисс Антиллес не думает, она начинает говорить, а это как всегда её слабое звено.
Star Wars Medley |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Альтернатива » [AU] Аin't no grave
пилот
Cassian Andor, Shara Bey
Время: 47-50 ООИ
Место: Лусанкия, Корусант-сити
Описание: Он — генерал разведки Сопротивления, она — контр-адмирал имперского флота. Два кардинально разных мира, которые как параллельные прямые, обычно не встречаются. Но что делать тем, кого раз за разом сводит то ли случай, то ли Сила?
Мир
[icon]http://sg.uploads.ru/jSHCU.png[/icon]28.VII.47 ООИ (28 ПБЯ)
Здесь было много повстанцев, но и людей с другой стороны хватало: больше всего было тех, кто прогневил чем-то Айсард, но хватало и дезертиров. Его здесь многие знали, многих знал и он. Когда-то в молодости он провел несколько месяцев на Кесселе, но на Кесселе хотя бы можно было поднимать голову и видеть небо. На Лусанкии они работали в шахтах, жили в пещерах, ходили по коридорам. Здесь не было дня и ночи, а были только смены с камнями, кирками, тележками, гравием, и время отдыха, когда не происходило ничего. Не было недель и месяцев, хотя многие продолжали следить за временем, и именно так Кассиан узнал, что они возвращаются на праздники.
К концу седьмого месяца он понял, что боится. Его взяли — с большим трудом, кинув силы, которые могли бы защищать галактику от юужань-вонгов, о чем ему, не стесняясь в выражениях, то и дело напоминали тюремщики — во втором месяце и скоро отправили в шахту. Он быстро заговорил, вытерпев двадцать семь часов, нужные Восстанию на то, чтобы сменить коды доступа, отменить планировавшиеся операции, вернуть агентов, убрать информаторов, свернуть всю агентурную сеть и начать строить новую. Быстро, но ценности в том, что он говорил, не было уже никакой. Это понимал он, это понимали они, это понимала Айсард, которая приходила иногда наблюдать. Правда, она поняла это не сразу, только когда допрашивавшие его офицеры остановили дроида, и Кассиан улыбнулся кровавой жуткой торжествующей улыбкой. Эту улыбку Айсард ему не простила, и он часто думал, если бы он не улыбнулся, было бы все иначе? Приходили бы к нему?
Со второго месяца прошел уже и праздник высшего дня, и праздник плодородия, и день империи, и фестиваль жизни, который получился особенно страшным — пять дни почти убили его, и под конец этих пяти дней он мечтал, чтобы фестиваль жизни закончился его смертью и все наконец-то закончилось. Но после фестиваля его снова вернули в шахту. Охрана, которая молчала уже на празднике плодородия, после фестиваля шла рядом с тихим уважением. Когда он покачивался, его незаметно поддерживали под локоть. После пяти дней он не упал в гравий, а вернулся на своих ногах. За это он был благодарен, но уже тогда впервые ощутил страх, потому что за седьмым месяцем следовал праздник сбора урожая — и зачем Империи столько праздников?
Но на этот раз они не стали ждать праздника, пришли раньше, за неделю и три дня. Это казалось ужасно несправедливым. Недели и три дня — это ведь очень много времени, которые он мог бы провести без боли. Он старался оставаться спокойным хотя бы пока шел по шахте. После первого праздника он редко когда говорил с другими пленными — его больше ни о чем не спрашивали, но могли бы, и он не хотел знать о жизни пленных на Лусанкии что-то такое, из-за чего они могли потом пострадать, но знал, что они смотрят, знал, что каждый раз, когда его забирают, а он возвращается все тем же человеком и все еще стоит, это придает другим пленным повстанцам немного сил.
Шахту он и правда прошел нормально, но уже в лифте никак не мог оставаться неподвижным. У него тряслись руки, и он знал, что имперец, сопровождавший его, это тоже видит. Тот набрал воздуха в грудь, будто хотел что-то сказать, но промолчал. Лифт приехал, и они снова пошли.
пилот
— О, на этот фестиваль жизни будут особые развлечения! — весело заявила Бек, когда они сидели у неё на кухне. Шара недоуменно глянула: про конец войны поняли лишь юужань-вонги, а вот огрызающимся мятежным партизанам видать надо было повторить раза два. Медленно. А для особо тупых еще раз. Лопатой по голове, ибо за столько лет уже просто достали. Иногда ей казалось, что от неофициальных военных действий устали даже любители свободы и равенства.
Шаре также казалось, что даже сядь она лично в тайку и как попугай повторяй что они проиграли, эти неуемные личности всё равно бы упрямо стояли на своем.
Может, если бы мятежники несколько месяцев назад не атаковали в спину защитников галактики, у них было бы больше симпатий, но это оказалось явно стратегическим просчетом. Хотя сражались они отчаянно, слишком много имперцев — её! — людей положили. Шара даже немного прониклась уважением; было бы больше если бы не военное время, уроды ненормальные. Командовал их военными силами бывший кореллианский сенатор, и он же и сумел сбежать. Зато не смог руководитель их разведки...
— Помнишь того, которого ты словила? Сволочь еще та, нет бы сразу заговорить — молчал, пока поздно не стало. Он в головизоре будет!
— Зачем ему головизор? — недоуменно заинтересовалась Шара. В голову приходил полный сюрреализм: как Андор зачитывает что был не прав, Империя вовеки веков да восславится Императрица!
Алишия умиленно, как на ребёнка, посмотрела на неё.
— Праздничные пытки! — почти пропела она.
Шара подавилась виски.
— Ты чего? — озабоченно похлопали её по спине. — Императрица распорядилась. А ты что, против что ли?
— Просто несколько неожиданно.
***
— Мам, тебе его жалко, что ли?
— Мммм? — не отводит она взгляд от экрана. — Тебе кажется. Мне жалко, что я в отпуске, а у меня там горящие космоскрёбы, бегущие кони, кореллианское виски ящиками воруют.
— Ох, мам... — дочь неодобрительно покачала головой, показывая, где она видела её трудоголизм.
Шара перевела взгляд на дочь, но промолчала. Ей не жаль — ведь каждый делает свой выбор и этот немолодой уже мужчина давно сделал свой. Но милосердие. Милосердия достоин каждый, даже если он виновен и его осудили. Но об этом вслух заявить могла лишь та Шара, выпивающая вместе за новый год с известным имперцам преступником.
***
Неизвестно, каких ужасов мог напридумывать себе узник, но повели его явно не ему известной дорогой. Почему-то мешка на голову, чтобы не подсматривал, не было. Ибо затем охранник повернул в неширокий коридор, уныло выкрашенный в серую краску, на лифте поднялся на какой-то там по счету этаж, где вновь пройдя по длинному коридору, милосердно (или не милосердно — как посмотреть) имевшего длинное узкое окно на уровне головы, остановился возле стальной двери.
Ткнув заключенного носом в стенку, охранник открыл дверь, где был лишь стол, окно с мелкой решеткой и сидящая на стуле черноволосая женщина в простой черной форме и с чашкой кафа в руках. Второй свободный стул стоял напротив.
Кассиана невежливо подтолкнули в спину.
— Заключённый А-113, по вашему приказанию, прибыл.
Шара неприятно улыбнулась.
— Оставьте нас с данным индивидуумом, имеющим альтернативную внешность, наедине... — ледяным голосом сказала она, заменив слово «урод» нейтральной фразой, как положено, пусть и контр-адмиралу, но все таки мисстрис.
И она очень надеялась, что её высокомерная ненависть, нагло скопированная с одной хорошей знакомой — не подруги, у таких не бывает подруг — Алишии Бек, видна даже слепому.
Жаль, что и Кассиан её видит, но иначе нельзя.
Иначе до гибели ему будет не половина не пройденного шага, а не останется и этой половины.
Парень — не старше её сына — послушно кивнул и скрылся с глаз долой, к джедаям собачьим, лишь бы самому не влетело.
Наручники с Кассиана, конечно же, никто снимать и не подумал.
