Ура! Нам 8 (ВОСЕМЬ!) лет! Давайте поздравлять друг друга и играть в фанты! (А ещё ищите свои цитаты в шапке - мы собрали там всех :))
Ищем самого спокойного и терпимого рыцаря Рен в этом безумном мире
Ищем медицинское светило, строгого медика, способного собрать мясной конструктор под названием “человек” и снова отправить его на работу.
Ищем самого отбитого мудака по мнению отбитых мудаков для Джин Эрсо.
Ищем подрастающее имперское солнышко, которое светит, но не всем.
Ищем генерала Дэвитса Дравена, командира самой задорной разведки в этой Галактике.
Ищем талантливого ученика и личную головную боль Магистра Рен.
Ищем генерала разведки, командира самой отбитой эскадрильи эвер, гениального актера, зловредного пирата и заботливого мужа в одной упаковке.
Ищем По Дэмерона, чтобы прыгнуть в крестокрыл и что-нибудь взорвать.
Ищем лучшего моффа Империи, по совместительству самую жизнерадостную сладкую булочку в галактике.
Ищем левую руку мастера Иблиса, самый серьёзный аргумент для агрессивных переговоров.
Ищем имперского аса и бывшую Руку Императора, которая дотянулась до настоящего.
Ищем сына маминой подруги, вгоняет в комплекс неполноценности без регистрации и смс.
Ищем майора КорБеза, главного по агрессивным переговорам с пиратами, контрабандистами и прочими антигосударственными элементами.
...он сделает так, как правильно. Не с точки зрения Совета, учителя, Силы и чего угодно еще в этой галактике. Просто — правильно. Без всяких точек зрения.
...ну что там может напугать, если на другой чаше весов был человек, ценность которого не могла выражаться ничем, кроме беззаветной любви?
— Ну чего... — смутился клон. — Я не думал, что так шарахнет...
Выудив из кармана листок флимси, на котором он производил расчёты, Нексу несколько секунд таращился в цифры, а потом радостно продемонстрировал напарнику:
— Вот! Запятую не там поставил.
Он тот, кто предал своих родных, кто переметнулся на вражескую сторону. И он теперь тот, кто убил своего собственного отца. Рука не дрогнула в тот момент. Кайло уверял себя, что все делает правильно. Слишком больно стало многим позже.
Дела, оставленные Кайло, походили на лабиринт, где за каждым поворотом, за каждой дверью скрывались новые трудности, о существовании которых в былые годы рыцарства Анук даже и не догадывалась.
Ловушка должна была закрыться, крючок – разворотить чужие дёсны, намертво привязывая к Доминиону. Их невозможно обмануть и обыграть. Невозможно предать до конца.
Ей бы хотелось не помнить. Вообще не помнить никого из них. Не запоминать. Не вспоминать. Испытывать профессиональное равнодушие.
Но она не закончила Академию, она не умеет испытывать профессиональное равнодушие, у нее даже зачёта не было по такому предмету, не то что экзамена.
— Ты ошибаешься в одном, Уэс. Ты не помешал ему, но ты так и не сдался. Даже когда казалось, что это бесполезно, ты показывал ему, что тебя нельзя сломать просто так. Иногда… Иногда драться до последнего – это все, что мы можем, и в этом единственная наша задача.
Там, где их держали, было тесно, но хуже того – там было темно. Не теснее, чем в стандартной каюте, а за свою жизнь в каких только каютах он не ютился. Но это другое. Помещение, из которого ты можешь выйти, и помещение, из которого ты выйти не можешь, по-разному тесные. И особенно – по-разному тёмные.
— Меня только расстраивает, на какое время выпал этот звёздный час. Когда столько разумных ушло из флота, не будет ли это предательством, если я вот так возьму и брошу своих?
Не бросит вообще-то, они с Разбойной формально даже в одном подчинении – у генерала Органы. Но внутри сейчас это ощущается как «бросит», и Каре хочется услышать какие-то слова, опровергающие это ощущение.
Лучше бы от своих, но для начала хотя бы от полковника.
Да и, в конце концов, истинные намерения одного пирата в отношении другого пирата — не то, что имеет смысл уточнять. Сегодня они готовы пристрелить друг друга, завтра — удачно договорятся и сядут вместе пить.
