В лаборатории все идет своим чередом, и отвлечься на работу у Иви решительно не получается. Вот бывает такой этап в инженерной жизни, когда все делается само, и надо только ждать. Если бы у нее был какой-нибудь противный начальник, можно было бы сидеть с умным видом и делать вид, что следишь за процессом. Но начальников у нее нет, и Иви отправляется развеяться, как только проходит утренняя тошнота.
Тир понемногу становится если не ее любимым местом на базе, то достаточно занятным. Оказывается, народ в Восстании в среднем стреляет хуже, чем Кассиан, Квинта и тем более папа, и школа полковника Ваала позволяет ей здорово обставлять разумных. Это сильно улучшает настроение, как и сам процесс стрельбы.
Разговор с Кассианом, вроде бы и не завершившийся ссорой, здорово ее расстроил. Причем Кассиан решительно не понимал, что именно он сказал не так, а у нее не повернулся язык объяснить. Ну в смысле, «я буду рад любому твоему выбору»? В смысле, рад малышу, но и любому выбору тоже? Отлично посоветовались!
Иви мочалит из бластера мишени, проигрывает несколько кредитов светлокожему забраку (конечно, только потому, что не заметила, как он прислонил к дереву снайперскую винтовку перед тем, как взяться за бластер), потом выигрывает шоколадку у кого-то из новобранцев.
Когда она замечает крайне, крайне интересного разумного, она все еще кипит. С базы, значит, нельзя. На орбиту даже нельзя. Летать нельзя. Покататься одной на спидере нельзя. Папа с Дюком закончили миссию на Риннале и просто исчезли «по делам», ничего не объясняя. Что это за жизнь? Но упустить Асу, когда он так удобно пришел, тоже глупо.
Иви сдает тяжелый бластер инструктору, смеется вместе с ним, разламывая пополам шоколадку (потому что ей, наверное, много нельзя?), и идет к психологу. Зачем так сидеть, она не знает. Он выглядит спящим, но точно не спит.
Иви немного его рассматривает, вежливо остановившись в нескольких шагах, а потом удивленно хмыкает, когда он все-таки ее замечает – и это с закрытыми глазами! – и тихо садится рядом на лесной дерн.
Ждать она умеет очень хорошо и делает это почти бесшумно. У Асы такая татуировка! Он как… как змей или дракон. Красиво. У забраков не такие красивые.

Иви молчит, чтобы не отвлекать. Это она тоже хорошо умеет – не отвлекать. Дравена она тоже решила лишний раз не дергать и просто влезла в файлы, рассудив, что он бы и так ей сказал. И вообще, настоящий разведчик должен справляться с такими пустяками, как выяснить на собственной базе, кто тут психолог для сложных случаев. Но молчание затягивается. Тратить время зря ей жаль, и она достает деку.
Отец и Дюк оставили Кэти у имперцев, которые вроде бы обещали ее отпустить, но понятно, что никто не отпустит. Так было нужно. Но очень плохо, что ей после этого запретили покидать базу. Может, в таких делах и проверяются разумные. Может, если бы она придумала что-то… Но с базы трудно придумывать. Непонятно, что там, на Риннале. Держат Кэти в ее же квартире или куда-то увезли.
Иви пытается отвлечься. Сбегать с базы нельзя не только потому, что запретили, но и потому, что она может взять не тот челнок. Может, в нем будет что-то, что подскажет имперцам, где искать всех остальных. С крестокрылами вообще сложно. Надо очень хорошо уметь ими управлять. И они сердцу Дравена, кажется, дороже челноков. Сложилось у нее такое мнение.
Но хуже всего – если с ней что-то случится, никто не закончит ее работу. Все вместе связывает ее по рукам и ногам.
Иви тяжело вздыхает над книжкой про беременность. Она успевает пролистать, толком не читая, больше главы, когда Аса начинает возвращаться к жизни. Делает он это очень интересно.
- Извините, мастер Аса, - говорит Иви, когда на нее наконец обращают внимание. – Меня зовут Иви Туэссо. Я не читала ваши файлы, только хотела узнать, кто работает с папой. Мне нужна помощь по профессиональному вопросу. Я в некотором смысле тоже его… ладно, не врач, но… скажем так, протезист. Я работаю с кибернетикой на стыке живого и кибернетического. И у меня проблема, с которой я справиться не могу. Но на этот разговор нужно, наверное, много времени. У вас есть время? Вам удобно? Я могу пригласить вас в свою лабораторию, если вам больше подходит другой час или даже день.

