Иногда в жизни Анук случалось что-то удивительное, вдохновляющее, прекрасное. Что-то настолько чудесное, что испортить хорошее расположение духа и расправиться с приподнятым настроением не мог ни сигнал комлинка, вырвавший из крепкого сна, ни назначенный полет на Кореллию и как можно скорее, а лучше вчера, ни изодранный ворнскрами шлем, который рыцарь любила почти так же нежно, как и лазерный меч.
И этим "что-то" была казнь. Не то чтобы Анук отличалась особой кровожадностью и составляла план своих увольнительных так, чтобы посетить как можно больше казней на разных планетах, но крот выпил слишком много крови и было приятно осознавать, что затянувшиеся до неприличных сроков поиски наконец завершены и предатель будет наказан.
Впрочем, причиной хорошего настроения были не только страдания крота, но и утро в каюте Тревали. Просыпаться не в одиночестве и на на больничной койке, где Рен обычно и проводила время, если приходилось надолго задерживаться на Финализаторе, было непривычно и жутко странно, но вместе с тем всё же приятно. И сидеть на краю кровати в чужой рубашке, растирать сонные глаза и читать детали предстоящего полета на Кореллию тоже было приятно.
Несмотря на плотный график Анук не торопилась подниматься на ноги, бежать приводить себя в порядок и бросаться в бой с кучей дел. Медленно собирая мысли и раскладывая их по полочкам, Рен почти не разговаривая, обходясь односложными ответами. Уж для кого-кого, а для Анук утро всегда было непростым временем.
Но время казни близилось и пропустить такое событие - раз уж рыцарю посчастливилось находиться на Финализаторе - Анук не могла. К тому же хотелось узнать о смерти крота не из сухой сводки, которая обязательно появится на всех каналах Первого Ордена после казни, а увидеть лично. Рен могла бы, в принципе, и роль палача примерить, чтобы уж точно быть уверенной в смерти криффова предателя.
Сменив грязную порванную форму на хранящийся на шаттле чистый комплект, о которым Анук напрочь забыла днем ранее, и оставив разодранный ворнскром шлем на месте второго пилота, она отправилась на казнь. Пришла раньше, но не первой: капитан Фазма уже выстроила штурмовиков и словно готовилась в любой момент сорваться с места и броситься в бой. Анук встала в стороне, но так, чтобы ничего не пропустить.
И не пропустила. Ни слова, ни жеста, ни взгляда.
Генерал Хакс не стал изменять традициям и произнес долгую, яркую и очень убедительную речь. Впору было задуматься, его с пеленок что ли этому учили? Анук, разглядывая голографического генерала, успела подумать, впрочем, не только о речах и пеленках, но и Бастионе, где Хакс пропадал уже не первый день. А когда вывели женщину, так долго прятавшуюся от разведки, Рен испытала не только презрение, но и легкое разочарование. Это она так долго действовала в Первом Ордене? Вот эта обычная, нечем не запоминающаяся женщина? Анук ждала от хитрого крота большего, хотя не смогла бы сформулировать, каким именно она его представляла и что хотела увидеть.
Ее голова упала на пол почти бесшумно и быстро скрылась в дроиде-уборщике. Всего мгновение и жизнь этой женщины оборвалась, стала неважной и как будто уже забылась, оказавшись в прошлом. Анук, проводив взглядом дроида, взглянула на стоящего рядом Тревали, перевела взгляд на скрывающихся под шлемами штурмовиков, успела задуматься о том, какие же лица могут скрываться под ними, а после обратила внимание на техников и пси-техников, разведчиков и прочий персонал, лишенный возможности прятаться за шлемом. Было интересно увидеть их глаза и прочитать едва проглядывающиеся сквозь серьезные, даже суровые выражения лиц какие-то эмоции.
- Надо быть совсем бесстрашным, чтобы после такого предать Первый Орден, - вполголоса произнесла Анук, обращаясь к Янто.

Работать на Кореллии одно удовольствие. Самая простая, пожалуй, миссия из всех, что когда-либо доставались ему. Она выполняется практически сама собой, местных нужно только самую капельку направлять - и все. Сегодня одиннадцатое. Толлак думает, неделя, может, две, но двадцать первого в крайнем случае планета будет в огне и революции, а он, наверное, уже будет спешить домой.
Все бы задания такими были.
Но именно сегодня он почти жалеет, что он здесь, а не на борту Финализатора. Важный день, большой праздник - крот наконец-то попался. И это не Янто, не кто-то из его подружек, не кто-то из их родственников. Кто-то совершенно посторонний, о ком и подумать нельзя было. Да, не они поймали его - крот поймался практически сам - но зато подозрение, висевшее над всеми офицерами разведки, теперь развеется. Проверять своих надо, но Толлаку не понравилось. За те годы, что ими руководит Сеймур, все очень изменилось. Мало страха, больше доверия, никто не рыдает по темным углам. Разведка теперь хорошее, лучшее место, потому что и Сеймур хороший, лучший - не только начальник, но вообще, человек.
Толлак даже не видит ничего, только слушает в незаметном наушнике. До встречи с местными еще есть время, и пусть даже Толлак - вполне себе уверенная самостоятельная единица, теперь ему хочется хотя бы слышать то, что переживают другие. Все они - часть Первого Ордена. Все они могли погибнуть из-за крота, а теперь будут живы. Жаль, Янто нет рядом. Толлак особенно рад, что его друг выбрался из этой истории и оставил ее позади. Обнять бы его теперь, но даже когда они бывают на Кореллии одновременно, в эти моменты они не знакомы, потому ничего бы не вышло.
Сеймур, интересно, там? Толлак слушает Хакса вполуха - речи того становятся увереннее и масштабнее, интересно, кто-то еще замечает? Интересно, Верховный Лидер разрешил? А он там? А он может слышать, что думает сейчас Толлак? Может, он кашлянет дважды сейчас, чтобы точно было понятно?
Никто не кашляет. Толлак заставляет себя вернуться к важному. К кроту, к казни, к тому, как все в Ордене, кто может, видят, слышат или присутствуют при казни. Приятно иногда чувствовать себя частью чего-то большого и единого. Как семья, но, к счастью, не семья. Интересно, что там дома? Лимоны в домашнем саду дозрели? А брат? А местных ребят еще не видно? А почему та женщина в толпе кажется такой красивой, то есть, знакомой? А...
Стук слышен неожиданно громко, четко. Толлак едва заметно вздрагивает, потом понимает. Тихо кивает сам себе и, едва прикоснувшись к уху, выключает наушник. Выдыхает.
С кротом покончено.
Теперь у них все будет хорошо.