Имперский тай-пилот, лейтенант Шара Бэй, сидит на краю крыши и беззаботно болтает ногами. Хорошо, хоть из знакомых никого рядом не было — с равновесием у лейтенанта Бэй лаже в новой жизни было всё в порядке, но зачем их волновать слишком часто, не так уж много этих знакомых за последний месяц у Шары вообщем-то осталось. 
Из госпиталя она сбегает тайком, без разрешения (какое там разрешение, вставать чуть ли не вчера только-только разрешили), как обязательно поступила бы кореллианка Шара Бэй. Сбегает в куртке гражданского кузена (брат навестить не может, брат — в космических чигирях каких-то), кроссовках и в родных штанах (ну как родных, только вчера купленных). Джакс, брат-близнец Даша, учится на мозголома в столичной медакадемии, и домой не стремится от слова «вообще», ибо Нора Бэй женщина особенная, она свою жизнь прожила и твою, сыночек, проживет. Школьники Айс и Кей свободы пока не имели. 
Шара честно ржёт над анекдотами, историями, слухами, сочувственно кивает в нужных местах и отрицательно улыбается на вопрос, надо ли ей что-то еще. 
Про Даша они — как всегда — не говорят.
Разрушитель в беседе не упоминается вовсе.
Зато она искреннее ржёт, что она теперь прямо как пират, остается только завести команду, корабль и конвора на плечо. Или обезьяноящерицу на худой конец. У неё даже найдутся добровольцы: один безрукий, другой просто на всю голову ушибленный.
В своей голове Шара, впрочем, сомневается не меньше, хотя кузен серьезно заявил, что крыша не подтекает, а всё остальное проходяще, уж как он может судить на своем выпускном курсе.
Наконец Джакс целует её в макушку, оставляет на кровати шоколадку (не молчал, а забыл!) и отбывает дальше грызть гранит науки.
Шара невидяще рассматривает слишком белый, стерильный, без малейшего изъяна, как и всё в Империи, потолок еще часик, ждет, когда дежурный меддроид закончит обход и переодевается в принесенную одежду. Идёт практически в никуда, вниз, лишь запоминая (стараясь) переходы и улицы, чтобы не забыть, как обратно дойти до госпиталя.
Совершенно случайно натыкается на начинающиеся гонки, явно незаконного происхождения: никакой перекрытой от любопытных и прочих участников движения трассы, сидений или каких-либо смотровых площадок нет, дешевый голотранслятор и комментатор очень неопытный, но чем-то неуловимо вызывающий интерес. Поэтому Шара остается, забираясь на ближайший козырек какого-то неработающего ларька, чтобы лучше видеть происходящее. По её примеру рядом ловко вскарабкивается какая-то малолетняя девчонка-дурос, которая почему-то не дома, да и родителей её тоже не видно.
На здешнем уровне оказывается довольно много экзотов, в отличии от верхнего района, рядом с клиникой. Там, почему-то, практически никого нет.  Немало гуманоидов и среди водителей: Шару привлекает один уверенный в себе зайгеррианец (или кто-то близкой кошачьей расы — не так уж хорошо Шара Бэй разбиралась в этих сотнях галактических рас), рослый, синеглазый, на синем лакированном спидере. Зайгеррианец, будто почувствовавший на себе её взгляд, поднимает голову и ухмыляется ей, как уже всех победивший кот. Шара невольно ощущает себя то ли призом, то ли просто в меню. Она сердито показывает кошаку язык, мысленно отметив, что надо будет смыться сразу после окончания, и демонстративно переводит взгляд на следующего темноволосого паренька на колымаге неясного цвета, явно непонятно чего тут делающего, и, по-видимому, себя так же ощущающего. Шара, неожиданно для себя, одобрительно подмигивает парню, мол и не такие вершины брали, не трусь.
Гонка начинается.
Неподалеку от себя, в свете отблесков вывесок, Шара замечает странно знакомое лицо. И долго, долго его рассматривает.
Да. Точно. Елка. Пустыня. Татуин.
«Центр — прямо таки соединяет людей», рассеянно думает Шара, пока она встает и проталкивается к знакомому лицу той, другой жизни. 
Той, где еще были зелёные волосы, а сама Шара идеалистично считала, что можно договориться с кем угодно. Лицо Уэса теперь стало более жёстким, чём... Два? Полтора? года назад. Взгляд: жёсткий, взрослый, сканирующий, явно знающий удар в спину, а то и вообще кровь на руках, уже не тот мальчишечий, каким когда-то был. Улыбка осталась прежней. Во что нынче превратилось её выражение лица она толком не знала: ребята с эскадрильи почти все это время были рядом с ней и различий заметить не могли, кузен, если и заметил, то дипломатично, как будущий врач-психиатр, ничего не сказал, брат вообще не заморачивался, а деда с отцом были слишком опытные, чтобы свои чувства на эту тему выдавать. А более никого из известных с достаточно давних пор она, кроме как по комму, и не видела. Да и хотела ли видеть? Тем не менее, Уэсу она действительно, по-настоящему рада; хоть и встречались-то раз в жизни, и сам он её поди и не вспомнит, а всё равно вспомнить приятно.  Воспоминаний, по-настоящему свободных от какого-либо гнёта, по итоговому пересчету оставалось не так уж и много, чтобы не беречь каждое подобно кореллианского алмазу.
Вот Шара, даже имперка Шара, м берегла — насколько она вообще могла хоть что-то толком сберечь.
- А я всегда считала, что наша Галактика всё-таки чуточку побольше деревни, - негромко (ей запрещено пока сильно повышать голос), с вечным сарказмом, замечает она, вместо приветствия. - Хотя здешние места для отдыха всяко лучше Татуина, соглашусь.