А еще она никак не могла понять: зачем пришла? Не задавать же вопрос радостным голосом: «Ну, как у нас идут дела?».Такие вопросы всегда проходили по иному ведомству, вот им бы, пожалуй, понравилось такое продолжение работы в свободное время. Ну, или, так называемым, джедским партизанам — будь они неладны. Хотя и те у неё, за те две недели, ни разу не спросили такого — другие вопросы у идиотов были.
А вот следующие знакомцы — ребятки Мон Мотмы — оказались более... рыцарскими.
А о половине того дня все вместе милосердно промолчим — лорд Ниакс попутал, не иначе. Хорошо, она уже замужем на тот момент была, а то бы неловко потом вышло.
...лорд Ниакс попутал явно еще до того, как она узнала, что тот улыбчивый молодой человек — никак не походящий на её будущего унылого мужа, имперца до мозга костей и вечно ходящего с рожей, будто съел два мешка лимонов сразу — мятежник.
Хороший отпуск тогда выдался.
Шара спохватилась, что слишком задумалась о высоком.
Зачем она решила навестить, мало того что политического заключенного, так настоящего самоубийцу, выведшего из себя саму Императрицу (уникум, достойный занесения в какую-нибудь красную книгу), логически придумать у неё так и не получалось.
...а еще Кес рассказал о своем названом брате.
Шара смотрела и молчала.
За ней на стенку из окна неожиданно прыгнул солнечный зайчик. Прыгнул, осмотрелся, видимо испугался неприветливой мрачной обстановки и пропал, ибо что ему делать на нижних уровнях.
В Корусант-сити наступал закат.
Шара Бэй, дочь, сестра и жена настоящих имперцев, оставившая свою корреллианскую фамилию, посмотрела на еще не остывший горький каф, к которому она практически не притронулась, пока ожидала заключенного.
— Если хочешь — пей.
В спокойном голосе контр-адмирала не ощущалось ни добра, ни худа.
[status]Vinthern [/status][icon]https://d.radikal.ru/d35/1912/9c/b82feb0f59b1.png[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Шара Бэй</b>, контр-адмирал Империи[/LZ]
[icon]http://sg.uploads.ru/jSHCU.png[/icon]Если он правильно рассчитал время смены, то сейчас был вечер. Отблеск света падал на стену как-то сверху. Он был виден недолго, плохо, но можно было попытаться высчитать, где находится Лусанкия, и... Дальше Кассиан себе думать запретил. Отсюда не бежали. Те, кто пытались, возвращались обугленными останками, тех, кого Убивать было нельзя, обходились несколькими зарядами парализатра. Не сбегал никто.
Приходилось ждать. Единственной относительно реальной возможностью были, как ни странно, пытки. Если бы они отследили сигнал, составили бы план, нашли бы людей... Но людей было мало, риск был лишним. Восстание могло бы жить без каждого конкретного бойца, все они были заменимы — и Кассиан тоже. Думать о том, что за ним придут, он себе тоже запрещал. Его не придут даже убить — он не нанес бы движению вред.
Империя так не считала, и, возможно, Шара Бэй была здесь за этим. Прежде его заводили поговорить в похожую комнату после первого праздника. Он ничего не знал, но это не значило, что он не может говорить. Можно покаяться, признать вину, перечислять свои миссии, называя их преступлениями. Для пропаганды он все еще был ценен. Кассиан отказался; этого они не ждали. Не подумали, как не подумали о том, что своими трансляциями делают из него героя. Жертву, которую все еще может использовать все та же пропаганда, но только с его стороны.
Тот разговор был после первого праздника, и повторить предложение еще раз, после нескольких праздников и фестиваля, перед следующим сеансом было хорошим, своевременным. Особенно если говорить будет Шара.
Ему все еще сложно было думать о ней как о контр-адмирале, они были знакомы давно, и это знакомство звучало как выдумка, невозможная история для голодрамы. Но нет, это с ней они однажды отмечали Зимний фестиваль, ее он вытащил из пещер Со Герреры, она отправила его на Кессель, она захватила его в начале года. Как будто Сила была недовольна тем, что они делают, а потому сталкивала их снова и снова, в разных обстоятельствах и званиях.
Теперь они столкнулись в тюрьме, и Кассиан подозревал, что на этот раз Сила ни при чем — теперь их, наверное, сталкивала Айсард.
Кассиан сел, попытался удобно устроить руки на столе, но не смог. Он почти никогда не попадался, и потому наручники были непривычны.
— Контр-адмирал Бэй.
Она не походила на контр-адмирала, у нее все еще было лицо Шары, и она предлагала ему каф, который пах, как каф, а не подкрашенная кафом вода. Отказываться было глупо, и если бы они хотели, чтобы он что-то принял, то просто вкололи бы нужный препарат.
Он закрыл глаза после первого глотка. Каф и на вкус был как каф.
— Говорят, силы юужань-вонгов оттеснили. Вы побеждаете, поздравляю.
пилот
Он её узнал.
Она не была уверена, что он её узнает спустя столько лет, ибо вряд ли местные показывали ему актуальную фотку контр-адмирала Бэй.
Прошедшее с ним не пощадило его, оставив на память о себе глаза, откуда сквозит такой дикой усталостью, которая выжигает чувства, оставляя после себя пустую оболочку механического болванчика.
Перед тем как его навестить, она поспрашивала Алишию, постаравшись чтобы интерес был похож на интерес человека которому эти мятежники уже в печенках не просто засели, а расположились там с максимальным комфортом. Из приличных слов в монологе Алишии были, пожалуй, предлоги — Шара даже парочку новых слов узнала. Если бы в Империи выдавались медали самым упрямым баранам в человекоподобном обличье — Кассиан Андор получил бы почетное второе место; и то только потому что первое было зарезервировано за бывшим коррелианским сенатором. Лея все-таки, говорят, немного помягче в юности была.
Ну и, честно говоря, тут играл родной патриотизм.
— Надо же — к вам хорошо доходят новости. Если бы вы не вмешались — мы уже победили бы. Никак не могу понять: почему было бы не дождаться хотя бы конца войны? Вонги бы и вас не пощадили.
Не мог он не видеть вонгформирование, уничтожение планет, геноцид рас. Тех же гранов больше нет, может найдется тысяч пять, не больше; Галактическая Империя разрушила им лишь один город, а юужань-вонги отправили в историю. Куда там до них было Империи в дурацких наивных сопротивленческих листовках. Так, очень, очень слабые подражатели, пять балов по сотой шкале.
Где-то там на передовой сейчас служил её сын.
— Я даже удивлена, что ты еще не сбежал, «генерал» Андор, припоминаю: раньше тебе хватило и четырех недель. Сколько лет назад это было — двадцать?
Двадцать — это целая жизнь, это «...дойдя до половины, я очутился в сумрачном лесу».
[status]Vinthern [/status][icon]https://d.radikal.ru/d35/1912/9c/b82feb0f59b1.png[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Шара Бэй</b>, контр-адмирал Империи[/LZ]
[icon]http://sg.uploads.ru/jSHCU.png[/icon] Замечание про новости было хорошим, своевременным. Кое-что он знал из разговоров заключенных, которые попали сюда позже, чем он, но многое слышал в разговорах охраны, которой говорить, вообще-то, было нельзя. У охраны не должно было быть из-за него проблем. Кассиан очень хорошо понимал, что ему может быть здесь намного хуже; то, что из имперцев только двое не уставали знакомить его с обсценной лексикой, было огромной удачей, и даже эти двое не делали ничего сверх этого. Терять это Кассиан не хотел, он был уже не молод и знал, что изменения к худшему для него будут ощущаться геометрической прогрессией.
Но Шара и сама перешла на Кессель. Повезло.
— Месяцев. Я пробыл там четыре месяца. Переведите меня туда — и посмотрим, смогу ли я улучшить результат.
Он бы не смог. Тогда его еще мало кто знал. С Кесселя он вернулся высохшим, с первыми своими глубокими морщинами, костями, которые крутило на дождь, с дюжиной разной степени экзотичности паразитов и пылью Кесселя, навсегда осевшей в легких. Его внешность, кровь, голос — все осталось в базах данных Империи. Кассиан думал тогда, что с разведкой для него покончено, но его только забрали с полевой работы. Так он стал майором и вошел в командование. Смерть, прежде дышавшая за плечом, почтительно отошла на расстояние орбитального удара после раскрытия очередной базы.
