Да и ситх с ним, что там сенатор Драввад неделю назад рассказывал всей галактике о вкладе Первого Ордена в кореллианские беспорядки и как это прозвучало - они сейчас имели достаточные доказательства, которые позволяли им прийти и просто взять тех людей, в участии которых они были уверены. И они пришли и взяли.
Неважно, что ночь уже глухая, они не звали их танцевать под луной, этажи камер и допросных уходили глубоко в землю и им тут не только луна, но и звёздочка не подмигнёт. Холодный белый свет делал дюрабетонные стены ещё более неживым, мёртвым царством, в допросных уюта было не больше. Коррану обойти стороной задержанных было невозможно - он, конечно, собирался подождать и заняться теми, кого расколоть не удалось обычными способами, но всё равно нашёл себе понравившееся лицо. Рыжие волосы и какие-то странные глаза на фотографии... Интуиция молчала, но он, пролистав ещё несколько, всё равно каждый раз возвращался к этой фотографии.
- Переведите его в четвёртую допросную, я им займусь, - он ткнул пальцем в экран на этого Дрейка Провера. Хорошо, что все привыкли, что директор любит лично участвовать в делах. К четвёртой допросной тоже все привыкли, только зелёные охранники из новеньких смотрели квадратными глазами в её сторону - оттуда мало кто (да ладно, почти никто) не возвращался обратно в общие камеры. Хорн захватил с собой ещё пару пакетов бакты. Возможно, она им тоже пригодится, четвёртая это позволяла всегда. Он даже помнит толщину стен здесь - вдвое больше, чем везде. Случайно, конечно, так получилось, что несущие стены именно здесь создают этот тихий уголок, но как раз видеонаблюдения здесь не было неслучайно. Стечение обстоятельств.
Заходя, Корран закрывает дверь - щелчок электронного замка отрезает их от мира. Одинокая лампа на столе тоже холодно-белая, вся душевная иллюминация, которая зажигается с заходом солнца, осталась на Улице Кораблей С Сокровищами, как и ароматы еды и звон стаканов с алкоголем, здесь - только суховатый кондиционированный воздух.
- Меня зовут Корран Хорн, - и он больше ничего не говорит о себе, только садится напротив. Они ведь тут собрались говорить совсем не о нём, а об этом замотанным в мятую простынь мужчине. Голофото его действительно полнит, в реальности он куда более худощав. Раз он здесь от имени Первого Ордена, то, возможно, знает, кто такой на Кореллии Корран Хорн. Даже если так, ему не поможет, никому не помогает. - Вас зовут Дрейк Провер? - конечно, именно так зовут его в документах, но мы же знаем, что иногда люди не те, за кого себя выдают. пакеты с бактой он бросает на стол рядом с собой как напоминание и надежду на долгую плодотворную работу.

Говорят, если зверям пристально смотреть в глаза - это неминуемо вызовет агрессию. Коррану было интересно, если делать это с человеком, ещё и загнанному в неловкое положение. По-хорошему, эти казематы были целым полем экспериментов над разумом, а он, поняв, какая именно Сила была ему дана, тоже в какой-то мере был их автором. Какие-то эксперименты - да, их называли методами дознания - были старыми и проверенными (частью которых была и бакта), а какие-то возникали по ходу. Каждый арестованный был уникальным, и метод, соответственно, тоже, зависит от прозорливости следователя. Дрейку повезло - ему достался, пожалуй, самый прозорливый.
И Хорн мог так не смотреть неотрывно, он с закрытыми глазами почуял бы ложь. А человек в простыне, пусть и называл имя так, будто оно в самом деле с рождения, не говорил правды.
- Это не ваше имя. Какое настоящее? - ну, стоило дать ему шанс самому признаться, хотя это был, определённо, профессионал - такие уверены в себе, не сдадут позиций.
- Вас обвиняют в причастности к организации, называющей себя Первый Орден, и разжигании ненависти к Республике, - это так, если лаконичнее, а пунктов ему было приписано в тексте на датападе куда больше. Криффовы юридические подробности, превращающие всё в непонятные, размытые по смыслу предложения. - Признание облегчит вашу участь, - он бросил дежурную фразу сухим тоном, предполагая, что такие люди не поведётся на эти стандартные протоколы и обещания лёгкой жизни. Но директор, даже без камер и свидетелей, всё равно следовал этой классической тактике - мало ли, какие сюрпризы могут его ожидать. Фантастические, конечно, надежды, что он просто возьмёт и признается. Ладно бы, если бы у них не было доказательств, но они готовились. Он - тоже.
Корран почти не моргал и смотрел в глаза, и куда-то дальше.

