Ура! Нам 8 (ВОСЕМЬ!) лет! Давайте поздравлять друг друга и играть в фанты! (А ещё ищите свои цитаты в шапке - мы собрали там всех :))
Ищем самого спокойного и терпимого рыцаря Рен в этом безумном мире
Ищем медицинское светило, строгого медика, способного собрать мясной конструктор под названием “человек” и снова отправить его на работу.
Ищем самого отбитого мудака по мнению отбитых мудаков для Джин Эрсо.
Ищем подрастающее имперское солнышко, которое светит, но не всем.
Ищем генерала Дэвитса Дравена, командира самой задорной разведки в этой Галактике.
Ищем талантливого ученика и личную головную боль Магистра Рен.
Ищем генерала разведки, командира самой отбитой эскадрильи эвер, гениального актера, зловредного пирата и заботливого мужа в одной упаковке.
Ищем По Дэмерона, чтобы прыгнуть в крестокрыл и что-нибудь взорвать.
Ищем лучшего моффа Империи, по совместительству самую жизнерадостную сладкую булочку в галактике.
Ищем левую руку мастера Иблиса, самый серьёзный аргумент для агрессивных переговоров.
Ищем имперского аса и бывшую Руку Императора, которая дотянулась до настоящего.
Ищем сына маминой подруги, вгоняет в комплекс неполноценности без регистрации и смс.
Ищем майора КорБеза, главного по агрессивным переговорам с пиратами, контрабандистами и прочими антигосударственными элементами.
...он сделает так, как правильно. Не с точки зрения Совета, учителя, Силы и чего угодно еще в этой галактике. Просто — правильно. Без всяких точек зрения.
...ну что там может напугать, если на другой чаше весов был человек, ценность которого не могла выражаться ничем, кроме беззаветной любви?
— Ну чего... — смутился клон. — Я не думал, что так шарахнет...
Выудив из кармана листок флимси, на котором он производил расчёты, Нексу несколько секунд таращился в цифры, а потом радостно продемонстрировал напарнику:
— Вот! Запятую не там поставил.
Он тот, кто предал своих родных, кто переметнулся на вражескую сторону. И он теперь тот, кто убил своего собственного отца. Рука не дрогнула в тот момент. Кайло уверял себя, что все делает правильно. Слишком больно стало многим позже.
Дела, оставленные Кайло, походили на лабиринт, где за каждым поворотом, за каждой дверью скрывались новые трудности, о существовании которых в былые годы рыцарства Анук даже и не догадывалась.
Ловушка должна была закрыться, крючок – разворотить чужие дёсны, намертво привязывая к Доминиону. Их невозможно обмануть и обыграть. Невозможно предать до конца.
Ей бы хотелось не помнить. Вообще не помнить никого из них. Не запоминать. Не вспоминать. Испытывать профессиональное равнодушие.
Но она не закончила Академию, она не умеет испытывать профессиональное равнодушие, у нее даже зачёта не было по такому предмету, не то что экзамена.
— Ты ошибаешься в одном, Уэс. Ты не помешал ему, но ты так и не сдался. Даже когда казалось, что это бесполезно, ты показывал ему, что тебя нельзя сломать просто так. Иногда… Иногда драться до последнего – это все, что мы можем, и в этом единственная наша задача.
Там, где их держали, было тесно, но хуже того – там было темно. Не теснее, чем в стандартной каюте, а за свою жизнь в каких только каютах он не ютился. Но это другое. Помещение, из которого ты можешь выйти, и помещение, из которого ты выйти не можешь, по-разному тесные. И особенно – по-разному тёмные.
— Меня только расстраивает, на какое время выпал этот звёздный час. Когда столько разумных ушло из флота, не будет ли это предательством, если я вот так возьму и брошу своих?
Не бросит вообще-то, они с Разбойной формально даже в одном подчинении – у генерала Органы. Но внутри сейчас это ощущается как «бросит», и Каре хочется услышать какие-то слова, опровергающие это ощущение.
Лучше бы от своих, но для начала хотя бы от полковника.
Да и, в конце концов, истинные намерения одного пирата в отношении другого пирата — не то, что имеет смысл уточнять. Сегодня они готовы пристрелить друг друга, завтра — удачно договорятся и сядут вместе пить.
