Было бы потерянное обычным артефактом — вроде древней урны или там вазы седых лет — ксеноархеологу и в голову не пришло б звонить этому человеку. Хотя бы потому, что она не любила тратить время впустую ни сама, ни другим, и в случае с обычной урной ей было кому позвонить, благо не все ещё контакты мхом заросли, а такое понятие как «война между вашими странами» для настоящих, не пропагандистских, историков лишь весьма досадная неурядица, а не причина слать в трубку и призывать на голову собеседника всех ситхов Безны. Но, увы, дело это касалось форсюзеров и их цацок — временами Генриетте казалось, что Галактика лишь вздохнет облеченно если их не будет — поэтому обычные её имперские знакомства тут были бесполезны. Нет, для успокоения души она всё-таки дозвонилась до одного знакомого ей имперского историка, узнала, что, выражаясь языком полиции, тут полный глухарь и поняла, что придется идти окружным путем.
Честно говоря, она предпочла бы узнать, что тот свиток просто валяется в их имперском спецхране (это досадно, ибо конкуренты, но не более) и успокоиться, чем понять, что их форсюзерная хрень попала в руки какому-то умалишенному форсу или этим самым неудачным косплеерам Империи — Первому Ордену. Или как их там теперь — Доминиону. 
«Надо встретится». И координаты. Генриетта прямо таки жалела, что не может в тот момент полюбоваться физиономией будущего собеседника, когда ему пришло такое сообщение. Но, в том, что придет — не сомневалась.
Встреча назначена на Вортексе — да, увы, отнюдь не нейтральная планета, но зато сами местные не заморачивались регистрацией ни населения, ни туристов. Генриетта сильно подозревала, что для аборигенов все эти инопланетники просто на одно лицо. Орд Тесебок, в потерянном Республикой секторе Ириши, где и нашли тот злосчастный свиток ситхов, тоже находился через сектор, хотя это просто было совпадение — она выбрала здешнюю планету за её пофигизм местных, недалекость от имперских секторов (чтоб Гааре было проще добираться) и... Храм ветров. И не надо на неё так смотреть — может она давно мечтала посмотреть на данное чудо, которое кто только не разрушал — в последний раз это были вонги — но ворсы всё равно упрямо восстанавливали его.
Вызывало прямо таки уважение.
Местный отель ничем не отличается от местных домов — приземистый, полукруглый, напоминающий болотную кочку. Номер — целый дом — тоже ничем не отличается от других двадцати домов-номеров: столик, два кресла, кровать, кухонная столешница, в углу дверь в душ.
Уют ему придавали лишь дымившийся чайник — два — один с нормальным чаем (крепкий, чёрный, с имбирем и апельсином; Генриетта понадеялась, что еще помнит вкусы собеседника), другой с напитком со зубодробительным названием (сами запоминайте, кто не смог пройти мимо здешней кухни). Напиток оказался с горькими травянистыми нотками, но вкусным и голову пробивающим не хуже стима. Местная несладкая выпечка, вяленое мясо и мёд в качестве лёгкого ужина.
Стемнело — по сравнению с Кореллией или Набу местный день был весьма короток.
Габриэля с порога встречают словами:
- Если ты когда-нибудь хотел побывать археологом — у тебя просто эксклюзивная возможность. И еще — извини. Хотя ты всё равно дурак, как я тогда и сказала.

Гета отвечает на поцелуй, а затем, не удержавшись, тянет руку и чешет Гонщика за ухом, будто бы тот фелакатианец, сильно похожий на человека, но ведущий себя всё равно как кот.   
Молча стоять с ним хорошо. Спокойно. Ни с кем из своих мужчин она не могла вот так молчать. Гета иногда вот так, молчанием, и замеряла перспективность отношений, пока не решила, что и одно хорошо. По этому параметру получается, что отношения ей нужны с Габриэлем Гаарой, который каким-то странным и непредсказуемым образом появлялся рядом так часто и удачно, что стал ей хорошим, близким другом. Если, конечно, с друзьями вообще спят. Кажется тут нужно несколько иное понятие. Но все её отношения заканчивались не очень. Может, у них что-то и могло бы получиться. Но если нет, всё потерялась бы навсегда. А если да, и он продолжил бы изображать самого чОрного на свете форса и работать на работах, где пытают, убивают, ломают конечности и разумных, перманентно пытаясь самим не умереть, то что за жизнь у них — у неё — тогда была б?   