Долгие годы Кассиан старался не вспоминать о Кесселе, а теперь думал о нем почти с тоской. В рейтинге комфортных мест для отбывания заключения Кессель болтался где-то внизу, но явно выше, чем Лусанкия.
Лусанкия была криффовой Бездной.
— И вы нас тоже не щадите. Нет никакой разницы, разве что она в том, что после пыток юужань-вонгов я был бы уже мертв, а Империя с этим все тянет.
пилот
Уточнять, как сюда попадают новости, несмотря на свое хваленное любопытство, она не решилась: вполне возможно, что несмотря на счастливое отсутствие камер — видимо строителям и в голову не приходило, что в таких местах в любом углу должны быть камеры — их голоса могли бы записывать неофициально.
— Оптимизм в твоем положении — дело нужное... — усмехнулась Шара.
На Кесселе даже сейчас прожить три года — это везение, выпадающее не каждому. Впрочем при Императоре и год за счастье считалось.
— Меня как-то только оптимизм и спасал.
Ну еще и песнями всех там задалбывала. Но двадцать три года — это совсем не пятьдесят три.
Когда она все же увидела небо, то долго не могла поверить, наверное где-то месяц, может — чуть меньше.
Человек, благодаря которому она увидела небо — да и не только небо, и будущих сына с дочерью, целую жизнь — сейчас сидел напротив.
Человек, который сам об этом понимает.
— Что хочет Императрица — того хочет и Империя.
Не обязательно, последнее совсем не обязательно, но о такой маленькой мелочи она здравомыслящее промолчит. Шара надеялась: у Кассиана еще хватит умственных сил расшифровать не особо тонкий намек.
Хотя почему из него не делают «спящего агента» интересно даже ей. Не могли же они не знать, что таким образом изобретают нового Ян Додонну, однажды попавшего в эту секретную тюрьму, ставшего неофициальным лидером заключенных и так тут, вроде, сгинувшего. Сделать, переправить в какую-нибудь колонию строгого режима, дать сбежать. Но не подходить же с такими вопросами к Императрице!
Хотя данная секретность — это только для СМИ; кому нужно — тот отлично догадывается о какой корусантской тюрьме идет речь.
— Ну почему. Те, кто перевоспитываются, становятся нормальными имперскими гражданами... — пожала она плечами, не вкладывая в свои слова никакого второго дна. Разве что эти новые граждане молоды — мало кому более тридцати лет. Впрочем это-то и понятно — даже в сорок мало кто уже меняет хоть свои музыкальные вкусы.
— А как ты «генералом» разведки стал?
И вообще, вся эта ситуация вызывала у Шары такую сложносоставную гамму чувств, что впору по ней психиатрическую диссертацию писать. С одной стороны — она его точно не любила — в этом мистрисс Бэй не обманывала даже саму себя. Она вообще в этом смысле за всю жизнь любила, пожалуй, только одного человека, и это был даже не муж. С другой стороны, вряд ли Шара могла назвать больше пары имен далекого прошлого, которые не забылись на протяжении всей жизни; хотя с обладателями этих имен она встречалась едва ли несколько раз.
Что-то Кассиан для неё значил. Неплохо бы понять — что именно. То ли какое-то болезненное чувство вины (хотя, казалось бы, Кассиан сам виноват), то ли нежность (и откуда она взялась?), то ли простая человеческая благодарность к не прошедшему мимо человеку, хотя в тех условиях это было прямой воды безрассудством.
[status]Vinthern [/status][icon]https://d.radikal.ru/d35/1912/9c/b82feb0f59b1.png[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Шара Бэй</b>, контр-адмирал Империи[/LZ]
[icon]http://sg.uploads.ru/jSHCU.png[/icon]Значит, он был прав. Пытки были пожеланием Айсард, и какой-то другой цели в них, может, и не было.
Чего хочет императрица — того хочет Империя... Республику обвиняли в том, что она не знала, что делает, в том, что его многоголосие превращалось в гвалт. Обвиняли тем громче, чем важнее было не замечать, что все в Империи меряется по тому, кто сидел на троне. Желания, мнения, привычки и суждения Айсард становились желаниями и суждениями всех. Интересно, люди хотя бы понимали, что происходит, или к этому моменту это казалось им настолько естественным, что, исчезни сейчас Айсард, они бы не знали, что чувствовать — потому что она не чувствует уже ничего.
Но не все были такими. Иначе у них не было бы и тех крох сил, которые удалось сохранить. Иначе к ним не приходили бы новые люди, а они все еще были, мало, немного — но они всегда находили путь. Айсард в каком-то смысле работала на них. Чем сложнее было бы задавать вопросы о мире, в котором приходилось существовать, тем больше было бы тех, кто это замечал.
— Стал, когда вы казнили нашего прошлого генерала.
Кассиан держал обе ладони на чашке, чтобы согреть руки. Ему всегда было холодно, когда он вспоминал. Это было почти физическое ощущение — то, что в мире больше нет генерала Дравена. Он чувствовал его так же, как ощущал бы отсутствие руки. Кассиан только надеялся — уже генералом, уже человеком с невероятным опытом, считавшим свое время с Восстанием от года основания Империи — что Дравен не был бы разочарован. Он надеялся, что успел научиться у него всему, что было нужно. А теперь Восстанию нужен был новый глава разведки.
— Кто-то должен был занять его место, чтобы мы могли продолжать.
Он говорил, глядя в стол, но потом поднял взгляд на Шару.
— Зачем вы здесь? Я говорил прежде: я не стану каяться, просить о помиловании, раскрывать информацию. Что бы вы ни делали, Империя падет, рано или поздно. Не только потому, что Исанн Айсард безумна, кто бы ни занял ее место, Империя все равно обречена. Это единственное, под чем я готов подписаться когда угодно.
пилот
Зачем-то говорит:
— Я присутствовала на его казни. Он всё удручающе поминал наши долгие пафосные речи, как ему всё надоело и пытался командовать своим повешением.
О собственном уважении она не упоминает — лишнее.
Она автоматически провела пальцами по мужской руке, совершенно даже бессознательно; брата это всегда приводило в тихое бешенство: сидишь так чай спокойно пьешь, а тебе по руке проводят.
Чем было хорошо правление Императора?
Правление Императора было наглядно: диктатура в своем самом классическом из всех классических видов, Старший Брат смотрит на тебя, а за углом с черным мешком непременно встретят всех инакомыслящих. Всё страшно, а некоторым особо умным и тем, кому больше всех надо, всё это так и шепчет: вперед, на баррикады.
Правление Императора не имело подводных течений и казалось единым монолитом, тем не менее рассыпавшимся, едва его чу-уточку толкнули. Никто даже не расслышал порывов грозового ветра в ветвях дерева.
А теперь...
— Вы это говорите лет сорок. Я еще только служить начинала — а вы уже говорили. Вам не кажется, что вы повторяетесь? Или верите в эфемерную мечту? Мне не нужна ваша информация, — равнодушно пожала она плечами, также переходя на официальное «вы». Будто отсекая тех Шару и Кассиана и этих контр-адмирала Бэй и генерала Андора прозрачной стеной. Шара-та в неё билась и орала. — Я пришла, чтобы...
...узнать.
...удостовериться.
...убедится.
Нет, все не то. По крайней мере, не рекомендуется проговаривать вслух.
...поржать над неудачником.
Предложение для ненавидящей Кассиана Андора хорошее. Надо отложить — пригодится.
Так для чего ты пришла, Шара Бэй?!
— Знаете, что вы упустили из виду? — вместо этого говорит она. — Вы упустили из виду, что Императрица не безумна.
И пусть сама Императрица на виду, но она сама из разведки и контрразведки. Личности в штатском, с их любовью к многоходовкам и умением их вести, куда там глупым таркинам и вейдерам.
