Имперский тай-пилот, лейтенант Шара Бэй, сидит на краю крыши и беззаботно болтает ногами. Хорошо, хоть из знакомых никого рядом не было — с равновесием у лейтенанта Бэй лаже в новой жизни было всё в порядке, но зачем их волновать слишком часто, не так уж много этих знакомых за последний месяц у Шары вообщем-то осталось. 
Из госпиталя она сбегает тайком, без разрешения (какое там разрешение, вставать чуть ли не вчера только-только разрешили), как обязательно поступила бы кореллианка Шара Бэй. Сбегает в куртке гражданского кузена (брат навестить не может, брат — в космических чигирях каких-то), кроссовках и в родных штанах (ну как родных, только вчера купленных). Джакс, брат-близнец Даша, учится на мозголома в столичной медакадемии, и домой не стремится от слова «вообще», ибо Нора Бэй женщина особенная, она свою жизнь прожила и твою, сыночек, проживет. Школьники Айс и Кей свободы пока не имели. 
Шара честно ржёт над анекдотами, историями, слухами, сочувственно кивает в нужных местах и отрицательно улыбается на вопрос, надо ли ей что-то еще. 
Про Даша они — как всегда — не говорят.
Разрушитель в беседе не упоминается вовсе.
Зато она искреннее ржёт, что она теперь прямо как пират, остается только завести команду, корабль и конвора на плечо. Или обезьяноящерицу на худой конец. У неё даже найдутся добровольцы: один безрукий, другой просто на всю голову ушибленный.
В своей голове Шара, впрочем, сомневается не меньше, хотя кузен серьезно заявил, что крыша не подтекает, а всё остальное проходяще, уж как он может судить на своем выпускном курсе.
Наконец Джакс целует её в макушку, оставляет на кровати шоколадку (не молчал, а забыл!) и отбывает дальше грызть гранит науки.
Шара невидяще рассматривает слишком белый, стерильный, без малейшего изъяна, как и всё в Империи, потолок еще часик, ждет, когда дежурный меддроид закончит обход и переодевается в принесенную одежду. Идёт практически в никуда, вниз, лишь запоминая (стараясь) переходы и улицы, чтобы не забыть, как обратно дойти до госпиталя.
Совершенно случайно натыкается на начинающиеся гонки, явно незаконного происхождения: никакой перекрытой от любопытных и прочих участников движения трассы, сидений или каких-либо смотровых площадок нет, дешевый голотранслятор и комментатор очень неопытный, но чем-то неуловимо вызывающий интерес. Поэтому Шара остается, забираясь на ближайший козырек какого-то неработающего ларька, чтобы лучше видеть происходящее. По её примеру рядом ловко вскарабкивается какая-то малолетняя девчонка-дурос, которая почему-то не дома, да и родителей её тоже не видно.
На здешнем уровне оказывается довольно много экзотов, в отличии от верхнего района, рядом с клиникой. Там, почему-то, практически никого нет.  Немало гуманоидов и среди водителей: Шару привлекает один уверенный в себе зайгеррианец (или кто-то близкой кошачьей расы — не так уж хорошо Шара Бэй разбиралась в этих сотнях галактических рас), рослый, синеглазый, на синем лакированном спидере. Зайгеррианец, будто почувствовавший на себе её взгляд, поднимает голову и ухмыляется ей, как уже всех победивший кот. Шара невольно ощущает себя то ли призом, то ли просто в меню. Она сердито показывает кошаку язык, мысленно отметив, что надо будет смыться сразу после окончания, и демонстративно переводит взгляд на следующего темноволосого паренька на колымаге неясного цвета, явно непонятно чего тут делающего, и, по-видимому, себя так же ощущающего. Шара, неожиданно для себя, одобрительно подмигивает парню, мол и не такие вершины брали, не трусь.
Гонка начинается.
Неподалеку от себя, в свете отблесков вывесок, Шара замечает странно знакомое лицо. И долго, долго его рассматривает.
Да. Точно. Елка. Пустыня. Татуин.
«Центр — прямо таки соединяет людей», рассеянно думает Шара, пока она встает и проталкивается к знакомому лицу той, другой жизни. 
Той, где еще были зелёные волосы, а сама Шара идеалистично считала, что можно договориться с кем угодно. Лицо Уэса теперь стало более жёстким, чём... Два? Полтора? года назад. Взгляд: жёсткий, взрослый, сканирующий, явно знающий удар в спину, а то и вообще кровь на руках, уже не тот мальчишечий, каким когда-то был. Улыбка осталась прежней. Во что нынче превратилось её выражение лица она толком не знала: ребята с эскадрильи почти все это время были рядом с ней и различий заметить не могли, кузен, если и заметил, то дипломатично, как будущий врач-психиатр, ничего не сказал, брат вообще не заморачивался, а деда с отцом были слишком опытные, чтобы свои чувства на эту тему выдавать. А более никого из известных с достаточно давних пор она, кроме как по комму, и не видела. Да и хотела ли видеть? Тем не менее, Уэсу она действительно, по-настоящему рада; хоть и встречались-то раз в жизни, и сам он её поди и не вспомнит, а всё равно вспомнить приятно.  Воспоминаний, по-настоящему свободных от какого-либо гнёта, по итоговому пересчету оставалось не так уж и много, чтобы не беречь каждое подобно кореллианского алмазу.
Вот Шара, даже имперка Шара, м берегла — насколько она вообще могла хоть что-то толком сберечь.
- А я всегда считала, что наша Галактика всё-таки чуточку побольше деревни, - негромко (ей запрещено пока сильно повышать голос), с вечным сарказмом, замечает она, вместо приветствия. - Хотя здешние места для отдыха всяко лучше Татуина, соглашусь.

