Генералу Органе не нужно объяснять, как важно, чтобы техника была приведена в надлежащее состояние; в конце концов, от этого напрямую зависят жизни её людей, и даже то, что она научилась с определенного рода спокойствием относиться к смертям, вовсе не означает, что кому-нибудь захочется устраивать текучку кадров собственными силами.
Жизнь жестока — ничего не поделаешь; это война, на войне всегда умирают люди; и все же необходимо делать все, что только можно, чтобы минимизировать эти потери.
Иногда Лее кажется, что думать такими общими, отчужденными категориями легко, она даже опасается, что в какой-то момент все эти потери и беды перестанут вызывать у нее хоть какой-то отклик. Но оказывается достаточным вспомнить, что за каждой потерей есть история, есть люди, что каждая потеря — это имя, которое давным-давно кто-то тщательно выбирал, — и тогда уже не получается думать отстранено. Проще, конечно, было бы, научись она видеть в людях только ресурс. Но увы — в жизни, как это обычно и бывает, все немного сложнее. На самом деле, совсем не немного, но что толку об этом говорить.
Разговорами мало чем поможешь — что себе, что другим. Жизнь запоминает только действия.
Разумеется, они сделают все возможное, чтобы восполнить потери в технике; но — и снова увы — их ресурсы в плане финансов несколько ограничены. Впрочем, за годы оппозиционирования всему, что только шевелиться в неправильном направлении, генерал Органа научилась выбивать ресурсы из невыбиваемого и урезать неурезамое.
Некоторые мелочи слишком важны, чтобы пытаться на них сэкономить.
— Да, поговорите с техниками, По, — Лея коротко кивает, сцепляя пальцы за спиной, чуть усмехается, — и не сверлите меня таким взглядом. Поговорите с техниками, и предоставьте результаты разговора мне. И в целом… — она едва заметно морщится. — Отчеты о состоянии ваших людей, потери — и всё остальное. Всё как обычно.
Формальности, которые становятся уже чем-то несколько привычным и само собой разумеющимся; с одной стороны, это, разумеется, нормально. С другой — все же немного грустно.
Наверное, стоит сказать, что они сделают все, что только можно сделать; но, думает генерал Органа, перед ней стоит один из тех людей, кому это повторять вовсе не надо.
Кто и так это знает — сделано будет все возможное.
Да и невозможное тоже, зачем бы мелочиться.
Вторая новость не хуже и не лучше первой. Спроси её кто, Лея честно признается, что она затрудняется выбрать первую по хужести — здесь немного сложно определиться. И «немного» явно значит что-то вроде «охренительно трудно, коммандер, что вы еще припасли напоследок?»
Этого, разумеется, Лея не спрашивает.
Бросает тяжелый взгляд на Дэмерона, смотрит на остальных присутствующих, скрещивает руки на груди.
— Подозреваю, что вы бы и не смогли ему толком помешать, коммандер, — внимательно смотрит сначала на бывшего штурмовика, затем на пилота; щурит глаза. Вторая новость тоже крайне паршивая. Рей, конечно, знает не все — но многое. И если оставить ненадолго в стороне рассуждения о человечности и милосердии, остается только холодный разум, голос которого утверждает, что дела медленно, но верно катятся к хаттам. — Если Рей попала в руки Первого ордена, дела наши плохи. В первую очередь нам необходимо изменить курс и найти новую базу — хотя бы временную. Если я правильно помню, Рей известно, куда мы можем направиться? — это скорее утверждение, чем вопрос, но в подобной форме размышлять несколько легче. — У вас есть мысли по этому поводу, коммандер?
[AVA]http://sh.uploads.ru/yKfi1.jpg[/AVA]