Я хотел познакомиться с самим собой. Узнать, что я-то о себе думаю. Невозможно понять, кто ты, когда смотришь на себя чужими глазами. Сначала нужно вытряхнуть этот мусор из головы. А когда сам с собой познакомишься, тогда и сможешь решить, какое место в этом мире твое. Только его еще придется занять.
Сколько раз она слышала эту дешёвую риторику, сводящуюся на самом деле к одному и тому же — «мы убиваем во имя добра, а все остальные — во имя зла». Мы убиваем, потому что у нас нет другого выхода, не мы такие — жизнь такая, а вот все остальные — беспринципные сволочи, которым убить разумного — что два пальца обсморкать, чистое удовольствие.
В готовый, но ещё не написанный рапорт о вражеской активности в секторе тянет добавить замечание «поведение имперцев говорило о том, что их оставили без увольнительной на выходные. Это также может являться признаком...».
Джин не смотрит ему в спину, она смотрит на место, где он стоял еще минуту назад, — так, словно она просто не успевает смотреть ему вслед.
Лея уже видела, на что он способен, и понимала, настоящей Силы она еще не видела. Эта мысль… зачаровывала. Влекла. Как влечет бездонная пропасть или хищное животное, замершее на расстоянии вытянутой руки, выжидающее, готовое к нападению.
Как удивительно слова могут в одно мгновение сделать всё очень маленьким и незначительным, заключив целый океан в одну маленькую солёную капельку, или, наоборот, превратить какую-то сущую крошку по меньшей мере — в булыжник...
Правда, если достигнуть некоторой степени паранойи, смешав в коктейль с каким-то хитрым маразмом, можно начать подозревать в каждом нищем на улице хорошо замаскированного генерала разведки.
Эта светлая зелень глаз может показаться кому-то даже игривой, манко искрящейся, но на самом деле — это как засунуть голову в дуло турболазера.
Правда, получилось так, что прежде чем пройтись улицами неведомых городов и поселений или сесть на набережную у моря с непроизносимым названием под небом какого-то необыкновенного цвета, нужно было много, много раз ловить цели в рамку прицела.
— Знаешь же теорию о том, что после прохождения определенной точки существования система может только деградировать? — спрашивает Уэс как будто бы совершенно без контекста. — Иногда мне кажется, что мы просто живём слишком долго, дольше, чем должны были, и вот теперь прошли точку, когда дальше все может только сыпаться.
Кореллианская лётчица в имперской армии Шара Бэй была слишком слабая и умерла.
Имперка Шара Бэй такой глупости решила себе не позволять.
— Но вы ведь сказали, что считаете жизнь разумных ценностью. Даже рискуете собой и своей карьерой, чтобы спасти меня, хотя видите меня впервые в жизни. А сами помогаете убивать.
Осталась в нем с юности некая капелька того, прежнего Скайуокера, который, как любой мальчишка, получал удовольствие от чужого восхищения собственными выходками.
– Многие верят в свободу только до тех пор, пока не станет жарко. А когда пахнет настоящим выбором, драться за нее или подчиниться… большинство выбирает не драться.
— Ну… неправильно и глупо, когда отец есть, и он тебя не знает, а ты его не знаешь. Это как… — он помолчал, стараясь перевести на человеческий язык свои ощущения. – Ну вот видишь перед собой некую структуру и понимаешь, что в одном месте узел собран неправильно, и работать не будет. Или ошибка в формуле. Вот я и исправил.
Кракен искренне верил в то, что все они — винтики одного механизма и не существует «слишком малого» вклада в общее дело, всё машина Восстания функционирует благодаря этим вот мелочам.
— Непременно напишу, — серьёзно отвечает она и говорит чистейшую правду, потому что у неё минимум сто восемьдесят изящных формулировок для каждого генеральского рявка от «не любите мне мозги» до «двести хаттов тебе в...» (пункт назначения варьируется в зависимости от степени генеральского раздражения).
Минутой раньше, минутой позже — не так важно, когда они умрут, если умрут. Гораздо важнее попытаться сделать хоть что-то — просто ждать смерти Кесу… не нравится.