[status]Vinthern [/status][icon]https://d.radikal.ru/d35/1912/9c/b82feb0f59b1.png[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Шара Бэй</b>, контр-адмирал Империи[/LZ]
[icon]http://sg.uploads.ru/jSHCU.png[/icon]Кассиан вздрогнул, резко, заметно, как сам от себя не ждал. Он не пытался врать себе о том, что Лусанкия никак не влияет на него, но такого не ждал. Что испугало его? Надо было разобраться, потом, не сейчас. Сейчас он только запомнил то, что крутилось в мыслях. Что он думал, что идет на пытки, а оказался напротив Шары. Что ее прикосновение не было злым, оно было почти что сочувствующим — а он ждал чего угодно, но не этого.
Он упрямо посмотрел на Шару. В глазах его горела подстегиваемая этим внезапным моментом испуга ярость.
— Жестока, и получает удовольствие от своей жестокости, забывая об очевидной выгоде. Может, это и не безумие, но где-то рядом, очень близко.
Пока это работало им на руку. Кассиан знал, что его могли бы допросить сразу с наркотиками, но знал и то, что Исанн Айсард любить играть с добычей. Потому во время обычных допросов он вел себя так, чтобы казалось, что он вот-вот сломается и сам — и она верила в это. А потом исправлять было уже слишком поздно.
Он хотел говорить еще, объяснять, но набрал воздуха в легкие — и не стал.
Какое-то время Кассиан просто молчал. Потом, потому что его слова никак не повредили бы мертвому, сказал:
— Я бы не удивился, если бы он смог это провернуть. Мой генерал. Не удивился, если бы ему удалось командовать своим повешением.
О той казни много говорили. Ее транслировали с неуклюжими склейками, полная версия появлялась иногда в голонете, а потом снова исчезала. Кассиан не видел ни ту, ни другую. Так и не смог заставить себя.
Кассиан посмотрел в сторону, в стену. Не надо было говорить дальше. Но если бы он и сказал — вреда бы никакого не было. Если бы и сказал — все равно она не помнит. Они были тогда еще подростками, она только кореллианка, но еще не пилот Империи, он еще выращенный Восстанием, но не его часть. Восторженные дети из другой жизни.
— Чинук никогда не любил пафосные речи.
пилот
Ярость обожгла.
Впрочем, а что она еще ожидала — слез радости?
Она и сама его ненавидит — ДОЛЖНА ненавидеть — но не получалось. У неё не получалось ненавидеть даже Гарма Бела Иблиса, потрепавшего ей изрядное количество нервов и лишившего изрядного количества кораблей. Тот был достойным врагом.
А может допрашивать никому и не надо. Может в рядах восторженных идиотов, желающих свободы, равенства и братства есть их имперские агенты, что позволяет перевести аж целого генерала разведки из ценного ресурса в ресурс «мальчик для битья» и получить от этого собственное удовольствие. Тем более сами нужный момент прошляпили.
Дед ей как-то говорил, что простой техник может рассказать поболее, чем важная шишка. Ибо шишек учат держать язык за зубами, а на техника всем плевать.
Кассиан отзывался о Дравене странно. Тепло, с уважением, затаенной тоской, как говорят не о генерале, а скорее как об... отце?
Слово «чинук» отзывалось чем-то странным, знакомым, что-то скреблось на границе сознания и подсознания, как давно забытое, но необходимое сейчас.
И она всё-таки вспоминает.
— Так это был тогда он, — вырвалось у неё. — Это о нем ты...вы все трещали, мы заткнуть никак не могли!
Это наша многострадальная галактика, детка: так что вот тебе тюремная камера, жёсткие стулья, знакомое-незнакомое лицо напротив и неконтролируемая буря воспоминаний. Коронет, их маленькая теплая компания, вредные соперники-мальчишки, нагретая солнцем крыша, море, спиз…честно позаимствованные пирожки.
Прошлое ворвалось в память даже не как летний ветерок в комнату, а ледяной шторм в дом с вынесенными окнами, дверьми, да и крышу тоже унесло, давно причем.
Очень огромным усилием Шара заставила себя перестать показывать перед глазами мысленный фильм «подростковая Шара, проблемы взросления и один целый будущий разведчик».
Не стоит. Это дело прошлого, а вы сейчас по разные стороны не только баррикад, но и вообще положений.
— Почему «Чинук»?
От интереса все же не удержалась.
[status]Vinthern [/status][icon]https://d.radikal.ru/d35/1912/9c/b82feb0f59b1.png[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Шара Бэй</b>, контр-адмирал Империи[/LZ]
[icon]http://sg.uploads.ru/jSHCU.png[/icon]Она вспомнила. Помнила. Не стала раскрывать откуда, быстро заменила конкретнооо его на безликих их. Наверное, можно потому будет соврать, что сорок лет назад про Чинука ходили легенды и складывали истории в Коронете. Про него вышли бы хорошие истории, про него и было много хороших историй. Просто их знали только те, кто были рядом. Их становилось все меньше. Умрет Кассиан — и кто сможет рассказать о Дэвитсе Дравене, кроме него.
Это было штрафом разведчиков. Удивительные жизни превращались в радиомолчание, а имена скоро забывались. Позывные и вовсе переходили по наследству. Но не все, не все.
— Чинук был его старым позывным. Так он назвался, когда забрал меня с Феста. Кажется, это порода собак на его родной планете.
Может, что-то еще. Тот позывной придумал Кракен, это было чем-то вроде шутки, понятной только двоим. Кассиан и не пытался узнавать. Может, он и узнал бы ответ, но некоторые вещи просто не стоило знать, иначе они перестали бы быть особенными для других
Для него у Чинука не было никакого второго дня. У этого слова было только одно значение — конкретный человек, черты которого и годы спустя можно было заметить в майоре, полковнике, генерале Дравене. Под Чинуком наверняка прятался еще и Дэвитс, но туда Кассиану было нельзя. Слишком близко, чтобы они могли потом работать вместе.
— Когда меня казнят? Я очень устал, — признался Кассиан. — Мне надоело ждать.
пилот
Хороший позывной. Звучный.
Она проглотила вопрос: а ты хочешь умереть? В этом месте каждый бы хотел, даже ей бы не хватило бы привычного юморного оптимизма, чтобы не счесть гибель при том захвате гуманизмом на все сто баллов. Вот такая вот жизненная ирония: ты боишься смерти и мечтаешь о ней, просто потому что мечтать тут больше не о чем.
Хотя Кассиан, возможно, не боялся: он и в юности смелее иных был.
В простом человеческом признании читалось еще и откровение: не факт, что если бы на её месте была не та самая Шара, Кассиан бы вообще это сказал.
Лусанкия — не пещеры Со. Она не сможет его вытащить.
Убить.
Как-то облегчить положение.
Не стоило приходить — сейчас Шара это понимала как нельзя лучше. Только в разы ухудшила человеку настроение, будто ему и так тут веселые анекдоты рассказывают; несознательно поступила прямо как в кабинетах вымышленного министерства в той книжке, читаной в далеком детстве. Но что сделано, то сделано.
Она кивнула взглядом на оставшийся каф — выпей — и отвернула голову, чтобы собеседник не видел лица.
— Я не знаю.
Голос прозвучал спокойно и равнодушно.
Голос соврал.
Она встала и уже собралась было стучать в дверь, но в дверях на секунду задержалась.
— Звёздный фестиваль уменьшили до 3 дней.
...Война с юужань-вонгами кончится через два месяца.
И праздников будет на один больше.
13.I.48 ООИ
Конечно, их записывали.
Конечно, они догадались.
Конечно — к счастью — не обо всем — иначе бы она сейчас сидела рядом, а не напротив.
Вид у Кассиана был просто изумительный.
На непритязательный шарин вкус этой добровольно-принудительной встречей служба безопасности побила все рекорды по психологическим пыткам.
Хотелось Шаре надеяться, что сочувствие в её глазах хоть немного ослабит чужие страдания тем фактом, что хоть кому-то тут на него не плевать, но это было бы сильным оптимизмом.
В этот раз у Кассиана уже не было наручников и была своя чашка кафа, только вот за дверью дежурил не один штурмовик, а целых три.