Я хотел познакомиться с самим собой. Узнать, что я-то о себе думаю. Невозможно понять, кто ты, когда смотришь на себя чужими глазами. Сначала нужно вытряхнуть этот мусор из головы. А когда сам с собой познакомишься, тогда и сможешь решить, какое место в этом мире твое. Только его еще придется занять.
Сколько раз она слышала эту дешёвую риторику, сводящуюся на самом деле к одному и тому же — «мы убиваем во имя добра, а все остальные — во имя зла». Мы убиваем, потому что у нас нет другого выхода, не мы такие — жизнь такая, а вот все остальные — беспринципные сволочи, которым убить разумного — что два пальца обсморкать, чистое удовольствие.
В готовый, но ещё не написанный рапорт о вражеской активности в секторе тянет добавить замечание «поведение имперцев говорило о том, что их оставили без увольнительной на выходные. Это также может являться признаком...».
Джин не смотрит ему в спину, она смотрит на место, где он стоял еще минуту назад, — так, словно она просто не успевает смотреть ему вслед.
Лея уже видела, на что он способен, и понимала, настоящей Силы она еще не видела. Эта мысль… зачаровывала. Влекла. Как влечет бездонная пропасть или хищное животное, замершее на расстоянии вытянутой руки, выжидающее, готовое к нападению.
Как удивительно слова могут в одно мгновение сделать всё очень маленьким и незначительным, заключив целый океан в одну маленькую солёную капельку, или, наоборот, превратить какую-то сущую крошку по меньшей мере — в булыжник...
Правда, если достигнуть некоторой степени паранойи, смешав в коктейль с каким-то хитрым маразмом, можно начать подозревать в каждом нищем на улице хорошо замаскированного генерала разведки.
Эта светлая зелень глаз может показаться кому-то даже игривой, манко искрящейся, но на самом деле — это как засунуть голову в дуло турболазера.
Правда, получилось так, что прежде чем пройтись улицами неведомых городов и поселений или сесть на набережную у моря с непроизносимым названием под небом какого-то необыкновенного цвета, нужно было много, много раз ловить цели в рамку прицела.
— Знаешь же теорию о том, что после прохождения определенной точки существования система может только деградировать? — спрашивает Уэс как будто бы совершенно без контекста. — Иногда мне кажется, что мы просто живём слишком долго, дольше, чем должны были, и вот теперь прошли точку, когда дальше все может только сыпаться.
Кореллианская лётчица в имперской армии Шара Бэй была слишком слабая и умерла.
Имперка Шара Бэй такой глупости решила себе не позволять.
— Но вы ведь сказали, что считаете жизнь разумных ценностью. Даже рискуете собой и своей карьерой, чтобы спасти меня, хотя видите меня впервые в жизни. А сами помогаете убивать.
Осталась в нем с юности некая капелька того, прежнего Скайуокера, который, как любой мальчишка, получал удовольствие от чужого восхищения собственными выходками.
– Многие верят в свободу только до тех пор, пока не станет жарко. А когда пахнет настоящим выбором, драться за нее или подчиниться… большинство выбирает не драться.
— Ну… неправильно и глупо, когда отец есть, и он тебя не знает, а ты его не знаешь. Это как… — он помолчал, стараясь перевести на человеческий язык свои ощущения. – Ну вот видишь перед собой некую структуру и понимаешь, что в одном месте узел собран неправильно, и работать не будет. Или ошибка в формуле. Вот я и исправил.
Кракен искренне верил в то, что все они — винтики одного механизма и не существует «слишком малого» вклада в общее дело, всё машина Восстания функционирует благодаря этим вот мелочам.
— Непременно напишу, — серьёзно отвечает она и говорит чистейшую правду, потому что у неё минимум сто восемьдесят изящных формулировок для каждого генеральского рявка от «не любите мне мозги» до «двести хаттов тебе в...» (пункт назначения варьируется в зависимости от степени генеральского раздражения).
Минутой раньше, минутой позже — не так важно, когда они умрут, если умрут. Гораздо важнее попытаться сделать хоть что-то — просто ждать смерти Кесу… не нравится.
— Что-то с Центром? – вдруг догадывается он. Почему еще штурм-коммандос могут прятаться на Корусанте по каким-то норам?.. – Планета захвачена? КЕМ?!
— Я верю в свободу.
