Прошло неопределенное количество дней. Гонщик намеренно не считал их, позволяя времени сливаться в полосу. Он все еще чувствовал себя оглушенным, и эта легкая заторможенность хорошо накладывалась на необходимость выздоравливать.
Флот то ли торчал возле Аннаджу, то ли уже нет. Империя то ли рассыпалась, то ли нет. Кто-то праздновал. Кто-то грустил. Кто-то воевал. Кто-то сопротивлялся и восставал, а кто-то подавлял эти восстания. Кто-то делил власть, кто-то захватывал.
Прошло так немного времени после смерти Вейдера, но в это время уместилась уйма событий. Или Гонщику так только казалось.
Надо было лететь домой.
Вряд ли кому-то пришло бы в голову его там искать.
Раны затягивались плохо и медленно. Он даже не искал причин; он, никогда не знавший слова «депрессия», каждую секунду боролся с ощущением, что мир вокруг стал нереальным. Что все настоящее теперь где-то за пределами этого мира, а остальное превратилось в декорацию. 
Настоящей была тайка, которую он спрятал вместе со своим снаряжением. Настоящим, наверное, было тело, потому что боль он все-таки чувствовал. Настоящим был кристалл в мече. Он жил и дышал, как маленькое сердце Тьмы, напоминая, что мир еще существует.
Надо было лететь домой. Лечиться. Габриэль, не думая и не принимая никаких сознательных решений, полетел на Гаталенту.
Наверное, правильно.
Это было первое утро, когда он поднялся с кровати, чувствуя надежный контакт с реальностью. Что было тому причиной, он, опять же, не гадал. Он только поправил одеяло на спящей рядом женщине, натянул штаны и бесшумно вышел на улицу. Газон под босыми ногами был влажным и мягким, как тренировочные маты. Воздух прикасался прохладой к коже там, где тело не закрывали бинты. По животу и плечам бежали мурашки. Перебинтованная грудь казалась закованной в доспех. Бинты на левой руке сошли бы за наруч.
Кто-то мог видеть его, но ему было все равно.
Первый шаг, первый поворот, первое прикосновение к ветру, первый вход в поток Силы. Первый настоящий вдох – через боль в раненой груди, с торжеством выжившего и презрением к слабости. Знакомое тянущее чувство во всех мышцах сразу. Тьма, знакомо бегущая по жилам.
Для незнающего – красивая гимнастика, полная сдержанной силы и слегка ломаная из-за ранений. Для знающего – базовый комплекс Терас Каси в исполнении разумного, живущего этим искусством.
Если в обычной жизни Гонщик из-за манеры двигаться напоминал большого кота, то в зале и в драке он больше походил на пантеру. На хищника, который не сражается. У хищника вообще не бывает задачи вести бой. Хищник приходит убить. Быстро. Потратив минимум сил. Потому что ему, на самом деле, нужно побыстрее перейти к приятной части. Туда, где смакуют победу с каждым теплым куском.
То, что он сейчас делал, было красиво, но каждым движением кричало о том, что это такое на самом деле.
Точно не спорт.
Через полчаса стало тепло.
Говорят, на Гаталенте всегда любили Светлых. Джедаев и иже с ними. Может, поэтому Гете здесь нравилось.
«Светлость» этой планеты Габриэль чувствовал всей кожей. Даже когда через полчаса стало тепло, эти исключительно Светлые эманации в Силе все еще холодили ему затылок.
То ли дело Мустафар. Кровавые закаты, сменяющие такие же мертвые рассветы. Все двери, в которые можно войти, принадлежат Тьме. Озера боли и весь мир у твоих ног.
Он мягко перекатился, измазывая бинты в траве. Рану в боку знакомо рвануло болью, когда натянулся шов, но на гладкости перехода это не отразилось.
Все было хорошо – насколько сейчас это могло быть хорошо. Надо было взять меч. О, это была отличная мысль – помахать на свежем воздухе алым клинком.
Почти как мишень на себя нацепить. Но Гонщику сейчас не было до этого дела. Может, он хотел, чтобы его нашли. Какие-нибудь террористы или повстанцы. Он бы кого-нибудь убил и наконец-то ему стало бы легче.
Или нет?..
Он остановился и посмотрел в сторону дома. Меч лежал в куртке. Можно было взять его, и еще успеть сделать чай для Геты и каф для себя, и продолжить, слегка отдышавшись.
