- Шеф, - промурлыкала Энни в наушниках, - вы палитесь по всем параметрам. Я бы сняла боевой режим у вашего любимца, в него все равно не влезут, а ткнутся непременно.

Кейс чуть не выругался, потому что в этот самый момент ласкал пальцы Эмилин и меньше всего хотел размышлять о подозрительности своих людей и сложных взаимоотношениях своих дроидов.

Испытующий взгляд Лесси немного смягчился, и на Эмилин он посмотрел уже с новым интересом.

- Рискни, - это был опять напечатанный текст, за которым Энни было не слышно. - Если нам удастся ее перевербовать, это будет большое перо на твоей шляпе. Я передам Цыпе, что боевой режим не нужен?

Последний вопрос она задала уже сама, и ответ, конечно, знала, потому что Кейс мог только кивнуть - и ей, и Лесси. Из-за Энни можно было не беспокоиться: как и Цыпа, она была его личным дроидом и предана была в первую очередь ему, но если она засекла, что у ее шефа что-то нечисто, то Ритча, который в СБ родился, умер и воскрес на третий день для полного дебрифинга, тоже должен был что-то почувствовать. Где он себя выдал?

- У вас ведь есть медицинское образование, госпожа Холдо? - уточнял меж тем Лесси. - Если я пришлю вам сейчас формуляр об информированном согласии на риск при контакте с инфицированными, вы сможете пометить его более ранней датой?

"Никогда такого не делай, - предупреждал Ассанд. - Если не можешь оповестить сразу. В тот момент, когда тебя ловят на служебной лжи, даже самой маленькой, это остается. Империя не злопамятна, разумеется…"

Но она зла и память у нее хорошая, да.

- Я послежу, что республиканцы говорят о своих пропажах? - предложила Энни, и Кейс мог только склонить голову.

Цыпа произнес одну краткую фразу в двоичном коде, которую Кейс, слышавший ее много раз и всегда в один адрес, опознавал уже на слух: "Приблуда цикавая!" Энни, в отличие от СБ, имела доступ к памяти Цыпы и времени даром не теряла.

Кейс, не удержавшись, всем телом развернулся к Эмилин, и в наушниках тут же раздался знакомый механический голос:

- А вот и настоящая причина их визита. Можешь перестать считать себя героем-любовником.

Кейс не выдержал и закатил глаза, а Энни уже своим голосом деловито велела:

- Дайте ей отдельный наушник, шеф. Но сперва прервите связь.

- Если у нас возникнут затруднения, - обещал меж тем Лесси, улыбаясь Эмилин с такой нежностью, что впору было заподозрить его в антропофагии, - мы всегда можем вызвать вас на связь, не так ли?

- Спасибо, но нет, - отрезал Кейс, которому осточертело уже разрываться между тремя разговорами, в двух из которых он мог только слушать и соглашаться. - Я в отпуске, господин Неру, повторяю еще раз, и не хочу, чтобы меня дергали - кто ни попадя и когда ни попадя. У меня есть секретарь, вы можете сообщить ей, что с нами хотят связаться, и мы выйдем на связь сами, а иначе я буду настаивать на радио тишине для всех кроме Энни.

- Я погашу свечку, шеф, - промурлыкала Энни в наушнике.

- Вообще-то это мой катер, - ехидно заметил Лесси. - Но отпуск так отпуск, я не жадный.

Печатал начальник Базы с феноменальной скоростью, и не успел еще закончить говорить, как продолжил механическим голосом в наушнике:

- Но только потому что она так хочет, это понятно?

- Цыпа, - Кейс даже кивать не стал, - проследи, пожалуйста, чтобы за нами никто не следил. До связи, господа!

- Барон!.. - тонко вскрикнул Ритча, а затем все экраны погасли, кроме датапада.

- Ненавижу политику, - с чувством сказал Кейс и поднес ладонь Эмилин к губам. - Куда нам, Цыпа?

- Если господин барон уделит мне минуту для частного разговора… - вкрадчиво начал дроид.

- Мне не нужны советы. Или… - он прервался на поцелуй, но спросил в итоге ее: - Неужели ваши люди не заметят пропажи Циана?

Что это было, доверие? Ассанд поднял бы его на смех. Он сам готов был поднять себя на смех. Доверие республиканского политика имперскому полковнику? СБ? Не смешите моих дромадов, как сказали бы дома.