И тут совершенно не врёт. Свобода действительно была её верой и культом. Правда, вместе с твёрдым убеждением, что твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого.
— И в то, что легко она не даётся. Остальное...Остальное, мне кажется, нюансы.
Проблема в том, что когда мистрисс Антиллес не думает, она начинает говорить, а это как всегда её слабое звено.
Star Wars Medley |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Star Wars Medley » Незавершенные эпизоды » Архив » [26.II.17 AFE] С вещами на выход
пилот
когда войдёшь не надо сразу
мол всё говно все мудаки
сначала оглядись освойся
шепнул мне ангел у ворот © Arhistratig
Davits Draven, Shara Bey
Время: позднее утро
Место: база чандрильского Восстания
Описание: Повстанческая деятельность — дело добровольное: либо вступай, либо расстреляем. И действительно, сколько можно держать уже эту имперку, притащенную главной головной болью разведки Восстания, когда личный состав в ребяток Со Герреры превращается?
Как и всегда, Кассиан вернулся с задания с гостинцами. В этот раз решил сбавить обороты и ограничиться всего-то имперской лётчицей. Наверное, это чтобы у Дэвитса был небольшой шанс отдохнуть от потрясений вроде имперских дроидов, которых Кассиан наоборот решил в этот раз потерять. Ну что же, если бы кто спросил Дэвитса Дравена, то обмен вышел вполне сносный: вряд ли на черном рынке за этого дроида дали больше кредитов, чем стоит одна имперская лётчица. Он не знал расценок, но предполагал, что сладить с лётчицей проще, чем с дроидом, одна неверная строчка кода в котором могла положить хозяину всю базу.
О происшествии утром Дэвитс узнал первым. Разговаривать с зачинщиками пошел Кракен, и лицо у него было такое, будто он готов был всех их поднять на орбиту и спустить в шлюз. Разумные всегда имели причины на то, что делали, пусть и не всегда догадывались об этом сами. Однако для повстанцев подобное поведение было непозволительно. Существовали враги, а существовали пленники, и пусть Дэвитс не понаслышке знал, что порой бывает с имперскими пленниками в Восстании, он также знал, чего с ними бывать не должно.
Камера была простая, с дверью, под которую можно было подсовывать поднос с едой. Хотя поднос с едой у Дэвитса был, подсовывать его никуда он не стал, только кивком велел охране открыть дверь. Обстановка внутри была аскетичной, но не живодёрской. Когда-то это был жилой блок, который они просто приспособили под другие нужды, когда такие нужды появились. Теперь тут жила Шара Бэй.
На подносе стоял мягкий стаканчик с водой, булочка, масло, сыр, какие-то фрукты, тарелка с сосикой и вареным яйцом. Не то, что приносили ей обычно: в этот раз завтрак для пленницы Дэвитс собрал лично. Примерно так же питались сами повстанцы, но это было малое утешение и бесполезная доброта. Он нашел место, куда поставить поднос, а после встал у дальней стены, облокотился спиной, засунув руки в карманы брюк. На Шару он смотрел прямо.
— Утром вышло нехорошо. Вам мои извинения и обещания наверняка неважны, но я всё равно скажу. Шара, так? Извините, Шара. Этого больше не повторится.
пилот
Завтрак она встретила недоуменным поднятием левой брови, а слова извинений легким равнодушным пожатием плеч.
— На месте ваших людей я бы вероятно тоже считала проживание пленницы бесполезной тратой ресурса.
Ну и показать наглядно кто здесь самый главный на деревне — важнейшая армейская задача, да и приятная заодно к тому же. Крепко же некоторым Галактическая Империя в печёнках застряла, ну не лично она же, Шара Бэй, младший лейтенант NA-433 в смысле — она, вроде, у местных еще никого не убила. Почти. И в тот раз все-таки не представлялась. И не только не убила, но даже по яйцам никому не врезала и ничего не сломала, как с согерреровцами.
Интересно кто этот её визави, которого охрана отнюдь не спешила выпроваживать? С другой стороны она и Рэма с Контрой так же не спешила выпроваживать, да и в случае с её внезапными ночными визитерами особо разгонять тоже никого не торопилась. Если бы не та механик, пожалуй всё могло окончится несколько более трагично.
