Должно быть, это странное чувство было с ней всегда.

Хотя бы раз в жизни каждый человек испытывал нечто подобное — словно вокруг все ложное, словно подмена преследует всюду и везде. Джейн открыла глаза задолго до того, как у нее сработал будильник — первые лучи рассветного солнца занимались на горизонте, озаряя небо золотым и белым. Аризона все таки была потрясающе красивым местом, особенно Финикс. С тех пор, как первая скопленная от работы в небольшом ресторанчике сумма была потрачена на старенький пикап, совсем не женский, и далеко не в лучшем состоянии, все что делала Джейн, это ехала. С утра до вечера, а хотела бы и ночью — но не могла; утром нужно было выходить на работу. Не каждый день, что радовало. Но тем не менее. Панорама Финикса с холмов была просто потрясающей. Все эти огоньки ночного города — в последний раз Джейн так радовалась лишь проснувшись в больнице. Ей тогда сказали, что она была в коме несколько месяцев. Ее сбила машина. Никто не знал, как ее зовут и где ее документы. Ее историю вообще мало кто знал. Занятия с психиатром, который обещал вытащить из недр воспоминания Джейн, не помогли и уже спустя три месяца она перестала их посещать.

Однако, возможно ли такое? — мозгоправ достал до каких-то потаенных воспоминаний. Теперь они приходили к девушке во сне. Она помнила холод и чернь, всюду, куда не глянь — истлевшие кости. Она шла по тропе, которая вела в никуда и привела ее из ниоткуда. Царство мертвых, в котором она была, было погружено в глухую тишину. Здесь, как в самом вакууме не было ни звука. Она шла часы, пока что-то в этой тишине не начинало звучать утробно, как рычание зверя. Каждый раз Джен оборачивалась, и последнее, что удавалось ей почувствовать перед пробуждением, это как сквозь пальцы ее правой руки скользит мягкая шерсть.

Собака? Почему именно она?

Люди привыкли к тому, что им друг лишь собака, да кошка. Их мягкая шерсть напоминала те ощущения, испытываемые во сне. Жаль, что Джейн ни разу так и не удалось понять, кого же касается ее рука, прежде чем окончательно открыть глаза.

Устало потереть переносицу — в последний раз Джейн спала всю ночь не просыпаясь от этого… кошмара, почти три с хвостиком дня назад. Приходится вставать раньше всех: соседка, та милая девушка, что приютила Джейн после больницы, всегда удивляется — как, мол, Джейн удается сохранять бодрость, имея по пять часов сна в сутки. Но Джейн знает, что не удается.

Каждый день она чистит зубы и умывается, одевается так, как подсказала администратор в магазине — джинсы, зауженные к низу, белая майка, сверху рубашка в клетку. Кеды. Красные. Джейн не нравится ее облик — она похожа на подростка, но она уверена, что ей уже есть двадцать лет.

А может и больше.

— Завтракать будешь? — Спрашивает соседка из кухни. У нее странный голос, вязкий и глухой, обволакивающий.

— Нет, спасибо, поем на работе. — Говорит Джейн и выскальзывает из дома. В кухонное окно она видит мужчину с темными растрепанными волосами — соседка сказала, что это ее брат. Но Джейн он не нравится. От него пахнет… псиной, будто сам он… псина, всю ночь шатавшаяся по округе. Он пугает ее.

— Ну привет, дружок, — Джейн привычным движением хлопает по капоту старенький GMC и открывает дверь без ключа. Она вообще не закрывает машину на замок, совершенно уверенная, что в таком городе, как Финикс, никто не позарится на ее раритет. Кладет на сидение рядом с водителем свою сумку и вставляет ключ зажигания. Поворот. Тр-р-р! Тр-р-р! Тр-р…

— Нет, нет, нет! — Причитает Джейн, но совершенно точно понятно, что она снова забыла снять магнитолу перед тем, как уйти домой и теперь аккумулятор разряжен. Чтобы исправить ситуацию, необходимо идти в дом, чтобы попросить соседку, а Джейн этого делать не хочет. Ведь там… псина. Ее брат. Со вздохом девушка решает, что сегодня она пойдет на работу пешком.

Ничего не поделаешь. Из того места, где они с подругой жили — к слову, на окраине города, дом на холме был мрачным, в готическом стиле и так выделялся среди остальных построек, что прослыл домом с плохой историей — если судить по косым взглядам в сторону Джейн — здесь непременно кто-то умер, и наверняка не раз. Соседка говорила, что дом достался ей по наследству от бабули, а та последние десять лет ничего не делала. Отсюда скрипучие полы и абсолютный, винтажный хлам повсюду от первого этажа до чердака. Попадались и интересные безделицы — черепа, то ли настоящие, то ли из гипса и на вопросы Джейн “не была ли твоя бабка ведьмой?” соседка почему-то тактично молчала.

Джейн не любила свою работу в ресторане Айвана. По нескольким причинам — приличные люди сюда заходили только днем, а вечером ресторан превращался в бар и иногда Джейн пела здесь, если просили. О том, что она поет знали лишь некоторые — постоянные клиенты, оставляющие щедрые чаевые. Второй причиной было то, что работать Джейн заканчивала очень поздно — около часа ночи и, при наличии личного транспорта можно было уехать домой без проблем. В обратном же — совсем как сегодня, — случае приходилось идти пешком почти час; посреди темноты, а по правую руку, совсем как в фильмах ужасов, которые соседка очень любила смотреть, всю дорогу сопровождал тебя мрачный лес. Оттуда порой доносились звуки, но ведь это не удивительно — в США полно дикого зверья, которое порой выбегает в город. По разным причинам.

Каждый день заходил один и тот же мужчина. Высокий. Красивый. Официантка — такая же как и Джейн, по имени Элизабет — говорила, что он скандинав. Джейн было интересно, что этот мужчина забыл так далеко от дома? Ей нравилось наблюдать за ним издали, но когда их взгляды встречались, она отводила глаза в сторону и создавала вид активной деятельности. Натирала стаканы или поворачивалась лицом к раздаче. Они никто не говорили. Это было странным притяжением и немного пугающим.

День на работе тянулся так медленно, что Джейн хотелось повеситься на фартуке.

Вечер подкрался незаметно и она, сама того не подозревая, начала выглядывать в постепенно заполняющемся зале знакомое лицо. А его все не было…

— Еще не приходил. — Издевательски хихикая, произнесла Элизабет, забирая заказ. — Твой красавчик.

