Ура! Нам 8 (ВОСЕМЬ!) лет! Давайте поздравлять друг друга и играть в фанты! (А ещё ищите свои цитаты в шапке - мы собрали там всех :))
Ищем самого спокойного и терпимого рыцаря Рен в этом безумном мире
Ищем медицинское светило, строгого медика, способного собрать мясной конструктор под названием “человек” и снова отправить его на работу.
Ищем самого отбитого мудака по мнению отбитых мудаков для Джин Эрсо.
Ищем подрастающее имперское солнышко, которое светит, но не всем.
Ищем генерала Дэвитса Дравена, командира самой задорной разведки в этой Галактике.
Ищем талантливого ученика и личную головную боль Магистра Рен.
Ищем генерала разведки, командира самой отбитой эскадрильи эвер, гениального актера, зловредного пирата и заботливого мужа в одной упаковке.
Ищем По Дэмерона, чтобы прыгнуть в крестокрыл и что-нибудь взорвать.
Ищем лучшего моффа Империи, по совместительству самую жизнерадостную сладкую булочку в галактике.
Ищем левую руку мастера Иблиса, самый серьёзный аргумент для агрессивных переговоров.
Ищем имперского аса и бывшую Руку Императора, которая дотянулась до настоящего.
Ищем сына маминой подруги, вгоняет в комплекс неполноценности без регистрации и смс.
Ищем майора КорБеза, главного по агрессивным переговорам с пиратами, контрабандистами и прочими антигосударственными элементами.
...он сделает так, как правильно. Не с точки зрения Совета, учителя, Силы и чего угодно еще в этой галактике. Просто — правильно. Без всяких точек зрения.
...ну что там может напугать, если на другой чаше весов был человек, ценность которого не могла выражаться ничем, кроме беззаветной любви?
— Ну чего... — смутился клон. — Я не думал, что так шарахнет...
Выудив из кармана листок флимси, на котором он производил расчёты, Нексу несколько секунд таращился в цифры, а потом радостно продемонстрировал напарнику:
— Вот! Запятую не там поставил.
Он тот, кто предал своих родных, кто переметнулся на вражескую сторону. И он теперь тот, кто убил своего собственного отца. Рука не дрогнула в тот момент. Кайло уверял себя, что все делает правильно. Слишком больно стало многим позже.
Дела, оставленные Кайло, походили на лабиринт, где за каждым поворотом, за каждой дверью скрывались новые трудности, о существовании которых в былые годы рыцарства Анук даже и не догадывалась.
Ловушка должна была закрыться, крючок – разворотить чужие дёсны, намертво привязывая к Доминиону. Их невозможно обмануть и обыграть. Невозможно предать до конца.
Ей бы хотелось не помнить. Вообще не помнить никого из них. Не запоминать. Не вспоминать. Испытывать профессиональное равнодушие.
Но она не закончила Академию, она не умеет испытывать профессиональное равнодушие, у нее даже зачёта не было по такому предмету, не то что экзамена.
— Ты ошибаешься в одном, Уэс. Ты не помешал ему, но ты так и не сдался. Даже когда казалось, что это бесполезно, ты показывал ему, что тебя нельзя сломать просто так. Иногда… Иногда драться до последнего – это все, что мы можем, и в этом единственная наша задача.
Там, где их держали, было тесно, но хуже того – там было темно. Не теснее, чем в стандартной каюте, а за свою жизнь в каких только каютах он не ютился. Но это другое. Помещение, из которого ты можешь выйти, и помещение, из которого ты выйти не можешь, по-разному тесные. И особенно – по-разному тёмные.
— Меня только расстраивает, на какое время выпал этот звёздный час. Когда столько разумных ушло из флота, не будет ли это предательством, если я вот так возьму и брошу своих?
Не бросит вообще-то, они с Разбойной формально даже в одном подчинении – у генерала Органы. Но внутри сейчас это ощущается как «бросит», и Каре хочется услышать какие-то слова, опровергающие это ощущение.