И Гета… Ох, Гета.
Может, не стоило сюда лететь. Он ставил ее под угрозу, как никогда прежде. Он мог что-нибудь сделать с этим?
Определенно, мог.

Поток внимания, исходящий от Геты, он мог опознать, вообще не раскрывая глаз – он всегда был как теплый ветер. Иногда саркастичный.
Габриэль повернулся к веранде лицом, опустил руки и расслабил плечи, выходя из стойки.
У него был миллион причин не считать себя нормальным человеком, причем с рождения, но Генриетта, не изменяя себе, выбрала самую неожиданную – потому что самую обыденную – причину.
Какая разница, ночь или утро. Габриэль не помнил уже, когда жил согласно циркадным ритмам. Точно до Йинчорра. Потом они больше не имели значения.
- Чего это вдруг безрадостном? – недоуменно спросил он, чувствуя, что охватившая его после смерти Вейдера апатия по такому случаю даже отступила. – Нормальное у меня было детство.
Почему-то все, кто знал его достаточно близко, считали своим долгом кинуть камень в его детство или, того хуже, поискать какие-то психологические травмы того времени. Фел вот тоже…
- Я лечусь так, - объяснил он на всякий случай и пошел к дому. Трава мягко ложилась под босые ступни. – Боль – хороший источник Силы, когда под руками больше ничего нет.
Секс тоже, но об этом Габриэль говорить не стал. У них была хорошая ночь – он соскучился, ему до жути нужен был кто-то живой рядом, и еще обычные, человеческие прикосновения к его телу, не угрожающие ему смертью, но напоминающие о том, что сам он жив и кому-то нужен, хотя бы до утра. Еще он был ранен (не снаружи, это ерунда, но внутри) настолько, что ему остро хотелось нежности и любви, много, с головой, и, не умея попросить об этом для себя, он выплеснул это желание на Гету, и удивительно, как она понимала его, даже когда он ничего не говорил.
Гонщик остановился у террасы, глянул на девушку снизу вверх.
- Нормальных здесь тоже нет, - сказал он и улыбнулся. – Кстати, о светопалке. Ты не принесешь мне меч? Он в куртке.
До сих пор он не давал Генриетте в руки этот меч, и на то был десяток причин. Кристалл, живущий в нем, очень сильно дышал Тьмой, и пусть это не была беспросветная Тьма гигантов вроде Императора или Вейдера, она была настоящей. Меч нес четкий отпечаток ауры самого Гонщика, ауры Тени, и очень много мог сказать о нем другому одаренному.
Обычно Светлые не любят брать в руки Темные мечи, и не зря.
Тьма прекрасна, она соблазняет и тянет к себе, а не этого ли боятся джедаи – хоть на миг ощутить настоящий потенциал Силы, не скованный дешевыми условностями и лицемерной аскезой…

Отредактировано Gabriel Gaara (23-01-2024 03:56:32)

Ему тоже было жаль – жаль ее будить, и Гонщик только улыбнулся. Он не собирался улетать отсюда в ближайшие часы. Ему нужно было чуть больше времени на восстановление, а значит, это время можно было тратить на что угодно, пока это «что угодно» не причиняло ему большего вреда.
Тренировки не причиняли. Секс тоже.
Пока Гета рассказывала ему про серую кожу и раздвоенный язык, Габриэль сладко потянулся. Да, Император выглядел отвратительно, но это не мешало ему заводить любовниц и сторонников. Светлые почему-то ужасно много значения придают внешности, забывая о том, как притягателен для разумных любой источник угрозы, власти, влияния, денег и славы, и неважно, две ноги у него или хвост как у слизня.
Если вдуматься, кого-то вроде Джаббы Хатта Гета ему и описывала.
Гонщик засмеялся и посмотрел на нее желтыми глазами. Выпустить на свет Тьму после тренировки было легко. Он даже не собирался слишком быстро загонять ее обратно. Сейчас ее Сила хорошо держала его на ногах и в здравом уме.
В следующие несколько минут из дома доносились очень своеобразные эмоции. Габриэль прислушивался к ним, покусывая травинку, сорванную под верандой. Похоже, Гета наконец получила ответ на вопрос, почему он так избегал давать ей в руки меч. Некоторых разумных нужно защищать от их же любопытства.
