— Сейчас что-то будет, — Анук, однако, не уточняет, о чем или о ком она говорит, как не замечает и того, что произнесла эти слова вслух. Ее одолевают десятки мыслей разной степени паршивости и она, признаться честно, боится идти дальше. Она боится увидеть не своего ершистого, но всё равно любимого ученика, а его безжизненную оболочку, до отказа напичканную препаратами; ей страшно даже представить, с какими увечьями — и не столько физическими, сколько моральными — пришлось столкнуться Арамилу пока Анук то вытаскивала одного из неприятностей, то другого, то болталась между жизнью и смертью, но ко второй поближе. Ноги Рен становятся ватными, голова наливается свинцом, но Анук всё равно идет рядом с магистром за испуганным ученым. Он не привык стоять в одном лифте с двумя раздраженными форсюзерами, один из которых знаменит своим буйным нравом и ненавистью к панелям, ему не по себе идти по длинным коридорам, освещенным бледным безжизненным светом, когда эти двое за спиной, ему уже не так сильно нравится эта работа. Возможно, он даже подумывает о том, чтобы проставиться коллегам, если выживет сегодня.

Анук, полностью увлеченная своими проблемами, не обращает внимания на эмоциональный фон их сопровождающего, но всё равно замечает, какая у того дерганная походка. В ее движениях скорее всего тоже проглядывается напряжение. Оно и не удивительно, у Анук неприятно пульсирует в висках, раскалывается голова и опять дают о себе недавние раны. Всё-таки рано она ушла от медиков, теперь придется справляться с последствиями не в тишине медотсека да в компании дроида, а в полевых условиях. Достав из кармана таблетки, которыми Анук снабдил Аарон, она быстро проглотила одну, затем, подумав пару секунд, съела еще парочку и убирала  коробочку назад. В мысли невольно ворвался Хакс со своей отсутствующей ногой, но Рен его отогнала, сейчас не до него.

Сопровождающий тем временем остановился перед одной из десятков, а то и сотен дверей. Негромко откашлявшись, он неуверенно повернулась к Кайло и Анук.

— Мы пришли, — он ввел код и отошел в сторону, пропуская форсюзеров в комнату. — Я буду рядом, постучите когда закончите и я провожу вас.. назад.

Вздохнув, Анук вошла внутрь.

Она не ожидала теплого приема и всерьез засомневалась бы в психическом здоровье Арамила, реши он броситься ей на шею с воплями радостями, но чтобы так.. Гнев, с которым Анук ворвалась к Кайло часами ранее, который одолевал во время разговора с Бретфором и который наконец стих во время пути к ученику, вспыхнул вновь. Ярко. Безудержно. Рен, уже исчерпавшая все свои ресурсы, даже не пыталась скрыть своей ярости. Она сжала руки в кулаки, ее лицо перекосило.

— Ты будешь аколитом, даже если умрешь и могу это устроить прямо сейчас, — Анук даже делает шаг навстречу миралуке, но останавливается. Где-то там за болезненными пульсациями в висках, которые таблетки почему-то никак не утихомирят, мелькает здравый смысл. Он скромно напоминает, что если Анук сейчас убьет Арамила, то это навсегда и взаправду. И никто больше не будет выводить из себя так сильно и умело, как это делает миралука.

Никуда они не проваливают, потому что как известно, кто рыцарю слово поперёк сказал — сам скоро куда-нибудь провалит. Хорошо, если в медотсек. А то ведь можно и дальше. Арамил вдруг вспоминает, как Анук порезала других аколитов. Но это воспоминание совершенно его не останавливает, потому что для этого он слишком зол. Быстро вскочить с постели у него не получается, но Арамил все равно встает, сжимая кулаки, и пьянящая, густая Сила наполняет его, кажется, до самых кончиков пальцев. Если бы он только умел ею пользоваться. Даже магистр не пугает его сейчас так, как мог бы. В стенах НК ПО он кажется обычным человеком. Влиятельным. Но обычным. Бретфор пугает Арамила куда больше — но это, может, только сейчас и только потому, что голос у магистра сухой, спокойный.

