К концу сигареты Дюка достаточно отпускает, чтобы он приподнял бровь: в смысле, не влезай?.. Опять самое интересное достается другим?Как бы они бегали, а?

Он остается на месте, лениво обходит площадку, оставаясь вне кадра. Место хорошее. Любых гостей будет видно.

Еще он радуется тому, что Кей не углубляется в подробности о вкусах.

Вызов приходит с опозданием в тридцать секунд. Квинта ждет, что Ник использует заставку, но нет – на голо появляется знакомое лицо, постаревшее на десяток лет.

Мальчик вырос.

— Я рад, что вы приняли мое приглашение, — говорит он. – Вас теперь трудно узнать, мастер Туэссо. Скажите что-нибудь, чтобы я понял, что вы это вы.

Квинта думает, что Кей не мог придумать лучшей фразы. Сам он тут же возразил бы – так это дроида!

Нику неоткуда знать об успехах Кея, значит, работать он будет от логики. На что он вообще рассчитывает?..

— Спасибо, — говорит Ник. – Империя предлагает вам полную реабилитацию, мастер Туэссо. Вам и вашей дочери.

Малец – теперь уже коммандер – делает выверенную паузу.

Квинта гадает про себя, с чего такая щедрость. Если это, конечно, правда. Украденный датастик стоит бешеных денег и да, пожалуй, их бы хватило на благосклонность чиновников.

Но верить Империи… Сначала нужно немного сойти с ума.

— Я знаю…

Еще одна выверенная пауза.

— Я знаю, что в ваших отношениях с Империей все негладко. Я хочу предложить вам исправить это. Мы сделаем все возможное с нашей стороны, а вы… Только вы сейчас можете помочь нам предотвратить новую кровавую бойню в Галактике. Без вас это будет затруднительно, и Департамент согласен пересмотреть все дела, связанные с вами и Иви Туэссо.

Квинта за кадром намечает улыбку. Многомиллионные, да. И все это не помешало четверке разведчиков прийти на Скариф и покинуть его с информацией. И кое-кто из этих многомиллионных теперь бегает с горящей задницей.

— Мы знаем, что вы попали в руки преступников.

Ник, похоже, все же хочет договориться.

— Мы знаем, что вы искали на Альдераане. Мы знаем, чем занимались обезвреженные группы полковника Ваала и для чего вы проникали на Скариф.

Ник улыбается. У него такое же синее голографическое лицо, серьезное, будто у него умерла любимая бабушка, но что-то есть в словах про Скариф, Квинта готов поклясться.

Иллюзия исчезает почти мгновенно.

— Они собираются заменить репликантами нескольких высокопоставленных имперских чиновников. Получив рычаги к управлению Империей, они тут же попытаются ее уничтожить. В этом случае многомиллионные военные силы нам не помогут. Напротив. Что бы они ни обещали вам, мастер, верить этому не стоит.

Охохо, думает Дюк. Ого.

