Дженди рассматривает вентиляционное отверстие неподалеку от своей комнаты, когда ему прилетает оплеуха от незаметно подошедшего со спины штурмовика:

— В палату, — отрывисто звучит из вокодера.

К счастью, придурок не тыкает в него бластером, но оплеуха тоже выходит знатной, и весь путь до палаты по одинаковым коридорам Дженди потирает затылок и ворчит себе под нос.

— Не делал я ничего и могу гулять, где хочу! Ну, почти.

— Догулялся уже, — голос у штурмовика наверняка и без вокодера не очень, а с ним и вовсе похож на лязг ржавой калитки, пониженный на несколько тонов.

Дженди, впрочем, не упирается и идет, куда говорят. Во-первых, потому что смысла препираться с штурмовиками нет никакого: все они тупые как пробки и с промытыми мозгами, а потому не особо считают его за разумного. То же самое можно сказать и про большинство ученых — но они не считают его за разумного не от малого ума, а от того, что для них он просто подопытный. Как беленькая крыса, только миралука. Возможно, к крысам они даже поласковее относятся.

Во-вторых, потому что идти, куда говорят, куда лучше, чем получить парализатором и быть отнесенным, куда говорят. Дженди не шибко разбирается в бластерах, но эти настройки друг от друга отличать научился почти по одному взгляду. А с этим штурмовиком и смотреть особо не нужно — и так ясно, что расшаркиваться не будет. Это две пятёрки, по-простому — Пятачок. У Пятачка все время плохое настроение и тяжелая рука, как Дженди успел выяснить только что.

В палате его закрывают, и когда Дженди больше не видит штурмовиков в коридоре, а их шаги затихают вдали, он бессильно ударяет кулаком по двери. Кажется, теперь ему сидеть здесь до скончания времен — ну или пока на опыты не выведут. Какие здесь распорядки, ему, конечно, вкратце объяснили, но не то чтобы это сильно помогло.  Дженди все равно чувствует себя словно рыба, выброшенная на берег из воды. Орден Рен — не самое лучшее из мест, но там, по крайней мере, за несколько месяцев стало более-менее понятно, как себя вести, чтобы выжить. А здесь? Как вести себя здесь? Сидеть тихо и помалкивать — не тот путь, который обычно выбирает Дженди. Спланировать побег, судя по всему, тоже будет непросто. Возможно, им тут рассказали его послужной список.

Последний, пятый, побег Дженди был в середине прошлого месяца. Потом он решил не сбегать, потому что случился бунт аколитов, Анук в медотсеке, и как-то стало не до того. Но тогда он думал, что ей есть до него дело. Что он попал в Орден для того, чтобы учиться, а не для того, чтобы его при первой же возможности сдали на опыты Научному Корпусу, о существовании которого он даже не догадывался, пока за ним не пришли. Дженди тяжело вздыхает, трёт лицо руками, а потом отходит в сторону и падает на кровать.

Делать здесь решительно нечего, кроме как планировать побег — хотя бы в своей голове, раз наяву за это прилетают оплеухи.

Звук открывающейся двери ни с чем не спутаешь, и Дженди мгновенно приподнимается на кровати, вскакивает на ноги, чтобы не дать застать себя врасплох в случае чего. Он не представляет, зачем кто-то мог прийти к нему сейчас, но смутно догадывается, что это как-то связано с Пятачком и его оплеухой. С человеком, который заходит, Дженди сталкивается лично впервые, и то, какая у него спокойная, ровная аура в Силе, не обещает ничего хорошего. Голос у него такой же — ровный, спокойный. И слова — такие же.

Ровные, спокойные.

Дженди остается стоять, обращенный лицом к человеку — Роду Бретфору, так он представляется. Обычно миралуки носят повязки на глазах, чтобы не смущать других разумных: отсутствующие глаза склонны заставлять окружающих нервничать. Здесь, в Первом Ордене, Дженди не носит повязку принципиально. Каждый раз, когда местные давали ему новую повязку, он снимал ее тут же. Его попрекают расой, но вместо того, чтобы пытаться скрыть то, что он такой, Дженди выбирает носить это на рукаве, гордо, чтобы все видели и знали. И еще — чего греха таить — наслаждается тем, как его лицо нервирует других. Только непохоже, что Рода можно пронять так просто.

— Значит, ты как Като. Пока что ты и твой «не Орден Рен» звучите подозрительно похоже на Орден Рен. Они там тоже не любят убеждать и приводить доводы. Вот отлупить деревянным мечом или придушить Силой — без проблем, — Дженди усмехается. — Или запереть в одиночке на десяток дней.

Весь тон его говорит: нашел, чем пугать. И нашел, кого. За несколько месяцев в Ордене Рен Дженди стал если не устойчивее к внешним воздействиям, то точно злее. Как пёс, которого много и со удовольствием бьют палкой, в какой-то момент научается щериться, а потом и кусаться, а потом — выгрызать горло. Каким бы главным ни был Род Бретфор, здесь и сейчас он не походит на того, кого стоит бояться. Точно не так, как стоит бояться Анук или Като, или самого магистра Рен — до того, как аколиты выслали его прочь.