— Что-то с Центром? – вдруг догадывается он. Почему еще штурм-коммандос могут прятаться на Корусанте по каким-то норам?.. – Планета захвачена? КЕМ?!
— Я верю в свободу.
И тут совершенно не врёт. Свобода действительно была её верой и культом. Правда, вместе с твёрдым убеждением, что твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого.
— И в то, что легко она не даётся. Остальное...Остальное, мне кажется, нюансы.
Проблема в том, что когда мистрисс Антиллес не думает, она начинает говорить, а это как всегда её слабое звено.
Star Wars Medley |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Таймлайн ABY » [10.VI.34 ABY] Sadness of the trees losing their leaves
Amilyn Holdo, Poe Dameron
Время: 10.VI.34 ПБЯ, вечер
Место: база Сопротивления на Крайте
Описание: у Эмилин Холдо нет глаза, и По считает это поводом для внутренней паники. И немножко для внешней. Не каждый день рискуешь ответить за чей-то чужой утерянный глаз перед президентом!
[icon]https://i.postimg.cc/sDzHP2Qk/apathy-poe.jpg[/icon]
По живет с этой мыслью уже несколько суток, и она не помогает. У вице-адмирала Холдо нет одного глаза. Человеческие организмы, даже если они с Гаталенты, не умеют отращивать новые глаза сами по себе. С одной стороны, это лучше, чем если бы вице-адмирал умерла. С другой стороны, это глаз, который был и которого теперь нет, и более того, этот глаз — часть человека, за сохранность которого По поручился отвечать перед самим президентом Новой Республики. Ноющее, как зубная боль, чувство с треском проваленной миссии не покидает По, что бы он ни предпринимал. Даже мысли о предложении Мэй не помогают. Ничего не помогает.
Кошмары не помогают тем более, но с ними хоть понятно, что делать: спать поменьше.
А что делать с утраченным глазом?
Как объяснить это президенту? «Так уже было, когда я пришел»? «Наверное, это какой-то заводской брак»? По содрогается от одной мысли, что придется искать слова и формулировать из них предложения, которые потом произносить вслух, и все это — глядя в спокойное лицо Яссена Дина. Последнее почему-то пугает особенно сильно, хотя По уверен, что мастер Дин — один из самых рассудительных и не склонных к вспышкам ярости людей в галактике. Удивительным образом это не утешает.
С тех пор, как он улетел отсюда, коридоры базы на Крайте никак не изменились: все та же пыль от стен, все те же деревянные настилы на полу, все те же лампы, как гирлянды, подвешенные по стенам для того, чтобы дать этому месту хоть какой-то свет. Кристаллические лисицы повсюду. Разумных все так же немного. Впрочем, их никогда не было много, и в этом одна из проблем. То и дело По останавливает кого-нибудь, чтобы поинтересоваться, не видели ли они вице-адмирала Холдо, пока в какой-то момент не получает более-менее точный ответ.
По никогда не был у нее в комнате и, наверное, не стал бы приходить, но очень уж гложет его вся эта ситуация с глазом. Надо удостовериться, что вице-адмирал не собирается помирать, что операция тогда правда прошла успешно, ну и узнать, возможно, он может чем-то помочь. Скорее всего нет, конечно, но вдруг. Удивительно: чуть меньше месяца назад его бы эти события совершенно не тронули. Вот еще — переживать за вице-адмирала Бусики-Браслетики! Но сейчас По вынужден признать, что его действительно волнует ее судьба. Она за ним на Кореллию прилетела, говорят, даже директору КорБеза угрожала. Что-то про убийство голыми руками, или тотальную неудачу до конца дней, или смерть всех близких и дорогих ему разумных в течение месяца — тут версии разнятся. Очевидно, разрушительная мощь Эмилин Холдо столь велика, что вообразить нечто более банальное, вроде жалобы президенту, никто просто не может.
У двери По останавливается и вежливо стучится. Выжидает несколько мгновений, стучится еще раз. Он бы сказал, кто это, но силы его голоса не хватит на то, чтобы пробиться сквозь толщу стен и двери. Двери тут добротные, строили как для бомбоубежища. Это оно и есть, по сути. Может, даже орбитальный удар бы выдержало. Проверять не хочется.