- Да уж атмосфера тут уникальная, - искренне подтверждает она.
Террористы забрали у неё многих друзей — террористы как одна из жадных, окровавленных лап прожорливой, не желающей уходить в небытие, Республики, проглатывающей своих подданных на завтрак, обед и ужин.
- Готова спросить о том же, - хмыкает Шара. - А так по рабочей надобности. Ну а тут задержаться пришлось из-за горячей нелюбви некоторых к ИЗРирам и не менее горячей любви к фейерверкам. Нет бы, предупредить заранее, чтоб всё с дороги свалили. Совершенно невоспитанные типы.
Предложи желающим убить разумного, в голову которого пришла эта блестящая идея, выстроиться в очередь — та явно окажется длиннее, чем в самый пафосный отель Золотого берега перед Зимним фестивалем.
Она разводит руками: дерьмо случается.
Мышцы ещё ноют, и туго натягивается едва зарубцевавшаяся от ожогов кожа.
- Зато я, наконец, выспалась. Хоть в этом повезло.

- Забей, ты же не виноват, - отмахивается Шара от слов Уэса. Будто он реально тут мог что-то сделать. 
А если даже и виноват (ну если приставить гипотетическую ситуацию, что она сейчас общается с террористом), то тоже в них смысла не было. Ну-да, ну-да, «сочувствую» и «извини» — это же прямо изолента, всё склеит.
О гонках и прочем говорить оказалось гораздо более приятнее.
- Ну, надеюсь, это уже не охрана всякого летающего хлама, - или что там тогда было...
Шара сама уже не помнила место работы случайного собеседника, вспоминалось лишь что он был то ли наемником, то ли охранником.
- А гонки... Мне пока нельзя, да и че то мне подсказывает, что скоро заявятся местные копы и придется всем драпать, - печально заявляет Шара и более бодрым голосом заканчивает. - Зато я могу поболеть. Например, вот — болею за того парня под шестым номером.   
Кивком показывает она на экран, в этот момент как раз показывающего крупным планом напряженное лицо того самого темноволосого мальчишки с непонятной колымагой, и весьма ловко поднявшегося на пятое место. Учитывая, что всего их и было-то шесть.
Зайгеррианец же уверено лидировал первым.

- Жуть, - ежится Шара, представив сию безрадостную картину.
Пилота без неба оставить — это что рыбу без воды. То есть можно, конечно, но жить он будет плохо и недолго.
- Требуй пересмотра договора, по-моему, тебя наёбывают.
Интересно, а с кем ей его пересмотреть?
«К кому мне возвращаться?».
Когда она вернется, это будет уже не та эскадрилья. 
С тем же успехом Шара Бэй могла пойти в любую другую.
Можно уйти. Чтобы там не говорили, но имперская армия никогда не была организацией типа: вход — кредит, выход — вперед ногами. Можно выплатить неустойку, потраченную на обучение, и уйти раньше пяти лет. Вернуться домой, поджав хвост, поступить в КорБез — это довольно легко, когда ты потомственная — и забить на всё. И все будут знать, что ты слабая. Не справилась. 
«Я по горло сыта вашей войной».
Всё это вваливать на не в чём невиноватого Уэса Шара, конечно же, не стала, подхватив разговор про традиции:
- О, я смотрю развлечения тут прямо таки для утонченных натур. 
Вдали, где-то на грани слышимости, больше ощущаемой той самой лётной чуйкой, послышался звук полицейского спидера.
- Надеюсь, ты знаешь хорошую кантину на этих уровнях, где мы не траванемся.