Лучше бы от своих, но для начала хотя бы от полковника.
Да и, в конце концов, истинные намерения одного пирата в отношении другого пирата — не то, что имеет смысл уточнять. Сегодня они готовы пристрелить друг друга, завтра — удачно договорятся и сядут вместе пить.
Я хотел познакомиться с самим собой. Узнать, что я-то о себе думаю. Невозможно понять, кто ты, когда смотришь на себя чужими глазами. Сначала нужно вытряхнуть этот мусор из головы. А когда сам с собой познакомишься, тогда и сможешь решить, какое место в этом мире твое. Только его еще придется занять.
Сколько раз она слышала эту дешёвую риторику, сводящуюся на самом деле к одному и тому же — «мы убиваем во имя добра, а все остальные — во имя зла». Мы убиваем, потому что у нас нет другого выхода, не мы такие — жизнь такая, а вот все остальные — беспринципные сволочи, которым убить разумного — что два пальца обсморкать, чистое удовольствие.
В готовый, но ещё не написанный рапорт о вражеской активности в секторе тянет добавить замечание «поведение имперцев говорило о том, что их оставили без увольнительной на выходные. Это также может являться признаком...».
Джин не смотрит ему в спину, она смотрит на место, где он стоял еще минуту назад, — так, словно она просто не успевает смотреть ему вслед.
Лея уже видела, на что он способен, и понимала, настоящей Силы она еще не видела. Эта мысль… зачаровывала. Влекла. Как влечет бездонная пропасть или хищное животное, замершее на расстоянии вытянутой руки, выжидающее, готовое к нападению.
Как удивительно слова могут в одно мгновение сделать всё очень маленьким и незначительным, заключив целый океан в одну маленькую солёную капельку, или, наоборот, превратить какую-то сущую крошку по меньшей мере — в булыжник...
Правда, если достигнуть некоторой степени паранойи, смешав в коктейль с каким-то хитрым маразмом, можно начать подозревать в каждом нищем на улице хорошо замаскированного генерала разведки.
Эта светлая зелень глаз может показаться кому-то даже игривой, манко искрящейся, но на самом деле — это как засунуть голову в дуло турболазера.
Правда, получилось так, что прежде чем пройтись улицами неведомых городов и поселений или сесть на набережную у моря с непроизносимым названием под небом какого-то необыкновенного цвета, нужно было много, много раз ловить цели в рамку прицела.
— Знаешь же теорию о том, что после прохождения определенной точки существования система может только деградировать? — спрашивает Уэс как будто бы совершенно без контекста. — Иногда мне кажется, что мы просто живём слишком долго, дольше, чем должны были, и вот теперь прошли точку, когда дальше все может только сыпаться.
Кореллианская лётчица в имперской армии Шара Бэй была слишком слабая и умерла.
Имперка Шара Бэй такой глупости решила себе не позволять.
— Но вы ведь сказали, что считаете жизнь разумных ценностью. Даже рискуете собой и своей карьерой, чтобы спасти меня, хотя видите меня впервые в жизни. А сами помогаете убивать.
Осталась в нем с юности некая капелька того, прежнего Скайуокера, который, как любой мальчишка, получал удовольствие от чужого восхищения собственными выходками.
– Многие верят в свободу только до тех пор, пока не станет жарко. А когда пахнет настоящим выбором, драться за нее или подчиниться… большинство выбирает не драться.
— Ну… неправильно и глупо, когда отец есть, и он тебя не знает, а ты его не знаешь. Это как… — он помолчал, стараясь перевести на человеческий язык свои ощущения. – Ну вот видишь перед собой некую структуру и понимаешь, что в одном месте узел собран неправильно, и работать не будет. Или ошибка в формуле. Вот я и исправил.
Кракен искренне верил в то, что все они — винтики одного механизма и не существует «слишком малого» вклада в общее дело, всё машина Восстания функционирует благодаря этим вот мелочам.