- Надеюсь, ты не вляпался хотя бы в эту войну?

- Не то, чтобы сложности...скорее детективная ситская загадка, - задумчиво начинает она, наблюдая за действиями тёмного.
Судя по всему, вкус ему оказывается не очень.
И, походу, не только чая.
- Но...
Генриетта проводит взглядом рваное кружево чайного дыма, и, вздохнув, всё-таки решает еще раз поставить кон в игре, из которой победительницей выходила еще реже, чём в не менее задорной «докажи всем, что джедаи к тебе не относятся ни с кого боку». Мужчина напротив выглядит слишком непохожим на себя, чтобы отмахнувшись, привычно что-то ехидно ответить или просто кивнуть, подразумевая «Милый, раз ты того хочешь, я не лезу в твои дела». Да и право: слишком у них разные понятия о плохом и хорошем, и какими способами стоит решать проблему.   
И да. Пара из них двоих такая странная, что и парой-то назвать нельзя, даже в голову никому не придет, особенно Габриэлю; но для себя Кореллия всё давно уже решила и просто не собиралась орать о решении, как оглашенная или хотя бы под нос шептать. Даже себе в этом признаваться. Не решила бы — давно бы замуж в пятый раз выскочила. А может быть и в шестой. Предлагал же ей два года назад это один знакомый хороший хейпанец. И сейчас,большими неоновыми буквами, на мужчине, с которым она делила отнюдь не одну только постель, было написано «Я где-то сильно проебался». 
И что она дальше скажет, для Геты было важно.
Не из-за каких-то там сопливых соображений из идиотских мелодраматических сериалов или книжек по типу «мы же должны быть честными и открытыми с друг с другом, как перед госбезопасностью». Херня. Никто никому ничего не должен, и если ты с кем-то рядом, то явно не из-за открытости или, любимого психологами на женских сайтах, доверия, или, упаси Сила, попыток спасти кого-нибудь там любовью. Последнее вообще к романтичным сказочкам — там такое любят, и считают, что эта самая любовь кого-нибудь да спасет. Нет. Если ты с кем-то рядом, то этому вообще нет никаких объяснений, так что смирись, жри, что дают и, звёзд ради, не лезь ничего с глок-отверткой выяснять. Любовь, знаете ли, такая гнусная штука — ты просто берешь и принимаешь всё как есть. Даже если тебе это не нравится. А если не принимаешь — значит, ошибся дверью и тебе явно не сюда.
Но Генриетте надо было знать, что происходит. Ибо ты в любом случае несешь ответственность за тех, кто рядом, и должен попытаться что-нибудь сделать, даже если практически гарантировано ничего не можешь изменить.
- Габриэль, - обычно его она звала по прозвищу, иногда переходя на повышенное «Гаара» или «капитан», если тёмный где-то сильно чудил (более подходящее слово ставить самостоятельно), а вот имя было весьма...личным индикатором. - Я понимаю, ты собой работу не носишь, и вообще у нас слишком разные гражданства, стороны форсюзерского, задолбавшего всех разумных в Галактике, спектра и чайные предпочтения, но, кажется, эта самая работа сама сюда пришла. Совсем-совсем без твоего ведома, как в том детском стишочке про гробик. Пожалуйста, скажи мне, что у тебя произошло.

Сначала Гета хочет пошутить на тему: что, мол, не переживай, это случается со многими мужчинами, с кем не бывает. Потом шутка застревает в горле.
В его глаза она смотрит долго, мысленно отметив, что от удушения её отделяет лишь сама выдержка бывшей Тени. Прямо-таки сильная выдержка, впору в учебник по выдержкам отправлять.
