У большинства пилотов есть две фазы отношения к медблоку: ситха с два затащишь — это если надо пойти и сдаться медикам самому, и ситха с два прогонишь — это когда кто-то из своих застрял в бакте, и, конечно, надо обязательно  торчать рядом и бесить медперсонал, словно без этого лечение не сработает.

Янсон в этом отношении оригинальностью не отличался.

Он бы предпочел говорить с Доком где-то на нейтральной территории, вытащить ее да хотя бы в ту же офицерскую столовую, но так уж выходило, что для предстоящего разговора лучше всего подходил ее кабинет. Если только Уэс действительно не хотел, чтобы по кораблю расползлось еще больше слухов.

К тому же, в своем логове Калум наверняка будет чувствовать себя увереннее, и, может, будет чуть меньше думать о том, как она его боится и как бы ему по этому поводу не поверить.

Интересно, что успел рассказать Гэвин — если вообще стал что-то рассказывать?..

Дежурный встречает его недоверчивым взглядом, но пропускает, и в кабинет Янсон заглядывает с осторожной вежливостью.

— Доброе утро, док.

Криффа с два оно доброе, но Уэс честно пытается быть милым, хотя бы милее, чем вчера. Судя по взгляду, которым его встречает Калум, ее это не обманывает.

— Я обещал вам рассказать, что узнал.

Секунду он смотрит на нее, потом тихо спрашивает:

— Как он?

Док смотрит так, как умеют смотреть только медики. Так, словно уже уложила на стол и теперь прикидывает, какие потроха назначить лишними. Наверно, им этот специальный взгляд выдают прямо в академии, вместе с лицензией.

Под ее взглядом немного неуютно, но Уэс не подает вида.

— Еще пара дней, — говорит он. Это честно, но не очень определенно, и спустя секунду он уточняет: — Три дня, закончим текущие сценарии и уйдем отсюда. Сможем спокойно со всем разобраться.

Правду говоря, отправить Гэвина в нормальный госпиталь можно было бы и прямо сейчас, не существовало никаких причин не сделать этого... ну, кроме того, что он собирался рассказать Кре'фею про Веджа и его планы. О которых — о настоящих — ничего не знал, а значит, делился бы только своими подозрениями, вероятнее всего, озвучивая их как факты. Сложно просчитывать, что происходит в голове человека, чьи мозги отчетливо не в порядке.

— Прежде всего я хотел бы извиниться перед вами, — это снова не совсем то, что хочет услышать капитан Калум, но с личным знакомством, начавшимся максимально паршиво, нужно было что-то сделать. И потому что впереди еще три дня, за которые может случиться всякое, и просто потому что так было бы правильно.

— Я был грубым вчера. Мне нет оправдания.

«Извините, был напуган». Этого Уэс не говорит, и ухмыляется тоже глубоко внутри, потому что если он позволит себе улыбнуться хоть капельку, хотя бы тому, как трогательно док греет пальцы об чашку, ни за что она не воспримет его слова всерьез. Ни эти, ни все последующие.

Ответа ее Уэс не дожидается. Не то чтобы он не хотел его узнать, просто не хочет требовать реакции дока здесь и сейчас. Оставляет ей возможность вообще ничего не ответить, а себе — не услышать, что он по жизни хамло мерзкое, а не только по ночам в медблоке. Это он и так про себя знает.

— Что касается произошедшего... В последние двое суток Гэвин... полковник Дарклайтер перестал выводить свою эскадрилью в назначенные им вылеты. Получил временное отстранение, которое попытался оспорить достаточно радикальным способом.

Янсон на мгновение опускает взгляд, мрачно ухмыляется сам себе. И снова смотрит на дока, немного снизу вверх, немного виновато.

— Как будто рапорт командованию озвучиваю. Так же криффски достоверно. Вы простите мне, если я на пять минут забуду о сущестовании устава и расскажу как есть?

Только теперь Уэс улыбается. Сдержанно, едва обозначая улыбку, которая почти вся остается во взгляде. С благодарностью кивает, пряча чашку в ладонях. Может, это и не прощение, но небольшое повышение. От человека, которого нужно гнать из медблока гнилой тряпкой, до человека, с которым можно поделиться кафом. Не так уж плохо. Не безнадежно, во всяком случае.