— Непременно напишу, — серьёзно отвечает она и говорит чистейшую правду, потому что у неё минимум сто восемьдесят изящных формулировок для каждого генеральского рявка от «не любите мне мозги» до «двести хаттов тебе в...» (пункт назначения варьируется в зависимости от степени генеральского раздражения).
Минутой раньше, минутой позже — не так важно, когда они умрут, если умрут. Гораздо важнее попытаться сделать хоть что-то — просто ждать смерти Кесу… не нравится.
— Что-то с Центром? – вдруг догадывается он. Почему еще штурм-коммандос могут прятаться на Корусанте по каким-то норам?.. – Планета захвачена? КЕМ?!
— Я верю в свободу.
И тут совершенно не врёт. Свобода действительно была её верой и культом. Правда, вместе с твёрдым убеждением, что твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого.
— И в то, что легко она не даётся. Остальное...Остальное, мне кажется, нюансы.
Проблема в том, что когда мистрисс Антиллес не думает, она начинает говорить, а это как всегда её слабое звено.
Star Wars Medley |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Таймлайн ABY » [19.IX.07 ABY] Крошка сын к маман пришел
и спросила кроха:
«А это правда, что дядя Л’Уло весь синий даже ТАМ?»
Shara Bey, Poe Dameron
Время: 19.IX.07 ПБЯ, перед сном
Место: Явин-IV, дом Бэй-Дэмеронов
Описание: заводя маленького ребенка будьте готовы к тому, что однажды он вырастет и научится задавать вопросы.
[icon]https://s33.postimg.cc/b7x4n055r/4-8yo.jpg[/icon][sign][/sign]
пилот
Неправду говорят, что чужие дети растут быстро.
Свои, вон, тоже махом вырастают.
В год они говорят отдельные слова, в три — болтают не затыкаясь, но все же мало понимают, в пять — родители начинают мечтать о кляпе и берушах. И эти пять лет проносятся в момент. Иные мамы даже в двадцать спрашивают ребенка, хорошо ли тот кушает и надел ли шапку, а то уши застудит. У Шары бабушка — мамина мама — вечно спрашивала, чем внучка завтракала, чем обедала, ужинала, что делала, что отец, как брату служится, что там Норван такой же вредный или как... И так далее. И так было каждый раз когда Шара к ней заходила. Напоминало допрос. Маленькой, лет в десять, Шара серьезно думала, что бабушка шпион.
Словом, в семье Бэй всегда было ясно, кто именно глава семьи.
Дед никогда и не претендовал.
Сейчас она в какой-то мере начала понимать бабушку, хоть и надеялась, что до такой мамы-с-поводком она никогда не дорастет.
В общем, еще вчера По валялся в колыбели, а сегодня уже раскрашивает стены, папины футболки и вообще по-всякому дает стране коаксиума. На стену она просто прилепила табличку, как в музее «Ручная роспись. IX. 7 ПБЯ. Презентовано родителям в качестве сюрприза. П. Дэмерон» и порадовалась, что те у них хоть легко моются.
И вообще надо в детской перекрасить всё в белый цвет, выдать наследнику маркеры и разрешить заниматься дальше творчеством, но только в пределах своей комнаты. Не забыть бы с Кесом это обсудить.
Шара заканчивает рисунок в кружке горячего какао. Светло-голубой крестокрыл куда-то летел в шоколадном космосе. Протягивает ту По.
Тянется за своей чашкой, скептически заглядывает в молочник и думает, что надо сделать еще, ибо на весь её рисунок остатков молока не хватит.
Косится на сына.
— О чем задумался, bearn?
Недавно По разрисовал стену. В процессе разрисовывания стены он разрисовал также свои лицо и руки, коленки, пол, майку, штаны и наверняка разрисовал бы много чего еще, но к несчастью, ему пришлось прерваться. С тех пор, каждый раз проходя мимо гордой таблички, знаменующей его творческий гений, По останавливается и придумывает, что еще можно дорисовать к шедевру. Дорисовать можно, если честно, кучу всего: генерала Органу, Сокола, крестокрыл, дядю Л’Уло, попугая, большие тропические листья, радугу, а еще в последнее время он все чаще задумывается о том, что в композиции не хватает ведра. И чтобы в нем было голубое молоко.