— Да? А чья тогда, твоя? — резко бросает Арамил, на мгновение поворачивая безглазое лицо в сторону магистра.

Его вообще на месте не было, когда Арамила забирали сюда. Что он мог сделать? Но разве не в этом и проблема? Магистр должен был быть на месте, должен был что-то сказать. Неужели ему настолько все равно, что происходит с его подопечными? Арамил слышал разное про него — и про панели, и про силу, и про неуравновешенность, и про странные выборы порой, но ничего из этого не предупредило его о том, что рыцари вот так запросто бросят его на произвол судьбы.

Арамил вновь поворачивает лицо к Анук, безошибочно находя ее по ауре. Она злится, и злится сильно. И хорошо! Пускай злится! Арамил не знает, затопляет ли ее при этом тем же пьянящим чувством, что и его, но если да — это должно быть почти приятно. Он бы, например, с удовольствием что-то сломал. Или кого-то. Но только ему не дадут, а за дебош в камере можно и получить. Или, вернее, не получить — не получить новые вещи взамен сломанных. Это он тоже достаточно быстро узнал.

Арамил раскидывает руки в разные стороны и прокручивается на месте. В своей монотонной, безликой одежде подопытного он выглядит несколько смешно, но вместе с тем и как-то жалко, словно чем-то смертельно болен. 

— Вот! Я в полном порядке! Посмотрела? — с вызовом бросает он и подступает ближе к ней. Руки вновь сами собой сжимаются в кулаки. Кажется, все его тело вибрирует от неприкрытой ярости и обиды. — В отличие от того парня, я не сдох, вопреки всем вашим стараниям. И не планирую подыхать. И даже — как это зовется? Товарный вид не потерял, во. Довольны? Или в зубы еще посмотрите?

Арамил щерится в неприятной усмешке, и в нём таком с трудом можно узнать ершистого, но куда более мягкого Дженди родом с Гиндина. Это будто кто-то другой, надевший его лицо. В мальчишке с Гиндина не поместилось бы столько злости, мальчишка с Гиндина попридержал бы язык, если бы к нему пришли навестить, мальчишка с Гиндина говорил бы уважительнее. Что-то сдвинулось в нём за это время в Ордене, за время в Научном Корпусе — и не в лучшую сторону.

Анук выговорилась, сделала шаг назад и тяжело вздохнула. Кровь всё также стучала в висках, боль даже под напором нескольких таблеток обезболивающего не спешила стихать, а ярость и обида во всю клокотали в груди. Но теперь, когда столько слов было сказано, Анук не думала о том, как бы уничтожить всё вокруг.

Она поддалась обуревавшим ее эмоциям, высказала всё, что болело и стало чуть легче. Мысли стали яснее.

— Что? — Удивленно и совсем негромко спросила Рен, отрывая взгляд от скудной мебели и возвращая его к Арамилу. Она была удивлена, ведь искренне полагала, что ученик продолжит распаляться и злиться всё сильнее и сильнее, но.. нет. Его запал практически угас, мальчик поменялся на глазах, а Анук, не отрывающая от него взгляда и совершенно не понимающая какие именно слова смогли так хорошо отрезвить миралуку, молчала. Она не смотрела на Кайло, почти не двигалась, но ждала, когда он уйдет и дверь закроется за магистром. Эти секунды ожидания, казались, затянулись на целую вечность.

Но вот он ушел, оставив ершистого подростка и Анук, которая, очевидно, не такой хороший и мудрый наставник, как ей казалось раньше, наедине. Первым нарушил напряженное молчание Арамил и Рен ни за что не признается даже себе, но она была благодарна ему за этот шаг.

Вслед за миралукой постепенно успокоилась и Анук. Словно в этой жуткой комнатушке прошел тропический ливень, потушивший бушующее пламя. Рен шумно и тяжело вздохнула, потерла виски и облокотилась о небольшую тумбу у кровати. Теперь, когда алая пелена не застилает глаза, она рассматривала своего ученика: его простую одежду, взъерошенные волосы, причудливыми вихрами падающие на лоб, черты лица. Перед ней сидел всё тот же миралука, однако в глубине души казалось, что он был иным. Анук не может объяснить себе это явление, не может найти в Арамиле именно то, что могло измениться, а потому пока откладывает это открытие в долгий ящик.

