Гонщику непривычно смотреть войну по головизору вместо того, чтобы участвовать в ней, но в этот раз, для разнообразия, он так и поступает. Из кресла в гостиной открываются прекрасные виды на экран, и новости он не пропускает – ни утренние, ни вечерние. Иногда к нему прилетают старые друзья, и тогда они под бормотание диктора играют в очень странный дежарик. Если выпуск особенно интересный, как вот двадцать второго числа девятого месяца, тогда в мебиус-шахматы.

Доску они включают редко. Резные фигуры из красного и черного камня парят над столом, перемещаясь в трехмерном пространстве без видимой опоры. Каждый раз это продолжение одной и той же партии. Вот Южный Дрома – взят. Вот оба Ириши и Глита держат позиционную борьбу, пробуя шаги на разные клетки, вперед и назад. Вот Сарла отвечает ударом на удачный ход и фигуры остаются в неустойчивом, неудобном положении. Обходной маневр через Мандресс встречает классическую защиту.

Иногда фигуры смешиваются и летают, кажется, как попало, занимая новые места и совершая невозможные, не по правилам, ходы.

Собеседники почти не смотрят на них, обмениваясь редкими фразами и шутками, но в воздухе над столом идет яростный спор.

Это редкое зрелище.

Ветеранов-Теней почти не осталось. Большинство погибло в первые пятнадцать лет после развала старой Империи. Многих уничтожили как «вейдеровское наследие». Они и были тем самым наследием, вне всяких сомнений, а у нового джедайского ордена была, похоже, тяжелая аллергия на само имя бывшего Главнокомандующего.

Остальные уходили в вонгскую, один за одним, часто меняя тем самым исход боя, но уже не для себя. Остались единицы. Они жили своей жизнью в разных уголках Галактики, тихо и незаметно, как полагается Теням, и если во что-то и вмешивались, то никто про это не знал.

Гаара был скорее исключением из этого правила.

Пережив все возможные чистки, он считал, что может позволить себе что угодно. В том числе – почти открыто жить у себя дома, на Бастионе, и вести жизнь обывателя. Получать военную пенсию, установить в поместье эшелонированные автоматические системы защиты, включая пару зенитных турелей, скрытых в зеленом плетении маскировочных сетей, выглядящих точь в точь как плети дикого винограда, ну и так далее – как там на пенсии люди живут. Иногда в свет выходят. Маленькие полигоны вот держат для богатых бездельников, из серии «подари другу приключение, настоящий рейд на АT-ST по пересеченной местности, барбекю входит в стоимость!»

Приказ от Гилада Пеллеона приходит исключительно вовремя. Точно в тот день, когда Гааре окончательно наскучивает и кресло, и шахматы, и дикторы новостей. Он заканчивает утренние тренировки, небрежно бросает прислуге, что улетел на озера и не знает, когда вернется, и покидает дом.

Озера, очень хорошо восстановленные после юужань-вонгской, действительно одно из его любимых мест в окрестностях, но летит он в город.

Ему любопытно. Если честно, он немного заждался. Как это вообще может быть, что за несколько месяцев войны у них там не случилось ничего стоящего?

Гаара прилетает раньше, чем нужно. Он оставляет неприметный спидер на дальней стоянке и тратит несколько секунд на то, чтобы найти в Силе направленные на себя потоки внимания. Их нет. Это хорошо.

Дальше все просто.

Он и так не выглядит на свой возраст, но еще и одет по моде поколения тех, кому сейчас сорок – как и тысячи людей в этом городе. Он не похож на Тень (кто вообще знает, как выглядит обычная Тень?), и больше того, он сейчас не похож и на военного. Он выбирается из спидера, щурится от солнца, улыбается ему и дроиду-парковщику и неторопливо идет к оранжерее.

Спустя несколько минут цветоводы-декораторы и садовники уверены, что этот приятный, слишком мягкий для этого мира, но очень знающий ботаник бывает здесь регулярно. Заглядывает иногда, чтобы попросить ростки для своей домашней теплицы, поболтать о болезнях суккулентов и смесях почвы, и даже помогает с обрезкой и подкормкой. Ему дают передник, перчатки и ведерко с инструментами, просят не забыть заглянуть к копьевидным цветам с Дромунд-Каас, а то третий ряд, кажется, приболел, и отпускают неторопливо бродить по оранжерее.

В ожидании Пеллеона Гонщик успевает проследить за поливкой зарослей ночного папоротника и йеттиса, разрыхлить землю вокруг иторских звездоцветов и наконец остановиться возле обширных зарослей хейпанских роз. Кустики точно требуется немного обрезать, а местами и подвязать.

К моменту появления знакомой фигуры, от спокойной мечтательной улыбки и ласкового бормотания, адресованного растениям, у Гонщика уже сводит скулы. Но терпения ему, в общем, не занимать. По меркам Темных.

Это не самые высокие мерки в Галактике.

Но в глубине души он заинтригован до крайности.

