Каждый раз, когда капитан Андор возвращался на базу, в разведке обязательно находился кто-то, кто считал своим долгом немедленно уведомить об этом Дэвитса. Возможно, это было некое околорелигиозное учение, считавшее, что если не уведомить генерала Дравена о прибытии этого отдельно взятого подчиненного, то это спровоцирует конец света. Пока что последователи учения добились только того, что Дэвитс по звуку шагов в коридоре научился определять, когда очередной сектант нес ему очередную новость об очередном возвращении Кассиана, как будто существовала возможность, что однажды он не вернется. Возможность, разумеется, и впрямь существовала, но с каждым годом Дэвитс верил в нее все меньше. Казалось, Кассиан уже много раз умирал, а затем из чувства долга или, скорее, упрямства воскресал обратно после очередного невообразимого приключения на задании, которое никаких приключений не предполагало, а затем по привычке забывал упомянуть эту деталь в своем отчете. Либо это, либо ему подыгрывала какая-то божественная сила, но в божественные силы Дэвитс Дравен не верил.
В отчеты Кассиана Андора он верил тоже не всегда. На сухие пункты нынешнего он с смотрел с легким прищуром. От этого они не становились ни понятнее, ни лучше. Положив датапад на стол перед собой, Дэвитс задумчиво нахмурился. Кассиан, стоявший перед его столом, не торопился заговаривать, а Дэвитс не торопился приглашать его заговорить: просто не мог определиться, как будет разумнее всего начать распутывать этот клубок. Дроид, имперская летчица, Танити-Джен, потраченная колыбельная. Глаза разбегались. Раньше Кассиан ограничивался громкими, но точечными и единичными приключениями, сейчас же привез с собой сразу целый ворох. Да еще и отпрашивался обратно за новыми.
Дэвитс соединил руки в замок на столе и поднял взгляд. Кассиан выглядел усталым, если не сказать вымотанным. Загонять его в хвост и в гриву никогда не входило в планы Дэвитса, если на то не было чрезвычайной необходимости. К счастью, до сих пор им везло, и необходимости не было, но все это грозило поменяться, когда вести о теракте Со дойдут до широкой публики. Если Империя не доложила об успешном предотвращении планов Со на Гаталенте, значит, либо они еще не случились, либо партизаны все же преуспели. Кассиан сказал, что не застал Со, что значило, скорее всего, только одно: он уже был на Гаталенте, и планы уже пришли в движение.
— Нет.
Невозможно вернуть то, что с большой долей вероятности будет или, еще вероятнее, уже было потрачено на операцию на Гаталенте. Дэвитс не питал никаких иллюзий насчет Со и того, как тот относился бы к перепрошитому имперскому дроиду; все имперское в глазах Со заслуживало смерти, а если это можно было использовать против Империи, то сначала должно было быть использовано, а затем заслуживало смерти. Вряд ли дроиду повезло больше. Дэвитс представлял, как далеко капитан Андор способен зайти в своем стремлении вернуть драгоценного дроида. Потерять Кассиана, который был ценнее всех дроидов вместе взятых, Дэвитс позволить себе не мог. Восстание и так ждали трудные времена, и все они это видели. Лицо Мотмы, когда он передаст ей слова Кассиана о том, что Со уже отправился на Гаталенту, да еще и в компании имперского дроида, что лишь увеличивало его шансы на успех, посереет. Слишком тихо в СМИ.
— Можешь забыть про этого дроида, тебе не удастся вернуть его, даже если ты очень постараешься. Ни через неделю, ни через две, ни через месяц. Эта девушка, Танити. Что еще тебе известно о ней? Опиши мне ее еще раз.
Джен звучала знакомо; Дэвитс никогда не жаловался на память, вот и сейчас сцены из прошлого всплывали перед мысленным взором легко, одна за другой. Он нахмурился, но ничего не сказал. Даже если это и впрямь та Джен, которую Со возил с собой сюда и которую он, Дэвитс, спас от безумного дроида, вряд ли это что-то даст им на данном этапе. Нет никакого смысла давать Кассиану возвращаться туда сейчас, это лишний риск, которого достаточно просто избежать теперь, когда он вновь на базе. У них есть и другие дела, не Джедой единой.

Отредактировано Davits Draven (18-09-2020 23:41:11)