— Он не мой! — Зарделась Джейн и почти явственно запыхтела, как закипающий чайник.

— Но красавчик! — Рассмеялась официантка. — Просто признай очевидное. — Бросила она, удаляясь с двумя тарелками.

Ох уж эта ее мерзенькая улыбочка! Лиззи сует свой нос везде и всюду, но в чем-то она была все-таки права. Может быть, стоило поговорить с ним? Хотя бы имя спросить, чтобы перестать называть его “скандинавом” в своей голове. Может и сердце перестанет замирать при виде какого-то незнакомца.

Он здесь.

Перепалка происходит далеко, но Доу слышит, как грузный и уже изрядно пьяный мужчина уступает гостю свое место за барной стойкой. И правда — он постоянно сидит именно здесь — но местный пьянчуга успел взгромоздиться на привычное для скандинава место.

Интересно, что сказал ему этот высокий мужчина с пронзительным взглядом, чтобы несчастный доходяга аж перепрыгнул через три стула, меняя место дислокации и бросая какие-то… испуганные взгляды?

Джейн привыкла к тому, как к ней обращаются здесь. Частично ее спасало от мужских сальных ухаживаний только то, что она была одета как какой-нибудь подросток. Ничего женственного, откровенного. Простая серая мышь. В красных странных кедах на босую ногу. Почему-то так она привыкла и так, ей казалось, ей больше всего идёт. Джинсы не длинные, так что между гранью, где кончаются кеды и начинаются джинсы, просвечивался участок оголенной кожи. Может быть, это странно, но ей нравилось выглядеть именно так. Странной современной моды она вообще не понимала и очень радовалась, когда находила единомышленников.

Тот мужчина, что подозвал ее противным «лапочка» был не слишком щедр в плане чаевых, но она должна была обслужить его. Ничего не оставалось, кроме как взять в баре бутылку, сорвать крышку и плеснуть в бокал то, что он просил. Она не разбиралась в алкоголе, просто долила то, на что указывал пальцем мужчина.

— Спиши с моего счета, детка! — Рассмеялся пьянчуга и отхлебнул из стакана, в то время как проходившая мимо Лиззи сказала:

— У тебя нет счета, Дейв. Хватит доводить девочку.

— Тогда расплачусь натурой… — Он ехидно улыбнулся и переключился на болтовню с соседом по бокалу. Будто то, что он сказал, было само собой разумеющимся.

Такое Джейн ещё не говорили, но время от времени ей приходилось сталкиваться с общечеловеческим хамством. В такие минуты она жалела о том, что потратила три с лишним месяца на посещение мозгоправа, когда могла бы посещать курсы самообороны и тогда не боялась бы, как осиновый лист, дрожа при каждом подобном едком замечании.

Захотелось уйти скорее прочь, как можно дальше отсюда и помыть руки с мылом. В последнее время Джейн делала так — мыла руки с мылом — каждый раз, как с ней случалось что-то неприятное. Будто так можно было смыть с себя эту грязь, которой, казалось, не было конца.

Она оборачивается на голос, звучащий приглушённо и встречается взглядом с ним. С тем самым мужчиной, которого недавно выглядывала, который согнал со «своего» места Дейва. Своим бархатным голосом он попросил безалкогольного пива — единственный за сегодня, и девушка, слегка смущенная, кивнула и стала выискивать среди аккуратных рядов бутылок в холодильнике именно ту, нужную. Задача это была не из лёгких, да и за недостаточное знание алкоголя ее часто ругали — медлительная Джейн задерживала желающих потушить горящие трубы.

Наконец, заказ был ею найден. Девушка достала бутылку, открывалкой ее открыла и поставила на стойку перед гостем.

Их взгляды снова встретились, но Джейн впервые была так близко и задержала руку на бутылке чуть дольше обычного, а второй положила на стойку крышку от бутылки. Психиатр сказала, что в качестве терапии полезно что-то коллекционировать. С такой работой как у Джейн, и такой зарплатой, она выбрала наиболее доступный для нее — пивные крышки.

— Не обращайте на него внимания, — с какой-то слишком уж виноватой улыбкой говорит она, обращаясь к мужчине. — Тяжёлый день, да?

Сердце бешено стучит в груди, заставляя кровь циркулировать по ветвям сосудов и приливать к лицу, заливая щеки румянцем. Ощущения такие странные, будто хочется рассказать сразу столько всего, но не знаешь с чего начать. Такое обычно бывает, когда встретишь старого знакомого, с которым обычно разговор идёт особенно хорошо. И время летит незаметно. Но вместо беседы воцаряется тишина. Пауза, которая становится давящей и неловкой, заставляет Джейн теребить свой фартук. Она не любит нервничать. В такие минуты она вспоминает о сеансах с психиатром. Неприятные воспоминания.

— Что ж… — Джейн переминается с ноги на ногу от неловкости. — Может, что-нибудь закажете?

Незнакомец смотрит на нее почти как хищник, это трудно игнорировать, но его взгляд не кажется ей пугающим. Скорее уж знакомым. Может из-за того, что они так долго встречались в этом… баре взглядами.

— Моё имя… Джейн. — Говорит она, переставая теребить фартук. — На случай если… Если что-то будет нужно…

Незнакомец говорит так, как будто отрезает. Большим широким ножом с острым лезвием, и возразить или что-то добавить ей нечего. Глупо выглядеть Джейн не привыкла, поэтому как-то скорее машинально отвечает:

— Ясно. Обычный день, да. — И уже собирается уйти, как мужчина останавливает ее, произнося свое имя. Фредерик. Можно просто Фред. Джейн возвращается на свое место по другую сторону барной стойки, четко напротив, так, чтобы они могли смотреть в глаза друг другу и возвращает на бар перед собой крышку от бутылки. Ее заостренные края неприятно впиваются в кожу, но зато помогают, если вдруг хочется сделать глупость. Помогают сдерживаться.

Тот факт, что взгляд у незнакомца меняется, когда Джейн называет ему свое имя не ускользает от ее внимательного взгляда. Ей очевидно, что он очень удивлен, будто раньше они встречались и когда-то давно она называла ему свое, совсем другое, отличное от Джейн, имя. Неловко улыбаясь, она спешит добавить:

— На самом деле, меня зовут Джейн Доу, потому что я не помню своего настоящего имени… — Пальцы Джейн “наступают” на края пивной крышки, перемещая ее по барной стойке, разделяющей их с мужчиной. — Фредерик. — Она наклоняет голову набок и закусывает губу, чтобы не выдать это простое “Фред”, потому что они едва-едва знакомы для такой близости. Так ей кажется. — Я тоже рада.