Дженди внимательно прислушивается к себе и приходит к выводу, что нет, благодарным он себя не чувствует. Последние несколько дней он вообще не уверен, как именно себя чувствует. В Ордене Рен было плохо, но это стало уже знакомым плохо, таким, по которому понятно, чего ждать. Здесь же все опять новое, и пока что это скорее раздражает и нервирует. Впрочем, если бы Дженди сбегал, он бы сбегал не обратно в Орден, а вообще отсюда. Так он думает. Раз Анук наплевать на него — смысл возвращаться? Они просто отправят его обратно сюда. Придется начинать с самого начала, в более жестких условиях.

Род времени не теряет: переходит сразу к вопросам, и Дженди тут же складывает руки на груди. Вот еще. На вопросы отвечать. Занятия наукой и не тюрьма, как же. Так и Анук его увозила с родной планеты с таким одухотворением, словно принесла в его жизнь шанс потрясающего образования и карьерного роста в будущем. К криффовой матери они все могут идти и со своим образованием, и с наукой, и с не-тюрьмами.

— Я отвечу, если ты скажешь ведроголовым, что я могу разглядывать, что захочу. И вентиляционные люки тоже, — дерзко заявляет он, хотя внутри не чувствует и сотой доли той уверенности, с которой звучит. Род его иррационально пугает своим спокойствием. А может, не только этим. — Может, у меня к ним страсть.

Еще Дженди думает попросить чего-нибудь технического на поковыряться. Иначе тут можно с ума сойти со скуки. Ну, ладно, положим, люки он разглядывает не от большой к ним любви — но и не оттого, как потрясающе весело тут находиться! Он не может видеть так, как видят существа с глазами. Ему невозможно развлечь себя книжками или раскрасками, или чем они тут думали занимать его, пока он торчит в палате взаперти. Впрочем. Непохоже, чтобы в этой не-тюрьме кто-либо был сильно озабочен его досугом. А зря.

Потому что любую минуту свободного от дурацких опытов и собственных мелких хобби Дженди посвятит попыткам понять, как сбежать отсюда побыстрее и подальше. Он согласен быть третируемым учеником — ладно. В этом и впрямь есть толк для него самого. Уметь обращаться с Силой — отличный навык, который наверняка еще не раз его в жизни выручит. Но опыты? Чем опыты полезны ему лично? Пока что от них одни проблемы и ничего хорошего. А значит, это хорошее придется организовывать себе самостоятельно. Ну, или с помощью Рода, раз он тут главный и снизошел до разговора.

Дженди против воли выцепляет из слов Рода это «людей» и вскидывает подбородок. Расист криффов. Впрочем, кто бы сомневался. Все они здесь такие. Все — кроме, может быть, Анук, но насчет Анук у Дженди последнее время смешанные чувства. Тем смешнее звучит его «первопроходцем» — как подачка, как будто в этом есть что-то хорошее или полезное. Но выбора Род не оставляет: пусть его словам никакой веры нет, и сказать, что распорядится — не то же самое, что в самом деле распорядиться, за прошедшие пару месяцев Дженди неплохо выучил ту черту, переступать за которую не стоит.

Кажется, Род не шибко много знает о Силе, раз думает, что Дженди может уметь скрываться в ней. Сокрытие в Силе — один из тех навыков, которые Като описывал как сложные, высший пилотаж для форсюзера. Дженди до высшего пилотажа как лазерной указке до Звезды Смерти. Пару секунд он молчит, раздумывая, имеет ли смысл врать Роду.

Нет, вряд ли. Наверняка все его слова тот может перепроверить с кем-то из форсюзеров Первого Ордена. Может, это какой-то тест.

— Это называется Зрение Силы. То, как я вижу. Другие форсюзеры тоже могут так, если обучатся, но мы умеем это от природы. На базовом уровне, — нехотя говорит Дженди, опускает руки. За Родом он не следил, но теперь поворачивает голову в его сторону. — Я вижу тебя, знаю, что ты живой. Вижу и стену за тобой, и стену за той стеной, и штурмовиков в коридоре в другой стороне, — Дженди оглядывается по сторонам, — вижу вентиляционные ходы под полом, если напрягусь — увижу еще дальше.

Дженди вновь поворачивает голову обратно к Роду. Можно было бы приврать насчет того, что еще он видит с помощью своего зрения, но это наверняка потом будет использовано против него.

— Но я не вижу цветов, узоров, не знаю, какого цвета твои глаза или волосы, одежда. Зато знаю, что ты спокойный и холодный, — Дженди чуть склоняет голову к плечу, словно разглядывает собеседника. Несколько секунд он молчит, затем встряхивает головой, будто отгоняя неприятное воспоминание или мысль, и вновь складывает руки на груди. — Никто мне ничего не рассказал.

Пару секунд Дженди борется с желанием задать вопрос и все же проигрывает:

— Будет больно?