Но потом всё равно отводит взгляд. 
Вот тебе, джедаюшко, и ситх в Сенате, как со стороны, не о себе, думается ей.
Этому ребенку нельзя было рождаться.
Он вообще не должен был родиться!
Но, когда Генриетта Антиллес узнала, что тошнит её отнюдь не из-за просроченного йогурта, сделать, пожалуй, самую умную вещь в своей жизни и сходить в больницу, решив все проблемы махом, она не смогла. 
Не такая уж дерьмовая она джедай.
В смысле не-джедай.
Ну вы поняли.
Она смотрит на осколки, отставляет кружку и упрямо вскидывает голову, ловя его взгляд. 
- Я бы показала тебе, - она открыто протягивает руку ладонью вверх. - Моими глазами.
Уж в воспоминания Габриэль, как любой опытный Тёмный, умеет.
Про это она ему не рассказывала никогда.
Благо слово, не самое приятный штрих в её биографии.
"Меня здесь нет".
Если кто думал, что крушение одного государства и приход на его место другого — это легко, сказочно и мило, а вся обоюдная ненависть испаряется как по волшебству, тот явно ничего не понимает ни в разумных, ни, тем более, в политических процессах. До Генриетты Антиллес добрались не так, чтобы быстро, но и не так чтобы медленно, и когда пришли к ней, в том самом пятнадцатом году, удивляться не пришлось. Бывший муж, знаменитый историк, про которого считали, что уж он-то весь лишь в своих архивах, оказался не только почитателем имперских взглядов (хотя, казалось, тви'лек, зачем это ему), но и настоящим имперскиим шпиком, благодаря которому не один был отправлен на благостные поля Кесселя, поднимать экономику родного края. Впрочем, с этим казалось бы фиг с ним, если бы недавно бывший заодно не грохнул какого-то там республиканского героя, в шестьдесят-то своих лет. И перестали таскать на допросы, лишь когда она притащила справку о слабых нервах или какой-то такой психической херне, сообразив, что слово «мама» от маленького Кейда первым достанется их семейному дроиду или попугаю.
От финального слушания это не спасло.       
Ты знаешь многие имена в папках на судейском столе. Знаешь их, еще когда они не были строчками в папках. Знаешь, что рано или поздно кто-либо пришел бы не к тебе, а за тобой, и ты бы так же была безмолвной строчкой в папке, если бы не один блондинистый мужчина, недавно решивший всё-таки возродить Орден. 
«Вызывается свидетель номер...».
«Мисс Антиллес, что послужило причиной развода с...».
«Я узнала, что он сдает...Хватит!».
«?...»   
«Я, Генриетта Антиллес, отказываюсь свидетельствовать против, на основании собственных опасений со стороны родственников или друзей подсудимого»...«То, что Императора можно убить, тоже считалось невозможным».
«Мы можем вас защитить».
«Все присутствующие в этом зале хорошо знают, как Республике получается защитить собственных граждан».
Смешки. 
Пятнадцатый год передавал привет из прошлого и намекал, что можно пробить головой стену, но ничего, ничегошеньки не исправить.
Молчание явно затягивалось.
- Я хотела... - наконец, нарушает гулкую тишину она. - Я хотела рассказать. Видит Сила, я честно этого хотела! Сколько раз пыталась начать разговор! Но... Тебе напомнить, что я ношу в своей голове ровно на одно имя приближенных лорда Вейдера больше? Тебе напомнить, что человек, носящий это имя, сидит в печёнках всех галактических разведок, как то историческое имперское ископаемое, которое следует уничтожить, чтоб не напоминал? И чтобы добраться до него, многие пойдут на всё, а то и больше? Скажи мне, Габриэль, почему разумный не хочет чего-либо знать?
В осколках — блики света.
- Потому что, то, что он не знает, он не может никому рассказать.

Отредактировано Henrietya Antilles (16-02-2024 09:46:54)

Нет, у Геты не было такого опыта, как-то Сила миловала. С Гаарой они раньше тоже настолько сильно так не ругались — точнее нет, ругались, конечно, и с матами и со швырянием предметов, и даже месяцами не общались потом. Год назад, например — после которого она его видеть не могла. Но всё это, оказывается, было до этого так, игрушечки.