Бейл нервничает. Дюк замечает это издалека, едва вице-король появляется в дальних дверях большого зала. Пол здесь начищен и натерт до блеска, и кажется, что по нему можно кататься на коньках. В нем отражается солнечный свет из высоких окон и снежно-белая парадная форма полковника Ваала.
Это Мотма настояла, чтобы он пришел в парадке. Он не хотел, и тогда она взяла его под локоть своим обычным мягким движением и сказала: «Дюк. Эта поездка очень важна для нас». – «Нам нечего отмечать, — возразил он. – Я тайный агент, а ты хочешь, чтобы я пришел во дворец в форме». – «Он это оценит. Это Альдераан, Дюк. Они любят символизм. У него праздник. Ты сделаешь так, чтобы после твоего возвращения праздник был у нас?»
Тогда он только покачал головой. Дипломатические шоу. Мотма знала, конечно, кого просить.
— Мы всем скажем, что у нас костюмированный бал республиканской эпохи, — тихо шутит Дюк, когда Бейл подходит ближе.
— На Альдераане запрещено оружие, — шепчет ему на ухо вице-король.
— Тогда тебе придется запретить мне въезд, — Дюк приятно улыбается, словно Бейл отвесил ему комплимент. – Мои поздравления, Ваше Величество. Мы увидим виновницу торжества?
—  Она готовится выйти к гостям. Давайте пройдем на балкон, полковник. Хочу взглянуть, как украшен двор, а вы, конечно, перескажете мне последние новости Центра. В вашем изложении они всегда играют потрясающими красками.
Они выходят из зала плечом к плечу, и Дюк точно знает, сколько глаз провожает их до высоких балконных дверей.
— Хочу, чтобы ты остался при дворе, — говорит Бейл, похлопывая перчатками по каменному парапету. Теперь солнце отражается в камнях перстней. У Дюка тоже есть побрякушка, так уж принято. Она мешает на пальцах, но достаточно массивна, чтобы использовать ее как кастет. На Чандриле такое не носят. Бейл выдал что-то похожее каждому из своих приближенных, играющих для него в дела восстания. В крупном желтом камне, напоминающем глаз зверя, чип айди, открывающий некоторые двери – не только во дворце, но и во всей Альдере. Это примиряет полковника Ваала с кольцом. Дома, на Чандриле, он в таких случаях предпочитает гравированные браслеты – они, по крайней мере, закрывают предплечья и утяжеляют бьющую руку.
— Как кто?
Внизу на деревьях развешивают цветные ленты.
— Как мой офицер для особых поручений, быть может.
Органа не щурится от солнца, а Дюк – да. Он машинально сканирует взглядом двор, окружающее пространство, прислушивается к звукам, присматривается к точкам, где сам посадил бы снайпера. Некоторые из них и вправду заняты.
— Я работаю лучше, если не держать меня на виду. Оставь меня своим другом для особых поручений, не прогадаешь.
— Ты видел Бена?
— Нет. Он искусно прячется, когда ему нечего сказать. Но я нашел инфочип, который он оставил для нас. Он подтверждает все, о чем мы думали. Эта игра стоит свеч. Но… На нее нужны деньги.
— Я верю тебе, — Бейл вдруг сжимает его руку, лежащую на парапете.
— Ты веришь Бену, а я только привез тебе еще немного мудрости, — Дюк улыбается углом губ. Оттенок ехидства в этой улыбке легко прочитал бы Кей, но вице-король то ли не видит его, то ли предпочитает не замечать. Отношение полковника Ваала к джедаям ему известно.
Мотма подходит тихо, легко шелестит одеждами. Она сегодня тоже в белом, только накидка цвета топленого молока, и вышивка на накидке тоже белая, и Дюк думает, что у него скоро заболят глаза от этих попыток отстирать Восстание от крови. Но Мон честна в своих порывах, поэтому он молчит, только улыбается углом губ.
Органа не любит крови. Может, начальница и права.
Мотма здоровается с вице-королем, кивает Дюку с приветливой улыбкой старой знакомой. Бейл не знает, что связывает их на самом деле, и поэтому тоже улыбается – сперва ей, приветливо, потом Дюку – понимающе, словно именно у них один секрет на двоих.
Внизу в кронах деревьев шелестит ветер.
Любое оружие Империи может и должно быть использовано против Империи. Особенно то, что еще не создано.
— Надеюсь, это еще не время, когда мы должны начать подозревать друг друга.
Мотма с тихим стуком ставит на парапет бокал из тончайшего радужного стекла. В бокале играет вино.
— Еще несколько лет, — отвечает Бейл. – По всем расчетам. Раньше они не успеют.
— А мы? – тихо спрашивает Мотма.
Спустя миг Дюк осознает, что они смотрят на него.

Иногда ты точно знаешь, что стоишь на твердой земле, но все равно она начинает выразительно проседать при каждом шаге. Становится немного вязкой, липнет к ботинкам. Как фильтр сигареты к губам.

Они не поведутся на это, думает Дюк. Кей потрясающе убедителен, и Нику потребуется какое-то время, чтобы разобраться. Но вряд ли долгое.

Он смотрит, как уничтоженная связь летит вниз. Может, конечно, Кей посчитал, что они могли успеть записать сигнатуру комлинка. Может, просто перестраховывается.

Но чтобы так душевно кидаться аппаратурой, нужно что-то еще.

Неужели поверил?

— Пойдем отсюда, — предлагает Дюк, потому что иррационально боится, что Кей сейчас просто развернется и уйдет. По привычке. Уйдет куда-то в риннальскую имперскую ночь, где найти его будет сложно.

А если он не захочет найтись, и того сложней.

Особенно с угробленным комлинком – ни до самого Кея не достучишься, ни до базы, ни до агентов.