По тянет за ручку и заглядывает внутрь.
[icon]https://i.postimg.cc/sDzHP2Qk/apathy-poe.jpg[/icon]
Услышав стук, Холдо подливает в чай еще немного виски и в последний раз смотрит на свое отражение. В комнате стоит полутьма, и отражение тоже такое, полутемное. Оно подмигивает ей черным провалом на месте глаза — за секунду до того, как она запирает его под повязкой. Люди на базе нервничают, когда видят ее так, а у них сейчас и так достаточно поводов для беспокойства.
Интересно, кого это принесло. Лею вряд ли еще отпускают на такие долгие прогулки одну, Хартер улетела вместе с Теммином. Остальные тревожить ее без предупреждения боятся. Они всегда предупреждают, за час, иногда за день, будто думают, что она потеряла не только глаз, а всю себя, и ей нужно много времени, чтобы собраться из отдельных, по счастью нашедшихся у механиков деталей.
Когда заглядывает По, она как раз завязывает повязку красивым — иначе не умеет бантом, кольца которого теряются среди кудряшек.
— Заходите, — Холдо жестом подзывает его. — Хотите чаю, По?
Она толком не видела его, пожалуй, с Денона. Он всегда был где-то рядом. В воспоминаниях, которые иногда вспышками разрывают ее сны, он всегда рядом.
— Вы уже говорите? Вы успели встретиться с Орлой?
Холдо и так знает, что да. Но всегда лучше, когда человек сам рассказывает о том, что считает важным.
— Если нет, не медлите. Несколько недель — и мы снова уходим в космос. Вы и ваши умения будете нужны.
Надо признать, повязка на вице-адмирале выглядит донельзя причудливо. Как ваза в середине боксерского ринга: с одной стороны, красиво, а с другой стороны — бросается в глаза своей неуместностью. По, невольно чуть понурив голову, проходит внутрь и закрывает дверь за собой, кивает в ответ на вопрос о чае, но больше из вежливости, чем потому, что действительно хочет чая. Это вице-адмирала не останавливает: она задает еще вопрос и еще, пока он ищет место, куда присесть, а присев, ищет, куда ему теперь смотреть. Если смотреть ей в лицо, то такое чувство, будто он пялится на повязку на глазу.
Да он и пялится, что уж там.
Поймав себя на этом, По отводит взгляд в сторону и надеется, что его беспокойство, все никак не желающее униматься, не проявляется на его лицо так уж отчетливо.
— Да, ...спел.
По несколько мгновений пытается подобрать слова, чтобы описать свою встречу, но в конце концов сдается: все его ощущения от этого знакомства столь эфемерны, что сформулировать их сложно, да и вряд ли нужно. Зачем вице-адмиралу слушать про его душевные метания? Да и не затем он сюда пришел, чтобы пожаловаться ей на жизнь после Хорна. Или после их встречи с пиратами. Или после того, как у нее, бездна забери, глаза нет!
По прочищает горло, прикрывая рот кулаком, и заставляет себя вернуться взглядом к лицу вице-адмирала:
— Ра..., что ...ы ...вствуете се...я ...учше? — выходит как-то вопросительно, поэтому он просто продолжает, перебивая этот, непрошенный, вопрос другим, более осмысленным: — Не...колько не...ль — это ...колько?
Он почти спрашивает, уверена ли она, что это хорошая идея, но вовремя останавливает себя. Во-первых, еще неизвестно, что вице-адмирал ему на это ответит. Вдруг она правда считает это гениальной мыслью. Во-вторых, в их сугубо профессиональных — как По до сих пор считает — отношениях нет места таким вопросам, потому что он ей не ровня по званию. И хотя он до сих пор с прищуром смотрит на ее вице-адмиральские лычки, за последний месяц у него стало гораздо лучше с тем, чтобы удерживаться от непрошенных советов и комментариев.
— У ...ня есть ... вам ...сьба, — продолжает он. — Даж... ...ве.