После той встречи она отбрехалась тем что просто хотела посмотреть на урода, захватывая которого погибло столько хороших профессионалов. Нет, конечно, она не сочувствует мятежникам, как она может сочувствовать ненормальным, подрывающим мирных жителей. Нет, просто «генерал» Андор как-то вытащил её из логова Со Герреры — её же тогда допрашивали, это есть даже в её деле. Затем она его захватила в 28 ОИИ и теперь в сорок седьмом. Нет, они не разу больше не встречались. Изобразить сочувствующее «генералу» Андору лицо? Вы же понимаете, что она его ненавидит, он это видел и он ей не поверит? Вспомнить, кто тут задает вопросы? Извините, забылась.
И да, выбора у неё тоже не было.
Шара посмотрела в свою чашку, мечтая сейчас не о кафе, а о виски и тяжело вздохнула.
— И в кого ты такой упрямый? У тебя в роду точно коррелианцев не было?
[status]Vinthern [/status][icon]https://d.radikal.ru/d35/1912/9c/b82feb0f59b1.png[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Шара Бэй</b>, контр-адмирал Империи[/LZ]
[icon]http://sg.uploads.ru/jSHCU.png[/icon]В конце года праздников было много. Сбор урожая, потом победили юужань-вонгов, сразу за этим прошел Звездный фестиваль — в нем и правда было три дня. Кассиан одновременно и надеялся на это, и старался не верить. Но оказалось, что Шара не соврала. Только три дня, всего лишь три дня. Хотя именно тогда ему предложили подписать и рассказать то, что напишет для него Империя — в обмен на смерть. Речь не шла о смерти быстрой или медленной, безболезненной или мучительной — просто о смерти. И все равно отказываться было сложно.
Зимний фестиваль был временем традиционных праздничных казней, но Кассиан не ждал от него много. Разве что что и он тоже будет короче. Бывает же такое, может же повезти второй раз.
А может повезти очень сильно.
На третий день фестиваля утром его привели не в пыточную, а просто в комнату. Здесь не было сливов на полу, в стенах были пусть заклеенные белой пленкой, но окна, и в них был виден слабый намек на утренний свет. Кассиану сказали сесть в кресло, и он сел. Кресло развернули — перед ним был жуткого вида человек. Он не сразу понял, что это его отражение.
Он не видел себя почти год.
Это не было пыткой, просто случайностью. В тюрьме не было отражающих поверхностей, а самому Кассиану и в голову не пришло попросить о зеркале — зачем ему было зеркало? Но он не видел себя почти год, а потому не представлял, как изменился. Волосы отрасли и спутались. В них стало много седины; прежде это были отдельные волоски, теперь — целые белые пряди. Седина была и в бороде, которая разрослась по лицу. Сломанный нос казался еще более кривым, складка между бровей углубилась, а линии над губами из-за того, что прежде он много улыбался, были почти не видны.
Ему вымыли и подстригли волосы, побрили, оставив точно ту же бородку, что он носил всегда, с самой молодости. Седина стала меньше бросаться в глаза, зато без бороды на щеках хорошо было видно, как сильно те запали, как сильно выступают острые скулы, обтянутые кожей. Из-за этого казалось, что глаза у него посажены глубже, чем на самом деле, и карие радужки казались почти черными.
Не до конца веря, что это он, Кассиан провел рукой по гладко выбритой щеке. Значит, он.
Значит, вот, как он теперь выглядит.
Одежду тоже дали другую, чистую. Потом они долго ехали, и Кассиан очень старался не надеяться зря. Из спидера он смотрел, как поднимаются на помост повстанцы. Некоторых вешали, некоторых обезглавливали — вибролезвия опускались с приятным гулом, это выглядело очень хорошей смертью.
Потом ему снова предложили что-то подписать. Одна подпись — и ему тоже можно будет умереть. Все закончится. Немедленно, тут же. Быстро и легко.
Назад он ехал, спрятав лицо в ладонях. Оставалось еще два дня фестиваля.
Тринадцать дней спустя Кассиана считали еще настолько слабым, что не надевали на него наручники. Он и правда едва мог ходить. В шахте он брал кирку просто потому, что на нее можно было опираться. Охрана, только вкачивавшаяся в работу после праздников, сначала милостиво закрывала на это глаза. Потом его забрали из шахты и снова куда-то вели. Можно было запомнить дорогу, но он не запоминал и смотрел только вниз. Несбывшаяся казнь что-то надломила в нем, и разбираться, что именно, у него не было сил. Как он устал, о звезды.
Как же он устал.
Теперь перед ним стоял каф, напротив сидела Шара. Они уже были здесь, только тогда она говорила другое, иначе. Тогда каф у них был один на двоих.
— Не знаю, — собравшись, сказал Кассиан. — Я мало что знаю о своей семье. Может и были. Как твои праздники, Шара?
пилот
Хорошо, что тут не было камер.
Без камер всегда легче.
И почему-то ей казалось, что это не просто вопрос. Да нет — просто.
«Прекрасно» чуть не ляпнула она, но вовремя прикусила язык. Бездна, в этой стране и плюнуть спокойно некуда, как попадешь в чей-нибудь болезненный рефлекс.
— По вернулся живым и здоровым, — мимолетно улыбнулась Шара, как часто делала при мысли о сыне. И вспомнила, что он же не знает кто такой По. — Сын. Кей — дочь — отдыхает от своих школьных спиногрызов, благо еще каникулы у ребят.
Как прошли его праздники она не спрашивает.
Как прошли его праздники у него на лице крупными буквами написано. Побледневший, худой, через чур седой для своих пятидесяти пяти лет, с потухшим взглядом карих глаз. Больше напоминающий дряхлого старика, чем еще не старого взрослого мужчину.
Хуже всего, что его бы отсюда не отпустили, как бы он этого не хотел и не мечтал: поломанные игрушки надо чинить. Поломанные игрушки жестокой злопамятной бабы надо чинить вдвое лучше. Колоссальная стратегическая ошибка, не один умнейший человек на этом поскальзывался: от игрушки не ждешь, что она сможет тебя обыграть. «Я вода, вода. Я меняю форму, но суть — отнюдь, берегу себя, подбираю крохи». Здесь она вовремя спохватилась и заставила себя не думать об Императрице в таких синонимах и понятиях.
И Шаре пока никак не приходило в голову как можно обыграть его палачей на их поле. Хотя это будет несравнимое удовольствие — она как коррелианка вечно бунтующего сектора это подтвердит.
Хотя последнее время там немного поутихло; что её хорошо так радовало: ибо Кореллия всегда была основным поставщиком головной боли что бывшей Республике, что старой Империи, что обновленной нынешней. И всё мечтала отмежеваться и зажить спокойно и независимо. Вопросом на какие шиши будет этот пир духа — и кто им вообще позволит — жаждущие свободы так и не задавались.
Надо было как-то включить Кассиану хоть какие-то эмоции — в прошлый раз было проще, там они хотя бы были. Пожалуй, надо было все-таки ляпнуть — даже ярость во много раз лучше этого отстраненного безразличия.
Хуже всего что он совершенно не хотел жить.
Упрямец хренов.
Она обхватила чашку руками не спеша из неё пить.
— У меня же половина семьи госбезопасники, а вторая — я и По — военные; вот она и заявила что хочет нормальную мирную жизнь и ушла в преподаватели.
«Попросить у них карты, что ли? Будет картина маслом.»
[status]Vinthern [/status][icon]https://d.radikal.ru/d35/1912/9c/b82feb0f59b1.png[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Шара Бэй</b>, контр-адмирал Империи[/LZ]
[icon]http://sg.uploads.ru/jSHCU.png[/icon]Кей — дочь. Уточнение было правильным, потому что Кассиан вспомнил о Кей-Ту. Но нет, нет. У Шары не было Кей-Ту, у нее был сын и была дочь. И то, и другое не было чем-то неожиданным или невозможным, но все равно удивляло. У Кассиана детей не было. Это было одним из немногих решений, в которых он никогда не сомневался. Были бы у него дети — что теперь было бы с ними? Как бы он смог о них заботиться? На какую жизнь обрек бы, какое будущее оставил бы после себя? Он считал себя смелым человеком, но он боялся иметь детей.