Они смотрят друг на друга молча и внимательно, как-будто взглядом можно сказать намного больше, чем словами. Ни она, ни Фредерик не прерывали молчания и были, как-будто в своем собственном мирке, отделенном от массы гудящих вокруг людей. Бар постепенно заполнялся и, вместе с приглушенной болтовней помещение заполнил гул человеческих переговоров, обсуждение дневных новостей и всякое такое, что не слишком интересовало Джейн до этого момента. С ним — с Фредериком, — она бы хотела поговорить. Обсудить что-то, что он хотел бы рассказать. Это было сложно, почти невозможно объяснить и у нее вряд ли получилось бы, даже если бы она захотела, но между ними все еще присутствовал этот странный магнетизм… Который невозможно было игнорировать. Слишком он был сильным. И кажется Джейн видела отклик в его глазах — может, ей показалось? Кажется, он чувствовал тоже самое.

— Легко, — У Джейн широкая улыбка. Она ловко убирает крышку в карман фартука и достает свой блокнот и маленькую ручку, в которой записывает заказы от посетителей. — Все зависит от того, что предпочитаете. Стейки, бургеры, паста? У нас прекрасный стейк, к слову. Я знаю немного заведений, в которых так хорошо готовили бы стейк. Прожарка на выбор.

Закончив презентацию меню, Джейн задумывается: все это так странно. Странно говорить все это ему. Будто раньше они много беседовали и вовсе не о том, какие вкусные в этом захолустье подают стейки. И с чего она взяла, что Фред хотел бы мяса? Вдруг он был вегетарианцем, или… еще каким-нибудь пищевым снобом? Каких только не видела Джейн всего за два месяца работы в этом месте.

— Вы же любите мясо? — Джейн облокотилась на бар локтями и подперла голову ладонями, разглядывая лицо Фредерика. Он был красивым. Серые глаза, поблескивающие хищным и опасным огоньком. О таких обычно говорят — латентный маньяк, убийца, но Джейн этот блеск ничуть не пугал. А даже наоборот, привлекал. Было в нем что-то знакомое, родное.

Из его уст ее имя звучало так, словно он пробует его на язык. Перекатывает, пробуя каждую букву и каждый звук. Очевидно, ему не слишком нравилось соотношение имени и человека, стоящего перед ним. Джейн была согласна — Лиззи говорила, что ей подошло какое-нибудь Эйприл или Энни — такие же жизнерадостные, как она сама. А еще, что Джейн обязательно нужно выбрать дату, в который она будет отмечать день рождения. Даже если в этот день Джейн купит кекс и вино, и отправится отмечать сама с собой на холмы, с которых видно спящий Финикс. Это делало ее человеком. Возвращало к жизни.

Сейчас же она больше походила на в половину пустой сосуд. Казалось, что из памяти исчезло что-то очень важное, необходимое ей больше всех. И она, бывало, подбиралась к этому важному, но то ускользало сквозь пальцы. Были ли это сны, или воспоминания. Скорее, конечно, кошмары — ведь никто в здравом уме не подумал бы, что всю жизнь шел по усыпанному костями кладбищу.

Чересчур задумавшись об этом, Джейн потускнела. Улыбка пропала с ее лица и она задумчиво и неприлично дня первого знакомства сверлила мужчину, сидящего перед ней.

Джейн слышит слова Фредерика и смеется очень звонко и весело, заливисто, так, что многие обращают на нее внимание и поворачивают свои головы. Она привлекает к себе внимание, внимание других людей, в том числе и тех, кого не хотела бы привлекать. Но это выше ее власти, выше ее желания, потому что сама она не может пока контролировать ту грань влияния своей внешностью — весьма, к слову, привлекательной — на других людей. Только вот… Пока не поняла, попал ли под пелену ее обаяния суровый скандинав — или, все таки, не скандинав?

— Мне многие так говорят, — отвечает Джейн и чуть наклоняет голову набок, чтобы с другой стороны взглянуть в глаза мужчины.

Все-таки было в нем что-то такое, от чего было сложно оторваться. Она с удовольствием провела бы в его компании вечер, даже если бы они просто смотрели друг на друга, как голодные до взглядов и прикосновений, будто только и могут, что смотреть друг на друга. Может, это не слишком прилично — многие сказали бы, что им лучше снять комнату в мотеле, и перестать смущать других людей. Публичные проявления чувств вгоняют прохожих в краску, верно? Вызывают инстинкт отвращения? Кажется так говорила психиатр, когда они пытались понять, почему не нашлось ни одного свидетеля инцидента на дороге, в результате которого и появилась на свет новая личность. Джейн Доу.

— Признаться честно, я вообще не представляю себе имени, которое мне бы подходило. — Одаривая мужчину лучезарной улыбкой, подмечает она и аккуратным почерком записывает в свой небольшой блокнотик новый заказ: — Итак, ваш заказ: стейк из говядины, средняя прожарка, — не переставая улыбаться, Джейн шутливо подмечает: —...любите с кровью, поняла, и бэби-картофель жареный в масле с веточкой базилика.

Она удаляется. Но совсем недалеко — дверь на кухню буквально в двух шагах от нее, где приходится выполнить несколько технических моментов: отдать шефу заказ, подождать, пока он огласит его, заодно раздавая указания поворам на том или ином цеху. Джейн знает, что шеф у них замечательный — мужчине около сорока, и он болен своей талантливой кухней, потому и блюда у него вкусные — а еще он довольно талантливый руководитель, заказы у него получаются быстро. Полчаса и готово.

После этого она возвращается в зал и находит Фредерика, чтобы вновь вернуться на свое место за стойкой и облокотиться локтями на бар, разглядывая мужчину.

— Может быть, хотите пересесть за столик? У нас есть один неплохой, в нише у окна. — Джейн любовно вспоминает это место, которое предлагает Фредерику. Частенько она сидит там сама перед закрытием, поскольку заведение их работает до последнего посетителя. Оттуда очень удобно наблюдать… за людьми. Тебя не видно, но ты есть. И так она частенько следила за Фредериком, пока он пил пиво в тишине и одиночестве, а она — считала чаевые и записывала в свой маленький ежедневник планы на грядущие выходные.