Не то, чтобы он сегодня решил перестать ее защищать, но время теперь было таким, что проще было дать ей оружие.
Раны под повязками ныли с оглушающей надсадностью, и Гонщик в который раз подряд перенаправил эту боль, превращая ее в элемент питания для регенерационных процессов организма. Ничего приятного в этом не было, как нет ничего приятного в ранениях вообще, да и, положа руку на сердце, лечить Светлые всегда умели лучше. Особенно других. Темные неплохо справлялись с личными проблемами, но, видимо, их техники тоже так себе сочетались с лютой тоской и нежеланием что-либо делать вообще.
Особенно с последним.
Габриэль взял у Генриетты меч, ласково скользнув рукой по ее пальцам.
- Чему тебя только учили, - проворчал он, взвесил в руке рукоять и включил клинок. Ярко-алая полоса прорезала воздух. – Смотри, видишь кольцо на рукояти? Оно вращается. Так меняется мощность. Еще можно изменить длину. В нем несколько фокусировочных линз, поэтому можно делать так…
Меч в его руке вдруг укоротился до состояния кинжала, потом вернулся к прежней длине.
- Так что колбасу нарезать можно. Это вообще самый вкусный способ ее резать, потому что получаются большие шайбы-гриль, но я тебе этого не говорил. Главное, не забыть снизить мощность, иначе нарежешь вместе со столом. Для тренировок тоже лучше выставлять минимальную.
Он подкрутил кольцо еще немного и вдруг взялся за клинок голой рукой, чтобы через секунду разжать пальцы и показать Генриетте слабый ожог вдоль ладони.
Пришлось напрячься, чтобы он исчез у нее на глазах, но шоу того стоило.
Наверное.
- Это вещь, которой можно прижигать раны, отбивать бластерные болты, прорезать почти что угодно… И к ней прилагается очень много техник Силы, которым ты невольно учишься, когда обучаешься фехтованию. Я хочу помочь тебе собрать твой.
Его тон не подразумевал, что его интересует ее мнение по этому вопросу, но Гонщик все равно глянул на нее со скрытым интересом.

В этот раз Габриэль не стал ее поправлять. Он не был ситхом – вообще никогда не был, сначала его учил дженсаарай, потом центр подготовки на Йинчорре, а Тени не были орденом Силы, они были военным спецподразделением. Только вот беда, разумные всей Галактики не спешили вникать в нюансы. Так что в чем-то Гета была права. Увидят желтые глаза и алый меч, будут бегать с криками «ситх!» и глушить из тяжелой артиллерии.
Правомерность использования последней Габриэль готов был признать.
Несколько секунд он полушутя крутил мысль, не прицепить ли вывеску, упомянутую Гетой, на какой-нибудь ближайший дом, благо, до него было неблизко. Зато посмотреть, кто прибежит с базукой, все равно удалось бы. А то и со спины зайти.
Нет, но какая хорошая идея!
Гета иногда генерировала такие, несмотря на все свое тяжкое джедайское прошлое. Это было еще одной ее чертой, которая нравилась Гонщику, даже если сама Гета принималась уверять его, что вовсе не то имела в виду, или пробовала запустить в него чем-то угрожающим вроде полотенца.
- Шесть столов, - нехотя признался он. Вообще-то их было семь, но последний пострадал не полностью. Так, осталась выжженная полоса.
Что поделать, ты не ты, когда голоден. Внимательность сильно страдает. И вообще, вы когда-нибудь видели группу голодных Теней, делящих колбасу?.. Нет?..
Что ж.
Если вы и крекеры никогда не воровали у отвернувшегося товарища, используя при этом Силу, скрытность и Темную изобретательность, ваша служба вообще зря прошла.
Габриэль наметил улыбку.
- В больницу не пойду, - на всякий случай предупредил он. – Они меня вместе с бакта-танком республиканцам продадут, я не согласен.
Вообще-то ему нужно было. Но дела действительно именно так и обстояли. Если бы кто-то узнал, где сейчас находится один из телохранителей Вейдера и верный его агент, могла выйти большая заварушка.
В воздухе повисло что-то неуловимое, и он отставил шуточки. От Геты вновь тянуло Тьмой – только слегка, на самой грани восприятия. Почувствовать ее боль было легко. Их слишком многое связывало, чтобы он не ощущал ее эмоций, особенно когда она от него не закрывалась.