Ник рассказал ценные вещи. Полезно знать, что Империя думает обо всем этом. Полезно знать, во что они сложили крохи, которые им удалось наскрести из пленных агентов.

Экспресс-допросы, наверное. Потому что после налетов имперцев в последнее время всегда оставались тела. Единственный, кого взяли в плен и оставили там – Лурре, человек Бейла, альдераанец. Он не приведет к Чандриле. К Бейлу, впрочем, тоже не приведет. Уже не привел. Иначе у вице-короля уже появились бы огромные проблемы. Галактика бы заметила.

Несмотря на свое предложение, Квинта не двигается с места. Смотреть на Кея снизу вверх давно стало привычно, но сейчас… неудобно.

Кому ты поверил, думает Дюк. Поверил?

Дюк терпеливо ждет ответа. Кей молчит так долго, что он успевает здорово забеспокоиться. Каким бы железным теперь не был «мастер Туэссо», у него все еще три человеческие реакции на стресс, и базовая из них – атака. Как и у многих разведчиков. Он мастерски подменяет ее двумя другими, когда это нужно, и сейчас не отличить, погрузился Кей в размышления, справляется с чувствами или пытается не выдать ту самую базовую реакцию.

Развал Империи сам по себе вряд ли его заденет. Осознание, как именно это будет происходить – это да, это может. Потому что «служить и защищать» — это тоже Кей. Он весь про это.

Потом они идут по тропе между деревьев. На коре искрится иней. Света почти нет, только луна и звезды. На земле тоже изморозь, под ногами временами хрустит тонкий лед.

Тепло идет только от Кея. Сейчас оно кажется почти человеческим на контрасте с окружающим холодом.

— Не знаю, — честно говорит Дюк.

Сейчас рядом нет молодняка, нет никакой необходимости делать уверенную морду человека, всегда знающего, что делать. Но Кей идет с ним, а не скрылся где-то вдали, и это все делает лучше.

— Ты же понял, что Ник сказал тебе неправду? Если они верят в это, это большая удача. Потому что Мон этого никогда не планировала.

Зато выйдет неловко, если планировал Бейл, и просто не поставил его в известность. Дюк вертит эту мысль и так, и сяк, и она ему не нравится. Потому что у Бейла, в отличие от чандрильцев, деньги есть. Ему не нужно торговать имперскими секретами, чтобы собрать кредитов на репликанта.

Они втроем с Мотмой говорили о другом. Но кто сказал, что у Бейла нет других планов?.. Импы взяли Лурре…

От этой мысли сложно избавиться, она мешает и зудит на краю сознания.

— Я боюсь, что ты решишь уйти. В конце концов, Восстание не сделало для тебя ничего хорошего. Первым делом они всадили в тебя ограничитель и… использовали. То же самое делала бы Империя. Может, иначе, но… Я не знаю, есть ли разница.

Принципиальной нет, думает он.

Кей задает вопрос, ответ на который – самая серьезная тайна в работе Дюка Ваала на чандрильское восстание.

Что планировала Мон.

То, что он ей подсунул.

— Иллюзии? – Дюк невесело смеется, сам себе ерошит волосы. Обнаруживает, что капли воды на них давно превратились в лед. – Кей…

Крифф, когда он научился так звучать? Эти его интонации так отзываются внутри, что нежность оказывается даже под горлом, вот-вот перельется через край.

Не бывает так, и Квинта таким не бывает, он про себя это знает уже сколько лет, десять?

Но вот.

Он сам себя оценивает на эмоциональную болтанку и остается недоволен результатом.

— Дальше происходят выборы, — говорит Дюк о том, во что верит. По крайней мере, он бы очень этого хотел. – Республиканские. Я не работаю для того, чтобы Мон или Бейл сделались очередным бессменным Императором. Я республиканец. Я хочу… Республику. Право выбора, право голоса для народов Галактики. Мне плевать, будет сверху Мон Мотма с Чандрилы или лохматый вуки с Кашиика. Важно то, чтобы их можно было сменить, если они там сверху вдруг потеряют берега. Такие как Кассиан не видели ничего, кроме войны, но мы с тобой видели. Старший состав Восстания помнит и Республику, и ее ошибки. И Кассиану, и Иви придется учиться жить в мире, но мы… может, мы еще не забыли, как это делается.

Что планировала Мон.