Голубое молоко По пьет с печеньем. Но если оно часть какао, то без, потому что какао и так сладкое, кажется, у По от этого язык прилипает к нёбу. В этот раз мама делает какао, которое будет сладким и тёмно-синим, непременно с каким-нибудь рисунком. По всегда ждет их, эти рисунки. Иногда мама рисует крестокрылы, и тогда он чувствует себя самым счастливым маленьким человеком на свете. Нет, даже во всей галактике!
Вот как сейчас, например.
По даже не сразу кидается пить — сначала внимательно разглядывает рисунок. Он аккуратно трогает кончик одного из голубых крыльев пальцем, потом слизывает с него налипшую пенку. Крестокрылы всегда ассоциируются у него с двумя разумными: Люком Скайуокером и дядей Л’Уло. Дядя Л’уло цветом немного напоминает крестокрыл в чашке, и когда мама спрашивает, о чем По думает, он отвечает сразу же:
— Дядя Л’Уло синий как пенка!
Дядя Л’Уло — это всегда приключение, По обожает, когда тот заглядывает на Явин-IV и привозит какие-нибудь гостинцы, ну или хотя бы истории, чтобы слушать их у костра, зажаривая гренки или сладкие зефирки. Лучше, конечно, зефирки. А еще можно запекать картошку!
— Мам? — тянет По, отрываясь от разглядывания крестокрыла и раздумий о печеной картошке. — А почему дядя Л’Уло синий как пенка? Он всегда такой был? Ты видела его до того, как он стал синим? А глаза у него красные тоже всегда были? А где его нос? Он его потерял? В бою? — глаза По сияют тем ярче, чем дальше он продолжает свою мысль. — Это были имперцы? Имперцы отрезали ему нос и сделали его синим?
[icon]https://s33.postimg.cc/b7x4n055r/4-8yo.jpg[/icon][sign][/sign]
пилот
— О Сила, По, — смеется Шара. — Ну и фантазия!
Надо обязательно рассказать Л’уло, как он лишился носа по детским фантазиям.
Она представляет как, например, её приятели из той эскадрильи отрезают чей-то нос и понимает, что представлять это все-таки совсем-совсем не хочется. По тем же причинам по которым она совершенно не хочет представлять на их месте Л’уло или Кеса. Даже ради шутки. Боится, что смогли бы, если что. Темная сторона Силы и бездна в душе любого разумного; поэтому нечего сбивать с дверей старательно навешенный на них большущий амбарный замок.
Поэтому она представляет, как они перекрашивают беднягу в синий. Это выходит много веселее. Теоретические имперцы берут по кисточке и раскрашивают не менее теоретического дуроса. Дурос извивается, хохочет и орет, что пытки щекоткой запрещены какой-то там по счету галактической конвенцией.
— Вас же рассказывали в садике про разные виды разумных существ, и что в нашей Галактике несколько миллионов рас и видов? — издалека начинает Шара. — Например, что мистрис Аэйла, продавец в нашем магазине, не человек, а тви'лечка?
Хотя на этом спутнике Явина нечеловеческих рас было довольно мало для практического понимания разнообразия жизни. Впрочем, тут и людей-то было немного — и все они были более-менее знакомы и из воевавших. Несколько необычные условия для растущего маленького организма.
Шара мысленно машет рукой и делает крохотный голубой листик в своей чашке.
Надо предложить Кесу съездить куда-нибудь всем вместе. Не на Корусант, где правила Айсард и была чума — там не на что пока смотреть, и не на Кореллию с её дурацким Диктатом, а куда-то на более мирную. Гаталенту, Набу, Куат или вообще на Терефон.