Иви смотрит во все глаза, потому что все это ужасно загадочно. Наверное, у нее и в графе «причина смерти» когда-нибудь будет жирным шрифтом вписано «любопытство».
Она не сразу понимает, что видит. Это похоже на компас. Оооочень старый. Потом она замечает стрелки. Часы.
Зачем смотреть на нее и на часы?
Иви думает об этом и у нее слегка розовеют щеки. Но того единственного, что сейчас крепко связано для нее со временем, пока еще не видно. Не видно же?
Она смущается, но дела важнее.
Лаборатория не очень далеко от медотсека, практически спрятана за ним, в его структурах. Снаружи она ничем не отличается от складов и других подсобных помещений, а что дверь тяжелее и крепче прочих, так это заметно только в тот момент, когда она открывается.
Иви страдает от любопытства почти всю дорогу. Она любит современную технику. Чем новее, чем больше в ней научных находок и игры разума, тем лучше.
- Аса, а зачем тебе такие часы? – наконец не выдерживает она и смущенно улыбается. Это не похоже на личный вопрос, но мало ли. Вдруг у него там какие-нибудь грустные воспоминания, а тут она со своим интересом.

Иви нравится, как гость рассматривает ее рабочее место. Она тоже думает, что лаборатория у нее крутая, и он оценил цилиндр Спаарти! В мысленном списке Ви насчет Асы сразу добавляется пара пунктов: очень умный и очень симпатичный человек со странностями.
Комлинк с часами явно удобнее, да и дека тоже, но иногда ты заводишь вещь просто потому, что она тебе нравится, так что в ответ на «счастливого потребителя» Иви улыбается.
Квинта так курит. Кайфует от того, что нужно открыть пачку, вытащить сигарету, помять ее в пальцах. Часто даже не поджигает. Так и Аса, наверное. Вытащить часы, открыть, посмотреть время. Не спеша. Наверное, его это успокаивает. Если постоянно работать с повстанцами, надо иметь какую-то отдушину. Так что это его восседание на пеньке тоже вполне объяснимо. Тихо, птички поют, солнце. Никаких неуравновешенных людей вокруг… Ну, кроме тех, что рядом стреляют по мишеням.
Рассуждения на этом сбиваются.
- Это цилиндр Спаарти, - говорит она на правах гостеприимной хозяйки. Гость ведь может и не знать, насколько это на самом деле крутая штука. – Здесь можно вырастить клона, а можно создать… репликанта. Это биологический дроид, очень похожий на органика. Даже аппаратура не отличит.
Иви подходит к одному из терминалов, не глядя ведет пальцем по сенсорам. Внутри пока еще пустого цилиндра зажигается голограмма. Схема раскручивается поэтапно: сперва возникает скелет, затем его опутывает сложная вязь высокотехнологичной нервной системы, потом появляются мышцы. Скелет выглядит человеческим, но рядом с голограммой висят другие – квадратные картинки, в которых образцы тканей увеличены во много раз. Здесь становится видна биокибернетика.
- Через три месяца будет готово тело, - говорит Ви. – И для папы это очень тяжело. Сама идея пересадки ему не нравится. И потом… С ним делали страшные вещи, чтобы научить его существовать в теле огромного дроида, и делали это постепенно. Я не могу учить его обратному постепенно. Могу сделать только полную пересадку, и ему придется иметь с этим дело.

Иви на мгновение зависает не хуже сбоящего дроида, потом бессильно разводит руками, глядя на цилиндр. Вот это и есть ее проблема. Огромная, большая проблема, которая собрана из десятка других проблем. Как Аса не понимает?
Как серьезный ученый, она садится на лабораторный стол и скрещивает руки на груди, потом ерзает и садится так, как ей нравится – упираясь руками в столешницу и не касаясь ногами пола.
Она серьезный инженер и она криффски волнуется. Если честно, она просто в ужасе. Просто имеет с ним дело уже давно, и он просто все время где-то рядом, а к такому привыкаешь. Но когда думаешь про это, сразу становится очень плохо.
Иви бросает взгляд на дверь. Она хорошо закрыта. Без стука сюда не входят.
- Они с ним что-то делали, - тихо говорит она. – Нет, я знаю, что они с ним делали. И теперь ему так плохо. Он так боится, Аса. Он самый смелый человек в мире, но ему так страшно.
Иви вспоминает голографии из отчетов. Она до сих пор не знает, показывал ли Квинта Кея. Очень даже мог. Почти наверняка среди этих голофото был и Кей. Но если ты хочешь работать с такими вещами, как-то исправлять сделанное, ты должна знать, что именно было сделано. Изрезанные тела с грубыми следами швов и торчащим из них металлом входят в игру.
Имперцы, которые сделали такое с ее самым любимым на свете папой должны провалиться в самую глубокую Бездну.
Это было долго. Без всяких наверное. Это было долго. И очень, очень больно.
- Я говорю ему, что так будет лучше, - Иви беспомощно поднимает глаза, пытаясь не смотреть на свои руки. Шмыгает носом. – Но на самом деле. Я его мучаю. Каждый раз, когда что-то рассказываю. Когда что-то настраиваю здесь. И я думаю иногда… что, если он прав и ему лучше как есть? Он… адаптировался. Привык. А тут… Снова… Операция. Которой он боится и не хочет. Он не причинит мне вреда, а вот Дюка он все время пытается… ну, может, не убить, потому что еще не убил, но вот… Иногда как будто пробует и передумывает. Ты знаешь Квинту? Это Дюк. Он организовал это. Лабораторию, разработки. Я иногда думаю, может, поэтому папа так... Он его не убьет, да? Аса?