В этот момент Элизабет, проходящая мимо, показала ей жестом перестать так пялиться на Фредерика и обнаружила, что времени в задумчивости о том, как тяжело ей быть без порядочного куска воспоминаний о прошлом, довольно для того, чтобы Фредерик заметил. Ко всему, она перестала улыбаться, и он заметил и это, напрямую задавая вопрос, увильнуть от которого не получилось бы при всем желании. Кто он такой? Такой прямолинейный, настойчивый и сильный, что больше похож на арматуру — не согнуть, не свить веревку. Сквозь его одежду было непонятно, в какой физической форме находится тело, но он будто бы излучал силу, которая была не присуща никакому живому существу.

— О, нет, нет, ничего… — Джейн постаралась вернуть улыбку на свое лицо, но вышло как-то слишком глупо. Она вздохнула и призналась: — Сегодняшний день — последний перед выходными и я безумно устала. Извините, я не должна это говорить вам.

Если бы рядом был управляющий, он бы врезал Джейн по спине винной картой — разве она может признаваться посетителю в том, что устала работать? Ведь здесь она для того, чтобы создавать улыбку, комфорт и уют. Что из этого может создать человек, смертельно уставший прислуживать людям?

Взгляд Фредерика был таким, что Джейн смертельно захотелось коснуться его руки. Длинные пальцы на широкой ладони обхватывали бутылку так, словно она была такой мелочью… Ей вдруг подумалось, что в сравнении с его рукой — ее руки похожие на детские. Повезло же ей, видимо, от рождения, застрять в теле полтора метров в кепке.

Обычно время для Джейн шло очень быстро. В особенности тогда, когда она встречалась с кем-то из клиентов и они за вечер перекидывались парой-тройкой фраз. Любой день становится чуточку проще, когда его скрашивала теплая и желанная беседа между двумя людьми которые друг другу приятны. Сегодня из таких людей в баре не появился никто, но к счастью их с лихвой заменил Фредерик. Он казался молчаливым и суровым внешне, ко всему прочему откровенно отпугивал от бара множество клиентов, рассылая вокруг ауру опасности, которая и от Джейн не укрылась. Все-таки она была чувствительна к таким вещам, поскольку и работала с людьми, да и до аварии в которой потеряла память, похоже была довольно чувствительной в этом плане девушкой.

— Хорошо, — кивает она и в тайне надеется, что отказ от пересаживания за столик в нише исходил от Фредерика потому, что они с Джейн практически не смогут больше общаться. Это действительно так — ведь если она станет стоять рядом с одним столиком слишком долго, возмущение клиентов заведения достигнет предела очень быстро и захлестнет волной и администратора, а уж тот, будьте уверены, не останется стоять молча. Тем более, что у них с Джейн и без рабочих моментов отношения как-то не складывались.

Бывают же на свете люди — говно. Вот это был как раз такой человек.

Слышать вопрос мужчины так странно. Джейн уже и не помнит, когда в последний раз кто-то спрашивал у нее, устала ли она. Обычно здесь она спрашивает, а люди рассказывают — говорят, что устали, что работа, кредиты и страховые взносы истощают кошельки с неимоверной скоростью. А дома чаще всего жена или та, кто пока ею не стал, но они уже делят шкуру неубитого медведя, постоянно ссорясь. Такие посетители в барах не редкость. Они ищут понимания и поддержки у незнакомых людей, какими случайно могут стать официанты, баристы, обслуживающий персонал, одним словом.

— Да, запрещено. — Джейн смотрит на маленькие наручные часы на ее правой руке. Часы дешевые и это видно невооруженным глазом, — Еще два часа и я смогу спокойно говорить о том, как устала и как ждала выходные.

К бару подходят люди. Это нормально, здесь всегда много людей и для Джейн удивительно, что незнакомец выбрал именно это место своим пристанищем при всей своей очевидной нелюбви к обществу. Отчасти Джейн разделяла его мнение. Наверное из-за усталости и нелюбви к нахождению в людных местах она чаще всего проводила свои свободные минуты далеко отсюда. Далеко от людей в принципе. Поэтому кивает и быстро провожает Фредерика к столику, который недавно описывала.

— Присаживайтесь, — а сама возвращается к раздаче, где уже выставили сервировочную тарелку с заказанным стейком и картофелем.

— Лиз, я уже не могу…

— Отпросилась домой пораньше, — перебила официантка Джейн, корча самые страшные вселенские страдания о каких только можно подумать. — Голова раскалывается. Осталось всего два часа до закрытия, ты справишься?

— О… да, конечно. — Не без огорчения признается девушка.

Ее попытка пораньше уйти домой с треском провалилась, ударившись о больную голову Элизабет. Ну, что ж… она забирает заказ Фредерика и возвращается к его столику. Ставит тарелку, приборы, оставляет меню, на случай, если мужчина захочет ещё чего-нибудь заказать. И остаётся рядом с ним на краткий миг, необходимый для того, чтобы сказать:

— Приятного аппетита. Если вам что-то понадобится, я буду рядом. — И, с этими словами уходит в зал.

Почему-то тот мужчина, с которым сцепился Фредерик, так и не ушел. Денег у него не было и он пользовался исключительной добротой приходящих в бар клиентов, которые угощали его, клюнув на слезливую историю о том, как полторы недели назад ушла жена и забрала с собой двоих его дочек, а теперь не даёт видеться. Конечно же для того, чтобы как-то исправить ситуацию и доказать бывшей, что он достойный отец, местный пропоица не сделал ничего. Не удивительно. Ведь куда как более выгодно только жаловаться на жизнь.

Два часа пролетели как один миг.

Бар опустел, Джейн закончила протирать столы и оставила свой темно-синий фартучек в подсобке. Она всегда уходила последняя. Однако сегодня, кажется, не только она задержалась до поздна. В полутонах вечернего бара она заметила все еще сидящего за столиком Фредерика и направилась к нему. Как обычно, с улыбкой.

— Не торопитесь домой? — Как ни в чем не бывало спрашивает она и поправляет на плече лямку своей холщовой сумки. Кажется, в ней у Джейн была вся жизнь — документы, водительское удостоверение и страховка. Говорили, что в прошлый раз на дороге у Джейн даже этого не было. Поэтому ее и не смогли опознать. Иногда она видела кадры из той ночи в своих снах. Страшно. Она не любила чувствовать страх и потому не любила вспоминать. Не любила позволять себе вспоминать. — К сожалению, я должна попросить вас покинуть наш бар. Не подумайте, мы работаем до последнего посетителя, но… — мягкий смех. — Сжальтесь, Фредерик, прошу.