Кажется, никакие имперцы не отрезали нос дяде Л’Уло, хотя мама может и просто не хотеть говорить ему об этом. По уже понял, что иногда есть такие вещи, про которые она не хочет рассказывать. Про такие вещи куда чаще рассказывает папа. Иногда про такие вещи отказываются рассказывать сразу все, и тогда По перестает про них спрашивать — все равно бестолку. Ну, раз на сотый. Или двестисотый. Как пойдет. Иногда на взрослых надо просто чуть поднажать, чтобы они рассказали что-нибудь ужасно интересное.
— Ну да, — неуверенно тянет По.
Про то, что в галактике много разумных, им рассказывал мастер Шу. Мастер Шу выглядит как человек, говорит, как человек, делает всё, как человек, но утверждает, что он не человек, и По до сих пор не понимает, как так. Мастер Шу утверждает, что у людей не бывает таких фиолетовых глаз, как у кешианцев, к которым он относится. Но он выглядит как человек!
С тви’лечками проще, хотя иногда По всё равно думает, что лекку накладные. Однажды он потянул мистресс Аэйлу за один, чтобы проверить, и она закричала громко-громко, а он испугался.
— Но у дяди Л’Уло нет лекку. И на вуки он не похож. И на кешианца тоже. А еще! И у вуки, и у кешианцев, и у тви’лечков есть носы! А у дяди Л’Уло нет! Он не задыхается без носа? Как он носит очки? У него есть накладной нос для очков?
У По заканчивается воздух в лёгких, поэтому он пользуется вынужденной паузой, чтобы откусить от печенья и выпить немного какао. Когда он ставит чашку обратно, на его верхней губе остаются пышные голубые усы из пенки, как у какого-то сказочного министра. Министра Министерства Безносовья!
[icon]https://s33.postimg.cc/b7x4n055r/4-8yo.jpg[/icon][sign][/sign]
пилот
Шара смеривает сына суровым взглядом и поправляет на носу воображаемые очки.
— А ты что думаешь, что физическое несовершенство для представителей доминирующей расы Галактики гарантирует того же для других рас? Это — для любителей концепции человеческого превосходства.
Суровость у неё стоит недолго — секунд десять максимум. Откуда у неё настоящей суровости-то взяться? Шара вновь смеется.
— А ты хоть раз видел дядю Л’уло в очках? — подмигивает она. — Л’уло — дурос. Это такой нечеловеческий гуманойдный — то есть похожий на человека, с двумя руками и ногами — вид в нашей галактике. Появились еще давно-давно-давно, еще Старой Республики не было, как появились. У них глаза вместо носа работают — нюхают через них.
И заговорщицки шепчет:
— У него еще, кстати, и ушей нет.
Она автоматически тянется за датападом, вспоминает, что оставила его на работе — молодец какая — и понимает, что ей жутко лень сейчас тащится за мужниным.
Ну ладно, обойдемся без рисунков.
Думает стоит ли говорить, что дуросы еще и яйца откладывают как птицы, но убоявшись последствий, решает, что все-таки ТАКИХ провокационных объяснений трогать не стоит.
— Посмотрись, кстати, в зеркало, о, чудесное дитя, — невинно добавляет она, скрывая улыбку от усов По.
По действительно никогда не видел дядю Л’Уло в очках. Но разве у этих дуросов не бывает плохого зрения? По думал, плохое зрение бывает у всех, есть даже такие специальные звери, у которых всегда плохое зрение. Они называются как-то на букву «к», но на Явине-4 их нет, поэтому По не запомнил. Это всех птиц в джунглях он может с легкостью перечислить! По очень любит птиц. По любит птиц так, что с удовольствием принес бы несколько домой, но пока что ему ни одной не удалось поймать. Каждый вечер перед сном он обещает себе, что завтра ему точно удастся. Но завтра всегда остается завтра.
Мама рассказывает какие-то просто потрясающие вещи. По слушает ее, широко раскрыв глаза, а вскоре и рот.
— Прямо глазами? — пораженно шепчет он.