«Наглость — второе счастье, да?» - хочет вопросить она, когда Уэс прижимается ближе, чем иной жених к возлюбленной. Хочет, но не спрашивает, отлично понимая, что в такой толпе это отнюдь не его вина. Это во-первых. А во-вторых... А во-вторых, Шара совершенно не против Уэса настолько близко.
Странное ощущение, учитывая, что в последние полгода Шара разрешала себя обнимать только подруге, прогоняя даже Ката.
Кат не выжил. 
Подруга тоже.
Кантина Уэса оказывается ниже.
- Местная народная забава — это набейся в лифт так, чтобы сломать все ребра? - уточняет Шара, не скрывая безобидного ехидства в голосе, после того как ощупала себя и удивилась, что все конечности почему-то целы.
Выбирает она возле стены, подальше от входа, но так, чтобы видеть этот самый вход, внутренне порадовавшись, что есть хоть какие-то места в это время суток. Садится, чтобы Уэс видел здоровый глаз.
- Учти, если я помру от местного лама, я стану призраком и буду появляться перед тобой в самые неудачные моменты, например, когда будешь уединяться с девушкой или там парнем, - шутит она, оценив обстановку. - Ну шо рассказывай, что хорошего за эти два года происходило. Всё так же ищешь ёлки в пустынях с первыми встречными? Какие татуины видел?
Расспрашивать о делах плохо знакомого последнее дело, но не интересоваться же любимыми позами в постели, выращиванием тыкв на подоконнике или отношением к моффу Уилхаффу Таркину и его Звёздной Защитнице.

- Ну не скажи. Космопорт того же Катраасии от космопорта Мрлсста весьма собою различаются. А если сравнить их с Мос-Эйсли или здешним — отличий наберется на ИЗР и целый «Империалис». 
Уэс говорит как имперский лётчик. Это у них космопорты похожи каждый друг на друга, ибо главное здесь что? Правильно, главное здесь утилитарность, а не разнообразие. Видимо поэтому базы всяких мятежников строятся черти как, даже хатт за деньги не разберется. Назло маме отморожу уши и всякое такое, посмотрим на имперцев и сделаем строго наоборот. Она им советует еще и дышать разучиться, ибо проклятые «импы» тоже дышат.
Но если про космопорты собеседник говорит чуть отстранено и общими фразами, как человек, который их перевидал на своем веку, что видеть уже не может (либо как человек, который не может сказать правду, поэтому отделывается общими фразами), то нижний Центр у него явно отзывается более живо.
- Снимать на деку надо, - с легкой укоризненностью заметила Шара. - А то ведь не каждый человек дойдет до нижних уровней.
Она бы, находись в форме, смогла.
Воспламеняющие цветы — явно того стоят.
Ну разве что бластер из-за фауны брать с собою пришлось бы.
- А ты проверял, что не годишься? - поддевает его она. - А то все так говорят, а потом отличные маки из них растут. Рыжие колокольчики...
Она чуть отпивает и поднимает одну бровь.
А ничего так лум для местных стен, ожидала худшего.
...за скобками оставим, что лум ей сейчас тоже совсем-совсем нельзя. Док, конечно, об этом не упоминал, но ему явно и в голову не пришло, что едва поставленные на ноги могут пить алкогольные напитки.
- И что там за список фетишей? - очень-очень невинным тоном поинтересовалась она у Уэса, когда тот, казалось, расслабился и подвоха не ожидал. Бесполезно убегать от имперского пилота — всё равно вопросом схлопочешь!