Джейн было очень неловко. Она впервые говорила кому-то из посетителей, что пора бы и честь знать, покидая заведение, которое обещало работу до последнего посетителя. Обычно люди потихоньку разбредались по своим бетонным коробкам вволю напившись и наевшись. Тем более, Джейн не хотела говорить ничего подобного Фредерику и укол совести пронзил ее, когда она услышала его фразу «пора выметаться». Ничего подобного она не имела в виду и не хотела сказать, но вот уже шла позади него, прикусив губу, чтобы не ляпнуть чего-нибудь ещё в духе жалобной просьбы войти в ее положение.

Глупо было думать, что такой красавчик как Фредерик, заинтересуется ею. Почему-то казалось, что Джейн вообще мало привлекательный субъект. У нее не было прошлого, а значит не могло быть и будущего. Так она решила для самой себя и думала, что права. Что совсем не интересует своей персоной никого из окружающих, а тем более таких.

Глухой рычащий голос, принадлежащий блондину, выуживает ее из размышлений. Джейн уже закрыла ресторан и положила ключи в один из карманов своей сумки. Ее лицо выражало недоумение, хотя за спиной Фредерика хорошо видна была парковка. Опустевшая. Не требовалось обладать отменными умственными способностями, чтобы догадаться, что мисс Доу добралась до работы посредством своих двоих. Ног.

— О, — конечно же она хотела бы, чтобы Фредерик ее проводил. Но согласиться на его предложение оказалось непросто. — Да. Если вас это не затруднит.

Какое-то время они идут в тишине. Тишине и спокойствии, которую Джейн уже давно не чувствовала, вот так просто прогуливаясь по дороге по направлению к своему дому. В этот раз все было иначе: обычно шумный ночной лес, пугающий и полный шорохов, совсем стих. Будто бы огромный волк — ведь это его боятся люди, думая, что волки убивают основную массу животных, — или медведь сейчас охотится и никто, ни одна живая душа не смеет произнести и звука.

— Сегодня утром машина отказалась заводиться. — Вдруг произнесла Джейн, засовывая руки в карманы своих джинс. Ладони у нее от волнения очень потели.

И вновь тишина. Конечно с Фредом, в отличие от других, было приятно даже молчать. Но Джейн не могла. Ее буквально разрывало на части от любопытства и незаданных вопросов, ответы на которые будто бы могли изменить ход истории. Или спасти кому-нибудь жизнь.

— Слушайте, — осторожно начала девушка, стараясь не отставать от широкого шага мужчины. Он был гораздо выше и шаги делал широкие и уверенные, а Джейн семенила за ним как гейша, то и дело догоняя. — Кем вы работаете? Не подумайте неправильно, но у меня ощущение, что мы с вами уже когда-то были знакомы. Возможно тогда, когда я ещё все помнила. Понимаете? А теперь я будто… знакомлюсь с людьми заново.

...поэтому если ты скрываешь наше знакомство, то самое время признаться в этом.

— Кем работаю я вы уже видели. — Она внезапно допускает возможность стать чуть более чем только что познакомившиеся приятели из бара, когда едва толкает Фредерика локтем в бок, понуждая отвечать всё-таки на вопросы Джейн. И улыбается. Как будто ничего и не было. Ничего необычного. — Ну же, Фредерик. Дорога до моего дома длинная, и если нас не съедят местные волки и вы не умрете со скуки с таким собеседником как я… впрочем, это я о том, что было бы неплохо прогнать скуку. Расскажите мне что-нибудь о себе? Любимый цвет, время года, блюдо — блюдо я уже знаю, — тогда… напиток, музыка. Что-то такое, понимаете?

Все вокруг кажется привычным, даже если не ходил пешком так долго. А тем более, в компании. Сегодня поменялось все: от молчаливого незнакомца к вполне ясному и осязаемому знакомству, проводам домой и даже беседе, о которой раньше девушка по имени Джейн и мечтать не могла. Ей как-то странно думать, что она шагает по темной, едва-едва освещаемой улице единственным куцым фонарем не одна. Ведь она так привыкла быть одна, что уже и не помнит этих ощущений.

Они шли вперёд по узкой бетонной тропинке, и очень скоро огни ресторана-бара остались позади. Фредерик был очень близко, буквально можно было дотянуться до него рукой или просто коснуться, случайно качнувшись в сторону. Но Джейн ощущала какой-то странный магнетизм, электричество. Словно это было что-то потустороннее, что пугало, отталкивало и притягивало, переворачивая от волнения все внутри. Должно быть, именно от этих ощущений внутри она несла полный, по ее собственному мнению, бред. Про тишину — ведь сама Джейн никогда не считала себя болтушкой, — а в самом деле, Фредерика ей хотелось слушать. Слушать о том, кем он был. Каким был.

А был он копом — так сказал мужчина и Джейн удивлённо воззрилась на него, думая, что ей послышалось. Коп… Это ведь полицейский, верно? Детектив или федеральный агент, и это… Так волнительно!

— Коп это… — Она замешкалась, подбирая слова для ответа. Что для нее это «коп»? Что она чувствует? Что за трепет в душе? Бабочки? Нет, это совсем другое. Будто рядом вдруг выросла стена, за которой нечего бояться. Но как это возможно, они ведь едва знакомы? Переглядки на протяжении нескольких недель не считаются, ведь они даже не разговаривали. Так сложилось. — Потрясно!

Он шагал рядом. Руки расслаблены и вот, лёгкое движение, в котором рука мужчины случайно касается руки Джейн. Или все было наоборот — это ее мизинец коснулся его тыльной стороны ладони, в тот момент это было не так важно. Важным было то, какой силы электрический импульс прошёлся по телу Джейн. Она даже взглянула на Фредерика, пытаясь понять, почувствовал ли он это также, как и она. Ощутил ли этот мандраж, желание и… ледяной холод, смешанные воедино. Что это было? Джейн не понимала. Это любовь? Влюбленность или что-то иное, чему она пока не может найти опредение?

слова скопились в горле комом
наверное, ты меня не помнишь

— Вовсе нет! — В надежде вырваться из плена ощущений, никак не связанных с их разговором, меняет тему Джейн. Она прекрасно слышит ответы на свои вопросы от человека, зовущего себя копом по профессии. Водится, что эти люди не слишком любят долгие разговоры, они скорее любят слушать. Но Фредерик достаточно интересно описывает самого себя. Даже если при этом не использует половину известных ему слов. Пустомели — вот, что страшно. — Это интересно. Я бы… послушала ещё.