"Вдруг что-то серьезное".

- Ничего серьезного, - Кейс снова притянул ее руки к лицу, вдыхая их аромат. - Цыпа всего-навсего хочет поучить меня хорошим манерам. Урок обращения с дамами Большой Галактики. На его вкус я слишком прямолинеен.

Это было почти правдой - но Цыпа, скорее всего, принялся бы вещать о доверии и дамах не галактических, но республиканских.

- Шеф замечательно умеет вести себя в приличном обществе, - заметила Энни в наушнике. - Когда хочет. Сейчас он не хочет.

Предназначалось это, разумеется, Цыпе, но Кейса в свои свары они втягивали с удручающим постоянством. Цыпа ответил, наверно, но по отдельному каналу, и в это время загорелся уже правый экран.

- Представьте меня вашей даме, шеф.

Губы женщины, появившейся на экране, не шевелились, просьба была высказана так же приватно, в наушнике. И человек, незнакомый с песчаными масками, мог бы подумать, что на него глядит женщина, только покрытая татуировками: синие глаза щурились в улыбке, густые ресницы трепетали, в уголке чувственного рта притаилась ямочка, а крылья тонкого носа подрагивали. Лицо под маской могло быть каким угодно - только тут никакого лица не было.

- Эмилин, это Энни, моя секретарша. Она будет нашей связью с Базой.

- Очень приятно, госпожа Холдо, - улыбнулась Энни. - Мои комплименты вашей группе, исключительно слаженная работа.

Цыпа ничего говорить не стал, только поднял датапад и развернул его к Эмилин и Кейсу, чтобы показать вычисленный маршрут к точке посадки республиканца. Даже два маршрута: один короткий, сейчас, который однозначно раскрывал их намерения болтавшейся где-то наверху станции, и второй, с задержкой на шесть часов, который позволял им сесть ночью.

Кейс кивнул, и, словно отвечая на его мысли, масштаб изображения на датападе резко возрос, позволяя разглядеть и место посадки Норана, и черную звездочку ближайшего племенного скопления - двигавшегося, судя по указателю, прочь от человека. Догнать кочевников, которые не остановятся до наступления местных сумерек, у Норана не было никаких шансов, а после… быстрым шагом там было часа полтора, а сумерки наступят… умеренные широты…

Осознав, что Цыпа и Энни давно уже все это рассчитали и не стали бы давать им выбор, если бы они не были уверены, что ночи можно ждать безнаказанно, Кейс мысленно обозвал себя болваном. Дроиды явно хотели произвести впечатление на Эмилин, и поди знай потому ли, что она нравилась ему, вопреки ли этому или оттого что она была республиканкой, а они - имперцами.

Это было неважно. Важно было, что время у них действительно было.

- Экскурсию, - повторил он, обнимая Эмилин за талию и увлекая ее из рубки, где из мебели были только пилотские кресла и, для любительниц экзотики и БДСМ, щетинившийся тумблерами пульт, в гостиную, где был ковер, диван и стол. И бар, что тоже можно было включить в экскурсию. - Посмотрев направо, вы получите возможность увидеть дверь в отсек для скафандров высшей защиты - запертую, разумеется, потому что они вышли из моды в прошлом сезоне. Налево, - рука на ее талии сжалась чуть сильнее, - вы можете наблюдать картину Мастера-Теней-и-Пятен с Никому-Не-Нужной-Планеты, шедевр абстрактного искусства, слегка пострадавший от кафа - первоначальный замысел художника все еще очевиден при ультрафиолетовом освещении. Непосвященные, - понижая голос до шепота, он склонился к самому ее уху, - полагают, что это план эвакуации при пожаре, но помоги их боги тем, кто попытается ему следовать. Взгляните направо…

В какой-то момент посреди этой болтовни он незаметно извлек из уха горошину наушника - вблизи она стала бы очевидна, несмотря на телесный цвет - и так же походя сунул ее в карман на пороге гостиной.

- В дальнем левом углу, - голос начал выдавать его, но Кейс еще держался, - вы можете наблюдать бар-автомат - последний писк инженерной мысли Бог-Весть-Какого-Скопления, издыхающей в муках конкуренции с вашим покорным слугой, знающим наизусть целых три коктейля… но может, потом?