[icon]https://i.postimg.cc/sDzHP2Qk/apathy-poe.jpg[/icon]
По очень старательно на нее не смотрит после того, как сначала упорно всматривается в повязку, будто надеется, что из-под нее на него в ответ посмотрит бездна. Холдо думает, хорошо, что она отцепила крошечную булавку с жемчужинкой, которая до того болталась по центру повязки, где-то там, где должен был быть зрачок.
— Две, скорее всего. Может быть, две и несколько дней. Как только у меня появится и отрегулируется новый глаз — дольше оставаться на базе я не собираюсь. Снаружи еще слишком много пиратов, и я обещала с этим помочь.
Сердито кипит вода. Все у нее теперь случается сердито, и Холдо заливает сердитый чай сердитой водой. Ошпаренные чаинки корчатся в кипятке, принимая свою судьбу. Холдо свою принимать еще не хочет. Хоть ей было сложно осознать, что это и правда случилось, и глаз — это навсегда, осознать — это одно. Принять совсем иное.
— Если вы опять хотите куда-то улететь — нет, — отрезает она. — Вы будете мне нужны. Если вас все же сманил в Разбойную Дарклайтер — что ж, с этим я вряд ли что-то смогу сделать. Попрощайтесь с Леей и будьте свободны.
Она берет в руки чашку, выдыхает через нос. Пар, держащийся за чай, разлетается — кажется, что это из нее ноздрей вылетает дым от огня, ревущего внутри.
Вице-адмирал какая-то другая. По все равно наблюдает за ней краем глаза, и ее выдает даже не столько лицо, взгляд на которое теперь автоматически примагничивается к повязке, сколько все остальное. Движения. Поза. Голос. Выражения. Короткие, рубленые, они похожи на удары, на выстрелы бортовых турелей, на что-то, что всегда бьет точно в цель и причиняет ужасные разрушения. Когда это успело произойти? Это так выглядит Эмилин Холдо, если убрать из нее всю эту гаталентскую чушь? По начинает понимать, как она получила свои лычки. Ему это не нравится.
Еще меньше ему нравится ее слова о том, как быстро она планирует вернуться обратно в бой. С одной стороны, конечно, это здорово: он привязан к ней невидимой нитью военной иерархии, и чем дольше вице-адмирал выбирает торчать на базе, тем дольше торчать на базе без полетов будет и сам По. С другой стороны, когда получаешь ранение, требуется время остыть. Если броситься обратно в бой, сломя голову, ничего хорошего из этого не выйдет.
По хмурится, но просто качает головой. Свои размышления он не отметает, но откладывает до лучших времен. Ни к чему дразнить человека, который выглядит так, будто вот-вот начнет дышать огнём.
— Не бу... го...ить, что ...рк...йтер не пыта...я, но нет. Де... не в этом. Мо... две пр...бы: взя... с ...бой Мэй ... Каре вмес... со всей ее эс...ильей. Мэй без р...ницы, ...куда лет... по делам: с «Ни...» или ...сюда, а К...е — отлич... ле...ца, — и он уже позвал ее на «Нинку», поэтому назад пути нет. — Для норм...ой ...рьбы с пира...ми вам п...реб...тся кто-то, ...ме бомб...вщ...ов. За Каре я ...гу руч...я. Я ...ерю ей и с...ю жизнь, и ...зни вс... вокруг.
Это правда: конечно, то, как они выкрутились в этот раз, было потрясающей демонстрацией сообразительности и сплоченности коллектива, но в долгоиграющей перспективе так не выиграть. Одних бомбардировщиков мало. «Нинке» нужны и разведчики, которых можно отправить исследовать сектор, и истребители, способные ввязываться в космический бой и защищать бомбардировщики, иначе толку от них? По много думал об этом, пока шел сюда.
[icon]https://i.postimg.cc/sDzHP2Qk/apathy-poe.jpg[/icon]
Холдо не пьет, просто отставляет чашку назад на стол. Будто она была нужна ей просто, чтобы занять чем-то руки, время, всю себя. Возможно, ей тоже стоит сходить к Орле. Наверное, так.
