он лучше нас

он лучше тебя

а если бы ты, ведж? ты знаешь ответ, он живет в твоем сердце и разлит в воздухе, ты - ответ.
тай-ко - улыбка и сложить губы для поцелуя, ты помнишь эти поцелуи, ведж?

или

не хочешь
помнить

его руки в твоих руках но сейчас сквозь пальцы - песок, сквозь пальцы - надежда.
ты не веришь себе, но ему - всегда.

всегда, ведж?

нет

н е т

да

они говорят - слишком заносчив, они выдыхают - ублюдок,
а он смотрит.
и его взгляд говорит - ты лучший.
в его зрачках ты видишь - ты достоин.
[достоин]
[взгляд этот высечен на сердце]
[повторяешь д о с т о и н]
в его глазах звезды всей вселенной, а ты здесь, и на руках твоих кандалы, и ты обречен
кого еще ты предал

[кроме
себя]

Корран Хорн терпеть не может разговоров о шансах.
Он знает как пережить Лусанкию, как летать в крестокрыле, быть известным джедаем, а также героем этой самой Новой Республики. Он знает, как совладать с общественным мнением, победить могущественную Снежную Королеву и опытного военачальника-чисса, а также жить после того, как смысл потерялся где-то между Войной за бакту и компанией Трауна.
А еще он знает, что Йелла Вессири-уже-давно-Антиллес никогда не даст понять, что помнит об этих нескольких якобы случайных прикосновениях-улыбках.     
Ибо уже и не сможет.
Ибо от Йеллы остались лишь воспоминания.
Но зато помнит — слишком хорошо помнит — он. И когда ослепительно юная Мири Антиллес на своем дне рождении крепко хватает «дядю Хорна» за локоть, чтобы расспросить его подробнее о Разбойной эскадрилье или бытии агентом КорБеза он думает, что это неспроста. От неё пахнет солнцем, упрямством, приключениями и умом; а еще у неё такие же глаза. И когда он — чисто случайно, конечно — называет её Йеллой, она его не поправляет.   
Как любой кореллианец, Корран Хорн терпеть не может разговоров о шансах.
И знает, что свой он теперь не упустит. 

Он с самого начала знал, как все будет.

Он из КорБеза, он сын своего отца, он лучший во всем, за что берется. Он будет лучшим и здесь, должен быть лучшим. Но только вдруг появился Тайко - и все меняется. в Тайко есть легкость и рост, каких никогда не будет у него. При нем сложно не чувствовать, как все тянется вверх, чтобы хотя бы казалось, что они наравне. Тайко делает вещи, которые он не смог бы - не сможет - никогда.
Корран не обращает на это внимания. Сначала.
Это неважно, Тайко неважен.
Он должен быть лучшим.

тогда, возможно, Тайко тоже увидит его

Остальные не видят. Почему? Потому что не знают, куда смотреть? Потому что он слишком часто ищет Тайко взглядом? Корран сразу замечает, что что-то не так, и замечает, что Ведж знает об этом, видит, как пытается все скрыть. Почему? Потому что не хочет, чтобы другие знали? Потому что пока это только их тайна, у него есть власть над Тайко?
Можно ли забрать эту власть? Не то, чтобы он хотел.

можно ее забрать?

Его приводят и уводят. Строгий равнодушный конвой по обе стороны от Тайко. Когда Корран видит это, он каждый раз чувствует, что вернулся домой. Так приводили и уводили контрабандистов на допросы. Конвой держится ровно,  как должен. Они тут хорошо вышколены. Корран почти жалеет, что это так, иначе он знал бы больше. Ему кажется, это его долг - знать больше.

Ему кажется, это его долг - знать больше

Знать больше освободить его от власти Веджа, если Тайко безопасен. Защитить других, если опасен. Защитить всех, заменив конвой, потому что Корран лучше конвоя, Веджа, их всех, он ведь сын своего отца, он из КорБеза, кто справится с Тайко лучше, чем он?

он так достоен так хочет должен быть рядом

В этом не было ничего такого.		Все казалось шуткой.
	Сначала.	хотя не было ей	Сначала.

Крестокрылов не хватало, и кому-то все равно пришлось бы потесниться - не бросать же своего. Выбирали недолго: юный Гарик наверняка бы уместился в кабине с изящным [щуплым, говорили девушки, обиженные тем, как он не обращает на них внимания] Уэсом.

- Ты же не боишься?
- Я сидел на коленях у Снежной королевы, чего мне бояться?

- [я не такой холодный, как она]	- Я буду вести крестокрыл осторожно.
- Я послежу за твоими приборами	- [чтобы подольше не отпускать меня?]

Их разделяет возраст, звания, опыт, количество боев и увиденных смертей.

Их объединяет то, как мало вокруг любви, как много вокруг галактики, как никто не услышит, потому что они никогда не расскажут об этом

У Э С

Молчит о том, как сначала их потряхивает, но потом двигается Гарик - сам, потому что хочет так. Он молчит о том, как не убирает руку, которой придерживал его за живот, и как Гарик не сбрасывает ее, а, послушно прижимается, все ближе, все теснее. В кабине не тесно - тесно в форме, которую хочется сбросить. [говорят когда-то формой Империи были широкие шаровары и Уэс впервые в жизни жалеет, что он не имперец тех времен] Он молчит о том, что они летят в разы медленнее, чем могли бы. О том, что ему жаль, что они не смогут лететь так вечно. Молчит, потому что не знает, так ли чувствует Гарик.