Когда тебе за сорок — за чужие амбиции воевать не пойдешь. Даже за свои сильно подумаешь. Сколько там буянят эти ненормальные против всего имперского плохого? Лет пятнадцать? Чуть больше? В двадцать — да, еще можно мозги запудрить: двухтысячная делегация, свобода, равенство, братство, Император — галактическая редиска.
Завтрак опять же этот странный.
База мятежников за восстановление бывшей Республики. Перевалочный пункт для беглецов, отступников и дезертиров доброй воли кровавой борьбы за мир. Фрукты, сыр...она на разрушителе так даже не питалась. Вы покидаете спокойную жизнь, пристегнитесь, платформа отходит от поезда.
— А вы...?
— Но вы не на месте моих разумных.
Маленькая разница между «людьми» и «разумными» была еще одним поводом, почему многие шли в Восстание. Империя была удивительно человекоцентрична, и хотя Дэвитс тоже был человеком, свою жизнь он начинал во времена, когда люди были лишь одной из многих рас галактики, а не главенствующей. Нынешний порядок вещей для него был скорее противоестественным, пусть он и замечал его лишь в моменты, когда кто-то автоматически говорил «люди» там, где любой республиканец сказал бы «разумные». Однако осуждать Шару за это не было особого смысла, да и Дэвитс пришел сюда не за этим. И не затем, чтобы представляться. Даже не затем, чтобы долго и пространно рассуждать о том, как неправы были разумные в его и не только его подчинении. Извинения были скорее делом чести, чем насущности; с тем же успехом Дэвитс мог почти что проигнорировать этот инцидент, попросту выговорив тем повстанцам, кто стал его причиной. Приходить сюда было необязательно, он ничего не был должен Шаре Бэй.
— Лучше скажите, на своем вы как считаете? Бесполезная трата ресурса?
пилот
Не на месте.
Да.
И вряд ли когда-нибудь на нем будет, если даже со стороны Империи посмотреть — Шара никогда не видела пленных; да и учитывая, что местные — обычные мятежники и сепары, а не вражины из соседней галактики или, хотя бы, Доминации чиссов, то вряд ли когда-нибудь вообще и увидит. Это по области ИСБ и разведки, а не обычной лётчицы от которой толку-то разве что куда-нибудь прыгнуть и чего-нибудь взорвать, чтобы жизнь медом не казалась.
Однако вопросик...
Если она скажет да, то из этой камеры она не выйдет, а у неё все-таки на эту жизнь были немножечко другие планы.
Но если она скажет нет, то от неё обязательно потребуют уточнить, почему она так считает. Найти ответ на этот вопрос оказалось ситхово сложно, и на поиск ответа явно надо было больше минуты.
— Не знаю... — наконец говорит она. — Кассиан, по-видимому, считает что нет, иначе я бы в вашей камере не сидела, а у Со Герреры продолжала бы гостить.
Вопрос был с подвохом, как же без этого. Дэвитс и сам бы затруднился ответить на такой сходу, но в этом и заключалась его ценность. Быстрых ответов ему было не нужно, ему были нужны такие, которые покажут, что за человек эта Шара. Что у нее на уме, пока она разглядывает четыре стены и существует в статусе пленницы. Пошатнули ли ее непробиваемое и гордое спокойствие утренние события. Всех ли из них она считает головорезами, безмозглыми радикалами и тупыми идеалистами, в лучшем случае, или только избранных.
— У Кассиана доброе сердце, а у Со — плохая репутация. Уверен, в ваших глазах у нас репутация не лучше, но изнутри Восстания мы различаем свои градации.
У Со и раньше-то репутация была сомнительного толка, а за последние пару недель он умудрился показать, что это были еще цветочки. Целая планета погибла от его рук, и всю ответственность за этот акт сопротивления глубоко заблуждающегося человека повесили на повстанцев. Всех. Везде. Даже тех, кто точно так же, как и остальная галактика, проснулся однажды и с ужасом узнал об этой новости. Однако Дэвитс был здесь не затем, чтобы обсуждать Со и его партизан. Ему была интересна Шара и то, как этот мир видела она. О Со он и так знал уже достаточно.
— Как вы думаете, что будет происходить с вами дальше?
пилот
— Вам бы своим ребяткам трудовую терапию бы устроить, — не скрывая язвительности посоветовала шара. Не всерьез, конечно, ибо где место её — пленницы, а где этого мужчины с усталыми глазами. — Заодно по ночам на всякое показание своей дружественности раньше срока гостям сил не останется, без задних ног дрыхнуть будут.
