Пилот молчит.

Это первое, что Холдо узнала о ней. Что летчица внутри тайки молчала и не отзывалась, даже когда очевидно было, что это конец.

Чуть позже приходят результаты осмотра корабля. Связь была в порядке. Значит, она не хотела говорить. Или боялась. Или не могла. Корабль при этом хороший. Быстрый, ухоженный, дорогой. Это не какая-нибудь тихая разведческая операция. Не тренировочный полет. А что тогда?

Пока их добыче несли еду, Холдо пролистывала в уме своих знакомых в Осколке и их детей. Ребенок из хорошей семьи, который улизнул, забрав семейный — или даже свой — корабль немного полетать, но потерялся? Возможно, но такой ребенок не стал бы молчать. Такие дети хорошо знают свою ценность, они бы говорили, озвучивали бы сумму выкупа или длительность срока, которые можно за них получить. Юная контрабандистка, угнавшая чужую тайку? О, тогда она тем более говорила бы. Язык у них обычно подвешен хорошо.

Что-то непонятное.

Первый Орден? Но зачем, как?

Надо смотреть.

Каюту не запирали, но девочка, как ей передали, все равно никуда не выходила. Стучать Холдо не стала, просто зашла и какое-то время неподвижно стояла у двери, наблюдая.

— Это корабль Сопротивления. Я команду им, меня зовут вице-адмирал Холдо. А ты кто?

Было в ней что-то такое... Холдо никак не могла, уловить, что именно.

Так делают, когда не хотят врать. Особенно неопытные, начинающие разумные. Совсем молодых политиков иногда можно прочитать по этому. Они не хотят врать, и потому решают, что можно и не делать этого. Предоставить другим возможность обмануться, заглянув в документы. Очень настоящие документы, но не особо внушающие доверие.

— Никто — значит, тебя можно не отдавать?

Холдо не улыбается, только смотрит. Ждет, посмотреть, испугается ли она, возразит ли.

— И откуда у Лайзы Дантер с Ралтиира такая тайка? Принадлежит она другому человеку, ведь так? Что Лайза Дантер с Ралтиира забыла на границе, и тем более за ней? Неужели звездолеты в Осколке дешевле, так что хорошей идеей кажется слетать за ними... куда там...

Она прикасается к волосам слева. Ей говорят, что потом она сможет вызывать нужные сведения, просто подумав об этом. Говорят, что она и теперь может это делать, просто что-то внутри заставляет ее считать, что это не так.

Ничего, так тоже хорошо. Она водит глазами, следя за маршрутом, который вытащили из тайки. Он отображается не полностью: сведения перезаписываются, стираются. На пять последних гиперпрыжков можно увидеть, и это уже что-то.

— На Эндекс. На Эндекс? — Холдо снова фокусирует взгляд на девочке, а потом переключается на карту. Там есть даты? Может быть такое, что на своей тайке она не летела куда-то, а бежала от чего-то?

Может. Нужно проверить.

— За день до начала фестиваля на Эндексе произошло кое-что. Ты что-то об этом знаешь?

Юные пилоты часто думают, что мир на них и заканчивается. Им вполне свойственно не замечать сьемочные группы и людей на отвественных должностях, а заодно и на грани сердечного приступа.

Гонки! Что еще нужно для счастья? Особенно если ты молода и лучше всех. Незаконное пересечение границы кажется такой ерундой по сравнению с пересечением финишной прямой. Коестокрылы и их тоебования сходят за неудачливых соперников, которые разговорами пытаются отвлечь от главного.

Все вроде бы совпадает. В это можно поверить.

Но Холдо снова и снова возвращается к девочке. Она ее знает? Нет. Но почему она кажется такой знакомой?

Возможно, она просто сходит с ума. Или у нее поврежден не только глаз. Может, после травмы она начала видеть что-то фантомное. То, чего нет.

Ложь.

— Я вижу ложь. Узнаю, когда вижу. Большую часть жизни я была политиком. Не нужно вот этого, — она неопределенно ведет рукой, — всего. Вариантов у тебя немного. Ты задержана, тебя никто не отпустит. В лучшем случае мы отклонимся от курса и поищем твоих родных на Ралтиире. Так мы потеряем время, и мне это не понравится. Говорят, когда мне что-то не нравится, я не самый приятный человек. Но посмотрим. В худшем случае ты останешься здесь, пока я не решу, что с тобой делать. Это может затянуться — у меня есть и более ввжные дела. В оптимальном случае, ты говоришь, кто ты и откого бежишь. Тогда я попробую тебе помочь. Других вариантов нет. Звезды, — помолчав, добавляет Холдо с улыбкой, — советуют быть оптимальными и разумными.