Пластик кружки быстро нагревается, тепло перетекает в пальцы, и вместе с одуряюще знакомым запахом корабельного кафа делает это утро еще немного лучше.

— Спасибо, Грейс.

Сложно удержаться, раз уж ему разрешили забыть про устав.

— Гэвин тупо сорвался, — когда Уэс возвращается к теме, улыбка, даже тень ее, пропадает.  — Начал с угроз, когда не сработало — попытался банально двинуть в морду. Ведж в него выстрелил. Пытался не задеть меня, поэтому вышло по касательной. Я не успел толком вмешаться, сначала глазам не поверил. Да никто бы не поверил.

Уэс коротко вздыхает. Эмоции настоящие, сожаление настоящее, он не играет, не прикидывается. Только немного меняет детали. Все зло — в деталях.

— Но, знаете, лучше так. Лучше стан, чем пытаться остановить силой. Очень трудно не причинить реального вреда — отбиваются-то, как правило, всерьез. Не то чтобы у генерала был выбор.

Происходи все так на самом деле, стан действительно был бы лучшим выходом. Правда, того же Коррана в похожей ситуации Ведж прозаично вырубил кулаком. Высокие, криффова мать, отношения.

— Только... док, это не для протокола, — Янсон смотрит почти умоляюще. — Я рассказываю вам, потому что обещал. Официальное, про дисциплинарное разбирательство, дальше «Сюрприза» не уйдет, иначе Гэвину конец. Оно и появилось только потому, что я спалился как последний придурок, пока забирал его оттуда. Крифф, через пару часов весь корабль был в курсе, к утру бы таких версий понастроили...

Тогда он про это вообще как-то не подумал. Иначе сообразил бы внимательнее посмотреть на лычки того парня, которого так бесцеремонно выгнал, попросил бы не трепаться. Только что уж теперь.

Грейс не говорит вслух, что не верит ему. И что верит — тоже. Только продолжает спрашивать, но выводы наверняка делает уже сейчас.

Янсон переводит взгляд на кружку, медленно тянет слабоватый по его меркам каф. Чтобы не смотреть на дока с цепким вниманием человека, пытающегося понять, какой эффект производят его слова. О, ему очень интересно, но впечатление это испортит напрочь. Потому что пока Уэс смотрит на нее, Калум смотрит на него, и глаза у нее тоже внимательные и цепкие. Глаза военного медика, привыкшего добывать информацию из тех, кто «само пройдет» и «так, ерунда, царапина».

Ей ситски сложно, невозможно прямо лгать. Уэс и не пытается.

— Он решил, что генерал здесь затем, чтобы развязать войну с Осколком. Что Ведж намерен бросить Разбойную в безнадежный бой и положить полностью. Поэтому Гэвин перестал выводить эскадрилью в патрули, а когда его за это отстранили, только уверился в своих подозрениях. И начал с обещания использовать Разбойную, чтобы остановить Веджа, чем бы он тут ни занимался.

Это все еще звучало дико, но за прошедшую ночь Янсон столько раз прокрутил эти слова в голове, что почти привык к ним как к данности, как привыкают ходить сгорбленным под тяжелым мешком. Неудобно, не нравится, бесит, но что поделать, кроме как поудобнее устроить мешок на плечах.

— Веджа это не убедило и пересмотреть приказ не заставило. Это же Разбойная. За своих они способны галактику кверху дном перевернуть, не то что против высокого начальства выступить, мы же своим примером их и научили, что уж там. Вот только в текущем составе все еще есть те, кто летал под началом Веджа. Вакил, Фордж, Скотиан... Старая гвардия. Честно, не хочу думать, что бы там делалось внутри эскадрильи, если бы Гэвин все-таки приказал им...

Уэс осекся, ожесточенно потер глаза.

— Простите. Вы спрашивали не об этом, а я здесь не за тем, чтобы грузить вас своими дурацкими страхами.

— Это правда.

Янсон отвечает, не колеблясь ни секунды. Потому что это самая что ни на есть чистая правда. Ведж здесь не для того, чтобы развязать войну. Не в этом цель. Войну бы он начинал не так. Ему и не нужна война ради войны, Уэс знал исчезающе мало тех, кто хотел бы мира вокруг так же сильно, как его всегда хотел Ведж. Просто так уж вышло, что его собственный маленький мир пошел прахом, а все, что ему предложили взамен — смириться и отдаться на волю чужих решений. А смиряться Ведж никогда не умел.