Она кивает, глядя на По. То, что с ним случилось на Кореллии, ужасно, но, похоже, даже это не уничтожило в нем инициативность. До его отъезда она была лихорадочной и почти пугала, но теперь, так хорошо. Он принимает хорошие решения, думает о других. Выглядит все еще ужасно, говорит все еще страшно. Отпусти она его раньше — все было бы так же? Оставь они с Леей его простым пилотом, который не думает дальше, чем на один выстрел вперед?
Сомнения в своих решениях, не свойственные ей прежде никогда в жизни, вдруг окружают Холдо. И сколько пиратских кораблей нужно уничтожить, чтобы вернуть все, как было? Можно ли вообще вернуть все как было?
— Отлично, — она представляет, как мысли и сомнения кружатся в чашке вместе с чаинками. После она просто выбросит их — и делу конец. — Нам нужны были пилоты в любом случае. Без них все, что я могу — это снова обещать уничтожить какой-нибудь Коронет и только. Это хорошее решение, вы сэкономили нам несколько дней. Что до Мэй Ло — вы уверены? Ей все равно, а вам — вы готовы к тому, что она будет не на условно безопасной базе, а с вами, на корабле, который ищет битв с пиратами? Я не стану возражать, у нас найдется место для еще одного человека, но подумайте об этом.
По не может определиться: вице-адмирал выглядит больше опасной или больше потерянной. Плохое, плохое время, чтобы куда-то лететь и с кем-то бороться. Ему кажется, он знает эту клокочущую внутри ярость, которая наверняка есть и в ней. От нее на языке остается металлический привкус, и По сглатывает, хмурится, но ничего об этом не говорит — не сегодня, не сейчас. Сейчас ему нужно получить то, за чем он пришел. Каре достается ему почти даром, а вот насчет Мэй вице-адмирал высказывает опасения. Они заставляет его усмехнуться.
— Я соч...вст...ю пи...там, — пожимает плечами он. А что тут сказать? У Мэй, может, и есть недостатки, но неспособность постоять за себя — явно не один из них. — Она не б...ет ...идеть на б...зе в л...ом слу...ае. Мне б...ет пр...е не беспо...ить...я, если о...а ...удет р...дом. Кро... т...го, — По замолкает, проводит рукой по челюсти, неожиданно обнаруживая на ней отросшую щетину, грозящую перейти в бороду.
Всё, что он говорил до сих пор, — правда. То, что он собирается сказать — тоже правда, но другого рода. Чем-то таким По, может, поделился бы с генералом Органой, а вот в том, стоит ли так открываться перед вице-адмиралом, он не уверен. В конце концов, какое ей дело до его личных переживаний? Пусть она и спрашивает о том, уверен ли он, что хочет подвергать Мэй опасности, наверняка это скорее вопрос того, насколько эффективным — или, вернее, неэффективным — это сделает его самого. Если он будет отвлечен на Мэй, то от него будет меньше толку. Но По не планирует отвлекаться.
Насколько такие вещи возможно планировать.
Он качает головой, машет рукой в воздухе, словно прогоняя свои предыдущие слова, и смотрит на вице-адмирала более серьезно и сосредоточенно. Так, будто пытается ее загипнотизировать или прочитать ее мысли. И то, и другое вряд ли у него получится. Он же не директор криффового КорБеза.
— Вы у...ены, что пары н...ль на ...азе бу...т ...оста...чно?
По не говорит «вам» или «нам». Он вообще не уверен, почему все-таки задает этот вопрос.
[icon]https://i.postimg.cc/sDzHP2Qk/apathy-poe.jpg[/icon]
Что ж, по крайней мере, это значит, что на «Нинке» они будут освобождены от лихорадочно деятельной версии По. Это уже неплохо: в отличие от базы, корабль функционирует нормально, а размеры его слишком малы, чтобы попытка его оптимизировать не повергла в хаос все и всех. Если для спокойствия ему нужна Мэй — пусть. У них есть каюта, отведенная под шарфы, каюту для еще одного человека найти смогут тоже. И потом, наверняка скоро они уплотнятся в каюте Дэмерона.