Дети — определенно цветы жизни на могилах родителей. 
«Убирайся из моей головы!» - вышвыривает она его обратно, забыв, что сама минуту назад приглашала его себе в голову. 
- Ты, - выдыхает Гета, ощущая как внутри вместо растерянности и страха поднимается несколько иное чувство, от которого лично некоторые её воспитатели были бы не в восторге.
Гнев.
Сокрушительный по своей силе, затопивший в нём всё, даже робкие ростки благоразумия.
Она прикрывает глаза, пытаясь погасить пламя. Нет страстей, и что там по тексту. Делает глубокий вдох и медленно выпускает воздух, успокаивая поднявшуюся из глубины души тягу к чему-то, что не было свойственно её природе. Скорее уж той самой, темной, с которой её учили сражаться в детстве, но она оказалась совершенно бездарным учеником. 
Не нарисовался еще на свете мужик, а тем более одаренный, который бы обвинял её в том, в чём она совершенно не виновата. Генриетта была бы очень хороша в роли гневливой кореллианской женушки, но чьей-то женушкой она не была — и прекрасно знала, кто в этом виноват. Не была она ни принцессой, ни аристократкой, ни кем-то из более подходящему знатному носу Гаары личностей. Нет, она была лишь простым археологом, грозной в гневе, ибо гнев этот, будучи явлением таким же редким, как мир между Империей и Республикой, копился внутри до поры до времени — и выплескивался весь разом.
Сила убереги того, кто попадется под горячую руку.
В последний раз это были незадачливые работорговцы, а теперь...
- Мудила. «Двадцать лет его жизни»? «Двадцать лет его жизни»? Ах ты ж блядский хаттов воспитатель, храни тебя Сила! На протяжении этих грёбаных двадцати лет я не раз приглашала тебя в гости! Может тебе надо было гонца с гербовой бумагой для этого? А то ваши аристократические ноги сами не идут, и вообще за мной тут гоняется разведка Республики, я мечом отмахаться не могу. Оказался на новом Йинчорре он именно с твоими воспитателями! С моими — это был милый умный мальчик, иногда бабушек через дорогу переводил, а не только в суп плевал... - ядовито шипит мисс Антиллес, не находя для своей ярости другого выхода, кроме как через ругань.
Обычно помогало, но не в этот раз.
Пальцы впиваются в подлокотники кресла — лишь бы не совершить опрометчивую ошибку.
- Тебе не были интересны дети двадцать лет назад, так с чего они заинтересовали сейчас? Ох ты, покажет он видите ли! На новом, блядь, Йинчорре! Ну надо же, благодать какая, имперцы, как всегда, оказываются имперцами, в какие одежды их не ряди.
И она всё же ударяет его по щеке — движение внезапное и резкое, будто рука вырывается из тягучего янтаря, прорывая застывшее время.
С телекенезом у Генриетты Антиллес всегда было не очень, приходилось использовать иные предметы.

Отредактировано Henrietya Antilles (19-02-2024 12:45:14)

Это походит на выяснение отношений в летнем лагере:
- Ты дура.
- Нет, ты дурак.
Показали друг другу язык и разбежались по своим отрядам.
Детство ушло, и вся лёгкость ушла вместе с ним, а на память остался только довоенный билет — старый и вытертый.
Военный рядом с ним гляделся куда бодрее, и проставленные в нём печати проходили наискосок по строкам и через души — а больше не было, увы, ничего.
- А я ему и не лгала, - тихо замечает она, не пытаясь даже выдергивать руку: физическая боль хоть как-то держит в сознании и этом мире. - Он знает, что его отец не неизвестный лётчик галактики, а имперский аристократ. «Скрывать», - с не меньшей горечью передразнивает она
Гета злится. 
Она реально не понимает, как можно тут не понимать? Вот как? Как можно быть таким...