Кассиан медлил с ответом, как будто существовал регламент, предписывавший ему скорбное молчание сроком от тридцати секунд и более в случае утраты имперского дроида. Дэвитсу не хватило бы всех пальцев рук, чтобы пересчитать количество раз, когда он предупреждал, что K-2SO может быть потерян на задании, что скорее всего именно это однажды и произойдет. Дроиды были хороши, но Войну клонов выиграли, все же, клоны, и во многом потому, что были живыми и могли мыслить за пределами протоколов. Дроиды мыслили только так, как им предписывала программа, а когда эту программу меняли — начинали немедленно мыслить иначе, не испытывая по поводу смены лояльности каких-либо сожалений или угрызений совести. За них эти чувства обычно испытывали органические формы жизни, угнавшие их из имперской тюрьмы. Один такой экземпляр Дэвитс наблюдал перед собой прямо сейчас и терпеливо ждал, когда тот наконец-то соизволит заговорить.
Говорил Кассиан чётко, складно, хорошо. Так и должны были говорить разведчики, вернувшиеся с задания. Проблема заключалась в том, что задания вламываться к партизанам и крутить шашни с Джен-Танити-Шейлой у Кассиана не стояло. С чисто практической стороны, это снизило им цену вопроса на целую тысячу кредитов, но Дэвитс всё равно считал, что ничего хорошего из тех отношений, которые заставляют капитана Андора вставлять в свой отчет слова о красоте этой девушки, не выйдет. Если Со Геррера был жив и, тем более, если он был уже мёртв.
— Кто источник этой информации? Кого вы встретили? — без заминки уточнил Дэвитс.
Имя Орсона Кренника было более чем знакомо ему из отчётов. То тут, то там мелькало что-то о делах «директора Кренника»: то он кошмарил кого-то на одной планете, богатой ценными ресурсами, то на другой, то летал на Корусант, то исчезал со всех радаров на продолжительный срок. У него был свой особенный отряд штурмовиков, нездоровая тяга к белому цвету и большие амбиции. Они никогда не следили за ним прицельно. Слишком сложно было подобраться, слишком непонятно, какую выгоду это им принесёт. Достать информацию о большинстве имперских разработок можно было и на более низких кадровых уровнях, что было и быстрее, и безопаснее.
Что могло связывать воспитанницу Со Герреры с Орсоном Кренником, было отдельным большим вопросом, который стоил того, чтобы поразмыслить над ним в хорошей компании. Это могла быть пустышка, какая-то мелкая месть за убитого родителя на одной из планет, куда директор Кренник приезжал наводить порядок. Скорее всего, именно так и было. Или же тот промышлял сексуальным насилием; по человеку в белом плаще сложно судить, какие грехи могут за ним водиться. Дэвитсу было сложно представить, какие еще счеты девочка, которую он запомнил по тому одному визиту Со, могла иметь с кем-то вроде Орсона Кренника. Но мысль он на всякий случай тщательно задокументировал и отложил на мысленную полку «до ближайшего визита к Кракену».

Отредактировано Davits Draven (10-12-2020 00:40:48)

Дэвитс выдержал долгую паузу. В эту паузу можно было поместить несколько имперских разрушителей, пару крестокрылов и одного мёртвого Эррола Бринтта, который едва не раскрыл Кассиана. То, с какой убежденностью тот говорил о том, что о догадках имперца-наркомана еще никто не знал, поражало и тревожило. Капитан Андор частенько бывал неосмотрителен там, где иные агенты проявляли наивысшую степень бдительности, и каким-то образом это до сих пор сходило ему с рук, даже не помешав выслужиться. Удача имела неприятную привычку достигать своего срока годности в самый неожиданный момент, и Дэвитс невольно задался этим вопросом: как долго еще протянет удача Кассиана Андора? Не это ли предвестник начала ее конца?
— Можно сейчас.

— Нет.
«Нет» звучало как признание в человеческом бессилии перед законами мира. Дэвитс законов мира не читал, потому как мироздание не озаботилось их публикацией и распространением, а может быть, это служба доставки просто не работала там, где обычно базировалось Восстание. Однако за всю свою достаточно долгую, по меркам разведки, жизнь он успел узнать пару-тройку вещей о том, как функционировала вселенная. Никогда не становилось легче. Всегда находилось что-нибудь еще.
Хотелось полезть в нижний ящик стола и вытянуть оттуда какую-нибудь методичку о том, как бороться со слишком сильными рабочими переживаниями. Дэвитс не сомневался, что где-то такая непременно существовала, но это «где-то» явно было за пределами досягаемости, потому что в нижнем ящике стола у него лежало совсем другое. Успокоение Кассиану оно принесло бы вряд ли, как и утешение, и все иные, такие важные вещи. Принести их могли слова, но сказать их означало соврать, и хотя Дэвитс умел врать профессионально и занимался этим много лет во благо Восстания, Кассиану он врал редко. Пожалуй, даже реже, чем стоило бы.
— Если тебе однажды станет легче, я бы на твоем месте забеспокоился и проверил свою человечность на предмет продолжающегося наличия. Мы задвигаем ее подальше в угоду работе и общему делу, но она все равно должна быть. Иначе зачем это всё? Легче не станет, но многое забудется. Что-то останется с тобой навсегда, будет навещать тебя в самый неожиданный момент. Какой-то случайный человек, которого, может, до встречи с тобой ждала совсем иная судьба. Или случайный прохожий, которого не должно было там быть. Или кто-то еще. Выносить это тяжело, но придется. Со временем к этой тяжести привыкаешь, адаптируешься, как и ко всему другому. Но нет, в Бездну она тебя не утянет, если ты ей не дашь. Нас определяет огромное множество поступков, а не какой-то один, пусть даже он самый ужасный из всех самых ужасных поступков.
На мгновение Дэвитсу показалось, что Кассиану вновь лет семь-десять; то время, когда приходилось многое объяснять про мир. Хорошо, что с тех пор мальчишка с Феста вырос, хорошо, что мир больше не требовалось упрощать, пытаясь уложить в понятные малышу слова. Мгновение прошло. Дэвитс внимательно присмотрелся к Кассиану: молодой, но потёртый судьбой, заношенный, он казался после этих своих вопросов особенно уязвимым.
— В каждый момент времени каждый из нас поступает наилучшим возможным способом, какой только может придумать, Кассиан.
Дэвитс помолчал, затем сказал, будто и не было всех этих слов до:
— Расскажи мне про пленницу.