Даже семья — он сказал про свою семью, и в его ушах это отдавалось ложью. Про свою семью он знал много. Это его род оставался загадкой, а семья — Восстания — семья была рядом достаточно долго, чтобы узнать о ней то, что хочется, чтобы перенять истории, привычки, традиции, пусть даже часто их приходилось придумывать самостоятельно.
Семью себе он выбрал, и это всегда казалось важным. Выбрал, и потому не защищать ее не мог — так одно решение, один выбор повлек за собой многие из тех, которые он делал позже. Многие, которые иначе сделать бы не смог.
Шара — она выбрала? И семью, и такую жизнь для нее? Это до сих пор было интересно Кассиану про тех, кто поддерживал Империю. Про те, кто поддерживал Императора, ему все было ясно, но те, первые, были совсем другой историей. Они могли не знать другой жизни, могли не знать правды, могли защищать свои планеты и свой способ жизни, и в это можно было верить — легко. Пока они не становились военными, не начинали как-то оправдывать для себя ксенофобию и усмирения планет, голод и бедность, необходимость молчать и не видеть, когда надо, исчезновения тех, кто молчать и не видеть не смог. Пока не считали, что хороший способ отметить начало года — кого-нибудь казнить.
Что они говорили себе? Какими глазами смотрели на мир и на него?
Теперь это были глаза Шары. Кассиан посмотрел в них, но, не найдя ничего, снова стал смотреть в каф. Каф был красивого, густого цвета. У дальнего края чашки собрался тонкий ряд пенки. Каф пах и выглядел крепким, хорошим. Он не пил такого кафа на Лусанкии, но, возможно, не пил и прежде. Восстанию часто нужно было экономить, и экономили они на том, без чего можно обойтись. Без очень хорошего кафа, например.
— Ты думаешь, нормальная мирная жизнь возможна, пока это продолжается? Она тоже так думает? Что можно отвернуться — и войны как будто бы и нет?
пилот
Интересно, как там тот странный забавный саркастичный дроид Кей-Ту? Выжил ли у Со Герреры или птица обломинго пролетела?
Говорят на Скарифе, в рядах мятежников, был какой-то дроид.
И кто бы мог подумать, что муж — спустя целых восемь лет — назовет дочь похожим именем? Забавно их дороги переплетаются, будто звёзды что-то хотят сказать или намекнуть.
— Guerfel, нет никакой войны, если ты забыл, — мягко, как ребенку, пояснила Шара. Примерно таким тоном объясняют что бог-зверь Протас не существует, Крылатая Богиня — тоже выдумка, а «Октавская лестница» есть только в детской голодраме. — Гражданская была с момента смерти Императора и до казни Мотмы. — О том, что по-сути она активно шла несколько лет до смерти Палпатина она промолчала: не маленький — сам добавит. — А сейчас есть Империя и террористы. Террористы — это вы. А война была с вонгами.
Забавно, они, пожалуй, первый раз могут так поговорить: без завуалированных признаний и прочих пауков. Почти без: опять поди прослушивают — задолбали уже, она бы эту прослушку накрутила бы кое-кому на кое на что.
— Знаешь, Кассиан, у меня сложилось ыпечатление, что такие как ты, хотите воевать вечность. Без разницы с каким строем: имперским ли, республиканским ли. Захвати власть ваши любимчики и то найдете повод взбрыкнуть. А Кей просто живет. Знаешь такое тоже с людьми случается. А у тебя есть дети?
Дочь всю жизнь была папиной дочкой, но иногда и такие ходят своей дорогой. Мужу это сильно не понравилось; она же одобрила, ибо по настоящему её любила, а не как дорогую престижную игрушку.
Сын у неё наоборот: весь в мать пошел, даже фамилию взял материнскую, к вящему неудовольствию отца.
Юридического отца — об этом Шара никогда не забывала.
И на своего настоящего По слишком похож.
В последние лет пять у неё даже сомнений не осталось никаких.
[status]Vinthern [/status][icon]https://d.radikal.ru/d35/1912/9c/b82feb0f59b1.png[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Шара Бэй</b>, контр-адмирал Империи[/LZ]
[icon]http://sg.uploads.ru/jSHCU.png[/icon]Кассиан, нахмурившись, посмотрел в сторону. Он и сам часто об этом думал. Не о том, что они террористы — как их звать было вопросом терминологии. Кем они останутся, зависело от того, смогут ли победить. Если нет, то Шара не ошибалась. Если нет, то все, что они делали, было зря, все операции становились бесцельными, все потерянные жизни — не имевшими никакой ценности. Он все еще думал, что они могут победить.
Но потом — что потом? Единственное время, когда он жил не на военной базе, было временем, когда он был на миссиях. Единственные моменты, когда жил мирной жизнью, были моментами, когда он притворялся кем-то другим, чтобы получить, передать информацию, подобраться к цели, ликвидировать ее. Что ему делать, когда наступит мир? Какие из его навыков будут все еще нужны?
Себя не отключишь, как дроида устаревшей модели, не перепрошьешь на другую программу. Что он станет делать тогда?
Эти мысли он думал редко, обычно когда больше ничем не нужно было заниматься, и каждый раз откладывал их куда-то на антресоли сознания — этому он тоже научился у своего генерала — и находил себе дело, потому что пока шла война, всегда находилось еще что-то, что можно сделать.
Теперь делать было нечего, разве что цепляться за слова Шары. Спорить про войну и террористов не стоило, обсуждать с ней, что он станет делать после восстановления Республики? Ну уж нет. Зато оставались дети, и, возможно, это был его шанс. Она может разозлиться — что же, пусть злится. Зато забудет про то, о чем говорила раньше.
Кассиан медленно покачал головой, отвечая про своих детей, потом криво, зло усмехнулся:
— Ты правда думаешь, что она сможет просто жить? Ее же воспитал полковник Верт. После такого не живут — после такого кое-как выживают с посттравматическим расстройством. Оглядываются через плечо, передают свои травмы следующим поколениям. Что угодно — но не живут.
пилот
Кассиан промолчал и Шара могла записать это как победу в этом странном споре, начавшемся еще когда им было лет двадцать пять. Или как бурное желание прописать ей по лбу. Шара решила выбрать нечто среднее арифметическое. Затем он сказал нечто такое из-за чего со свистом из головы вылетели и террористы и строй республики.
Она досадливо поморщилась.
Имя мужа вечно шло с ней рядом, будто оттеняя спокойную, не любящую ничего такого, женщину своей серой мрачной тенью.
Вот что забавно было: с братом-разведчиком — имеющим одинаковую с ней фамилию — такого не случалось. Потому что я адекват, сестренка, — с тяжким вздохом однажды ответил он на её молчаливое недоумение. Всю семейную жизнь порывается зятю морду поправить, типа так красивее смотреться будет. Шаре показалось, что если бы не были брат с Кассианом по разным сторонам, то явно во многом сошлись. И синхронно прикладывали ладони к лбам.
— И давно ты знаешь? — тяжело вздохнула Шара. Она не сильно много знала как добрый муж доказывает «любовь» к «тому упрямому ублюдку», но и того что слышала с поправкой на её, и так не самое бедное воображение, хватало как-то с лихвой. Снотворное разок пришлось пить.
Невольно пришла соблазнительная мысль, что если бы жизнь повернулась по другому, рванула бы в молодости с Кесом куда-нибудь на почти необитаемую планету, а остальные пусть живут как хотят сами.
Где-нибудь возле Явина хорошо подойдет.
Хотя ладно, совсем глупые мысли: Империя — есть Империя, Альянс — есть Альянс и вместе им не сойтись. Да и история не знает слова «если».
— А что нет? Он её и пальцем не трогает, а она его любит, — внешне спокойно пожала плечами. — Расстройство — это когда ты от задолбавших тебя кошмаров просыпаешься, хотя с момента плена прошел почти месяц. Знаешь был там такой Кореллианец — нам с ним было очень весело.
В голосе слышались горькие отчужденные нотки.
Вывести на эмоции — оказалось обоюдным оружием.
С другой стороны, и у Кассиана они теперь есть.