Звезды — это от новостей с Эндекса тянется ниточка ассоциации. Кореллианцы после смерти превоащаются в звезды и сияют в их колумбариях. Интересно, тело уже отдали?

— Правильнее говорить «родственников нет». «Не найдете» несет совершенно другие коннотации. Ты в этом недавно, да?

Она улыбается, но только ртом. Глаза серьезные. Левый так и вовсе выглядит почти мертвым. Еще непривычно, еще страшно двигать мышцами с той стороны.

Про адмииала езе интереснее. Эта нелюбовь к высшим чинам. Обычно в паре с ней идет еще нелюбовь к штабным. О, ее Холдо хорошо знала и помнила. Многим обидно и кажется несправедливым, что кому-то не обязательно рисковать все время и не жить в стесненных условиях передовой. Что неприятно, это обидно многим талантливым разумным, которые до последнего цепляются за свои воображаемые окопы и защищают подчиненные им единицы вместо того, чтобы глобально помочь всем войскам сразу, написав пару приказов, сидя в мягком кресле.

Таким острым нежеланием продвигаться по службе, например, отличался...

Нет, это потому, что она подумала про Эндекс. Не может быть. Девочка светлая, и не может быть, чтобы...

Йелла Вессири-Антиллес была блондинкой, вдруг вспоминает Холдо. И ей нечего было делать на Эндексе. Если только она не была там на гонках.

С дочкой.

Она может ошибаться. Хорошо бы, чтобы она была права, но нужно проверить.

Холдо делаетпробный выстрел немедленно:

— У них две дочки.

Короткая пауза, но имена быстро вспоминаются.

— Сиал и Мири. Ты которая из них?

Холдо фыркает.

— Хочу понять, стоит ли отвлекать твоего отца от попытки развязать войну только ради того, чтобы привезти ему неправильную девочку.

Но она правильная. И даже не отрицает этого, просто и не помогает тоже. Не уточняет, которая она дочь. Но это и не важно.

— Ходи здесь, где хочешь. Считай тоже что хочешь, просто помни, что ты не на вражеском корабле. Тебе страшно и больно, ты убежала от страшной потери и вряд ди у тебя была роскошь ее осознать и пережить. Дать себе поплакать, покричать, побить кулаками стены или разбить несколько тарелок. Здесь это все можно. Все, что ты будешь делать здесь, останется здесь. Неважно, насколько детскими или слабыми тебе будут казаться собственные действия.

Холдо отступает назад к стене, снова тянется к волосам. Имплант отключается, и она едва заметко улыбается.

— Через несколько дней мы прибудем к «Сюрпризу», но в безопасности ты уже сейчас. Из Сопротивления мы или нет, но добро пожаловать на «Нинку».

— Ну он же Ведж Антиллес, которого уговорили вернуться из отставки. Не знаю даже, почему некоторые реагируют так, будто эта ситуация для них неожиданность.

Теперь она улыбается уже открыто.

Какой-то ее части жаль, что Антиллес не пришел в Сопротивление. Другой жаль, что он был в отставке. Возможно, с ним флот Новой Республики реагировал на сведения о Первом Ордене иначе. И все не успело бы так сильно запутаться.

— Он уже несколько дней приводит мир в ужас внеплановыми учениями рядом с границей Осколка. Всем страшно — еще одной войны мы с большим трудом можем себе позволить. Кто-то что-то прогнозирует, но смотреть на эти прогнозы не стоит. Что будет делать дальше Ведж Антиллес, вряд ли знает даде он сам. Просто ему тоже больно. И потом, он ведь не только потерял жену. Он еще и не знает, где его дети. Но с этим ему можно помочь. Вот мы и поможем, хотя бы частично.

— Теперь уже полетим.

Хорошо. Стоило обозначить дочке Антиллеса новую цель, как ей сразу стало получше. Такое часто случалось. Некоторые люди плохо предназначены для того, что убегать, им всегда нужно лететь куда-то, а не от чего-то. А она, выходит, летела бесцельно, потому что никакого волнения о том, что не попадет туда, куда направлялась, в ней не было ни прежде, ни сейчас.

— Отдыхай. Можешь ходить, где хочешь, — повторяет Холдо. — Там дальше по коридору есть комната с шарфами, если ты интересуешься чем-то подобным. Скажи только, как тебя зовут. Просто чтобы было понятно, как к тебе обращаться. Но можешь остаться и Лайзой. Это ничего.