Не слишком ли это откровенно и прямо? Возможно, так. Джейн плохо помнит, когда и как в последний раз она вела беседу, и чем она закончилась. Ах, да! Кажется, это была ее соседка или брат соседки, у которой Джейн снимала, если можно так сказать, жильё. Но если вдуматься, Доу не знала об этих людях ничегошеньки. А ведь они жили под одной крышей уже несколько месяцев.

— Леса напоминают вам о доме? — С интересом уточняет девушка, стараясь хотя бы изредка смотреть на мужчину. Он красивый. Ей нравится то, что она в нем видит и это… тоже сложно объяснить и прочувствовать. — А где тогда ваш дом, если не секрет?

А потом он говорит, что не переносит алкоголь. Ни его вкус, ни запах, ни ощущения после приема. И это странно — обычно, от мужчины такое признание большая редкость, но Джейн только улыбается. Ее не должно волновать то, что сейчас полицейский, приходящий каждый вечер в заведение в котором она подносит к столам еду и напитки, берет пиво и весь вечер коротает время в одиночестве с бутылкой. Она попросту не имеет права судить. Но улыбается, думая, что они чем-то похожи. Однажды с подругой-соседкой они решили выпить и быстро поняли, что Доу из тех категорий девушек, которым достаточно понюхать пробку от винной бутылки и, как говорится, улететь. С тех самых пор Джейн не притрагивалась к алкоголю. Даже пиву. Ей ощущение потери контроля над собственным телом напомнило то, что было с ней в больнице… одним словом, кошмар. Кошмар наяву.

Кивает.

И вздыхает.

— О себе… Нууу… — Тянет Джейн, не зная с чего бы начать. Кажется, что Фредерик спросил лишь только о друзьях, но рассказать хочется чуть больше. Будто бы помогая ему, направляя в нужное русло вопросов и ответов на них. — Друзей, наверное, нет. Соседка, которая помогает мне адаптироваться после больницы. Она говорит, что во мне есть сила, но я так не считаю. — Джейн смеётся. — Я же просто Джейн. Какая ещё сила? Сила, помогающая мне находить неприятности, очевидно.

Она на пару мгновений замолкает, чтобы перестать смеяться и выглядеть глупо. Так ей кажется, во всяком случае, что ее смех выглядит глупо и не к месту. Наверное, вот эти байки про призрачную силу вообще не стоило произносить.

— Я люблю черный цвет, одиночество и туман. Не понимаю, почему, но такова правда. — Ещё я люблю музыку. Поистине, музыка это чудо! Люблю гулять, но это, кажется, не относится к хобби, правда? Кино, свежесть и тихие места. И копов. Копов тоже люблю.

Сказав это, Джейн тихо смеётся, то и дело смотря на Фредерика. Ей хочется думать, что он сочтет это забавным и улыбнется. Ведь если подумать, то улыбка этого высоченного блондина появлялась очень редко.

Джейн вдруг вспомнила свои кошмары. Или они были обычными снами, не связанными с кошмарами. Она почему-то растерялась в попытке ответить на этот вопрос. Но совершенно четко начала осознавать, что нечто из рассказа Фредерика ей очень знакомо и даже близко. Она думает о лесах, просторах и чем-то родном, что у нее когда-то было и о чем она забыла после аварии. Будто бы авария разделила ее жизнь на «до» и «после». Или даже без будто бы. Странное ощущение дежавю и Джейн сбивается с шага, прикрывая глаза на чуть более долгий срок чем требуется при моргании. Перед ее сознанием всплывают образы и звуки, запахи, забытые ощущения. Вновь теплый мягкий черный мех между пальцами, мокрый холодный нос касается ее ледяной щеки. Она точно помнит, что ее дом был всегда окутан молочно белой дымкой. Она любила туман и одиночество, но нос этот помнит довольно четко. Наверное, там где она жила раньше у нее была собака и они были чрезвычайно близки. Почему-то в своей новой жизни девушка даже не задумывалась о том, что ее одиночество и отсутствие осознания своего жизненного пути может быть разбавлено приобретением домашнего любимца.

— Звучит потрясающе, — отвечает девушка и старается улыбнуться как можно более нормально. Ей очень часто говорили, что улыбка у нее какая-то будто полная неловкости, словно она ощущает себя не к месту. И наверное, в какой-то мере люди, которые говорили Джейн такое, были правы. Она и правда ощущала себя оторванной от того «места» которому принадлежит. А как ещё может быть, если ты даже своего имени не помнишь? — Думаю, где-то в глубине души я помню о своем доме больше, чем мне кажется. Иначе откуда эта любовь к туманам и просторам, о которых я вам говорила? Мне часто снится один и тот же сон… Быть может, он о доме.

Они разговаривают о, казалось бы, таком простом — доме, но Джейн ощущает, что ступает на толпу, которую не каждому открывал ее новый знакомый. Кажется ещё совсем недавно она, видя его каждый вечер в баре думала о том, что этот мрачный и неразговорчивый блондин может быть кем угодно, от маньяка, высматривающего жертву, до как раз таки полицейского или окружного прокурора, пришедшего расслабиться и выпить после тяжёлого дня. А теперь он открывал ей тайны о своей семье. Подобным Джейн Доу похвастаться не могла. Она не знала, есть ли у нее родные и ищут ли они её, но эта мысль, оставленная зернышком в ее сознании уже дала маленький росток.

— А где сейчас ваша сестра и мать, Фредерик? — Робко уточнила девушка, решив, что лучше она покажется мужчине наглой, чем безразличной к его семье о которой он упомянул, возможно, случайно. — Простите, если это не моё дело. Я вовсе не хочу вас обидеть. Сама я не могу рассказать вам о своей семье, но мне хотелось бы знать, что я не одна в этом мире. То, что я живу под одной крышей с девушкой, которая очень помогла мне после выписки из больницы, я это ценю. Но это… другое. Так что наличие семьи это прекрасно.

Джейн сжала руку, что была ближе к Фредерику, в кулак. Ее немного трусило и она не совсем понимала почему. Тело отзывалось на голос Фредерика, на низкий рык, скрывающийся в его тембре. И в этом Джейн находила что-то ненормальное. Надо сказать, что она уже давненько начала отрицать все ненормальное, потому что это ее пугало. С момента, как она пришла в себя в госпитале, ей хотелось лишь одного — как можно быстрее стать такой, как все. Чтобы люди перестали тыкать в нее пальцем, принимая ее судьбу и то, что девушка ничего не помнит о том, что было несколько месяцев назад. Словно чистый лист.