Дюк все-таки поскальзывается, как раз тогда, когда думает, как об этом рассказывать. Вся его натура сопротивляется этому. Это секрет, который он не выдал бы ни в бреду, ни во сне, ни под пытками. Лояльность Кея – дело неподтвержденное. Она личная.

От падения Квинту спасает вовремя подставленная рука. Теплая. Это работа приводов и микродвигателей, это реактор, но все равно Кей теплее окружающего Риннала, и Дюк только сейчас понимает, насколько у него замерзли пальцы.

— Ты знаешь, что такое Император?

Дюк дергает щекой – это и улыбка, и нет, он просто ждал этого вопроса. Кей думает про очевидное.

Если Кей думает про очевидное, это значит, что и у имперских аналитиков нет шанса. Если они не ошибутся.

Если он не ошибается прямо сейчас.

Хорошо, что комлинк уничтожен. Шансов на прослушку меньше.

— Ладно, — говорит он несколько шагов спустя. – Хорошо.

Надо было начать издалека? Откуда вообще начинать эту историю?

— Ты никогда не думал, почему такой сильный одаренный как Вейдер подчиняется плюгавому набуанцу? Выполняет любые приказы, блюдет его интересы пуще своих? Император – одаренный, и он сильнее Вейдера. Может, во много раз. Они оба не о политике. Это криффов религиозный орден, у них нет задачи просто править, их цель – держать в страхе всю галактику. Так они обретают свою силу. Они темные, они просто не могут править иначе. Чем больше боли и несправедливости в мире, тем сильнее они становятся. Дальше будет хуже. С каждым годом становится хуже. Это меньше замечают жители Центральных Миров, потому что они все же не всесильны и не выдержат массового восстания, но отлично замечают окраины. 

Дюка сложно заподозрить в любых симпатиях к джедайскому Ордену – он нелестно проходился на их счет всегда, еще в республиканские времена. Совет прямо-таки сочился мудростью, словно губка, упавшая в ведро с… допустим, водой. Эта отстраненная мудрость небожителей, способных на вещи, неподвластные простому смертному, всегда служила выгоде Ордена – и только. Ничто больше их не заботило.

А потом наступил Шив Палпатин.

Толпа долбаных просветленных слепцов.

— Я туда статьи писал, — буднично говорит Квинта, тщательно выбирая, куда ставить ноги на скользкой тропе. Мнение Кея его не задевает, он именно так и звучит. В этом и проблема. Император Палпатин мог бы выйти со штандартом ситхского ордена на Сенатскую площадь, и ему никто бы не поверил. Решили бы, перетрудился правитель на благо поданных.

— Хочешь верь, хочешь нет, но дела так и обстоят. Он, к сожалению, ситх. Возможно, я смогу тебе это доказать. Ты никогда не задавался вопросом, почему в штаб-квартире джедайского ордена вырезали всех, вплоть до администраторов и кошек? Детей? Последнего пацаненка убили буквально на глазах у Бейла. Он приехал проверить Храм и успел как раз к шапочному разбору. Мальчишка рванулся к его спидеру и был убит в паре метров от него. Его звали Зетт Джукасса. Свидетельство о его казни лежит в открытом доступе. Убит, мол, за покушение на сенатора Органу. Но Бейл говорит совсем другое. Его нежная натура, видишь ли, не вынесла зрелища бойни, он в тот же день сбежал с Корусанта… спасать джедаев, идиот коронованный. Лучше бы думал о Республике. Не суть. Кое-кого он спас. Этот кое-кто поделился ценной информацией о том, как именно работает чуйка у форсов. Они чувствуют опасность, угрозу, агрессивные намерения, но только от живого существа. Репликант, но только полностью кибернетический, лучший агент-ликвидатор. Его мозги не вскроешь Силой. Его вообще нет в Силе. Если он будет держаться достаточно далеко, чтобы форсы не обращали на него слишком много внимания… или будет врать про таозин…. Это очень рабочая схема. Такой агент пригодился бы Восстанию. По той же причине нет никакого смысла заменять репликантами высшие чины. И Вейдер, и Император моментально спалят подмену.

Бен, помнится, проклял его за эту идею. Ну так, по-джедайски. Ступай мол, в задницу, и не греши.

Дюк внимательно смотрит на него и вдруг сверкает быстрой, как молния, улыбкой.

— Ага.

Он пытается сделаться серьезным, но это невероятно трудно, ухмылка все время живет где-то рядом, играет мышцами у напряженно-серьезных губ.