Он притянул ее к себе для поцелуя и, закрывая глаза, невольно отметил, что свет в рубке погас.

Отредактировано Case Corto (27-05-2020 13:21:10)

Кейс мог бы подумать сейчас, что они не одни - не могли быть одни на корабле, где везде натыканы наблюдательные камеры, где физически присутствует такой дроид как Цыпа и подключен такой дроид как Энни. В другое время он вспомнил бы и о том, что это чужой катер, и о том, что Энни сможет проследить, чтобы им не мешали. Но это было бы не то время, в котором он держал в объятиях Эмилин - теплую, гибкую и невыразимо желанную - чувствовал ее близость всем телом - вдыхал ее аромат, слышал невыносимо обострившимся слухом каждый ее вздох и шорох одежды при каждом их новом соприкосновении, тихий стук металла об металл, когда его китель соскользнул с ее плеч, и видел сквозь опущенные веки, как погас верхний свет в гостиной, оставив только мерцание огоньков запасного пульта управления и голубую полоску света над баром. В ее касаниях был жар - но в них было еще и тепло, и улыбка, которую он ощущал на ее губах и в уголках ее глаз, когда ее ресницы подрагивали под его поцелуями, и он отвечал, не мог не отвечать - и огнем на огонь, и теплом на тепло, и улыбкой на улыбку, и именно поэтому так легко было, чуть отстранившись, прошептать ей на ухо:

- Я видел тебя в платье… - он знал, что его голос срывается, но и это было легко, - На записях… Тебе идет больше… чем это. Но я рад… что ты не в платье…

Если она хотела спросить почему, он не оставил ей такой возможности, целуя ее, пока не закружилась голова, а они не оказались оба у той самой кушетки и он не стал расстегивать на ней рубашку, чувствуя, как снова и снова сбиваются пальцы на непривычном покрое.

- Потому что иначе… у меня не хватило бы… терпения.

И ей было бы гораздо холоднее снаружи, и у нее под платьем могло бы быть что-то надето, в Галактике принято так. Это были слишком практичные мысли, но это не отвлекало, а забавляло, потому что он знал, что она улыбнулась бы им тоже.

Кейс не поверил ей, разумеется, но и узнав ложь, притянул Эмилин к себе в еще более страстном объятии. Это было так нежно, то, что она сказала, и так ласково - как если бы она верила, что он в самом деле воспользуется этим разрешением и перестанет думать о ней. Он бывал другим и умел быть собой, таким, каким он был на родной планете, где все было не так, как в Галактике. Он сменил веру, как сменил платье, и искренне ужасался своей косности в юности, но, возвращаясь, он становился собой прежним - ради отца, ради тех, для кого он был бароном не по шутливому титулу, а по сути. Таким он бы ей не понравился, а она вызвала бы в нем далеко не теплые чувства.

И эта мысль была пределом, к которому он мог подойти. Дом был домом, но там не было места для звезд, и лишь безумец попробует совместить несовместимое, бросить нежные цветы в кратер действующего вулкана или смешать запах кафа с солнечным светом.

Эмилин была как солнечный свет - нежная, теплая и тающая в руках, в его руках, ставших неуклюжими от сдерживаемой страсти, и вряд ли она догадывалась, что предлагала и что он не принял, даже если сказал прямо противоположное:

- Я очень даже в форме, душа моя.

Он хотел терпеть, терпеть и раздевать ее так, как ей нравилось, чувствуя ее лишь пальцами и губами и, немного, всем телом как тепло ее тела, как солнечный свет сквозь листву, и когда она прильнула к нему, он поймал ее в объятия и прижал к себе - так словно мог слиться с ней в одно сквозь плотную ткань, растворившись в ней, и отпустил ее только для того, чтобы нащупать и расстегнуть застежки ее брюк, проскользнуть горячей ладонью между тканью и телом и снова притянуть ее к себе.

"Эмилин, - подумал он и беззвучно прошептал в раковину ее уха - такое мягкое имя, все улыбка, - милая".

Ей шло, и ее имя, и изменившийся ее голос, и срывающееся дыхание - или это он слышал свое дыхание, пустившееся вскачь, с бархана на бархан?