Он широко улыбается.

Джейн ощущает, как сердце сжимается и перестает биться. А затем учащенно, часто-часто стучит. Ей не верится в то, что она слышит сейчас.

— Что? — Ее губы дрожат, улыбка становится шире, но Джейн все ещё кажется, что ей просто послышалось. Такой мужчина, как Фредерик просто не мог сказать ничего подобного Джейн Доу. Выбил джекпот… она думает отшутиться, но что-то внутри с хрустом ломается. Она понятия не имеет, откуда в ней столько наглости, но ответ вырывается сам собой, словно это игра какая-то, а не вопрос от едва знакомого копа. — Да, я без ума от мужчин в форме. Со значком. Есть в этом особый шарм, не находите? Выражение силы, справедливости и мощи правосудия. Так что, пожалуй, вы можете считать, что выбили джекпот.

Они вышли из скрытого сенью деревьев длинного коридора без освещения на широкую улицу спального района Финкса. Здесь все было в маленьких домиках типичных для США.

— Вот там я живу: видите, старенький домик в конце улицы? — Джейн, поправив свою холщовую сумку, которая болталась у нее на плече, указала ладонью на мрачный старый дом на самом конце улицы. В отличие от других он не был огорожен идеально стриженой изгородью, выбивался из общего стиля и выглядел заброшено-готически. На первом этаже горел свет и в окне можно было разглядеть мельтешащий силуэт девушки, у которой жила Джейн. Ее звали Анна, а ее брата Фрэнк. Анна работала патологоанатом, а Фрэнк, по словам Анны был егерем и жил в старом доме в чаще леса. В целом, его внешний вид это лишь подтверждал. — Как же вы будете добираться домой… Я так виновата, что вы отправились со мной на другой конец города!

Светлые волосы с легкостью она пленит эластичной веревочкой с золотым круглым медальоном и надписью “death” — подарком, который сделала ей подруга и соседка по дому. Она говорила, что это должно символизировать то, как Джейн победила смерть и все-таки осталась в мире живых среди тех, кто продолжал идти дальше по своему пути. Черные маленькие бусинки, хаотично разбросанные по резинке, преломляли свет уличного фонаря, пока двое продолжали идти через улицу.

— Думаете? — Она улыбается. Теперь волосы не мешают ей смотреть на гордый профиль мужчины, идущего рядом с ней. Думает, что необходимо было сделать это раньше, потому что расставание оказалось таким близким, а ведь раньше казалось, что время тянется так медленно и дорога будет дальней. Тем более пешком. — Надеюсь, что найду своих родных когда-нибудь. Или они найдут меня.

Они остановились, едва улица достигла середины.

Между ними какая-то неловкость. Джейн мялась, переступая с ноги на ногу и глядя куда-то на уровне груди Фредерика, ведь он был гораздо выше ростом. И взглянула ему в глаза лишь тогда, когда полицейский FPD (она предполагала, что служил он именно в полиции Финикса) попытался успокоить ее тем, что любит бродить по ночам. Нервная улыбка. Взгляд Джейн падает на ее дом — Анна смотрит на них через окно кухни и ее взгляд кажется девушке встревоженным и каким-то… недовольным. Словно в затылке блондина, который та буравила своим взглядом она видит злейшего врага.

С трудом переведя взгляд от дома, Джейн вновь улыбается. Старается улыбнуться так, чтобы человек, который всю свою сознательную карьеру раскрывает лживые замыслы, не догадался, что она сейчас не искренна с ним.

— Вот, — она роется в кармане и достает оттуда смертельно измятую салфетку и огрызок карандаша размером с окурок, небрежным почерком пишет на салфетке заветные цифры и протягивает ему: — Я буду волноваться и не смогу заснуть, пока не буду знать, что вы добрались до дома и… все хорошо.

Джейн чувствует неловкость и бросает взгляд на окна старого дома. Анна ушла, наконец оставив их одних. Так стало гораздо проще разговаривать с новым знакомым, без лишних свидетелей и мыслей, направленных на неприязнь Анны к мужчине, которого она даже не знает.

— Не обязательно звонить, — чувствуя, как щеки становятся цвета цветов герани, добавляет официантка и от нервов начинает растягивать край рукава своей кофты, делая его еще длиннее, чем раньше. Теперь он достигает половины ее ладони и наверняка Джейн не скажет себе за это спасибо. — Можно просто отправить смс. Знаете, что-то вроде “на связи”. — Она вдруг смеется.

Должно быть, Фредерик думает, что она глупая.

Постоянно смеется или ведет себя, как студентка. Или, как школьница. Наверняка он думает, что ей едва исполнилось семнадцать, о каких отношениях — даже в перспективе — можно думать! Он без труда может найти себе девушку под стать: длинноногую модель, с волосами до копчика. От мысли об этом Джейн будто собралась, беря себя в руки. В конце концов, Фредерик сейчас прямым текстом предложил ей встретиться еще. Смехом тут не отделаться.

— Спасибо за… за вечер. — Отвечает девушка. — От начала и до конца он был прекрасным. В следующий раз можем встретиться не на моей работе.

Снова смеется. Она дала ему номер. Наверняка, он позвонит или напишет, если действительно хотел бы, чтобы они встретились. Позвонит, даже если захочет пообщаться по телефону. В конце концов, он ведь не дикарь. По крайней мере такого впечатления не производит.

Джейн поддается очередному (что редкость для нее) за этот вечер порыву и осторожно касается ладонью — той самой, почти полностью спрятанной за растянутым рукавом, — можно сказать, что только пальцами, его щеки и приподнимаясь на мысочки, касается щеки Фредерика губами. На миг замирает, ощущая ледяной холод и запах свежей хвои, ощущает что-то большее, чем ожидала и потому не спешит отпрянуть.

С ним все это время было что-то не так. Не так…

— Что ж… — Дрожащим от волнения голосом произносит Джейн, отступая на пол шага назад и берясь обеими руками за ремень своей сумки. — До встречи, Фредерик?