— А как бы еще я уговорил всю эту компанию вбухать такие огромные деньги в мои поиски? Корабли, снаряжение, агенты, снова корабли. Я столько техники угробил. Таких випов вербовал!.. Ты бы знал только.

Он все-таки поднимает воротник повыше и ржет, вспоминая всю свою пафосную убедительность – для Бейла – и проникновенную скорбь о судьбах жителей Галактики – для Мотмы.

— Скучал по тебе, засранцу.

Серьезнеет он с видимым трудом.

— Но вообще-то это правда. И про ситхов, и про план. Бен говорит, что я дурак. Что Вейдер был каким-то там избранным, и ситхов должен был победить именно он, и что Восстание победит, только если Сила придет в равновесие. Когда появится такой форс, который уравновесит этих двоих. Но это уже точно сказки. Этим джедаям вечно лишь бы ничего не делать.

Квинта, конечно, тоже останавливается. Задирает голову. Небо здесь кажется светлее, кроны деревьев уже не закрывают звезд. Они холодные, белые. На Чандриле даже звезды кажутся теплей.

— Иногда, чтобы достичь цели, нужно набрать очень большой разгон, — говорит он звездам. – И после этого ты не сможешь остановиться. Сразу. Иначе тебя расшибет в лепешку. Протащит по земле силой инерции, а то, что останется, потом соберут в пакет. Я нашел свою цель.

Он неохотно опускает голову. По прямой взгляда в глаза не получается, только в металлическую грудь.

— И я набрал для этого очень большой разгон. Но вспомни, я ходил на миссии в одиночку. Я рисковал жизнью. Я бы не поступал так, если бы Дравен не мог заменить меня в сети. Я был бы плохим офицером, если бы оставил себя незаменимым. Нас не этому учили, помнишь?

Кей спрашивает не о том, а все его выкладки – один сплошной вопрос. Во рту почему-то сухо, потому что врать и ерничать легко, а говорить открыто трудно.

— С тех пор, как ты исчез, дело было в тебе. Всегда в тебе.

Иначе такие задачи не решаются.

— А ты сможешь уйти, зная, что Кассиан остался в деле? Оставить его и Иви… Оставить им вот это.

Он не уточняет, что именно.

— Мы проморгали набуанца. Контры, конечно, обосрались сильней, это их дело. Но мы тоже. Ранкоры разведки хреновы. Это у нас под носом он создал свою сеть влияния. У нас под носом выехал в диктаторы. Разве дело в Мотме или в Бейле, а не в том, кто мы есть?

Он делает короткую паузу – ее достаточно, чтобы упереться холодным лбом в теплый фрик. Выбирать между любовью и долгом – Дюк такое не заказывал. От этого и с мыслями, и с чувствами происходит форменный звездец, и он даже не пытается в нем разобраться. Логика остается где-то поверх всего этого, логика и понимание взятых на себя обязательств, и эта тонкая пленка разума кое-как держит боль и тоску в грызущемся ранящем клубке.

— Оставайся со мной, — с трудом выговаривает он. – Мм? Я не вербую тебя. Не хочу. Я тебя люблю. Скажи мне, что тебе нужно, чтобы остаться. Я сделаю. Я могу. Я вообще много чего могу.

Он не отстраняется. Только прижимается крепче, чувствуя, как бешено скачет дыхание. От этого кружится голова. Что-то происходит с телом и чувствами, что-то, совершенно неподконтрольное. Если бы на Кее была рубашка, он бы держался за нее, обхватив его руками, собрав ткань в горсть на его спине. За фрик хвататься бесполезно, и это, наверное, странно выглядит со стороны, когда Дюк вжимается всем телом в огромного боевого дроида, но не обнимает его, а только до боли сжимает кулаки, пытаясь превратить рваные, короткие вдохи и выдохи во что-то, похожее на дыхание.

— Просто… просто будь, ладно?  — просит он. Говорить так невозможно, очень трудно, и он сильнее упирается лбом во фрик. – Я сделал все, чтобы тебя не трогали. Чтобы ты не был им должен.

Теперь должен он, но с этим он разберется. Кей прав, офицер его уровня не может покинуть Восстание по щелчку пальцев, и он сам, на самом деле, не чувствует свой долг выполненным.

Ему помогли – честно, как своему. Бросить их после этого – просто подлость. Не раньше, чем он действительно сможет передать дела. В этом долг. Не в деньгах даже, деньги он честно заработал. Они заработали. На Скарифе.