Вслух это все она не говорит, и эти размышления помогают не говорить и другое. Хорошо, все же, иметь опыт в политике. Быстро привыкаешь к тому, что то, что первое рвется с языка, чаще всего не помогает никому. Потому, как бы ей ни хотелось ответить, что она может уточнить у Орлы, сколько времени будет достаточно, чтобы коммандер был готов вернуться к действиям, Холдо не делает этого. Он хотя бы начал говорить, он хотя бы интересуется чем-то, хотя бы беспокоится о ком-то, кроме себя. Нельзя неосторожным ответом загнать его назад. Где бы он ни был прежде мысленно, это было явно очень скверное место.
— Мне поставят новый глаз. Другие раненные успеют поправиться. Все, кто не будет уверен, смогут остаться здесь, и мы подыщем им замену. Я не вижу смысла оставаться. Эта база — хорошее укрепление. К несчастью, настолько, что создает ложное чувство, что здесь можно укрыться от всего навсегда. Это не так. У нас есть работа. У меня есть обещание. В конце концов, я просто хочу уничтожить немного пиратов.
Будет ли лучше, если ее ярость выжжет не пиратов, а ее — изнутри? Хороший вопрос, но пока она не знает ответа на него, вслух она его не произносит.
— Времени никогда не бывает достаточно. Это в нем самое печальное, но это еще и то, что заставляет нас бежать, лететь вперед вместо того, чтобы вечно оплакивать свои потери. Я не люблю плакать, и потому пара недель — может, и недостаточное время, но единственное, которое у нас есть.
Вице-адмирал так сухо и четко перечисляет все причины, по которым пары недель будет достаточно, что По понимает: даже если бы у него и был шанс переубедить ее, скорее всего этот шанс находится где-то с неправильной стороны дула бластера. Он все еще мало понимает во внутреннем устройстве Эмилин Холдо, но одно успел усвоить: она крайне, потрясающе целеустремленный человек. И если уж она устремилась подальше от базы Сопротивления, то ничто ее в этом не остановит. Может, затормозит, но и то ненадолго.
По это не нравится.
Это как птичка, на которой он летал еще в бытность курсантом, когда прикидывался, что образ жизни контрабандиста — это предел его мечтаний. Та тоже, набрав скорость, теряла всякую возможность маневрировать. И если в усмирении пиратов нет ничего плохого, слово «уничтожить» из уст кого-то, кто потерял из-за них глаз, очень настораживает.
— Ес... вы хо...е ус...рить н...мно...о пи...в, я с ...ми. Но ес... вы х...ите мс...ть пи...ам, то в э...м я вам н... ...щник. Ме...ть — ...рзкая штука, пов...те мне, я ...наю по ...ыту.
Перед глазами встает лицо Мурана.
Он умер не из-за пиратов — из-за Первого Ордена. Он умер, потому что По недоглядел, потому что потащил их туда, потому что результат был важнее. Потому что цель оправдывала средства, даже если эти средства — его собственные подчиненные. Он никогда не думал о них так, разумеется. По всегда считал себя прекрасным командиром, чутким и справедливым. Однако реальность смерти Мурана была с ним в этом не согласна. Прекрасный командир никогда не допустил бы смерти подчиненного на несанкционированной миссии, не поставил бы всех под удар.
С одной стороны, если бы не эта миссия, По не оказался бы в Сопротивлении. С другой стороны, никакой шанс попасть в Сопротивление не стоит жизни хорошего товарища. Кого-то, с кем прошел целую войну, с кем выжил.
По шел в Сопротивление мстить Первому Ордену, и что из этого получилось?
— Мерз...я и вы...га...щая изнутри.
Он поднимается с места. Не хотел ведь об этом говорить, думал придержать язык, но нет — если что у него и получается плохо, так это придерживать рвущиеся из глотки слова. Это бывает полезно в моменты напряжения, когда тебя ставит на колени какой-нибудь магистр Рен, и ты думаешь прощаться с жизнью, и тогда рвущиеся наружу слова — возможно, последние — это здорово. Но сейчас По не уверен, что это полезно. То, за чем он пришел, он получил, все остальное — лишние попытки лезть в душу кому-то, кого он даже толком не знает.