[status]Vinthern [/status][icon]https://d.radikal.ru/d35/1912/9c/b82feb0f59b1.png[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Шара Бэй</b>, контр-адмирал Империи[/LZ]
[icon]http://sg.uploads.ru/jSHCU.png[/icon]— С того раза, где-то к третьей сломанной кости. Ему было очень важно, чтобы я знал, что это ваша семейная работа: что ты меня поймала, он меня сломал. Очень жалел, что на Кесселе нет никого из его близких, чтобы и там за мной могли присмотреть.
Он был не так уж и неправ, но про это он не сказал. Шара слишком хорошо напоминала о прошлом, и его собственное прошлое немедленно отозвалось. Кессель испортил ему здоровье, кое в чем на время, в чем-то — навсегда, но внутри его сломал, надолго поселив в нем страх, Аликс Верт. Шара могла и не знать об этом. Когда она говорила о плене, она говорила о своем. Кассиан знал, что с ней случилось у Со, и по привычке искренне сочувствовал всем, кто попал в плен, но не был к нему готов хоть немного, как он сам. И то, что случилось с ней у Со, случилось у Со.
А Кассиан помнил и другой ее плен. Интересно, как она рассказывала о нем, что говорила? Тому же мужу? Что она сказала потом ему? Их слушали, конечно — он не видел других причин ей приходить, и то, что ему говорили, то, о чем спрашивали, то, что предлагали после первого визита Шары не могло быть совпадением. Она была только оружием, инструментом для извлечения информации, и он знал это. Но ей все равно удавалось подцеплять в нем что-то такое, что хотелось говорить. Полчаса назад, когда он шел в камеру, он хотел только умереть — а теперь в сердце билось черное, но живое желание сделать больно.
Опираться ему он не стал.
— Я плохо помню Кореллианца — это были другие камеры. В наших я помню Кеса. Ты еще помнишь Кеса?
Можно было говорить дальше, но Кассиан молчал. По ту сторону слышали, но Кес мог быть для них напоминанием о чем угодно. О том, что Шара рассказала о своем плене. О том, что еще расскажет, если ее спросят еще раз.
Что его тоже могут спросить, Кассиан старался не думать. Верт был ужасен, когда просто работал. А если к делу примешался бы его личный интерес?
Он заранее внутренне поежился — и в жуткий унисон с предчувствием страха, засосавшим под ложечкой, глухо открыла и закрылась безрадостная тяжелая дверь камеры. Кассиану не надо было оглядываться. Он хорошо узнавал эти шаги. Страх просыпался внутри.
Это было самое тяжелое здесь. Кассиан знал, что он смелый, он привык думать о себе как о храбром человеке, и тем труднее было чувствовать и признавать страх перед Аликсом Вертом. Страх, который он никак не мог контролировать, с которым никак не мог справляться, только делать вид, будто его нет, откладывать его на потом, в воображаемый глубокий, почти бездонный ящик, чтобы прожить этот страх уже потом, когда его вернут в шахты. Теперь он еще не успел сделать это, прошло только тринадцать дней, и страх пробивался наружу. Кассиан заставил разжаться судорожно сжавшуюся челюсть, заставил себя снова дышать, снова видеть, а не смотреть в одну точку замершим взглядом.
— Я слышал, ты хочешь поговорить про мою дочь?
Он звучал дружелюбно, но он всегда так звучал. Мог стоять забрызганный кровью и все равно разговаривать, как на дружеской вечеринке. Мог улыбаться. Он и теперь улыбался. Это значило, что Вирт зол.
Очень зол.
Кассиан не отвечал, чтобы не провоцировать его сильнее. И здесь была Шара. Пока здесь была Шара, ничего могло и не случиться.
— Поговори про нее со мной. Расскажи мне, как она меня боится, ненавидит. Все, что хочешь, ну?
пилот
— Вот как. Жаль, — спокойным голосом заметила она.
Что пришлось с ним знакомиться; Шара была бы рада, если бы Кассиана обошло такое знакомство. Но кого волнует, чему она там рада и на что надеется?
Оказывается муж и Кассиан знакомы еще давным-давно, Шара даже сильно удивилась, что Аликс не рассказал всё ей еще тогда.
Помнит ли она Кеса? Он так смеется? Ей Кеса напоминает практически ежедневно — когда он не забывает сделать матери голозвонок —любимый сын. Она лишь медленно кивнула и отвела глаза в сторону. Он же не знает, что у Кеса сын, даже сам Кес не знает — с чего бы сейчас Кассиану знать. И, пожалуй, да — Кассиану сейчас много хуже. Сколько она провела у ребяток Со — две недели? Ну а он тут больше года.
И да. Кореллианца, или даже самого Со, она была бы не против увидеть тут.
Кассиана — нет.
Мимолетно отметила, что стул здесь жёсткий и неудобный; почему-то в первый раз она не обращала на это внимания. Посмотрела в чашку, избегая смотреть в глаза мужчины напротив. На ровной поверхности напитка отражалось спокойное лицо, но рассматривать себя Шара не захотела, поэтому быстро отпила наполовину остывший каф.
Цвет напитка напоминал цвет глаз Кассиана.
К счастью, когда открылась дверь, проглотить она уже всё успела, а то очень нелепая смерть бы вышла: «захлебнулся кафом». На том свете засмеют. Не этого человека она ожидала увидеть здесь, пусть даже и знала, что Аликс навещает Лусанкию. Как часто, правда, не знала.
— Соскучился? — ехидно заметила она мужу.
Руки продолжали крепко обхватывать кружку, потому что любой жест обнажил бы предательскую дрожь. Лицо спокойно — разве что во взгляде страх смешивался с насмешкой. Голосом и мимикой Шара всегда владела лучше, чем телом; но пальцы, побелевшие от напряжения, выдают её. И боялась сейчас она совсем не за себя.
Она мельком бросила взгляд на Кассиана и заставила себя оторвать пальцы от чашки (не ей сейчас ободрение нужно) и очень быстро провести ими по его руке — хоть чуть-чуть успокаивая.
Конечно же, муж замечает её движение — на что она, наивная, надеялась?
— А как же, дорогая... — легкий поцелуй.— Тебя оставь наедине — чужим мужикам будешь глазки строить.
Под холодным взглядом серых глаз она пожалела, что на ней лишь обычная легкая блузка — та кажется ей ненадежной приградой. Как назло, Аликс сейчас совершенно не ревнует — это было бы проще простого — Аликс работает. Уж это за тридцать лет брака она научилась определять давным давно.
— Молчит, однако, — посетовал он ей на Кассиана. Полковник Верт терпеть не мог когда ему не отвечали. И почти пропел на манер древней контрабандисткой песенки: — И что нам сделать с молчаливым мятежником?
— Перестать его пугать? — подняв левую бровь предложила Шара.
[status]Vinthern [/status][icon]https://d.radikal.ru/d35/1912/9c/b82feb0f59b1.png[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Шара Бэй</b>, контр-адмирал Империи[/LZ]
[icon]http://sg.uploads.ru/jSHCU.png[/icon]Верт был здесь и он был зол, и хотя это тогда, в прошлом, в тридцать пять, злить его Кассиану нравилось, а теперь вовсе нет, Кассиан все равно не обращал на него внимание. Он смотрел на Шару, потому что не ждал, что и она боится своего мужа, но не только.
Еще и потому, что она прикоснулась.
Как прикоснулась.
Кассиан старался не смотреть на нее так, как хотел бы. Он знал о том, кто она, знал достаточно давно, но старался не думать и не помнить об этом. Она была не для него, а для дела. За ним никто бы не пришел. Пусть в шахтах он говорил другое, Кассиан знал правду. Узники Лусанкии могли бы стать свободными только если бы Восстание захватило Корусант, а с ним получило бы и тюрьму. В ближайшие годы, десятилетия, может, даже — теперь срок в десятилетие уже не казался ему долгим — этого не случилось бы.
Потому даже если спустя все эти годы Шара оставалась собой, это не имело значения. Ее не стали бы тратить на него. Он сам бы первым и не стал бы. Но если допустить, если на минуту представить...
Ей не стоило прикасаться к нему вот так при Верте.
Он мог заметить.
Он и заметил, и Кассиан ненадолго закрыл глаза. Пора было начинать злить его осознанно.