Кей интересно отделяет на словах повстанца Квинту от Дюка Ваала, но правда в том, что это один и тот же человек. Живой – к сожалению или к счастью. Но иногда, думает Дюк, было бы хорошо ничего не чувствовать.

— Я тебя не оставлю, — говорит он, подчиняясь бьющейся внутри правде. Потом тянет носом холодный воздух. Нос подозрительно забит.

Невозможно разжать руки, когда в них то, что ты искал так долго.

Кей теплый, Риннал прихватывает морозом только за загривок. Напоминает.

— Я не уйду из дела сейчас. Я заварил эту кашу. Вас ищут. Тебя, Иви. Кассиана. Нужно разобраться с этим.

То, что ищут его, не повод для особого беспокойства. Он привык. И он думает, что знает, на что мог бы надавить и какие аргументы найти, чтобы все-таки завербовать Кея в Восстание. Сейчас их куда больше, чем было когда-то.

Он молчит. А потом говорит другое.

— Я люблю тебя не за лояльность. Я сегодня чуть человека не завалил только за то, что он не ты. Думаешь, мне это важно? В Восстании ты или нет? С тобой я закончился как разведчик. Я не сделал с тобой ничего из того, что был должен сделать как повстанец. Ничего.

Не убил, не завербовал, не сдал Дравену, едва обнаружив ценную имперскую технологию рядом с молодым капитаном. Не уничтожил, обнаружив, насколько Кей нестабилен. О чем угодно можно себе врать и прикрываться какими угодно резонами, но есть протоколы службы и безопасности, и он нарушил их все.

С полного попустительства молодняка, но этим простительно. Ему – нет. Просто иногда ты делаешь выбор. А потом снова и снова. Только для того, чтобы потом рвано дышать во фрик и понимать, что все это того стоило.

— Может, я знаю, как сложить твой паззл.

Это еще один шаг не туда.

Идеи у Дюка есть всегда, и сейчас главная из них заключается в том, чтобы взять себя в руки. Иначе все решения может и будут эффективными, но скорее разрушительными. А еще он терпеть не может себя слабым, поэтому берет паузу – постоять, подышать запахом металла и зимнего леса. Осознать, что ничего не рушится прямо сейчас. Засмеяться и поднять голову.

— Восстаний и так слишком дохрена, — говорит Дюк сквозь смех. – И это плохо, чтоб ты понимал.

Отстраняться ему не хочется, но он все же осторожно высвобождается, поправляет куртку, ставит воротник торчком. Наскоро проверяет сам себя.

Когда дело касается Кея, он не стабилен, и сделать с этим ничего нельзя, только помнить про это. И это не делает его слабее, решает Дюк. Пока он следует планам, выстроенным на трезвую голову, это ничему не вредит.

Было бы намного проще, если бы этот разговор состоялся в те времена, когда Квинта с Иви не жили на базе. Тогда вопрос о новых людях в Восстании вообще бы не стоял – вот твоя дочь, вот дом, в котором можно жить, вот челнок – пользуйтесь, наверстывайте упущенное, только не спрашивайте, куда летаю я сам.

Сейчас все усложнилось в разы. Иви ведущий инженер, и еще… да, еще Кассиан. Кей не хочет быть в Восстании, но хочет быть рядом с ними. И не так, чтобы просто жить, а защищать. Ему это важно. Но разведка не даст ему допуск к миссиям на таких условиях. С базы его не выгонят, это совершенно точно. А в остальном в лучшем случае скажут — не хочешь служить, не служи. Никаких миссий, начальства, отчетов. Живи, наслаждайся заслуженным покоем.

Не то, чтобы так не бывало раньше. На базах иногда обнаруживались чьи-то дети, невоюющие родственники. Правда, обычно они хотели быть полезными.

— Оставайся пока в моей группе. Я не буду тебе начальником. Только формально. Но так ты сможешь помогать Кассиану, когда захочешь, и ни у кого не будет вопросов. А дальше посмотрим. У меня достаточно хорошие отношения с генералами, чтобы им не приходило в голову трогать моих агентов. А отчеты, крифф с тобой, сам напишу. Дравен умный мужик. Он понимает, что лучше так, чем никак.