Корран смотрит на него примерно так, как змея гипнотизирует мышь, только эта змея уже недавно ела и теперь скорее хотела кусать то ли шутки ради, то ли просто было скучно. Но он змеёй не был, поэтому и причины у него были другие - доказать и найти немного сверх того, что уже было.
Он лгал про имя. Точно так же, горечью на языке, отдавали его громкие восклицания о Хосниане. Нет, он вообще никак к этому лично не относился, разве что грустно было потерять там Оурила. Лже-Дрейк не раздражался даже от спадающей простыни. Такой ровный и стабильный - кто ещё так мог? Сама атмосфера допроса, состояние, неизвестность, обычно заставляли нервничать каждого, пусть не с первой минуты.
А он только предлагает его ударить, но даже кулаков не сжимает. И не краснеет же, когда врёт.
Равновесие, значит?
- Мне плевать, как оно произносится - оно ненастоящее, и это всё, что меня интересует. Хотите ударить? Ну, давайте, не сидите, здесь нет никаких записывающих устройств. Это останется между нами, - возможно, это и пошатнёт его идеальный фасад, а его реакция позволит избежать травм от кулака, хотя даже для них у него же была бакта. Кто вообще тут говорил, зачем он принёс бакту? Только плюс в копилку неизвестности. - Считайте, слово директора КорБеза, - ему точно не хотелось бы выносить подробности, так что тут он не юлил. И вот, заодно представились.
Мало ли, какие ещё подробности здесь появятся. Он не дрогнул ни одним мускулом на лице, всё так же не моргнул, когда попытался надавить на чужой разум - надавить и проникнуть в воспоминания и мысли. Там точно детали богаче, чем можно услышать со слов самых красноречивых свидетелей.

Это было очень красиво, ну, ведь на самом деле. Глаза видят целое представление, уши слышат восклицания, вздохи, а то, что чувствует сердце под этим - зеркало, гладкое, ровное как гладь моря в идеальный штиль, ни единого нарушения. Всё равно что под человеческую личину впихнуть дроида, сделать его очень похожим на человека и разыграть сцену снова. Выйдет то же самое, ни грамма эмоций.
Он хватает в его голове мысль наугад, просто переходя, как по ссылке в голонете, от последней мысли дальше, глубже - это похоже на добычу камня. Можно потратить много сил на то, чтобы выбить в земле карьер и дорваться до глубин, а можно проникнуть под землю через маленький вход и оттуда передвигаться по шахтам куда угодно. Он видит, слышит разговор от первого лица - мужчина напротив средних лет, очень похож на кого-то, кого он уже видел, его называют Таветом Калонией и ему предлагают убежище, всё так же лгут, называя друзьями Первый Орден и будто меняя местами белое с чёрным. Как минимум, такую фамилию он знал. Как максимум, даже знал ту женщину, кто такую фамилию носил. После замужества - он поправляет сам себя, но не знает, насколько ему нужно это знать. Не самая подходящая деталь для протокола, но в обобщённом виде вполне себе кирпичик для той стены обвинения, которую ему настроили пока что буквами из законов.
- Не путайте, это вы здесь, а я в любой момент могу уйти. У каждого свои занятия на работе, ведь так? - ему хочется дальше схватиться за мысль, найти в его памяти что-то, что раскроет, возможно, ещё больше поджигателей, распаливших толпы. Будто бы ему мало того, сколько Ора с ребятами пожнут за сегодняшнюю ночь.
- И вам не мерзко винить бедную девочку в собственных делах? Или вы там все сплошь подонки, которым такое - ежедневное неудобство, после того, что сделали с Хосниан-Прайм? - Хорн хоть так пытается нарушить гладкость зеркала, обменять эмоцию на эмоцию, чтобы не жевать этот безвкусный пластилин чувств, которых внутри нет.