Иви слушает, смотрит на Асу блестящими глазами. Он все правильно говорит – все логично и понятно, и как-то чувствуется, что все это так и должно работать.
Когда он говорит про чувство безопасности, она невольно растирает сломанный когда-то локоть. Давно уже ничего не болит. Но было так страшно.
Безумно страшно было на станции, чуть меньше у Моргана, хотя док старался изо всех сил, и вот уж кому-кому, а ему она благодарна. Но даже тогда от страха ее тошнило. Ноги подкашивались. И ничего с этим было не сделать.
В одном она тогда была права – это помогает понимать. Даже сейчас, когда Аса только рассказывает о таких вещах, от страха ладони становятся неприятно-влажными.
Иви вытирает их о штаны.
Может, она тоже хотела бы контролировать хоть что-то. Точно знать, что есть хоть что-то вокруг, что она могла бы сделать лучше. Или не дать этому сломаться. Но от нее во всем происходящем зависит, может, меньше всех.
Она не может изменить отцовское прошлое, чтобы всех этих ужасных вещей с ним не происходило. Не может сделать ему лучше сейчас. Не может сделать ничего, чтобы быть уверенной в том, что Дюк переживет и это приключение и все прочие свои миссии, как и Кассиан, который работает на войне. И папа. И вот сейчас они исчезли и неизвестно, когда вернутся, и вернутся ли вообще. И у нее ребенок.
Она не может спасти даже подругу.
И ей очень страшно.
Она не справится. Она должна, но она уже не справляется.
Иви пытается сформулировать, как ей со всем этим, но вместо слов приходят только чувства. Они приходят как волны, бьются друг о друга и смешиваются, и от их силы внутри больно.
Она даже не пытается что-то сказать, только прижимает руки к лицу с такой силой, что их, кажется, не оторвать, и сгибается пополам, пытаясь дышать сквозь судорогу беззвучных рыданий.

Плакать стыдно, но Иви так плохо, что иначе не получается. Но чем дольше она плачет, тем легче становится внутри. Аса, кажется, не сердится. Она не говорит ничего внятного, ничего толкового, но он только сочувствует. Иви не слышит слов, но слышит тон, и впервые за много дней ей кажется, что она не одна.
Это глупое ощущение. Рядом всегда кто-то есть – разумные на базе, Кассиан, папа, и к Дюку всегда можно прийти, когда он не занят, но чувство одиночества на поверку кажется чудовищным.
- Они все так верят в меня, - плачет она, когда судорога немного отпускает и позволяет ей складывать всхлипы в слова. Когда мир вокруг становится капельку надежней, и она не понимает, почему. – Надо быть сильной. А мне так страшно! Но если они поймут, как мне страшно… всем будет еще хуже… Они даже не понимают, как это сложно. А я не могу им сказать, или они тоже будут нервничать. Но если я ошибусь, Аса? Папа может умереть из-за меня. Теперь уже только из-за меня.
Она пытается вытирать слезы, но их так много, что на это не хватает ладоней. Она вытирает их пальцами, предплечьями, но они все льются и льются и нет никакой силы, чтобы их остановить. Только рукава промокают насквозь.
- Я так устала и мне так страшно. А вдруг я чего-то не знаю. А вдруг я даже не знаю, что я этого не знаю. Вдруг я не справлюсь?

Иви пробует по-настоящему посмотреть на Асу. Из-за слез выходит мутно, и она смаргивает их, упрямо стирает ладонью. Впервые замечает, что он ее держит.
Это ой. Это немного неловко, потому что нехорошо стоять на руках у старших. Да еще в ботинках. На них после тира, наверное, лесные иголки и пыль.
Иви думает об этом, но послушно поднимает глаза. Лаборатория мигает десятками огней. Реанимационная камера темной глыбой притаилась в углу.
Слезы сохнут на щеках, стягивают кожу.
- Это как папа, - тихо говорит она и смотрит на Асу.
Он держит ее как в детстве. Так мог бы держать Кей. Точно.
- Это когда не сдаешься, даже если очень трудно. Защищаешь своих, даже если самому страшно. Или как Кассиан. Знать, что каждый твой день может быть последним, и все равно жить его и делать свою работу, потому что она важна. Или как Дюк. Уметь не замечать свою боль. Игнорировать… страх. Вообще чувства, если они мешают. Видеть задачу, искать решение. Не отвлекаться на слабости. Уметь быть больше решением задачи, чем живым разумным. В такие моменты он ничего не боится, даже… даже смерти. Я боюсь. Я так не умею. Я за всех боюсь, и за себя тоже.