О том, что война все-таки может начаться, просто не здесь, не сейчас и не так, Уэс не говорит.

— Тактическая группа у границы — это его способ сказать «Смотрите, я это так не оставлю». И, тут вы мне не поверите, конечно, только это тоже правда... Это все еще учения.

Так себе учения, если быть до конца честным. Лучше, чем ничего, но когда все внимание и силы тех, кто должен бы тренировать своих разумных, уходят на другие задачи, на выходе получается нечто весьма посредственное. Кажется, все вокруг настолько боятся вероятной войны, что почти не способны сосредоточиться на чем-то другом.

Уэс войны не хотел. Но и не боялся, сложно бояться чего-то, из чего состояла почти вся твоя жизнь. Ему, как и Гэвину, как и всем, кто хоть раз кого-то терял, был хорошо известен страх за своих людей, он умел бояться смерти своей и чужой. Но если ты не можешь с этим справляться, если не можешь больше постоянно жить со знанием, что сегодня кто-то из твоих друзей может умереть, потому что ты сказал «Вылетаем»... Если ты боишься встретиться с тем, что выбрал, надев форму — тебе нечего делать в истребителе, и нечего делать во флоте вообще.

Когда Грейс упоминает разведчика, Янсон коротко кивает — «знаю».

— Генерал хочет тело жены и того, кто ее убил. Осколок отказал ему в выдаче тела, отказал в участии в расследовании. Оставалось только добывать информацию своими силами.

Он криво пожимает плечами. Да, по-дурацки с точки зрения нормальных разумных. Ведь, казалось бы, что стоит просто подождать завершения расследования...

Так можно думать, если не смотрел в глаза человека, которому заживо вырвали сердце. Уэс кучу раз видел такие глаза — яростно-черные, скованные мертвым льдом голубые, обжигающе-зеленые, как лазболты тайки. Видел на лицах сослуживцев и ближайших друзей, видел в зеркале, которое так и не смог разбить тогда, на «Искателе Приключений».

Так можно думать, когда не знаешь, что делать с этой гребаной враз опустевшей галактикой, когда понятия не имеешь, как хотя бы на секунду избавиться от ледяной дыры внутри. Но когда тебе известен рецепт если не лекарства, то хотя бы обезбола, когда знаешь, от чего именно тебе станет легче, что позволит тебе дышать хотя бы еще один день...

Янсон хорошо держит лицо, но в глазах на мгновение проступает что-то ледяное, темное.

— Я бы солгал, сказав, что не знаю, что он будет делать дальше, — тихо произносит он. — Мы дружим дольше, чем некоторые вообще живут, мы в бою подтверждали приказы раньше, чем он их договаривал... Он полетит туда сам. В Осколок. Группа у границы должна была служить ему страховкой, но нам велели убираться, и группа уберется. Только ему плевать, со страховкой или без. Это же Ведж.

Может, он зря это говорит. Может, не стоило... Но это, кажется, очевидно для всех, кто знает генерала Антиллеса, так что вопрос времени, когда док узнает или догадается сама.

— Сейчас вы, наверно, думаете, что его нужно остановить, — Уэс улыбается, но это горькая, кривая улыбка. — Сложить рядом с полковником Дарклайтером под теми же веществами. Чтобы уберечь, и что так будет лучше для него. Не будет. Пожалуйста, док. Не надо.

Янсон медленно качает головой.

— Не за что, док. Это мне следует вас благодарить.

За Гэвина. За согласие не пытаться запереть Веджа в медблоке. За то, что все-таки не влепила ему самому отстранение.

Славная она все-таки. Умная, красивая, отчаянно храбрая. Хочется сделать для нее что-нибудь хорошее.

— Вы уже завтракали, Грейс? — интересуется Уэс, и мрачная серьезность с его лица пропадает, осыпается, как паршивый грим, обнажая шкодную натуру. Теперь он улыбается по-настоящему, искренне и добродушно. — Как думаете, у меня есть шансы украсть вас из вашего кабинета на полчаса? Обычно я хорошо краду разумных из медблока.

Правда, обычно это его друзья и сослуживцы, но и медиков воровать случалось тоже.