Она замечает неясную тень в глазах, как в летний день налетает не облако даже, а облачная вата, но не может понять, что она сказала такого. У каждой расы свои особенности, и будь Шара твилечкой - она бы произнесла точно так же, заменив человека на твилека. А вот забраки - более сильны, там бы ей не факт что и в голову пришло бы вообще вспоминать про "не каждый дойдет".
Слово "разумный" она же просто не переваривает, как вид. Помилуйте, где вы вообще видели разум в их Галактике и можно ли получить там автограф?
А то, что раньше она всё-таки его говорила, лейтенант Шара Бэй уже и не помнит. Вместо этого она хмыкает:
- Маки подойдут? Красивые, яркие, пахнут приятно, а главное, недолговечные - аккурат для дураков, как мы с тобой.
Она бы не отказалась. Впрочем цветы на космические могилы не приносят, и даже в небе мало шансов долететь до земли целым куском. Но если что, может и сами вырастут.
Шара встряхивается, понимая, что несколько задумалась, а ведь тем временем за столом пошли разговоры отнюдь не столь философские.
- о, боишься, что если озвучешь, собеседница сбежит с криками и писками? - с интересом наклонения она голову. Ха! Её смутить даже ребята родной эскадрильи не могли, а они очень пытались в начале. И добавляет: - Начальство. Мол портит гордый личный вид и служба безопасности со службой маркетинга нервничает.
Пожалуй, ИСБ и КОМПОН еще никто так не называл.
И со вздохом, признается:
- Мне она тоже нравилась, как кореллианке.

- Договорились, - соглашается Шара. - А если не принесешь, то я стану вредным призраком и буду громко ночами бренчать цепями.
Кажется, она повторяется. А ведь это всего-лишь лум, а не виски, спирт или там какая-нибудь энная по счету «Гавань в бурю». Эх, с этой больничкой она все полезные навыки растеряет.   
- Ты прямо как старик рассуждаешь: «приличный отель». Еще скажи — пенная ванна, свечи и розовые лепестки и что-то там еще входит в комплект... Шелковое одеяло? - неуверенно смотрит она на Уэса, пытаясь вспомнить, а что там еще входит в нормальный секс. Сразу видно, кто тут из них двоих приличный нормальный человек, а кто совершенно спокойно относится к фразе «Когда идёт война, то тут не до дружбы — только любовь». А еще это хороший способ чтобы хоть на какое-то время выбраться из звенящей тишины одиночества.
Холодно, страшно, не спится? Ну да, подойди ближе: согрею, успокою, убаюкаю, как умею и чём могу, только времени мало, поэтому надо всё делать быстро. А разговоры у нас для других целей. Ни единого слова просто так, только со смыслом — команды и указания.
К тому же всё равно никогда не угадаешь, увидишь ли ещё когда-нибудь того, чье тепло на короткий миг выхватило тебя из ледяной темноты.
Ей бы в жизни не пришло в голову кого-то за что-то винить — всё это добровольный и осознанный выбор, и никто не в ответе за то, что иначе они не умеют.
По некой иронии судьбы, у мятежников было где-то примерно так же, как это поняла сама Шара, пока с ними недолго общалась.
Потерянное они выходят поколение. 
- У меня... - Шара наклоняет голову набок и легонько щелкает по стакану. Звук если и пошёл, то среди стоящего в кантине многоголосья и играющей музыки его не слыхать. - У меня просто контракт с неустойкой, а наниматель довольно известен, так что пока контракт не закончится, лучше не дергаться. 
Так оказывается проще объяснить, чем рассказывать про Академию, флот и что она на него пошла, чтобы другие десятилетние девочки жили с мамами. Судя по последним новостям, результат выходил не сильно-то и хорошим.
- Наниматель не так уж и плохой, просто несколько строгий и любит правила. А непосредственное начальство вообще было не занудно. 
Впрочем, доказывать, что имперский флот — не так плохо как кажется, она не собирается, даже если бы Уэс знал бы кто она. Не тот холм, за который она готова умереть.
А сам Уэс смотрит на неё так, будто в чём-то виноват. Вот что за времена такие?! Уже парни с елками виновными себя во всякой криффне считают. 
И лукаво косится в ответ, пытаясь отвлечь его от этой непонятной вины: 
- Если уж на то пошло, то охрана нелетающего хлама для пилота куда уж хуже, чем запрет на ярко крашенные прядки. Так что, кто бы тут говорил, а. Надеюсь, хоть платят нормально или это друзья попросили, а ты послать по известному маршруту просто не смог.