Нюхать глазами звучит как какая-то потрясающая суперспособность, и По тянется к чашке с какао, чтобы немедленно проверить: вдруг он на немножечко тоже дурос? Нагнувшись над чашкой, он таращится в нее, пытаясь тоже что-нибудь унюхать, но ничего не выходит. Только глазу становится тепло, а еще немного пенки с его верхней губы остается на ободке чашки. Подняв голову, По смеется и вытирает рот прямо рукавом. Какое там зеркало, когда тут — вот! Дуросы нюхают глазами!
— Я не дурос, — продолжает смеяться он, как будто эта новость совершенно, ни капли его не расстраивает. — Мам, а откуда ты знаешь, что дядя Л’Уло нюхает глазами? Ты его спрашивала? Или провела экспре... пире... мент? А что он еще умеет, чего мы не умеем? А он может летать? А лазерами из глаз стрелять? — с каждым новым вопросом По все больше приподнимается на стуле, опираясь руками о столешницу, практически залезает на нее целиком, так он поражен и восхищен открывшимся перспективами и новым знаниями. — А он весь-весь синий?
По замирает на мгновение, но потом добавляет громким шепотом:
— Даже там?
[icon]https://s33.postimg.cc/b7x4n055r/4-8yo.jpg[/icon][sign][/sign]
пилот
От наивной попытки По открыть в себе новые таланты она закрывает лицо и ржет. Потом приходит черед смеяться над матерью самому По.
— Эээээ....
Шара Бэй видела в жизни многое: съедобный лишайник, жаренного навозного червя, глюки под спасом, хаттскую порнуху, Звезду Смерти, лорда Вейдера, разозленного Кеса...Но голого дуроса видеть ей еще не приходилось. Даже картинкой, ибо она этого не помнит.
— Спрашивала. Мы, помнится, с этого вопроса и познакомились. Твоя мама тот еще спрашивальщик, — с шуточной гордостью похвасталась Шара, начав с самых простых вопросов. — Не-а, не умеет, — грустно вздыхает она. — Если бы они так умели, вряд ли кто-то сумел бы захватить их планету.
Ну посмотрите в эти требовательные глаза тайтонианского раптора встретившего неосторожного путешественника! Ну разве им можно что-то не рассказать?
— Ну как тебе сказать, По... — с трудом подавляет Шара детское желание начать заливать, что дуросы внизу фиолетовые в крапинку. Очень с большим трудом. Иначе Л’уло ей этого никогда не простит. — Не знаю. Я их не разу там не видела. Чисто по-логике должны быть синими.
Мама как-то не отвечает сразу, но По не сдается: так и остается на своем месте смотреть на нее, чтобы ей стало совестно, и она все же ответила. Этот прием родители часто используют на нем самом, а значит, и По так можно! Можно ведь? Он не знает, но сдаваться не готов. Сдаваться — это точно не про него. Его растили на сказках о том, как разумные не сдавались даже в условиях самых низких шансов на победу! Вот и мама, наконец, сдается и выдает ответ.
По тщательно всё запоминает. И о том, что лазеров из глаз дядя Л’Уло ему не покажет, и о том, что мама его спрашивала про нюх, и о том, что летать он не умеет, как и все они. Интересно, в галактике есть вообще хоть какие-то разумные, которые могут летать сами по себе? Как птицы? По с удовольствием стал бы таким. Если мама с папой разрешат, конечно. Но может быть и просто так! Хотя бы на полдня, чтобы они ничего не заметили.
Но это потом. Сначала надо решить вопрос с синевой дяди Л’Уло.
— А я могу его спросить, когда он приедет в гости? Он же расскажет, мам? Или ты спроси. Спросишь? Мам? Пожалуйста?
Раз мама спрашивала его про нюх, значит, можно спросить и о том, синий ли он везде-везде, или только там, где видно. Вдруг в остальных местах он такого же скучного цвета, как и сам По? Когда они ходят на местный рынок, ему всегда очень завидно, какие у других есть потрясающие цвета кожи и расцветки. Все эти белые отметены у тогрут или зеленая кожа наутоланцев — было бы очень круто тоже иметь что-нибудь такое! Но ему уже объяснили, что так бывает, только если сделать татуиноровку. Хотя это больно. Это пока единственное, что останавливает По от татуиноровки.