Сам главнокомандующий нисколько не маскируется, приходит как есть, во всем блеске и славе. Значит, просьба о секретности относится только к Гонщику. Значит, секрет тут только в том, с кем встречается сегодня Гилад, ну и в содержании разговора.

Габриэль, не разгибаясь, поворачивает голову к правителю Осколка и подслеповато щурится. Потом «узнает» его и торопливо выпрямляется, и даже неловко вытирает руки о передник. Вместе с секатором.

Ничего от привычных манер Гаары в этом нет, настоящий только взгляд – чуточку насмешливый и хищный. Выдает его и привычно собранный тон, который садовнику категорически не подходит:

— Добрый день, адмирал. Конечно. Вот, совочек тоже возьмите.

Если Гонщик и смеется, протягивая Гиладу секатор, то только краем губ.

Он не ставит и никогда не ставил под сомнение авторитет Пеллеона, но его чувство юмора можно истребить только вместе с ним, а адмирал никогда не был замечен в особой болезненности самолюбия. У них, в конце концов, достаточно лет знакомства, чтобы позволять себе шутить. Слегка.

Надо будет соврать персоналу, что Пеллеон прилетал за консультацией, как ухаживать за любимым дренгиром.

— Вы звали меня, я здесь, – говорит Габриэль, потому что с Гилада сталось бы в отместку за шуточки потомить его еще немного.

За свою жизнь, слишком долгую для Тени, Гаара успел привыкнуть к внезапным вопросам. Когда-то давно (так давно, словно в другом мире) Вейдер тоже задавал ему неожиданные вопросы. Часто Габриэль не знал ответа, и тогда за доли секунды пытался понять, значит ли это, что он пропустил что-то важное и сейчас будет наказан, или это указание на ошибку, которую еще можно и нужно исправить, или очередной важный урок, или подсказка, или… просто вопрос.

Гилад не был Вейдером. Привычка думать – осталась.

Название не вызывает у Габриэля в памяти никаких ассоциаций. Ситхову уйму проектов Империи называли «Мечами», и поди пойми, идет речь об очередном оружии или космическом корабле.

— Ничего, — отвечает он почти беззаботно.

Память пуста. Чем бы ни был этот проект, Гонщик не имел в нему отношения. Или его память стерли настолько аккуратно и чисто, что не осталось даже следов. Мало кто был на это способен. Вейдер. Единицы функционеров Инквизитория. Кое-кто из джедаев.

— Я должен?

Вопрос звучит спокойно и деловито, словно призыв продолжать или дать подсказку. Мысль о том, что кто-то мог стереть его память, Габриэля не смущает. Это жизнь и ее неизбежные трудности. Вопрос только в том, что делать с этим сейчас.

Но может, он просто не знает. Нельзя же знать все на свете.

Гонщик прямо в воздухе ловит падающую веточку с полураскрывшимся бутоном. Цвет красивый, как рассвет на Мустафаре.

Интересно, если отдать ее Сунтиру, тот сможет заставить ее расти дальше? Таланты Фела по части всякой зелени могут конкурировать с джедайскими трюками.

Гонщик молча идет рядом с правителем и смотрит больше перед собой, чем на окружающую их буйную зелень. Существовало не так много проектов, для которых он был «самым подходящим кандидатом». Теперь появился новый. Нет. Обновленный.

Если бы Гаара был котом, он бы сейчас дернул хвостом.

Старый секретный имперский проект, в котором нужна Тень. У них, у Пеллеона с Даалой, наверняка есть под рукой и другие форсы. Габриэль не тешит себя мыслью, что остался в гордом одиночестве. Напротив, он прекрасно знает, что это не так.

Другое дело, что к их возрасту выжившие имперские одаренные приобретают обычно редчайшую склочность характера и полное отсутствие стремлений вновь становиться в ряды. Но у Гилада есть, например, Маарек Стил – и не какая-то там Тень, а целая Рука Императора. Как форс, он куда сильнее Габриэля. Почему не использовать его? Им не подходит пилот?

Им нужен диверсант?

Или Маарек уже отказался?

— Возможно, — коротко говорит Гаара.

У него всегда хватает замечаний на любой счет. И это единственное, в чем он сейчас не сомневается.

— В чем суть?

Если они там собрались, например, клонировать Императора или построить очередную Звезду Смерти…

Не то, чтобы Гонщик ждал этого от Пеллеона, но со старыми имперскими проектами никогда не знаешь, в какое очередное болото тебя попытаются забросить, не снабдив при этом ни аквалангом, ни картами местности.

Для иных болот и вовсе не акваланг требовался, а спидер-ассенизатор.

Для того, чтобы думать, что Сестры Ночи будут служить Империи, нужно было иметь очень много оптимизма. Об этом Гонщик не говорит. Они здесь не для того, чтобы обсуждать дела прошлого.

Империи потребовались форсы, способные противостоять джедаям и Ордену Рен.

Звучит хорошо. Плохо только то, что этим нужно было заняться намного раньше.