- Ну на голову это еще ничего, - глубокомысленно замечает она. - Лишь бы не за жопу кусали. Или за иную конечность.
Кажется с нормальным человеком она несколько погорячилась. Впрочем приличный номер без крыс явно можно было получить и в здешней кантине. Возможно, даже белье тут меняют раз в месяц.
- Нет ничего постоянного, чём временное, - произносит она и сама морщится от убитости фразы. - Долги — дерьмовая штука... Хотя та же петля еще дерьмовее.
А произносить, что некоторые долги приходиться платить всю жизнь она не решается — не того уровня знакомство, чтобы произнося это, не ощущалось это так, будто она тут лекцию читать собралась. Уэс — явно взрослый мальчик и сам это понимает. 
- Надеюсь хоть симулятор будет, а то помню я вернулась после... - чуть не говорит она «Татуина», но спохватывается решая, что это привлечет ненужный вопрос. - Ну после долгого отпуска, короче. И вначале была как банта в балетной пачке, и это несмотря на то, что за месяц даже вылетала несколько раз. Во общем да, я пилот.
Желания отдернуть руку она, почему-то, не испытывает, поэтому совершенно спокойно держит ту возле его.
Рука тёплая. 
Она подмигивает:
- Лучший в Галактике.
Ну почему, вот почему нос Уэса такой соблазнительный-то, а? - вопрошает небеса Шара Бэй, сражаясь с одной совершенно детской реакцией, более подходящей для ребенка десяти лет, а то и меньше, но совершенно не подходящий для взрослого пилота.
Она смотрит на его, потом проигрывая этому чувству, совершенно серьезно протягивает руку и менее серьезно слегка нажимает кончик носа.
- Пииип, - произносит этот самый «лучший в Галактике пилот». И только улыбка в глазах. - Кроме симулятора всегда можно угнать у каких-нибудь злобных личностей, только не говори, что это я сказала.
А это уже кореллианка в ней ожила, которую она закапывает-закапывает, а та, как в анекдоте, всё выкапывается. Имперке и в голову такое не пришло бы.

- Упс, извини, сейчас мигом исправим! - шутливо пугается Шара и не менее шутливо стремительно целует в нос.
- Так?
Нос теплый, обычный, человеческий, совершенно не напоминающий ничем тот. Да и целовать того в нос, ей и в голову бы не пришло. Вообще целовать, если на то пошло. Была чистая физиология — ничего интересного, или там страшного, или выходящего за рамки обычного. А уж вспоминать она предпочтет что-нибудь хорошее. Или думать. Например, о хитрых, пытающихся не смеяться, глазах напротив.
- Или так? - голос становится задумчивым, и она слегка прикусывает нижнюю губу, будто и впрямь что-то внутри себя решает и тянется поцеловать уже по-настоящему, но не быстро, давая время передумать и ему, и себе.
В случае чего, всегда можно весело заявить, что промахнулась и метила в щеку.

И ходили они так раскланиваясь вокруг да около, пока все не вымерли, - приходит в голову ехидная мысль, но задерживается там ненадолго.
Губы у Уэса — мягкие, умелые. 
Отстраняться не хочется.
Орать «не трогай меня, мудак несчастный» не хочется тоже.
От лума становится жарко. Или не от лума, а это просто в кантине начинает теплеть? Или во всём виновата одна несчастная ладонь, которую она не осознано начинает гладить?
В голову всё-таки пробивается рациональное, что местным завсегдатаям бесплатная эротика в лице одного имперского пилота будет явно слишком, даже очень через чур. Ещё комментировать начнут...
Она с сожалением отрывается от чужих губ.
- Так интереснее, не находишь? - лукавая улыбка. - Так что ты там про приличный отель говорил? Или обойдемся местными комнатами, надеюсь, крыс тут у них ловят опытные лот-кошки.

Наблюдать за тем, как во взгляде меняются оттенки настроения и намерения становятся осязаемо-незапретными — полузабытое ощущение. Что там с эффектом «случайного попутчика»? - с веселым интересом думается ей, пока она улыбается мягко, тихо, держа взгляд, будто пытаясь пересмотреть Уэса. У того во взгляде не обходится без тёмных огней — впрочем тут, возможно, виновато полутёмное освещение коридора.
В номере оказывается прохладно.
Шаре — жарко.
Есть там в кровати мёртвая проститутка, нет там в кровати мёртвой проститутки — ей фиолетово настолько, что эта гипотетическая проститутка могла начинать не менее гипотетически петь арии. А крысы танцевать канкан — Шара бы всё равно не заметила.
Ну или заметила и попросила бы пока не отвлекать.
Она прижимается к Уэсу — крепко так, что ощущается биение сердца — он невысокий, они примерно одного роста и это хорошо — чтобы дотянутся до губ не требуется стараний, Шара любит невысоких мужчин, до которых не надо допрыгивать с лесенки. И целует в ответ. Очень решительно целует, обозначая свое намерение. Потому что она собирается не только целоваться с Уэсом — если бы она хотела просто целоваться, комнаты бы и не потребовалось — она собирается заняться с ним сексом, трахнуться, как говорят в таких здешних местах.   
И губы у него горячие. Шара обнимает и продолжает целовать, а в голове шумит — это алкоголь и адреналин встретились и поженились. Хотя, казалось бы, какой у лума алкоголь, детская доза — наверное виновато то, что она в себя на больничной койке лишь несколько дней назад пришла. Но это и хорошо, потому что на трезвую голову Шаре было бы труднее, а так можно забыть о... прошлом и приятно провести время. До всего ей это даже нравилось. Сейчас ей нравится целоваться с Уэсом — что хорошо, хорошо, когда хоть что-то нравится.
- Я сверху.
… И хорошо, что настолько тёмно — так не видно отсутствия глаза.