… хаттовым Габриэлем Гаарой, подозревающим её во всех смертных грехах!
Ярость схлынула потоком, как вода из поломойного ведра, после которой ты стоишь мокрый, холодный и дурак дураком. И с носа капает.
И устало продолжает:
- Да не было никаких высших побуждений — за ними тебе к Совету джедаев и в большую политику. Я просто не хотела, чтобы за ним — хрен там со мной, хоть с небоскреба пусть сбрасывают — потом кто-нибудь пришёл. Только из-за того, что он сын Габриэля Гаары, которого очень легко достать, если знать чём. Только, потому что, он сын бывшего джедая Мари Амитест, ака Генриетты Антиллес. Только, потому что, форс, которого стоит забрать в какой-либо хаттовый орден с пафосным названием про чьих-то там рыцарей. Как однажды пришли за мной, только потому что, видите ли, джедай гребанный и самый страшный семилетний монстр во всей галактике.
Она невидящим сухим взглядом смотрит на соседнюю стенку.
Из-за злости выгорело всё остальное. Даже заплакать не получалось.
Медленно садится и прячет лицо в ладонях.
- Небо, Ги, я ненавидела Храм всей семилетней душой, так только постылый дом ненавидеть можно, но никому не желала там смерти. А мечтала, что мол вырасту, стану великим и могущественным джедаем, приду на этот самый Совет и всем покажу средний палец. И нет, sаl mín*, если ты сейчас захочешь сказать что-то про свою защиту, то нет. Ты не всегда можешь нас защитить. И если ты это никак не понимаешь, то... Крифф, Габриэль, ну хоть раз за сорок пять лет попробуй подумать сам, а не букетом своих проблем и комплексов! И если ты хочешь знать: плевать мне на твою имперкость, твою тёмность, твои прошлые войны и твои будущие войны, твои аристократические носы и прочие уши, скольких ты там убил, и даже то, что ты служил своему Владыке, которого спасти смог только Люк Скайукер, и Императору, который оказался безнадёжный даже для самого Люка. Воображать себе там можешь что угодно — но не смей решать за меня, как к тебе относиться.
Генриетта тянется к чудом уцелевшей чашке и махом делает глоток. Слишком большой монолог, но он ведь хотел же правды. Остывший чай горчит и намекает, что ругаться они могут хоть десять лет, да только толку от этого не будет, как и не было никогда.
- Ах да. Еще про искренность. Чтоб ты знал — я ревновала тебя к каждой юбке. Да что там! Я и сейчас тебя ревную, но и на твои юбки мне тоже плевать! И это не моя светлость, тёмность или какие там цвета в спектре. Это любовь и, может быть, ты когда-нибудь это поймешь, если за шестидесятник так и не понял, но даже если не поймешь — на это мне тоже наплевать. 
Какой же ты дурак, Сила, не устану тебе повторять это на протяжении всех этих лет...
Мысленную защиту она так и не восстанавливает, спокойно позволяя читать себя как открытую книгу. Он же хотел той самой правды. 
И Генриетта Антилесс, наконец, заплакала.
Хватает её на целую долгую минуту, потом она досадливо морщится, рукой стирая дурацкие слезы с лица.   
- Габриэль.
Плохое начало, которое не придает уверенности, и она проглатывает фразу, но потом всё равно спрашивает.
- Как давно ты знаешь про Кейда?
«Сколько долго мы пропустили, кроме первых семнадцати лет?»
Интонации едва меняются, становятся деловыми.
- Что натворил наш милый мальчик?

*в качестве набуанского взят исландский

Отредактировано Henrietya Antilles (03-03-2024 20:52:46)

Если Генриетта не хотела говорить, то выбить из неё показания можно было лишь в случае третьей степени допроса, так что сын, узнав, что бывший муж ему не отец и услышав равнодушно кинутое словосочетание «имперский аристократ-офицер, предпочел войну больше всему остальному», больше ни о чём не спрашивал. Знал ли сам бывший, про не своего сына, Генриетта не знала — детьми тот совершенно не интересовался, о чём честно предупредил будущую супругу еще заранее.