Габриэль крутит в пальцах цветок. На тонкой твердой ножке много таких же твердых шипов, и он сжимает пальцы, позволяя им впиться в кожу. Потом сжимает еще, чтобы шипы вошли поглубже.

Этой техникой Силы он заинтересовался походя. Все больше из-за того же Фела.

Небольшой импульс Силы, и еще живой цветок начинает пить. Не кровь, конечно. Шипы – не корни. Вместо крови роза пьет легкую боль, которую причиняет Гонщику хватка.

Полураскрытый бутон раскрывается прямо перед глазами правителя Осколка. Габриэль поднимает руку, чтобы видно было лучше. Светло-оранжевый и розовый сменяются огненным, багровым и черным, и теперь роза совершенна как тот самый мустафарский рассвет. Живой сполох огня в пальцах.

— Если вы хотите, чтобы я возглавил этот проект, — говорит он, — я могу это сделать. Но если вы хотите результат, мне нужен полный карт-бланш. Отбор, подготовка, выпуск. И особые полномочия в кругу военных. Я хочу иметь возможность отправить запрос на перевод в этот проект любого человека из нашей армии, полиции или СБ, независимо от того, какую должность и звание он имеет.

Габриэль едва заметно улыбается.

Они все еще боятся. Они все еще помнят.

Может, никогда и не забывали.

Он беззаботно выбрасывает розу куда-то в розовые же кусты, с такой небрежностью, словно и не вложил в нее только что толику исключительно темной Силы.

Просьба Пеллеона состоит из нескольких взаимоисключающих положений, и Гонщику требуется несколько шагов, чтобы составить дипломатичный, но не оставляющий двойных толкований ответ.

— Они не будут лояльны Совету моффов, — говорит он, выбрав самый прямой путь. – Тем более абсолютно. Я никогда не лгал Главнокомандующему, Гилад, и не собираюсь начинать теперь. Они могут быть лояльны вам лично, адмиралу Даале, мне как наставнику, самой идее Империи, наконец, но не Совету моффов.

Он, Темный, можеть сделать из них только таких же Темных, и Пеллеон вряд ли захочет сейчас вникать в философию орденов, но это важнее, чем может показаться. Темный может служить личности или высокой цели, но не сборищу говорящих голов. Так просто не бывает.

Но иногда они хорошо делают вид.

Но Пеллеон хочет настоящей преданности — тогда он должен знать, какой она будет.

— Что, возможно, и к лучшему, если вспомнить, каким образом у нас нынче отправляют моффов на заслуженный покой… — судя по тону, Гонщика это не беспокоит абсолютно. – Что же касается сроков и прочего… Я могу обещать вам, что тщательно выгребу все лучшее из списка тех, кто сейчас носит мундир. Тогда вы получите сроки, которые вам понравятся, и результат, который вас удовлетворит.

Он сдерживает шаг и смотрит на правителя янтарными глазами, в которых едва заметно пробивается синева. На безмятежном лице эти глаза смотрятся не к месту.

— Я не собираюсь устраивать на Датомире второй Йинчорр, адмирал. Особенно теперь, когда вы об этом упомянули.

Гонщик не скрывает, что расценивает эту мягкую просьбу как приказ, и не скрывает, что приказ ему не по вкусу, но он офицер, и в этом на него всегда можно было положиться.

— Я постараюсь.

Габриэль тонко улыбается. Оружие, принадлежащее лишь Империи.

Он уже слышал такое. Больше того, он даже видел такое, и сейчас задавался вопросом, что, по мнению Пеллеона, должно случиться с этим оружием, если и эта Империя примется разлетаться на куски.

Может, командующего не интересовали такие тонкости.

Империи, конечно, следует оставаться. Просто получается не всегда, и ее приходится создавать заново.

Судя по лицу Гонщика, он может зайти куда угодно в каких угодно рисках, и это же читается в его улыбке, но Гилад Пеллеон слишком хорошо его знает, чтобы обманываться и этой улыбкой, и многообещающим золотым взглядом.

Когда Габриэль говорил, что не собирается начинать лгать Главкому, он говорил правду. А улыбка… Что ж, не стоит ждать от Темного благородного добродушия.

— Гилад, не говорите ерунды, — говорит он, перешагивая субординацию через три ступеньки. – Мой дом на Бастионе. Я вовсе не заинтересован в том, чтобы его разносили джедаи, Орден Рен и тому подобная публика. Я помогал строить эту Империю, и в ее развале тоже не заинтересован. Вам не нужно меня покупать. Дайте мне полномочия, достаточно власти, чтобы выполнить вашу просьбу, и такой статус, чтобы никто не мог помешать мне работать. Если мне потребуется что-то еще, я сообщу. Если вы хотите непременно подкрепить чем-то мою верность…

Он на секунду задумывается. Ну, а почему нет.

— …Подпишите для меня верительную бумагу, согласно которой все, что сейчас находится в моих руках, принадлежит мне вашим приказом. Так вы ничего не потеряете, а я буду спокоен за свою дачу в одном из дальних секторов.