- Так всегда было надо.
Иви смотрит немного недоуменно – как Аса не понимает, он же тоже в Восстании.
- Сначала мы прятались. Потом… Потом работали. Ну, сначала он больше работал. Мне нужно было уметь всякие штуки, чтобы ему было легче меня защищать и чтобы я случайно не спалила нас обоих. Надо было быть лучше не только ровесников, но и взрослых даже. Может, даже таких, как Дюк. Разведчиков. Мне надо было. Чтобы выжить, просто. И… папу найти. Так что… мне надо. И ему тоже надо, конечно.

Иви смущается от этого предложения. Уважение к старшим где-то у нее в крови – и дело тут не в возрасте даже, хотя и в нем тоже, но и в том, что она знает в Асе профессионала. И благодаря рекомендации Дравена, и благодаря своим наблюдениям. Такие авторитеты она признает.
Но он предлагает легко, и она решает считать это игрой. Или тестом. Чем-то, что можно. Как в детстве.
Она пробует.
Самым сильным вариантом было бы, конечно, просто встать. Но она боится сделать больно и просто давит, как давила бы на педали спидера. Насколько хватает сил.
Это проще, чем представить, какой бы она хотела быть. Вообразить какую-то другую жизнь. Совсем другую.
Иви на пробу представляет себе изящных девушек-альдераанок, красивых и уверенных в себе, потом серьезных набуанок и острых на язык чандрильских девчонок. Ей все это как будто не подходит. Может, только потому, что она по-настоящему не представляет, какая у них жизнь.
На языке вертится вопрос – а какой можно?
- Я бы хотела никого не убивать, - осторожно говорит Иви и чувствует, как плечи превращаются в камень. Вместе с ее усилиями по нажиму на ладони Асы. – Никогда. Но так уже не будет.

- Ладно, - Иви шмыгает носом, но улыбается. Это все больше похоже на игру. Аса ее держит – здорово. Вообще-то она не так уж мало весит. Но Аса держит ее, словно она фелинкс. Это несерьезное противостояние оттягивает на себя массу напряжения, вот оно было внутри – и вот оно уже в мышцах. Иви пробует снова. Думает, можно ли взяться за стол, или это нечестно.
Давить непросто, при всей видимой простоте тут нужно внимание, и она не думает долго:
- Доброй. Точно.
Это она о себе знает. Ей нравится делать что-то хорошее. Помогать разумным. Подбирать уличных зверей. Ставить кибернетику на службу пострадавшим. Немножко защищать мир от Империи. Это, в принципе, тоже хорошо.
- Уверенной в себе.
С третьим пунктом сложно. Иви думает, пробуя на крепость руки Асы, и все-таки выбирает:
- Надежной тоже.
Она не знает, надежна ли она в принципе. Бросать друзей без помощи – это не очень надежно. А вот выполнять приказ – да. И поди уравновесь это.

От неожиданности ноги уходят куда-то вниз, и Иви вдруг понимает, что соскользнула со стола и стоит на полу - привычно, надёжно, ступни на ширине плеч.
Хочешь стой, хочешь прыгай, хочешь бей. Такая заряженность бывает после хорошей тренировки. Но они же ничего не делали. Кажется.
Иви морщит лоб.
- Да, конечно.
Слабому вообще трудно быть добрым. Или уверенным. Он слабый.

Иви снова морщит лоб и кивает. У Асы как-то ловко получается. Он так говорит, что у нее возникает стойкое ощущение, что это о ней.
Как будто привязывает к ней слова. Нет, характеристики.
- Д-да, - она говорит неуверенно, но эта неуверенность понемногу складывается в уверенность. - Очень. Очень-очень.
Это она чувствует всей кожей. Даже в той, выплаканной уже усталости, это "очень" можно повторить двадцать раз, и все будет верно.

Иви долго смотрит на Асу, потом смеётся.
- Хорошо. Попробую. А можно два дня?

Она честно делает. Даже немного входит во вкус. Понимание, на какой именно ее вопрос ответил Аса, приходит примерно после третьего раза.
Это удивительно, когда вопрос формулируешь после того, как получил ответ.
Иви кричит его прямо в потолок лаборатории, валяясь возле биореактора и вовсю пользуясь звуконепроницаемостью стен:
- Да как же, лядский же нафиг, вытянуть все это?!!!
Ответ она уже знает.
Он во всем - и в этом квадрансе часа, и в том, как она встаёт, поправляет курточку и возвращает себе самый уверенный вид на свете.
Вот так. Вот так и вытянуть.
Сейчас она сомневается в этом куда меньше.