Ожидания никогда не оправдывались, надежды на деле являли собою лишь прах и пыль, а жизнь никогда не поворачивалась той своей стороной, кою можно было бы посчитать хотя бы нейтральной.
О положительной Лея и не мечтала; впрочем, что уж там — мечтать не приходилось вовсе.
Приходилось всегда и во всем готовиться к самому худшему, а надеяться… нет, не на лучшее, но хотя бы на минимальный урон. Почему все складывалось именно так, почему именно она раз из раза вляпывалась в предприятия одинаковой сомнительности (от Восстания времен Палпатина, недоброй ему памяти, до возглавления Новой Республики и основания Сопротивления), Лея не знала.
Сила в этом вопросе помощником была никаким, а Небеса молчали.
Впрочем, уже давно.
Поэтому теперь, идя по следу своего — своего ли теперь? — мужа, Лея и не надеялась, что найдет его в добром здравии и трезвой памяти.
Она любила Хана — и, видит Небо, любит его до сих пор, — но краткого изложения событий ей было более чем достаточно, чтобы не надеяться на многое.
Из них двоих, кажется, она предпочитала топить тоску и горе в работе.
Работы, впрочем, всегда было море.
И иногда это даже было на руку.
На поиски Хана пришлось потратить какое-то время — что же, контрабандисты бывшими не бывают, а он, к тому же, всегда был определенно умнее и сообразительнее лот-кота, — но пропажа все же обнаружилась.
И выглядела…
Да что там.
Лея и сама выглядела не сильно лучше. Во всяком случае, ощущала она себя как-то так же, как муж выглядел.
Вздохнув — вместо ответа и приветствия, — Лея опустилась на стул напротив; привычно переплела пальцы и, поймав себя на этом, раздраженно выдохнула, устало провела рукой по лицу.
К сожалению, заботы и проблемы не стирались так просто.
— А ты видишь здесь кого-то, кто смог? — Лея устало улыбнулась — скорее, изобразила подобие улыбки, — и откинулась на спинку стула. — Если да — то покажи. Хоть спрошу, как ему это удалось.