Чего Дженди не ожидал, так это того, что Род сознается, что не представляет, будет ли больно или нет. Или вообще будет отвечать так развернуто. Чем дольше тот говорит, тем большее подозрение проступает на лице Дженди: это правда? Это утешение, чтобы успокоить его? Но нет, нет. Человек, который так выглядит в Силе, не стал бы утешать его. Еще какой-то тест? Очень сложно говорить и одновременно подозревать во всем подвох. Никакого успокоения в словах Рода Дженди не находит.

Он хочет спросить, кто такие ворнскры, но передумывает. Всё равно узнает и так. Слово — «ворнскр» — звучит недружелюбно, так что вряд ли это милые пушистые зверьки, это понятно уже теперь. Остается только надеяться, что он с этими ворнскрами будет не в одной комнате, не в одном загоне. Род сказал, что у него нет цели причинить ему боли — но это Род. У ворнскров могут быть свои цели, с силахупом или без.

— Что будет со мной после? Когда вы сделаете эту штуку. Силахуп.

Почему силахуп? Об этом Дженди не спрашивает — неважно. Научный Корпус может называть свои разработки какими угодно дурацкими несуществующими словами. Поэтому, помолчав, он добавляет:

— Можно мне что-нибудь, в чем я могу поковыряться? Старый датапад или кусок дроида, протез, что угодно. Не обязательно сюда, — поспешно добавляет он. — Можно куда-то, где за мной будут присматривать. Вряд ли твой эксперимент удастся, если между опытами, — Дженди не обманывается достаточно, чтобы называть это «сессиями», — я умру со скуки. Или для этого придется вести себя достаточно хорошо достаточно долго?

Дженди будет очень удивлен, если ему разрешат даже после пары недель здесь — непохоже, чтобы силахуп можно было отладить за пару дней. Но попытка не пытка, а за спрос не бьют. Во всяком случае, как бы Род ни пугал его, у Дженди достаточно наглости, чтобы пытаться урвать себе столько комфорта и продуктивного досуга, сколько возможно в его непростой ситуации. Стоило бы спросить, считается ли он здесь пленником, но весь сегодняшний день и так прекрасно отвечает на этот вопрос: считается. Пусть негласно. Будь он кем угодно, кроме пленника, и штурмовики не курсировали бы вокруг его комнаты каждые полчаса.

В первое мгновение Дженди не верит своим ушам. В смысле, можно? Вот так просто? Спрашиваешь — и местный Великий Начальник вот так запросто разрешает? Непохоже даже, чтобы на каких-то условиях, просто иди и копайся. Про кладбище проектов Дженди слушает с приоткрытым ртом. Звучит просто потрясающе — на Гиндине о таком и мечтать не приходилось. Пока был папа, еще можно было что-то утянуть из его мастерской, но когда папа ушел, то с ним ушла и мастерская, а значит, новые объекты для опытов приходилось добывать самостоятельно. Дженди в основном шарился по мусоркам да барахолкам. Удача снисходила на него редко, но метко, и любую вещицу, которая доставалась ему не в откровенно убитом состоянии, Дженди хранил как зеницу ока.

А тут такие богатства.

Сколько интересного можно найти в закромах Научного Корпуса Первого Ордена? Вряд ли они хранят что-то масштабов Старкиллера, о котором недавно трещали все новости галактики, включая даже те, что на базе Ордена Рен — немудрено, там чуть не умер сам магистр, — но что-то помельче тоже может быть безумно интересным. Это тебе не задрипанный датапад полувековой давности. Дженди уже представляет, как найдет себе что-нибудь потрясающее и будет разбираться в этом, пока не прогонят. Картинка выходит заманчивой и почти нереалистичной.

К реальности его возвращают слова Рода. Предложение он пропускает мимо ушей, увлеченный мечтами, а вот угрозу про супрессанты так просто не пропустишь. Дженди закрывает рот и убирает с лица мечтательное выражение. О супрессантах он узнал только в Ордене Рен, но лучше бы не узнавал — ему самому их не давали, но баек про них и среди аколитов достаточно, чтобы понимать, что ничего хорошего от них не бывает. А для него не будет тем более: как верно подмечает Род, его зрение напрямую связано с Силой. Лишить его Силы — все равно что лишить его зрения, а жизнь без зрения Дженди представлять не хочет.

Он хмурится, но кивает: понятнее некуда.

Еще понятно, почему в таком случае Род столь легко идет на уступки, пусть, наверное, и выглядящие для него как мелкие и незначительные. Ну что ему стоит дать Дженди покопаться во всяком старье? Вряд ли там оставят хоть что-то из того, с помощью чего он мог бы выбраться отсюда раз и навсегда.

— Не услышите, — обещает он. Выборочно. Хочется добавить, что Дженди видит получше, чем некоторые, а не «хотя бы так» — и что Род Бретфор в его глазах похож на ходячего мертвеца, потому что живые не бывают настолько никакими, когда смотришь на их ауру, но прикусывает язык. Вместо этого спрашивает: — Когда начало?