[icon]https://s33.postimg.cc/b7x4n055r/4-8yo.jpg[/icon][sign][/sign]
пилот
Л’уло её убъет, понимает она, но соблазн посмотреть, как вытягивается лицо дуроса, больше голоса предохранения или там обычного сочувствия. Да и смысл уничтожать простую детскую любознательность?
— Спроси, — легко соглашается она. — Это же тебе интересно, а не маме. А кому больше интересно — тот и спрашивает. Вселенная отвечает лишь на личную заинтересованность.
Кажется общение с неким пряным высокогорным её немного увело в странную строну.
Мама спрашивать отказывается, зато разрешает ему, так что По немедленно начинает сиять, как хорошо начищенный кредит. Логика тут простая: если можно спросить про это, значит, можно спросить и про другое, и про третье, и про четвертое, и вообще, у По так много вопросов, что он до стольки еще считать не умеет. Раз мама считает, что дядю Л’Уло можно запытать ими, то будет очень глупо с его стороны не воспользоваться возможностью в следующий же визит.
— А я спрошу! Спасибо, мам!
Приняв эту ответственную резолюцию, По допивает какао и спрыгивает со стула с остатками печенья в руках, чтобы тут же раскинуть руки в стороны и с громким «вжжжух!» полететь — то есть, побежать, конечно — по кухне, закладывая виражи и то и дело норовя или врезаться во что-то, или сбросить что-то, что плохо закреплено. Остатки печенья в его руках — это лазпушки, а сам По — это крестокрыл, и закладывая лихой вираж, он кричит:
— Пиу, пиу, пиу! — и обстреливает маму, чтобы в следующее мгновение повиснуть на ней, обняв руками-крыльями: — Я очень тебя люблю, мамочка. Ты мне всегда всё разрешаешь. А можно я не буду сегодня спать, и мы посмотрим на звёзды? Пожа-а-алуйста?
На Явине-4 звёзды яркие, словами не описать, и размером с его кулак. Кажется, что они спелые, будто плоды шууры, и такие же сладкие на вкус, если сумеешь их достать.
[icon]https://s33.postimg.cc/b7x4n055r/4-8yo.jpg[/icon][sign][/sign]
пилот
— Правда спрашивай почему он зеленый, а не синий... — иначе тогда Л’уло её точно убьет. И закопает под ближайшим деревом как удобрение.
М-да...спать надо все-таки больше, чем двадцать часов в неделю, ехидно подумала насчет себя Шара. Сын-то что, с него взятки гладки, ему вообще еще пять, он вообще всех еще за странных людей принимает.
По так бурно среагировал, что Шара почувствовала некую вину перед Л’уло, которая, впрочем, весьма быстро прошла. Ибо тут такое: выпихнул упирающегося друга в мирную жизнь, пользуясь своим начальственным авторитетом, изволь теперь выслушивать вопросы от сына этого самого друга. А вопросов у него явно готовится много. Так Л’уло и надо. Хотя, если подумать, их него вышел просто потрясающий названый дядя.
Иногда она думала, как бы По отнесся к Тиро, каким бы тот был дядей. Да что ж думать о несбывшемся?
— Завтра кому-то в садик, — смеется она. — И пойдет он деловой такой, засыпая на ходу, ага. А рядом зевающая мама на работу... — ну, не совсем зевающая — просто у неё там интересная книга не дочитанная лежит, муж недоцелованный, ибо она делает ребенку счастливую мать.
— Красивыми оба будем. Ладно. Минут десять.
….и конечно расскажет, что звёзды за всеми ими наблюдают. А вон та — это её будущая — так она станет смотреть за ним. По.
Хотя нет. Последнее она не скажет, ибо юности не свойственно понимание смертности.
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Таймлайн ABY » [19.IX.07 ABY] Крошка сын к маман пришел