- Хочу…

На все остальные слова не хватало ни дыхания, ни терпения, и Кейс понадеялся, что она выберет их сама - "тебя", "сейчас" и целую кучу других, на самых разных языках Галактики - приличные замены для тех, что первыми выучивает солдат, кадет и мальчишка.

У нее была удивительно нежная кожа, и сама она тоже была - несмотря на эти ее слова, на срывающееся дыхание, на кажущуюся уверенность - нежная. А может, ему так казалось, потому что по-настоящему, в глубине души, женщина для него всегда была такой: нежностью, в которой хотелось замереть и остаться навсегда, хрупкостью, которую хотелось защитить, теплом души, а теперь и жаром плоти - жаром, растворенным и в нем самом, как солнце на пляже в летний день, однако горевшим, как это же солнце, в самом центре его вселенной.

- Здесь… - это было не слово, а дыхание, резкий выдох, с которым он опустил ее на кушетку, смешивая ее нежное тепло с замшевой мягкостью полосатой черно-белой шкуры, таявшей под прикосновением и обнимавшей тело. - Сейчас.

Больше он не сказал ничего, отбрасывая, как уже никому не нужные условности, и слова, и ласки, все наносное и цивилизованное. В чем-то он остался дикарем с окраинной планеты, и с ней можно было быть собой - брать, брать и брать, пока не осталось места ни для чего, кроме наслаждения, не осталось слуха даже для ее голоса, не осталось голоса и не осталось зрения ни для чего кроме пылающей тьмы, в которой каждое движение было яростной вспышкой, и тогда он отдал ей все, что брал - любовью, и дыханием, и голосом, и тяжестью тела, слившегося с ее телом.

Прошла вечность, кажется, перед тем, как он рискнул посмотреть на нее снова.

Кейс не удержался от улыбки и снова привлек к себе Эмилин - не для любви, это будет потом, но для тепла. Поразительная женщина, не похожая ни на одну, кого он знал! Страстная и нежная, умница и насмешница, с весельем, растворенным в крови, и улыбкой, которую он чувствовал в каждом прикосновении ее губ. С ней нежность была движением души, а не данью необходимости - возможно, потому что он не был нежен до этого.

Теперь он был нежен и думал, что надеется на то же и боится того же, и однако в его голосе тоже прозвучал смех, когда он ответил:

- Тогда я буду молчать. Если ты можешь любить только загадочных незнакомцев. И вниз тебя не отпущу, там их целая планета.

Он прижал ее к себе еще крепче и на спину перевернулся уже обнимая ее, глядя на нее снизу вверх и наслаждаясь ее весом, ее теплом, ее улыбкой и гладкостью ее кожи - всей ее ощутимой реальностью.

- Откуда ты? - спросил он. - Откуда ты… такая?

"Такая" - сильная. Такая - настоящая. Женщина, которая хочет быть с кем-то, кто слишком долго учился быть с неженками, пугающимися чужой силы, и толком не научился. Такая же как он - и поэтому он думал, что она тоже не станет говорить о себе, но может - о том месте, где бывают такие как она.

Кейс смотрел на нее, улыбаясь, снизу вверх и еще больше вверх, потому что она, не будучи выше, сейчас была длиннее и он чувствовал ее прохладные ступни на своих голенях, и гладкие полукружия ягодиц под своими ладонями и ее соски на своей груди, как если бы она была камеей, а он мягким воском, готовым принять ее отпечаток.

- Невозможное, - повторил он. Такой она и должна была быть, только такой - как то, что свело их на чужом корабле, в мире, чуждом им обоим, на границе между двумя ночами, на Базе и Внизу, под присмотром дроидов и втайне равно от людей и нелюдей…

Он засмеялся под ее дуновением, чувствуя себя легким-легким, под ней и с ней, как будто одно ее дыхание могло унести их обоих вдаль.

И обрушить с небес на землю, как этот ее вопрос.

Он молчал очень долго, принимая решение и отказываясь его принимать. Он не хотел выбирать сторону: Республика или Империя. Он был на своей стороне, она всегда была его стороной. Как можно такое объяснить? Ты растешь из всего, чем ты был, а он был офицером имперского флота, частью большого целого, атомом. Он был тем, чем был всегда, и никого не презирал больше тех, кто перебежал на сторону врага.

Она не понимала, конечно: женщины не понимают, они вне кланов. Мужчинам не дано такой свободы.

Кроме как сейчас, быть может, между мирами, ее миром и его миром.