Когда они прилетают, это все еще похоже на шутку. Остальные уже разошлись, но вечером все подшучивают об этом полете, о том, на чьих коленях Гарику было удобнее, о том, что Уэсу стоит бы раздобыть еще один крестокрыл - им ведь скоро лететь назад.

Молчит о том, как это было. О том, как он почти плавился от жара, который шел от Уэса, как вжимался в него, хотя места было много. Как чувствовал на себе его пальцы. [как следы от них и сейчас есть на его коже, как подпись, как замок от сердца, открыть который можно открыть отпечатками правильных пальцев] Как то, что он Мордашка, не имело значения, потому что он нужен был Уэсу весь, сразу - так же, как Уэс был нужен ему. Как он хотел, чтобы этот полет не заканчивался. Как во сне видел дорогу домой

Г А Р И К

Достать новый крестокрыл не так уж легко, никто не ждал, что Уэс сделает это. Никто не удивился, что он не смог. Странно было только как долго он проверял все перед вылетом - все уже улетели, а Гарик все бродил по ангару, пока последний крестокрыл не скрылся, и Уэс вдруг не повернулся к нему. Они смотрели друг на друга и молчали.

Они летели на базу очень долго.
Только один задержавшийся за работой механик рассказывал потом, что все был как-то странно. Гарик сидел на коленях у Уэса, да, в этом ничего странного не было. Но он сидел к Уэсу лицом.
Но у обоих комбинезоны были застегнуты кое-как.

	Они улыбались. Оба.
		Наверное, просто какая-то шутка хотя это была не она

Когда после Лусанкии Тайко - тень его - приходит в себя, он вспоминает одно имя:

беспокойно Уэс должен был полететь к Звезде смерти. Обычно он шутит, но теперь не смеется. Заболел, пропустил – выжил. Никогда не простит себе этого. Он пьян, когда говорит это: Тайко чувствует его лум на своих губах. Наутро никто из них не вспоминает об этом.

ждут Хобби смеется: "На самом деле все еще хуже". Нужно спросить, и Тайко уже знает ответ. Хуже потому, что это не просто секс. У Хобби так уже было с Бриггсом – и где он теперь? У Тайко так было с Нийестрой – хотя у них до секса даже не дошло – и где она теперь? Он не спрашивает.

Важные Люк легко проникает в душу, приятно - в тело. Первое понятно сразу, о другом он мучительно думает, когда засыпает, просыпается, стоит в душе, в раздевалке - всегда. Люк понимает и отвечает. Его нежность - то, что склеивает сердце Тайко в первые месяцы. О большем он не может просить.

Нийестра мертва.  Все мертвы, и на их могилы нельзя прийти: они кружатся в воздухе. Внутри Тайко тоже кружат развалины, он это прячет, но некоторые видят. Некоторым не все равно. Он думает, что уже никогда не полюбит, но ошибается.

рядом Винтер ничего не узнает об этом.

всегда Ведж знает, как это - терять любимую, но больше они не похожи ничем. Почему они сдружились так быстро и так крепко? Тайко знает и долго время думает, что Ведж чувствует так же. Но когда он вернется, его место в сердце Веджа займет Хорн. Тайко отойдет в сторону. Он хороший друг.

были Сунтир появляется в жизни снова – вдруг. "Теперь ты уже не мой курсант", - говорит он. "Теперь ты женат", – отвечает Тайко. Они оба улыбаются. Сунтир скоро сбежит снова, но все время, пока он с ними, оба они очень мало спят.

Жарко.

Хорну жарко, когда он смотрит на Тайко. На свободную — слишком свободную — майку (под которой нет ничего — он помнит), на завязанную на поясе ветровку и короткие шорты. У Тайко тонкие щиколотки — как удобно они ложатся на его плечи — и запястья, и шея, и кожа; на шее, под линией волос, он видит капельки пота. Представляет — уткнуться лицом ей в спину, между острых лопаток, прихватить зубами загривок.
Он проводит рукой по лицу и заставляет себя встряхнуться. Потом.

Веджу жарко, когда он думает о Тайко — и о взглядах, которые бросает на неё Хорн.
О ее руках, таких белых в руках Хорна — или в его собственных; о своей майке на ней, под которой нет ничего. О том, как сладко Тайко выгибается, если обнять ее со спины, прихватывая зубами плечо, прижимая к себе, и запустить руку под слишком большую ей футболку — или рубашку, или что там попалось ей под руку утром (ночью? Неважно).
Ведж выдыхает, потирая переносицу, и прикрывает глаза. Не время.

Тайко жарко.
Палит солнце, и укрыться от него невозможно. Она падает в гамак, потягиваясь, и лениво отталкивается ногой от земли. Сбрасывает сандали и закидывает руки за голову. Сквозь яркую зелень крон проглядывают тонкие ветки — Тайко любит эти цвета.
Им жарко.
Но она подумает об этом позже.