Что-то происходило с Кассианом, и проницательный взгляд Дэвитса, натренированный годами разглядывания лиц повстанческих разведчиков, пытался проникнуть поближе к его душе, чтобы узнать, что именно. Но то ли душа у Кассиана была хорошо спрятана, то ли он временно отложил ее в сторону: какого именно оттенка были местные потемки, Дэвитс разглядеть не мог. Это тревожило. Тревожиться за своих подчиненных Дэвитс не любил, хотя это и входило в обязательный перечень его обязанностей.
Поразительно, как Кассиану за одну небольшую поездку удалось сделать столько всего. Возможно, дело было в этом. Возможно, количество впечатлений стало слишком большим, а возможности дать им выход, развеяться и немного замедлиться, чтобы осознать себя собой, не было. Привычная проблема любого Восстания: никогда нельзя сбавлять обороты. Замри — и умрёшь. Дэвитс знал об этой концепции, но верить в нее отказывался. Для хорошей работы разумным требовался хороший отдых, даже если сами они всячески это отрицали и даже протестовали, словно отдых был каким-то черным пятном на репутации, зловещей меткой.
Дэвитс кивнул: история пленницы была ему понятна и не нова. То, как хладнокровно Кассиан говорил о ликвидации, тоже новостью не стало. Благородные речи всегда оставались за пределами этого кабинета, поближе к Мотме. Здесь же звучали вещи куда более практичные, а потому банальные и неинтересные. Разговорами отсюда невозможно было никого рекрутировать.
— Это было хорошее решение. Посмотрим, что скажет Ренарт после этой беседы. Можешь быть свободен на всю следующую неделю. Считай, что у тебя внеочередная увольнительная. Даже к техникам можешь не заглядывать — потерпят. Если мне что-то от тебя потребуется, то я тебя позову, поэтому будь на связи.
Иногда вышедшим из баланса требовалось просто дать время поболтаться в тишине и спокойствии, и они вновь находили эквилибриум без малейшего вмешательства извне. Дэвитс не знал, сработает ли эта гипотеза с Кассианом, но делал на нее ставку. В крайнем случае он еще успеет попробовать зайти с другой стороны. Что самое страшное может случиться с Кассианом Андором за неделю?

Дэвитс выдержал паузу, словно ожидал, что из Кассиана вот-вот посыпятся еще вопросы и уточнения. Это было не так. Он и этого уточнения не ожидал, а оно появилось, но, казалось, это единственное, что Кассиана волновало. На Джеду теперь какое-то время придется отправлять кого-то еще. До тех пор, пока Кассиан не переварит все, что с ним там произошло, и не придет в себя. Дэвитс надеялся, что у них будет такая роскошь: просто дать человеку отдохнуть от планеты, на которой он потерял непривычно много. Разное можно было говорить об этом дроиде, но Кассиан привязался к нему за столько лет, и отрицать это было не только бессмысленно, но и попросту опасно. Дэвитс не отрицал. Он только вздохнул, наклонился вперед, складывая руки на столе и переплетая пальцы в замок. Посмотрел на Кассиана устало, не по-генеральски, а так — просто. Как человек.
— Ты можешь делать все, что угодно. Хочешь — улетай. Не хочешь — не улетай. Хочешь — проваляйся в постели все пять дней. Не хочешь — махни на Такодану и пей в Дворце Маз, пока не обнаружишь себя в каком-нибудь идиотском бурлеске на другом краю галактики. Это увольнительная. Такое время, когда тебе не обязательно спрашивать, что можно, а что нельзя. Комлинк только не забудь — это всё, о чем я прошу.
Что-то в лице Дэвитса говорило, что это слова из тех, которые никогда не вносятся в отчеты, не звучат в официальной обстановке; это слова, которые могут звучать только в личном разговоре и только с кем-то, чье состояние не безразлично; это слова, которые он говорил Кассиану, потому что забрал его мальчишкой с Феста, видел, как тот рос, и прикладывал к этому руку. Они уже давно не были беспризорником и Чинуком, но иногда, как сейчас, что-то проглядывало. Показывалось на поверхности буквально на пару мгновений, но и этого бывало достаточно.