Пожалуй, остановиться сейчас она не смогла бы даже с приходом Главкома, несмотря на весь страх и уважение перед ним.
А вот если бы знала, кто такой Уэс... пожалуй, остановиться не смогла бы уже тоже. Потом, всё потом. Претензии, выяснения отношений, попытки сдать друг друга в ИСБ или пристрелить, чтобы не попасть в это самое ИСБ — всё потом. Шара оставляет за другими нелюбовь к Империю и Императору, так же как и за собой — такое не одобрять.
Теракты, а не слова или мысли.
Впрочем от мыслей немало разумных легко переходило к терактам, так что тут было ну такое.
Она подставляется под руки Уэса, не закрывается, не отталкивает — по прикосновениям тоже можно, оказывается, скучать. Ей даже не столько секса хочется, сколько вот этого. Прикосновений, поцелуев, ощущения горячей кожи под пальцами. Ткань футболки — не слишком надежная преграда, мнется, идет вверх под требовательными движениями жёстких ладоней, и кожа покорно зажигается по линиям, прочерченным по нею мужскими пальцами. Шара выдыхает, пару секунд думает и выпутывается из штанин парой легких движений. На футболку вообще уходит одно. Помогает снять ненужное Уэсу, легким тычком отправляет его на кровать.
Уэс ей ничего не обещает, не говорит, он вообще не кореллианец и смотреть умудряется так, будто она самая желанная женщина на свете. А от поцелуев, дыхания в шею, дыхание самой Шары невольно сбивается.

Время доходит до критической точки и застывает, словно давая в несвойственном ему милосердии в последний раз выдохнуть, осмотреться и подумать над тем что было, что будет, на чём сердце успокоится.
По позвоночнику мажет холодом, заставляя невольно ежиться.
Шара целует. Она — его. Он — её. Оказывается это необходимо. Оказывается — стоит коснуться губ, как просыпается жажда.
Стоит почувствовать, что мир сузился до кольца чужих рук.
Стоит узнать, что такое, когда пробирает дрожью и гусиной кожей — уже не от холода, а ощущений и предвкушения. 
И вот человек, рядом, перед не объявленной войной и смертью слепо отдаётся чувству, на которое — как сказала бы имперка-Шара, если бы знала, с кем она сейчас легла — права не имеет. Не одобрят ни с одной стороны.
Его бы судить.
Её бы судить.
Но она — имперский пилот и последняя власть там, где царит хаос.
Здесь — хаос и шум дыхания сбивающихся вздохов.
Шара больше не думает. Мысли и понятия, законы людские и высшие просто исчезают, растворяясь в единственном важном времени — сейчас. В этом «сейчас» нет места рефлексии, неверию — лишь двое, несмотря ни на что. Будущее и прошлое исчезают вместе с остальным миром, вместе с ИЗРом и Центром, вместе с флотом и террористами. Всё это там — на другой стороне, в которую они вернутся чуть позже.
И вроде бы она готова, но всё равно невольно морщится, впуская его — не больно, просто почему-то всё-равно оказывается не слишком приятно, напоминая осмотр у гинеколога. Чувство лёгкого дискомфорта длится не более нескольких секунд, исчезает, а Шара выдает глухой стон, пытаясь уловить ритм движений, чуя на коже горячее, сбившееся дыхание, а тело отзывается на каждое касание так, как отзывалось далеко не со всеми.
Небо свидетель — последние разы Шара предпочитала мысленно сбегать на мысленный Альдераан, и сидя среди луговых трав, думать о делах насущих. А сейчас никакого Альдераана нет, нет его сладковатого воздуха, и сама Шара Бэй находится именно там, где находится и именно с тем, с кем находится.   
И совершенно ни о чём не думает.