Ноги подкашивались, пока Джейн шагала к дому и единственная мысль билась в ее голове запертой в клетке пичугой: не оборачиваться, не смотреть назад. Слишком велик был риск плюнуть на все правила, на собственные запреты и приличия, принятые людьми в обществе и пойти следом за Фредериком. Джейн впервые в своей жизни, по крайней мере той ее части, которую помнит, испытывала такое притяжение к человеку. Притяжение! Иначе это было не назвать. Особенно четко она осознала это, когда улыбка на лице мужчины напомнила Джейн звериный оскал, не сулящий ни ей, ни окружающим ничего хорошего. И это почему-то пробрало до мурашек.

Джейн — странная. Она так сама о себе думала. Должно быть и окружающие ее люди думали также.

У входа на подъездной дорожке она открывает дверь своего пикапа и пытается завести его, вставив ключ в замок зажигания. Глаза сами собой исследуют улицу позади — может быть, Фредерик все ещё стоит где-то там, вдалеке и смотрит на нее из тени. Да нет! Что за глупости. Он наверняка направляется домой или… в участок. Это же так работает среди копов — звонок, происшествие и он уже там, пытается понять, как совершили убийство.

— Заводись, колымага чертова! — Ругается на нее Джейн и усталый мотор с треском и шумом начинает работать, выплевывая из выхлопной трубы гарь и искры вместе с остатками топлива с залитых свечей. — Очень вовремя. — Скептически добавляет девушка и глушит двигатель.

Она вошла домой, не ожидая теплого приема. Из кухни приятно пахнет жареным мясом и свежими овощами, но Анны словно бы нет. Тишина в доме такая, как будто ее и не существует, этой соседки.

— С кем ты была? — Послышался голос Анны за спиной Джейн. Доу все ещё не могла привыкнуть к тому, как эта девушка передвигалась, не издавая ни единого звука.

— И тебе привет. — Ответила блондинка, сбрасывая на пол свою сумку и устало потягиваясь. Работа на ногах давала о себе знать. — Помнишь, я тебе рассказывала про мужчину который приходит в бар и все время молчит? Это был он. Ничего криминального, ты же видела — мой пикап снова не завелся утром, так что он решил проводить меня домой.

Джейн прошелестела мимо, прямиком в комнату. Оказалось, что сил никаких не было и все, чего она сейчас хотела — скорее лечь спать. И уж никак не обсуждать таинственных незнакомцев. Или… теперь уже знакомцев? В любом случае, Фредерик это то, что останется с ней, какая-то часть информации о его личности, почему-то ревностно охранялось сознанием девушки. Она думала, что рассказывать какие-то вещи Анне было бы настоящим преступлением по отношению к нему. Хозяйка дома бесшумно проследовала за ней и встала в дверях комнаты, скрестив руки на груди. Достаточно символичный жест и весьма четко дающий понять о том, что же именно думает обо всем этом Анна.

— Кстати, — добавила Джейн, — он коп, представляешь?

Половицы скрипнули. Свет несколько раз моргнул, а Джейн могла бы поклясться, что видит своими глазами, как над головой ее соседки поднимаются и растут тени. Как ее взгляд наполняется чернотой, которую невозможно описать и невозможно понять. Эта тьма не пугает её, но ощущения пробираются зыбкими пальцами под самую кожу. Что-то знакомое было в увиденном в тоже время, совсем чуждое.

Джейн отшатнулась назад, но видение не исчезло.

Анна, чьи волосы трепетали будто на ветру, хотя ветра в доме не было совсем, заговорила не своим, каким-то демоническим голосом:

— Это не твой путь, владычица Хельхейма!

— Хельхейма? — В мыслях повторила Джейн, ее глаза были огромными от удивления, но казалось, что все это ей знакомо. — Кажется, это что-то из скандинавского… но откуда… откуда я это знаю?

Анна продолжала говорить, а тени, между тем собирались над ее головой и множились, заслоняя собой все к чему прикасались.

— Ты есть владычица Хельхейма, дитя. — Чужеродный, наполненный злобой и ненавистью голос, струился ядовитой водой, заполняя всю комнату. — Хель! И что тебе до смертных, скажи же? Ведь ты привыкла к мраку и тишине могильных плит! Царица мёртвых душ!

— Нет! — Воскликнула Джейн и в этот миг что-то сотрясло дом в котором они жили.

Все вазы и тарелки попадали на пол. Звон разбитого стекла наполнил комнаты, но все на этом не закончилось. Вдруг старые половицы разверзлись под ногами между Джейн и Анной, чьей силой была тьма. Из недр земли показалось клокочущее пламя, лава, вылетел столп пепла и, пробив ветхую крышу, осыпал все вокруг дома. Люди, живущие по соседству в страхе высыпали на улицу. Грохот, треск и пепел (а зеваки быстро поняли, что это именно он) напугали их. Крики, шум, попытки позвонить в службу спасения смешались в одно. Прерываемое разве что негромким ревом откуда-то из недр зловещего дома, стоящего на отшибе, в конце улицы.

Никто не любил его. Дети, пока здесь не поселилась Анна Сёренсен, бегали к нему и играли в Кровавую Мэри, в вызовы призраков с помощью доски Луиджи. Взрослые запрещали своим детям появляться там. Дурная слава, идущая из поколение в поколение за этим домом со времён ведьминых ковенов, отпугивала потенциальных жильцов. И сейчас все, что происходило, казалось, лишь подтверждает чужие страхи.

— Анна, дай руку! — Джейн постаралась подойти как можно ближе к краю пропасти. Жар обжег ее руку, она отпрянула. — Ай! Анна!

— Не бойся, Хель. Это всего лишь твой сосуд. — Говорила Анна в ответ. — Кожа опалится, но естество останется! Прими его!

— Что за чушь ты несешь! Дай руку! — Джейн вновь попыталась протянуть руку над пропастью к Анне, но из под земли вырвалось пламя и обожгло ее.

— Останься со мной, мы — две владычицы царствия мертвых, покроем весь мир! И армия мертвых пройдет по миру, уничтожая все на своем пути!

— Это чушь… чушь какая-то!

Джейн почувствовала дрожь в коленях и схватилась за голову. Как мантру она повторяла «чушь», «чушь», «чушь», будто это могло ей как-то помочь. Решение пришло само собой и девушка выскочила на улицу, забыв про свои вещи и документы. Трава вокруг дома стала жёлтой и безжизненной. В панике она старалась нащупать в кармане ключи от машины, единственное, что додумалась схватить у самого выхода из дома. Руки тряслись, в голове был кавардак. Джейн попыталась попасть ключом в замок на двери пикапа, но ключи упали и она в темноте принялась разыскивать их под оглушительный треск разрушающегося дома.