— Я бы никогда так не поступила с тобой.

Прозвучало так, словно Анук не закончила и сейчас она скажет что-нибудь еще. Например, напомнит Арамилу, что он ее ученик, а также честно признается, что вкладывает в него знания не забавы ради, а чтобы он стал сильным форсюзером и помог Первому Ордену в достижении целей. А еще она расскажет о двух перспективных аколитах, погибших на заданиях от Научного Корпуса. И, конечно, она попытается как-нибудь оправдаться перед ним.

Однако Анук не произнесла ни слова. Она почти бесшумно села на кровать рядом с миралукой, чуть подалась вперед, упираясь локтями о ноги, и устало потерла виски правой рукой. Сколько всего навалилось и как тяжело это разгребать, но Анук держится. В конце концов, она должна вести Арамила за собой и наставлять его, давать ему мудрые советы, а не выговаривать ему о своих проблемах и ждать поддержки.

— Что за штуку они тестировали? — Слова ученика всерьез обеспокоили ее. Страх, выбравшись из глубин, крепко сжал сердце Анук. — И как умер другой подопытный?

«Криффовы ублюдки».

Желание забрать с собой Арамила и оставить после себя лишь пепелище вместо Научного Корпуса сильно как никогда.

Даже сквозь вихрь обуреваемых эмоций Анук чувствует как испуган Арамил. Он не понимает почему он здесь, за что с ним так поступают, почему не забирают. На самом деле Рен и сама мало что понимает. А еще ей страшно. От одной мысли, что на месте погибшего подопытного мог быть Арамил, не по себе.

Анук раньше и не задумывалась о том, что в любой момент может потерять ученика. Она не носила розовых очков и понимала в насколько жестоком мире живет, однако смерть миралуки никак не укладывалась в ее мироощущение. Он же еще даже не вылетает на задания, его жизнь на базе Рен должна быть в безопасности. Но это, выходит, не так.

Сидя рядом с Арамилом и поглядывая на него, Анук внимательно вслушивалась в каждое его слово о жутком изобретении. Происходящее в этих стенах в общем и с учеником в частности, мягко говоря, напрягало. По спине бежал противный холодок. Каждое биение сердца шло рука об руку с головной болью. И вопросами.

Удар. — Боль в висках. — С этой дрянью можно контролировать любого форсюзера?

Удар. — Боль в висках. — Что за криффово дерьмо?

Удар. — Боль в висках. — Верховный Лидер знает об этом?

Удар. — Боль в висках. — Уже завтра мы все станем подопытными кроликами?

Поток вопросов обрывается короткой мыслью, что надо бы поддержать Арамила. Он оказался в очень неприятной и непростой ситуации, ему тяжелее. Анук, правда, медлит. Она не уверена, что миралуке нужна поддержка от непутевого учителя, неделями не появляющегося на базе Рен. Однако Анук всё же решается и аккуратно, немного неловко касается плеча Арамила.

Ей хочется немного успокоить подростка и смягчить ситуацию, сказав о том, что пока рано делать однозначные выводы и вообще всё будет хорошо, но пульсирующая боль достигает своего пика, чем портит планы.

Чуть вздрогнув, Рен убирает руку с плеча ученика и начинает тереть пальцами виски, как будто упрашивая головную боль стихнуть, но она не слушается. Анук теряет прежнюю мысль, тяжело вздыхает и произносит то, что давно вертится у нее на языке.

— Они уже используют ее на нас. Ты же здесь.

Пару долгих секунд Анук молчит, подбирая слова.

— И я.., — она вздыхает, бросает любые попытки казаться уверенным в завтрашнем дне человеком. — Я не знаю.., — Рен снова растирает виски, — я не знаю зачем создали эту дрянь и как.. на ком будут применять. Но я вытащу тебя отсюда.

«Лишь бы не стало слишком поздно, не хочу забирать труп.»