Вообще-то ей очень хотелось прокомментировать насчет градаций и сортов дерьма, но она осмотрительно решила в кои веки промолчать, чтобы не будить итак не спящих псов.
— Странный вопрос. Либо застрелят, задушат, скормят сарллакку, простите, я не знаю, как вы обходитесь с вражескими пилотами либо отпустят, ибо зачем я вам тут камеру занимать, — предельно честно ответила она. — Ничего интересного для вас я, младший лейтенант преобычной имперской эскадрильи, всё равно не знаю; пытать, чтобы отыграться за всё имперское, как я понимаю, вам сейчас лень, не досуг, а может и не по вашей части, — она вспомнила встревоженную тогда Контру и скептически хмыкнула: не по вашей, о конечно. — Я, конечно же, надеюсь на второй пункт. А то я оставила в тумбочке книгу «Нижний город» и если мои ребята об этом узнают, они мне жизни даже в Силе не дадут. Значит для того, чтобы уничтожить улики и спасти себя от вечного позора, мне нужно во что бы то ни стало вернуться обратно.
Шара не врала, но и не говорила всей правды. Конечно для возврата у неё были причины побольше и важнее, чем дурацкие романчики и тревоги о своей репутации, но говорить о них не имело смысла.
«Нижний город» был обычным бульварным романом про ВНЕЗАПНУЮ любовь штурмовика и террористки. Чушь полная, кто еще в это поверит, но сюжет у автора оказался весьма увлекательным. Лишь бы и вправду не узнали — если выберется, стебать её будут до второго пришествия Валкориона.
— Вы тоже воевали с раннего возраста? — неожиданно для себя поинтересовалась Шара.
Легко было сказать, что Шара ничем не отличалась от многих других пленных имперцев, которых за свою карьеру в Восстании Дэвитс повидал достаточно, чтобы обзавестись устойчивыми стереотипами. Тем не менее, в каждом из них всегда была какая-то своя особенность, даже в самых на первый взгляд непримечательных. Разумеется, сделать сколько-нибудь надежные выводы по одному разговору было невозможно, да и не требовалось. Дэвитс не собирался делать с Шарой ничего нового в ближайшее время: хватало и других проблем. Из них пленная имперская летчица не была ни самой большой, ни главной. Это не отменяло того, что кое-какие выводы он все же делал здесь и сейчас. Например, о том, что Шара считала вариант того, что ее отпустят, возможным достаточно, чтобы озвучить. До нее в этой камере побывало немало тех, кто видел впереди одну лишь смерть, а потому вел себя совсем иначе.
Шара же пудрила ему мозги рассказами о какой-то книге, упоминала Силу, язвила про трудотерапию и вообще проявляла чудеса живости и стойкости духа. Такие люди, если его поверхностное суждение верно, не переманивались на чужую сторону так просто, с помощью нескольких удачно построенных разговоров и убедительных аргументов. Они либо переходили сами, либо оставались лояльными до конца, победного или нет. Это было не хорошо и не плохо, это был просто факт, который стоило учитывать при принятии дальнейших решений.
— Нет. Я учился в республиканской Академии и служил уже после нее. В моем раннем возрасте ничего не предвещало войн и нынешней жизни, ну или мне так казалось. До Войн клонов жизнь была другой. Спокойнее.
Дэвитс говорил ровно: все это было делом далекого прошлого, которое было не вернуть, даже если Восстание и декларировало такие цели. Восстановление Республики. Нет, нет, ушедшее ушло навсегда, и если на смену Империи было суждено прийти Республике — это будет уже какая-то новая, совсем другая сущность, чем та, которую так виртуозно отравил Палпатин. Пересказывать Шаре свою биографию Дэвитс не собирался, как и вести пространные беседы, поэтому прошел от стены к двери, но в последний момент обернулся на нее. Это был маленький жест, но, возможно, это будет полезно.
— Если у вас есть кто-то, кому вы хотели бы передать весточку, можете сказать мне сейчас. Вам занесут письменные принадлежности — напишете, мы отправим. Перед отправкой его прочтут, имейте в виду.
Вы здесь » Star Wars Medley » Незавершенные эпизоды » Архив » [26.II.17 AFE] С вещами на выход