Он видит, как Дрейк встаёт, восклицает, он видит, как внутри всё то же зеркало, гладкое-гладкое, будто Корран сам мог бы посмотреться в него и увидеть чёткое отражение. Кулак пролетает в паре миллиметров от подбородка, кореллианцу для спасения своей же челюсти этого было достаточно. Нет, конечно, на самом деле никаких зеркал ни у кого в головах не было, но такая ровная поверхность, с лёгким холодком под пальцами, всегда напоминала ему что-то такое. Пальцы тоже были весьма метафоричным элементом, но со временем он научился чувствовать это действительно на самых подушечках пальцев. Сила и то, как можно с ней взаимодействовать - удивительная штука, и даже не хочется с упорством ювелира, отделяющего качественные алмазы от дешёвки, разделять её Тьму и Свет. пусть этим занимается кто-то другой, но не он. Упорство у Хорна очень избирательное, и на бессмертные споры о « что такое хорошо и что такое плохо» не распространялось.
Он знал, что Первый Орден - плохо, ужасно, это неоспоримо с того самого момента, как Хосниан разлетелся на атомы, а для него ещё и дело личное тоже, раз они пришли сюда, гадить на его порог.
Воспоминание, до которого он хотел дотянуться, ускользает - его будто спешно меняют, официанты в ресторане так подсовывают невнимательным гостям под нос салаты не первой свежести. Карточки настоящие, наверное, даже из реальных воспоминаний, но фотографий нет, а где они есть - одинаковые, причём с тем же лицом, какое сейчас сидело перед ним. Даже волосы такие же рыжие. Подмена - так, на крепкую двоечку с минусом.
Корран небрежно отмахивается от этой картинки, сминает как бумажку, которой один полёт до мусорного бака. Улыбается уголками губ, продолжая смотреть ему глаза. Глаза в самом деле какие-то необычные. А под ними - поверхность наконец уже не такая отполированная, с трещинками страха. Он только улыбается всё так же, встаёт, походит к нему со спины почти вплотную, касается волос и, ладонью удерживая под подбородок, прижимает его голову к себе где-то чуть ниже грудины. Так, не способный крутить головой, один видит только один, всегда одинаковый кусочек пространства. Что за пределами - тоже неизвестность. Хорн чуть наклоняется к его уху:
- Вы - книга с картинками и большими буквами для меня. В ваших же интересах, чтобы я открыл эту книгу безболезненно и просто посмотрел то, что мне нужно, а не вырывал страницы, - джедаи должны были предоставлять выбор и он, в общем-то, примерно это сейчас и делал. Спасибо Солусару за такие красочные, полные эпитеты. - А чтобы вы не фокусничали, я дам вам немного мотивации, - он берёт его ладонь в свою. - Ложь от меня вы не спрячете, поэтому давайте договоримся - по пальцу за каждую неправду, - Корран кладет его пальцы на край стола примерно по линии предполагаемого перелома. - Так какое у вас настоящее имя?
Примерно там, где у последнего слова начинается «и» и заканчивается «я», он ударяет по мизинцу за прежде сказанное - маленький, очень хрупкий и почти бесполезный палец. В который раз он вообще это делал, в сотый, в тысячный? Удерживать маску, какие-то мысленные бастионы, когда боль будет тебя занимать полностью - задача со звёздочкой.
По его наблюдениям, к десятому пальцу она становится невыносимой, а пакет бакты - всё вожделеннее, особенно, когда он стоит перед носом, на полпальца дальше вытянутой руки.

Конечно, на первом - мало кто ломается. Кто-то до последнего верит, что это всё неправда, и это так, блеф следователя, и кто вообще в демократичной, свободной Республике будет так всерьёз допрашивать? В общем-то, при знакомстве с Кореллией иногда представления о жизни в корне меняются, да и Республика там, наверху, и чем ниже, сюда, они спускаются, тем меньше становится демократии. Почему-то никто не замечал, что в кореллианских судах вообще как вид отсутствует понятие о показаниях, добытых под давлением, и тем больше попасть в лапы КорБеза знающим о своих преступлениях и последствиях наказания становилось жутко. Поэтому и бегали от одного края галактики до другого, в надежде, что однажды следователь выдохнется или найдётся планета, которая укроет преступника. но какой планете были нужны преступники? Кесселю, разве что, но туда как-то никто сам не бежал. Они их возили, возили, силой запихивая в тюремные крейсеры с билетом в один конец.
Корран вообще не касается его разума - сейчас он будет готов встретить его в своей голове, возможно, придумает что-то получше, что ему отличить будет труднее. Пусть в выборе подходящего момента снова схватиться за воспоминание не будет никакой логики. Зато у него есть логика в ломании пальцев - они пойдут по порядку. От меньшего, так сказать, к большему. Он всё ещё держит его голову в этих тисках, снова возвращает его пальцы на край стола.
- Ложь. Какое у вас настоящее имя? - и снова ударяет, на этот раз по безымянному. Возможно, это не очень аккуратно, и он цепляет ещё и сломанный мизинец краем удара... В том-то и дело, не надо ему ничего показывать. Он сам посмотрит, когда не-Дрейк станет чуть податливее и будет гнуться во все стороны так же легко, как вот эти его сломанные пальцы. Больно, но какой размах в выборе движений!