А Кракен наверняка скажет, что они с Иви должны были разработать сканер идентификации для репликантов, а не внедрять их в Восстание собственноручно. Что ж, любая миссия иногда выходит за рамки.

К тому же Кея еще ждет реабилитация. Требовать от него чего-то сразу после операции – не просто глупо и жестоко, но и невозможно. А на что будет похожа Галактика в этому моменту, и что будет думать о Восстании сам Кей – большой вопрос.

— Ты считаешь, что появление двух незнакомых громил посреди ночи – мечта любой девушки? – хмыкает Дюк.

Он немного отстает, буквально на пару шагов. Кей доверяет ему, и это после того, как он лгал ему много лет на службе, потом обманул со своей смертью, потом… Ну. Потом было всякое.

Дюк аккуратно проверяет в себе профессиональный цинизм (на месте), понимание необходимого (на месте), готовность использовать кого угодно ради чего угодно (затык). Потом дергает плечом и в два шага догоняет Кея.

Так, наверное, стареют. Или умнеют.

Кей не думал, что тот же Дравен просто устраивает ему классическую ловушку на привязанности? Начальству известно, конечно, только то, что они друзья. Но не использовать это было бы глупо, особенно когда речь идет об аналитике высочайшего класса, оперативнике высочайшего класса. Как вообще можно не хотеть завербовать Кея?

Дюк почти открывает рот, потом натыкается на неприятную мысль и давится ей как влетевшей мошкой.

Если тут и есть ловушка, то на них обоих. И она прекрасно работает. В его случае – как отличный способ призвать его к дисциплине. Чуть больше держать в рамочках, чуть лучше видеть, что несется на его фронтах – проверять его отчеты не по десяти реперным точкам, а по пятнадцати.

Проверять карту нет необходимости – Квинта держит ее в голове. Когда они приближаются к мастерским, со стороны города появляются два военных спидера, но проходят далеко, под большим углом к их маршруту. Свет прожекторов некоторое время шарит по лесу.

Дюк смотрит на них один раз и больше не оглядывается.

Подруга Иви живет в небольшом доме-башенке на несколько квартир. Отсюда хорошо видна темная лента городской реки, но в остальном квартал жилой и густонаселенный. В таком лучше не шуметь.

В доме нет подъемника, и они поднимаются пешком. Этаж невысокий, третий. Время совершенно неприличное, но из-за двери доносится неожиданно мирный звук – трель автоповара, подогревшего ночной перекус.

Квинта ждет несколько секунд и нажимает кнопку звонка.

Дверь открывается быстро. В лоб ему смотрит ствол бластера.

— Заходите, полковник, — ласково предлагает ему Дангиш Саттиго, бывший лейтенант, бывший смежник, отдел, кажется, агентурной связи и технической разведки. Все это Дюк вспоминает с огромным трудом. В прихожей полумрак.

Дан стоит хорошо, шагах в пяти, как раз так, чтобы чуть-чуть не хватало для успешного броска. Значит, дверь открывал кто-то другой.

— Как неловко вышло, — бормочет Дюк, отлично осознавая, что и сам заслоняет Кею траекторию. А то время, когда Кей мог просто швырнуть его в противника, кажется, прошло.

Кей очень убедителен, Дюк сразу же чувствует себя в плену. Самое смешное, что как-то так это и должно было случиться много лет назад. Кей и сослуживцы.

Почти катарсис.

Пока он думает о путях неизбежного и о том, как забавно иногда складывается жизнь, бластер в руках Саттиго остается неподвижно точен.

Вот зря Иви хотела ехать сюда одна.

— Коммандер, — едва шевельнув углом губ, зовет имперец. – Это к вам.

Почти тридцать секунд ничего не происходит, только что-то шуршит и звякает в кухне. Потом в прихожей появляется Ник. Он выглядит… как-то по-домашнему. Словно тут и живет. Рубашка расстегнута слишком низко, почти до солнечного сплетения, на груди болтается кодовый цилиндр на цепочке. Обуви нет, в левой руке чашка кафа, в правой бластер.

При виде гостей коммандер Бриста округляет глаза, но не сильно. Что-то дергает его, заставляет встать ровнее, но он тут же спохватывается и снова слегка сутулится и выглядит как человек, который очень давно не спал.

Может, думает Дюк, если бы не было этого разговора через покойный уже комм, Ник вызывал бы спецгруппу или тюремный транспорт. Или сходу приказал стрелять. А сейчас вон как смотрит.