- Да уж атмосфера тут уникальная, - искренне подтверждает она.
Террористы забрали у неё многих друзей — террористы как одна из жадных, окровавленных лап прожорливой, не желающей уходить в небытие, Республики, проглатывающей своих подданных на завтрак, обед и ужин.
- Готова спросить о том же, - хмыкает Шара. - А так по рабочей надобности. Ну а тут задержаться пришлось из-за горячей нелюбви некоторых к ИЗРирам и не менее горячей любви к фейерверкам. Нет бы, предупредить заранее, чтоб всё с дороги свалили. Совершенно невоспитанные типы.
Предложи желающим убить разумного, в голову которого пришла эта блестящая идея, выстроиться в очередь — та явно окажется длиннее, чем в самый пафосный отель Золотого берега перед Зимним фестивалем.
Она разводит руками: дерьмо случается.
Мышцы ещё ноют, и туго натягивается едва зарубцевавшаяся от ожогов кожа.
- Зато я, наконец, выспалась. Хоть в этом повезло.

- Забей, ты же не виноват, - отмахивается Шара от слов Уэса. Будто он реально тут мог что-то сделать. 
А если даже и виноват (ну если приставить гипотетическую ситуацию, что она сейчас общается с террористом), то тоже в них смысла не было. Ну-да, ну-да, «сочувствую» и «извини» — это же прямо изолента, всё склеит.
О гонках и прочем говорить оказалось гораздо более приятнее.
- Ну, надеюсь, это уже не охрана всякого летающего хлама, - или что там тогда было...
Шара сама уже не помнила место работы случайного собеседника, вспоминалось лишь что он был то ли наемником, то ли охранником.
- А гонки... Мне пока нельзя, да и че то мне подсказывает, что скоро заявятся местные копы и придется всем драпать, - печально заявляет Шара и более бодрым голосом заканчивает. - Зато я могу поболеть. Например, вот — болею за того парня под шестым номером.   
Кивком показывает она на экран, в этот момент как раз показывающего крупным планом напряженное лицо того самого темноволосого мальчишки с непонятной колымагой, и весьма ловко поднявшегося на пятое место. Учитывая, что всего их и было-то шесть.
Зайгеррианец же уверено лидировал первым.

- Жуть, - ежится Шара, представив сию безрадостную картину.
Пилота без неба оставить — это что рыбу без воды. То есть можно, конечно, но жить он будет плохо и недолго.
- Требуй пересмотра договора, по-моему, тебя наёбывают.
Интересно, а с кем ей его пересмотреть?
«К кому мне возвращаться?».
Когда она вернется, это будет уже не та эскадрилья. 
С тем же успехом Шара Бэй могла пойти в любую другую.
Можно уйти. Чтобы там не говорили, но имперская армия никогда не была организацией типа: вход — кредит, выход — вперед ногами. Можно выплатить неустойку, потраченную на обучение, и уйти раньше пяти лет. Вернуться домой, поджав хвост, поступить в КорБез — это довольно легко, когда ты потомственная — и забить на всё. И все будут знать, что ты слабая. Не справилась. 
«Я по горло сыта вашей войной».
Всё это вваливать на не в чём невиноватого Уэса Шара, конечно же, не стала, подхватив разговор про традиции:
- О, я смотрю развлечения тут прямо таки для утонченных натур. 
Вдали, где-то на грани слышимости, больше ощущаемой той самой лётной чуйкой, послышался звук полицейского спидера.
- Надеюсь, ты знаешь хорошую кантину на этих уровнях, где мы не траванемся.