[icon]https://i.postimg.cc/sDzHP2Qk/apathy-poe.jpg[/icon]
В ее семье говорят чуть иначе. Говорят: «Месть — неприбыльное дело». Может, слишком практично для Гаталенты, но по сути правильно. В мести нет прибыли: она устроена так, что все, что получаешь, все свои силы, время, ресурсы, немедленно сжигаешь ради мести. Но месть — это всегда битва с прошлым, и даже когда битву получается выиграть, войну — нет. Отдав все, ты все равно остаешься с пустотой на место того, что потеряла в прошлом. Никакая месть эту пустоту не восполнит.
С другой стороны, Холдо ничего и не собирается восполнять. Наоборот: она хочет выплеснуть клубящийся внутри гнев на кого-то, кто того стоит. Потому что иначе он останется в ней навсегда, а с ним она что-то иное. Темный двойник, тульпа, копия, которая выглядит, как она, но на самом деле совсем другой человек. Никто не знает об этом, и никто и не должен узнать. Она со всем разберется быстрее, чем это станет проблемой, и гнев выплеснется и изменит ее решения, способ мыслить, привычку чувствовать.
Если только она не ошибается. Если только новая она не питается гневом.
В любом случае.
Никто не знает, и никто и не должен узнать. Тем более По.
— Как я и сказала, — бросает Холдо в ответ. — Те, кто не уверен, или уже выжжен местью дотла, или считает, что причины разобраться с проблемой, которая существует во многом из-за действий Сопротивления и, прежде, Восстания, важнее, чем сама проблема — могут остаться. Вас это касается тоже.
Но только он нужен ей. Он хороший пилот — наверное. Ей важнее, что он хороший командир. Она не сомневалась ни минуты, когда отдала ему командовать бомбардировщиками, и потому полностью сконцентрировалась только на защите корабля, который не был готов к подобной битве. Они пострадали в разы меньше, чем могли бы, и в этом столько же его заслуги, сколько и ее.
Ей нужен кто-то, в кого можно безоговорочно верить.
Кто-то, кто сможет занять ее место, если что-то пойдет не так.
Потому она говорит еще:
— Это не месть. Не беспокойтесь об этом. У меня в семье не верят в месть. Разумные из рода Холдо не мстят. Мы просто не совершаем одну и ту же ошибку дважды.
Стоит вице-адмиралу сказать это колкое «как я и сказала», как По весь подбирается, чуть вскидывает подбородок, чуть щурит глаза. У него недостаточно энергии для непослушания, для открытого противостояния, но некоторые вещи, некоторое поведение слишком привычно — настолько, что проявляется даже в его нынешнем состоянии. По смотрит на вице-адмирала внимательно, и бесконечная усталость последних дней мешается в его взгляде с настороженностью.
Эмилин Холдо знает, что вот это, что она — его единственный шанс на полеты. Она знает, что он не останется. И все равно говорит об этом так, словно это реальный вариант исхода событий. Словно у По есть выбор.
Она заканчивает говорить, и он всё молчит. Ищет в себе не то подходящие слова, не то достаточно сил, чтобы сказать их. Чего По не ожидает, это того, что вице-адмирал решит сказать ему что-то еще. От неожиданности он даже чуть отклоняется назад, словно ожидает, что она бросится на него с кулаками. Она, конечно, не бросится. Это непохоже на любимые гаталентские традиции. Слишком банально и предсказуемо.
По ударяет кончиками пальцев по столешнице несколько раз, смотрит в сторону. Потом качает головой, фыркает, вновь возвращается взглядом к вице-адмиралу. Казалось бы, с потерей глаза в ней должно было стать чуть меньше нее — буквально, — но вместо этого ее становится как-то больше. Или она просто волнует его теперь больше. Крифф разберет. По качает головой еще и идет к выходу из комнаты. Только у самой двери поворачивается, уже открыв ее, и говорит:
— Над...сь, ва... н...вая ош...ка не ...дет ст...ть вам втор...о гл...а, мэм.
Не мстят, как же. Еще несколько секунд По молча смотрит на нее — на лицо с одним закрытым глазом, на волосы цветные, на платье. Потом выходит.
[icon]https://i.postimg.cc/sDzHP2Qk/apathy-poe.jpg[/icon]
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Таймлайн ABY » [10.VI.34 ABY] Sadness of the trees losing their leaves