Он вспомнил тогда и процитировал ей стихи, которые она никак не могла знать - стихи древнего поэта своего рода, который тоже оказался между двух миров:

        - Зарницей в оголенных проводах
        Ты жизнь мне изменила – нет на да.
        Уйдешь ли ты, останешься ли рядом –
        Мой мир не станет прежним никогда.

Когда-то он, как сотни других юнцов его планеты зубрил их наизусть, перебирая лоскутки исписанной багровыми чернилами ткани в отцовской библиотеке, а теперь, в редкие моменты досуга переводил на бэйсик все, что мог вспомнить.

Отредактировано Case Corto (21-06-2020 05:04:42)

Кейс не мог не вздохнуть с облегчением, так что разлитый по отсеку слабый свет затрепетал, отразившись десятками искр в ее колыхнувшихся под его дыханием волосах. Он знал, чем был его ответ - самый мягкий из всех возможных и самый открытый для толкований. Он сказал ей "нет" и ждал чего угодно, от негодования до обиды, а она… она приняла его отказ - так, как умеют делать только женщины. Мужчины умеют давать, женщины - создавать, и из его пустоты и умолчания она создала новый мост между ними.

- У него было длинное и красивое имя, - ответил он, - звонкая цепочка фамилий, прозвищ и имен, и где-то посредине затесалось имя моего рода. Как ни смешно, он не просто мой родственник, он мой предок. Он тоже был воином.

С ней легко было говорить об этом - об этом своем предке, о котором он ни разу еще не упоминал после Академии. Он был героем, он был историком и поэтом, и в пятьдесят он полюбил женщину, невестку своего врага, и стряхнул с плеч свою судьбу как вконец прохудившийся плащ - на полгода, которые он прожил после. Никто не называл его безумцем - потому что безумцем он слыл всю свою жизнь.

- Ему невероятно везло, конечно, - рассказывал Кейс. - Сейчас принято считать, что он был блестящим аналитиком… Он был им, конечно, его "История двадцати победоносных войн" - до сих пор классика, но ему еще просто везло. Я слышал еще, что он владел Силой, и поэтому всегда знал, когда мог позволить себе черт знает что, но по-моему, он всегда позволял себе черт знает что и всегда выходил сухим из воды. Вот, например - он объединил всю Западную… нет, тебе это вряд ли что-то скажет, суть в том, что он был… ну, скажем, адмиралом, по нынешним меркам, и как-то ночью отправился один в расположение противника и как раз в эту ночь сын его противника поднял мятеж против отца, так что наутро Аленайо вернулся уже сенешалем своего нового союзника. Который, конечно, не был ни тем отцом, ни его сыном, те оба были бездарны, он нашел там какого-то кузена, сдружился с ним за пару часов и помог ему стать новым бароном. И так всегда - везение. И невероятная харизма - по всем описаниям, его боготворили. И еще…

Про Аленайо было очень много рассказов, и, даже если считать половину из них выдумкой, второй половины хватало, чтобы он стал героем всех мальчишек всех племен. Созданная им империя развалилась через неделю после его смерти, но остались стихи, и легенды, и две книги, "История двадцати победоносных войн", анализ современного ему мира и его истории, и "Ветки кустарников", тактика и стратегия войны в пустыне. Что-то оставалось актуально до сих пор, и даже, как ни странно, в космосе.

Наверно, Кейс увлекся - так она слушала. Это было его детство, его юность и его вдохновение, и он тоже мечтал быть как Аленайо и когда-нибудь встретить свою Кионару - хотя, конечно, бросать все и уходить за ней в закат он был не стал, он бы убедил ее стать его женой. Или по крайней мере, так он думал тогда - сейчас он понимал Аленайо гораздо лучше. Но его еще держал долг… и может, за этим была нужна Кионара?..

- Прости, - опомнился он - они давно уже лежали рядом, утопая в разросшемся меху дивана, и ее голова лежала на сгибе его локтя, - я тебя заболтал.

Она говорила об этом легко-легко, но Кейс сразу поверил, невесть почему, что она слышала каждое слово и услышала, может быть, за равнодушным бэйсиком шорох невидимого песка, беззвучно сыплющегося из ладони рассказчика, пока тот ведет свою повесть к концу, ощутила касание крыльев на щеке, когда ночной ветер колышет пламя костра, и, облизнув сейчас губы, почувствовала вкус соли.