Когда он снова их открыл, страх в них был не виден. Упакованный, он лежал так глубоко, что легко было думать, что его нет. Он все еще не смотрел на Верта, но на Шару теперь смотрел совсем иначе. Даже улыбнулся — быстро, остро, как умел когда-то в прошлой жизни.
— Так о чем мы говорили? Не хочу ли я воевать вечность? Если надо — хочу. Если придется, почему бы и нет? Думаешь, ваша тюрьма меня удержит? То, что теперь я тут, ничего не изменит. Когда ваша Империя сгорит — она сгорит и из-за того, что я делал раньше. Пальцем не пошевелю, а она будет разрушаться, камень за камнем, полковник за полковником, сын за сыном, пока не останется ничего.
Всегда могло быть что-то, что они не вытащили потому, что не знали, что есть, что вытаскивать. И Верт мог клюнуть, забыть про Шару, остановить их встречу и превратить ее во встречу с ним. Все остальное он, подстегиваемый тем, как Кассиан даже не смотрит на него, упустил бы из вида.
Было бы хорошо — плохо, но хорошо.
И чтобы это хорошо приблизить, он сам взял Шару за руку, похожим на ее собственный, издевательски подчеркнутым жестом.
пилот
— Так не интересно, — усмехнулся муж. — А кто такой Кес, кстати? — невинно поинтересовался третий лишний в их уютной комнате, хотя он конечно таким себя не считал.
На несколько секунд у Шары и вправду шевельнулось сильное беспокойство. Аликс — наполовину свихнувшийся от работы, наполовину чокнутый с рождения — был все-таки неотъемлемой частью её жизни. Он бодрил. Как каф. И, по-сути, Шару полностью устраивала её жизнь: с обоюдным третированием друг друга, а охота его на её виртуальных любовников всегда была весела, полна страстей и немало развлекала при этом.
Так вот. Кто мог подумать что раз в столетие и палка стреляет, а Аликс заинтересуется её настоящим давним любовником? Да еще и с позиции отнюдь не ревнивого мужа.
У Кассиана видимо на это были свои мысли.
Надо отдать должное контр-адмиралу, завернутую речь она прослушала с каменным выражением лица, которое и было у неё на случай полного обалдевания. Правда в какой-то момент показалось что мозги от такого насилия отрубятся всерьез и надолго, но нет — даже с легким щелчком включились обратно, и даже выдали перспективы: светлые и теплые, прямо как на кладбище.
Такие, что в этот момент Шара возненавидела всех мужских особей разом, от пяти до пятьсот пяти лет, с их многомудрыми долгосрочными планами и готовностью претворить это не сходя с места под звуки фанфар. И даже целых десять секунд жалела себя бедную-разнесчастную, на которую, как из рога изобилия, в любом возрасте сыпались особи противоположного пола, скорые на расправу.
Незабываемый Кес, с его любовью бегать сквозь здравый смысл и плевать на противоположные баррикады.
Любимый сын, с его страстным желанием собрать все грабли, гауптвахты и фейспалмы начальства.
Великолепный адмирал Селчу, которого это всё явно забавляет.
Имперская старая бука, то бишь давно упокоившийся Со Геррера, у которого мозги-то были в порядке, да чертишки не к нерву.
Любитель стратегических многоходовок Дравен, с его деловой прагматичностью чуть ли не оторопь вызывающей.
Верт, который сам, походу, не знает что хочет, но в средствах не стесняется.
Хорн, про которого в имперском флоте страшные сказочки рассказывают, а она еще помнит его мелким.
И теперь похороненный ею много лет назад Кассиан — ибо с Кесселя выдачи нет — который похоже фразу «делать — потом думать» взял личным девизом.
Вопрос про Кеса Вертом был отставлен в сторону — потом спросит, дома, например. И там никто отвлекать не будет.
— Расскажи мне поподробнее: что ты делал раньше?
По глазам вопрошающего можно было прочесть, что сам ответ его волнует в самую последнюю очередь.
Аликс улыбался.
Шара, откинувшись на спинку стула, меланхолично размышляла, что же она такое натворила страшное в прошлой жизни, и чем так не полюбился Силе Кассиан, что одного раза той показалось недостаточно. «Да оставьте его уже в покое, хватит с него! Один раз вырвался — и все, второй попытки не дадут...»
И, в который по счету там раз ощутив собственное бессилие перед шагоходом судьбы, она предпочла махом допить каф.
насколько он в бешенстве
[dice=32912-1:100:]
[status]Vinthern [/status][icon]https://d.radikal.ru/d35/1912/9c/b82feb0f59b1.png[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Шара Бэй</b>, контр-адмирал Империи[/LZ]
[icon]http://sg.uploads.ru/jSHCU.png[/icon]Верт улыбался, что значило, что он зол. Кассиан не знал, угадал он или нет. Забудет он теперь о Шаре, зациклится ли на нем — или нет, и он только сделал хуже и Шаре, и себе. Но хотя бы пока что Верту был как будто интересен он. Кассиан все так же не смотрел на него, только на Шару.
Его руки снова просто лежали на столе, но он помнил и то, как прикасалась к нему Шара, и то, как он прикасался к ней. Он давно никого не трогал. Его трогали, но не так мягко, не так, чтобы от этого было приятно. Кассиан и не знал, что так тосковал по этому. А вот, значит, как.
Пора было прощаться с ней, и, во многом неожиданно для себя, он вдруг понял, что не хотел бы. Осознал, что хотел бы знать, придет ли она еще. Если да, то когда.
Спрашивать об этом было нельзя — все здесь, что приносило ему хоть какую-то радость, было под запретом. Потому Кассиан не стал спрашивать вообще ни о чем. Вместе этого он впервые за все время посмотрел на Верта, посмотрел, умело спрятав страх перед ним, потому что это было единственное, что люди вроде Верта хотели видеть в тех, с кем говорят. И сказал:
— Скоро Праздник высшего дня. Спроси меня тогда, полковник, может, тогда я что-то и скажу.
Он произносил звание таким тоном, каким имперцы произносили их повстанческие ранги — словно удивляясь, что они вообще существуют в природе, будто это какая-то случайная, комичная ошибка, нелепица, недоразумение.
А недоразумением был только Верт. К сожалению, опасным. Но это можно было пережить.
К сожалению, все в этой тюрьме Кассиан переживал. Хоть раз это должно было сыграть в его пользу.
пилот
Верт размахнулся и ударил. Резко. Достаточно, чтобы даже мужчина не удержался на стуле.
«Ты еще помнишь Кеса?»
Шара закрыла глаза, совершенно не понимая, что делать дальше и что делать с этими призраками, пришедшими по её душу. Аликс дотошный — просто ужас, он же пока на свои вопросы ответа не получит — не успокоится. А как получит...
Оставаться рядом было чревато болевым шоком. Развернуться и уйьи — заманчиво, ох, как не сказано заманчиво просто спокойно уйти и оставить всё за спиной. Оставить всё как есть, и побоку, что там с ним будет, просто потому, что это невыносимо, практически невозможно находиться рядом и смотреть на это все. Но внутренний голос, которому, конечно же, виднее, не преминул напомнить о существующем раскладе: «Скажите, мистрисс, вам еще не надоело подставлять мужчин, которых вы не любите?»
Шара открыла глаза, нашарила на спинке стула пиджак, поднялась и подошла к Верту. Приобнимая мужа, закрывая собой от его взора Кассиана, она просто сказала:
— Аликс, пошли домой. Я устала.
И в этом она была сейчас честна, как под скиртопанолом.
Муж на неё посмотрел — непонятно, даже она не смогла распознать выражение — и послушался.
В ответ покровительственно приобнимая жену за плечи, он бросил взгляд на повстанческую шушваль, примерно как хозяйки бросают взгляд на таракана, увидев того на кухне и тонко улыбнулся:
— Радуйся, казнят тебя.
И, конечно же, обманул.
Из комнаты семнадцать Шара и Верт вышли вместе.
[status]Vinthern [/status][icon]https://d.radikal.ru/d35/1912/9c/b82feb0f59b1.png[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Шара Бэй</b>, контр-адмирал Империи[/LZ]
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Альтернатива » [AU] Аin't no grave