Отредактировано Corran Horn (18-01-2020 09:59:58)

Будто бы то, что он убирает руку и не даёт продолжать что-то значит для Коррана. Он буквально отдирает от его груди руку, снова беспощадно укладывая на край стола. Что там? Средний палец, считай, половинка половины.
- Ложь. Какое у вас настоящее имя? - он повторяет точно так же, снова бьёт, снова не очень осмотрительно, основанием ладони. - Ещё семь попыток сказать правду, а после бакты их снова будет десять, и так можно до бесконечности, - он не угрожает, бакты взял с запасом - для пальцев многого не надо, час-другой и можно вернуться к этому тону их разговора. Грань, за которой человек готов на всё, лишь бы это прекратилось, нужно только нащупать.
Сознание, спутанное болью, спутанное даже для того, кто проникает. Он хватается за уже знакомое, за Тавета Калонию, ищет хронометр на стене и запоминает дату - двенадцатое.
Ему надо найти что-то тогда же в памяти, что-то раньше, что-то о Первом Ордене - больше он ничего не искал. Только новые имена, лица, которые хранили его воспоминания - может, и автора теракта в Доме Короны? Вырвать страницу, развернуть книгу, сломать эту жёсткую обложку, до хруста в корешке. Да, боль всегда боль, но боль разума и боль физическая - они разные, сопротивление кости и мыслей разные хотя бы потому, что мысль нельзя осязать. Другое дело, что преодолевать его одинаково.

Отредактировано Corran Horn (18-01-2020 11:14:51)

Имена, он хотел найти их прежде всего. В ворохе воспоминаний нет ничего конкретного, люди из толпы, которые больше не встречаются нигде. Стоило признать, они работали с умом - почти никаких пересечений, будто бы этот человек был только один на всю Кореллию. Может, лиц и не было, но было имя. Имя, которое он набирал в конце отчёта - и пусть текст его ускользал, размывался, имя он нашёл.
Майор Толлак Унан. Кому принадлежит имя, если оно в конце, замыкает текст?
Его автору.
Хорошо, что ловить руку не надо - он больше ей практически не шевелил. Указательный палец он ломает молча. Ну, как - это Хорн делает это молча. Сжимает подбородок, продолжая напоминать, что деваться некуда. Снова наклоняется ниже.
- Хотите я вам напомню ваше имя, Толлак? - если он продолжит рыть дальше, он ещё много чего сможет ему напомнить. - Или вам привычнее, когда вас называют майор Унан? О чём вы ещё хотите соврать? У вас ещё целых шесть пальцев, к тому же, большие - мои самые любимые, не хочется оставлять из без внимания, придумайте что-то интересное, - он даже сам может подыскать в его памяти что-то, о чём они снова могут так, играть на пальцах.
Корран снова хватается за имена в его памяти - ищет тех, кто называл его этим, настоящим именем. По голосам в воспоминаниях, конечно же, ему никого не опознать - и он снова ищет среди них лица, которые можно будет поискать среди уже задержанных и их товарищей. Обычно от таких обвинений потом уже не отпираются.

Попытка хорошая, но... Хорн сначала улыбается, а потом всё же не может сдержаться, и коротко смеётся. Это всё равно что просто неаккуратно вырезать головы случайных людей, криво и кое-как, и налепить поверх других. Ради шутки и попытки подколоть друга - хорошая попытка, но не для того, чтобы убедить его в том, что подправленные наспех воспоминания - настоящие. Плохо только то, что в таких, несуразных, всё равно не выдрать правды, можно только знать, что они ложные.
- Бездарно, - Корран понимает, что Толлак тоже понимает, с кем имеет дело, и может теперь если не сопротивляться ему, то просто портить всё, чего будет касаться он в поисках.
Он может не просить его лгать, он и так вполне справится с этим самостоятельно, без подсказок. Почти не примеряется к большому пальцу, а просто прикладывает всю силу к удару. Этот хруст различим в тишине не менее чётко и громко, чем голос.
- Когда мы закончим, майор... - судя по подсчётам директора, это не раньше пяти оставшихся пальцев. - Подумайте, готовы ли жертвовать воспоминаниями и вспомните ли вы, какие они были на самом деле? В конце концов, когда мне надоест, скиртопанол откроет вам рот и вы ответите на все мои вопросы, и такая жертва будет бесполезной, - другое дело, что ему ценнее было то, что он увидел своими-чужими глазами - детали, о которых и сам человек может не вспомнить. Он же - знал куда смотреть. И ещё знал, что в поиске ответов под сывороткой правды легко нарватся на ту стену, за которую сознание уже не впустит любопытных - знал на себе.
Пока ему, конечно, было ещё в той степени интересно, что он снова пытался выхватить нужное. Вот хоть бы о Тавете Калонии, его Унан не защищал в своей голове столь же рьяно, и ему хотелось найти, чем же закончился разговор.