И он привлек ее к себе, теплую как пустынная ночь, гладкую как отшлифованный веками рассказ и нежную как поцелуи того, кто утолил первую страсть и жаждет уже ласки - делиться ею, принимать ее, множить ее как песчинки, пока из тысяч их не сложится шторм, пока прикосновения губ из легких и почти смешливых не сделаются жадными, улыбка не сместится в оскал и смех не перейдет в хриплое дыхание, а оно не станет стоном - пока не останется ничего кроме пылающей от желания плоти и она не вспыхнет сверхновой и в ее огне не сгорит весь мир.

- Эмилин…

Не весь. В отсеке никогда не было совсем темно, всегда мерцали какие-нибудь индикаторы и через открытую дверь рубки сочилась светлая дымка от пультов управления. И она, его женщина, в этом полумраке превратилась в ощущение и запах, и если можно было еще увидеть провалы ее глаз, то заглянуть в них было уже нельзя.

И было еще ее имя, певучее как ветер.

        Я из песка рожден, уйду в песок -
        Так решено. Не я решил, но рок.
        Продли же миг, в котором ты со мною -
        Как на бархане свежий лепесток.

Кажется, он произнес это вслух. На бэйсике, конечно, и, хотя он никогда не считал себя переводчиком, все равно почувствовал сейчас досаду- он не мог дать ей услышать то, что слышал он сам.

Отредактировано Case Corto (10-07-2020 03:17:35)

- Это я, - подтвердил Кейс, обнимая Эмилин одной рукой, а другой перехватывая рубашку, чтобы изучить вышивку на манжете. Язык, на котором только пишут. На его родной планете было множество забытых языков, но никто не умел их читать, ни вслух, ни вот так.

Мир не честен, и жизнь не справедлива, так. Но человек - не мир.

- Ты вышьешь мне такие слова, - это был не вопрос и даже почти не просьба. - У нас говорят: только человек может бороться с судьбой.

Это было не совсем точно: как множество иных языков, его родной не различал слова "мужчина" и "человек", однако никто не усомнился бы, что здесь речь шла о первых. Но они были в Галактике, а в Галактике другие законы.

- Ты мой самый прекрасный момент за очень долгое время, - честно признался он, - но наше время истекает. Нам еще надо выйти на орбиту. Иди сюда.

Он потянул ее к себе, усаживая как большую теплую куклу, и она, то ли угадывая его настрой, то ли утомленная любовью, не противилась, позволяя ему обнимать ее и надевать на нее рубашку, смешно путаясь в рукавах и сцеловывая с ее кожи тени, пока вокруг постепенно становилось светлее - едва заметно глазу, потому что дроиды хорошо знают, как не смутить людей.

Удача. Счастье. Кейс, которому всю жизнь везло, прекрасно знал, что это разные вещи, но в его родном языке к этим двум понятиям добавлялось третье, которое он мог бы перевести как "улыбка судьбы, которую ты не сразу можешь оценить". Но говорить об этом сейчас было не к месту, и поэтому он сказал только:

- У нас говорят похоже, - и спрятал все остальное в ее губах, в шее, в вырезе ее странной асимметричной рубашки, которую она еще не успела застегнуть и из-под которой тянуло ароматами неведомых цветов.

От его одежды не пахло ничем, как не пахнет ничем от хищника, и набрасывая ее на себя, Кейс обдумывал уже план кампании, и поэтому за оказавшимся на полу наушником наклонился не думая.

- Дайте ей отдельный наушник, шеф, - сразу напомнила Энни.

"Может, у нее есть свой", - подумал Кейс, а вслух ответил: - Еще не знаю, нужно проверить. Цыпа?

- Шесть часов, вероятность 26%, - отозвался дроид, вкатываясь в отсек. - Восемь часов, вероятность 52%. Тринадцать часов, условная вероятность 13%.

- Если не ошибаюсь, - перевел Кейс, - это означает, что если через восемь часов ничего не будет, то может еще пару дней вообще не рвануть. В твоем коммлинке есть наушник?

Это был бы самый простой вариант, и он постарался не думать о том, что могут сделать его ребята, если получат доступ даже к наушнику.

- Если нет, ты сможешь подключить один из моих?