- Если джедайский преступник не безнадежен, я могу делать с ним, что хочу, - сказал он правду, и эта правда прозвучала как перебор струн, каждый звук которых оставался где-то в Силе и звенел правом и властью.
Мало кто из офицеров Империи мог произнести это «что хочу» с такой безграничной уверенностью в праве распоряжаться чужой судьбой.
Вейдер, когда был жив, не всегда приказывал Теням убивать. Не всегда убивал и сам. Кого-то они брали в плен, кого-то вербовали. Кто-то становился Тенью или служил Империи в других группах и департаментах. Кто-то уходил в Инквизиторий.
- А ты к тому же не преступник, - добавил он. –  Если все твои преступления состоят в том, что тебя когда-то продали в Светлую секту, что ж… С удовольствием приду к тебе на помощь.
Долгую секунду казалось, что Гонщик сейчас покажет «преступнице» язык, но это ощущение осталось только в Силе.
- Иди сюда, светлячок, - позвал он, ничуть не маскируя нежность в голосе. – Научу тебя плохому. Не бойся, больно не будет. Только страшно.
С этим он уже ничего сделать не мог. Тьма пугает непривычных к ней разумных (а если честно, и привычных тоже, такая уж это Сила, не для слабонервных).

Начальство почему-то никогда не беспокоила судьба столов – может, потому, что большую часть времени Гонщик по сути сам был начальством для своих людей, а его шефом был Дарт Вейдер, которого столы интересовали еще меньше.
- С удовольствием послушаю, почему джедаи не секта, - охотно согласился Габриэль, не допустив и ноты подначки в голосе. Ему действительно было интересно. Он посвятил уйму времени тому, чтобы добраться до некоторых чисто джедайских техник Силы, аккуратно собирал слухи, подслушивал чужие разговоры, осторожно задавал вопросы, и в конце концов собрал себе вполне обоснованное личное мнение об Ордене. Но поговорить об этом с человеком, который сам там был, всегда полезнее, чем послушать тех, кто там был и успел свинтить на Темную сторону ради службы Империи. Такие вещи всегда накладывают отпечаток на суждения.
Гета грустит, эта грусть звенит в Силе вместе с тоской и горечью, и Габриэль берет ее руку в свою и первым делом целует ей пальцы, поднеся ее ладонь к губам.
На предложение поехать в больницу ему ответить нечего. Правдивый ответ ее бы только расстроил еще больше, потому что в «свою атмосферу» Гонщик не верит. Если бы речь шла только о мести или законном наказании для бывшего имперского офицера, она, может, попала бы прямо в точку, но в его голове было еще очень много данных, которые стоили очень больших денег. До сих пор стоили, и будут стоить еще очень много лет, может быть – всегда.
Говорить об этом он не хотел.
- Темные неплохо могут лечить себя, - сказал он, едва ли отнимая ее руку от губ. – Но я, кажется, слишком устал. Просто, по-человечески. Мы же не всесильны. Боюсь, я слишком много сил вложил в то, что ты сейчас видишь. Все было… намного хуже.
Вообще-то он мог себе помочь. Просто избегал этой техники всегда, когда имел выбор. Сейчас выбор был – просто ждать, потому что некоторым процессам нужно время, чтобы произойти. Выздоровление как раз один из таких.
Ускорить его Габриэль мог единственным способом, и Гета никогда бы его не одобрила. Кто-то из соседей пострадал бы гарантированно, и пусть никто бы не понял, что произошло – бывает же с разумными, инсульт, инфаркт, анемия, мало ли причин…
Думать об этом он сейчас не хотел.
- Давай лучше про фехтование. Я не буду настаивать, Гета… - он все-таки поймал ее взгляд и окончательно расшифровал, что там звенело в Силе. – Но мир двинулся и… мне так будет спокойнее. Хорошо? Да?
Спрашивая это свое «да» он как никогда сильно напоминает огромного кота, заглядывающего в лицо в поисках то ли еды, то ли ласки. Но он ищет согласия, и использует для этого темные методы – целует еще, но уже не руку, а губы.
- Хорошо? Если меч слишком сильно фонит, представь, что держишь его рукой в толстой перчатке. Будет легче. У тебя получится.