Аристократов в их Галактике было больше, чём песка на Золотых пляжах Коронета — это была самая безопасная информация. Очень безопасная и ничего никому не говорящая.
Офицер — уже близко к тому порогу, за которым можно увидеть имя.
Всё остальное — за пределами порога. 
Ну а «форсюзерский идиот» — просто не педагогично.
Впрочем она никогда не смогла бы рассказать одной фразой про Габриэля Гаару, данного им в ощущениях. И даже целым монологом не смогла бы. И даже сама не знала, кто она для него, кроме как затейливая игрушка, с которой так прикольно провести время, возможно, по приколу, нарушив парочку имперских правил, но не более. Поставить на полочку, за стекло, чтоб, не дай Владыка, не запачкалась, полюбоваться, чутка отогреть руки между рейдами, вспомнить что-нибудь редкое и неплохое. А на большее чтоб не рассчитывала, для большего ты слишком игрушечка, и если кому-то от тебя будет больше толку — то вперед, снимаю стекло и можешь проваливать. Не больно-то и хотелось, завтра снова в рейд. Уйдешь — переживу.
Впрочем упоминать всуе Владыку тут явно не следует. У Владыки (точнее будущего Владыки) в отношении своей то ли любовницы, то ли гражданской жены — если верить редким отрывочным разрозненным сведениям — и то больше искренности и страсти было.   
И она сама учила сына искать самому истину среди кучи различных правд.
Вероятно поэтому не удивилась, узнав, что Кейд оказался в Осколке — если имперская правда показалась ему более предпочтительной среди иных, что она может еще.
Пожалуй, самой крупной — второй — ошибкой в её жизни оказалась та, что Гета не рассказывала ему об его весьма сильной одаренности.
А первой — что она ничего не сказала Габриэлю, который даже теперь не признается, когда узнал о Кейде. О своем сыне.
Впрочем, в неумении открыто честно говорить, хотя бы с друг другом, они все трое отлично поборются за первое место. Она вот тоже не знала ни про разведку, ни про остальное — сын отлично научился говорить правду, взяв умение от обоих родителей.
- То есть за это в Осколке пытают, - кивает Гета, вспоминая, что еще ей не понравилось в показанной картине.
Ну, не то чтобы ей понравилась вообще картина.
Это всё-таки её сын, а не кто-то незнакомый, которому сочувствуешь, но не волнуешься.
Гета сидит обманчиво спокойно, говоря об этом как о незначительном факте.
Последний, кто пробовал угрожать её семье, тоже думал, что пацифичная набуанка — мирное дипломатичное создание, как-то забывая, что потом та прожила на Кореллии достаточно долго, чтобы не заразиться местной семейственностью.
А семью кореллиан трогать вообще не стоит.
Её знаменитый однофамилец подтвердит.
Специфический тренировочный центр значит.
Знала Генриетта один подобный центр, чей выпускник теперь ходит с видом «я самый тёмный каф в этой галактике, круче меня только лорд Вейдер и Мара Джейд немножко». С той смертностью в общем-то имеет право.
Чей выпускник рассматривает неких приведенных к нему разумных, как полковник зелёных новобранцев. 
- А ты его возглавляешь? - мерным спокойным тоном.
Криффова Империя предпочитала забирать у неё всё, даже редкие победы оборачивая поражениями.
Впервые Генриетта ловит себя на мысли, что она ситхово устала и, наконец, хочет сдаться. 
Гета смотрит на пострадавшее запястье — синяки будут, но лечить лень, так пройдут — потом на осколки бедной несчастной чашки и внезапно коротко смеется.
- Вот почему я никак не могу встретиться с тобой без разрушений, даже если это чем-то напоминает... ну, свидание там. До сих пор забыть не могу, как мы с тобой отдохнули на той «прекрасной тропической планете, где лишь потягиваешь пина коладу и качаешься на волнах», - иронично цитирует она буклет. - А результатом оказались: пять трупов, один заикающийся директор музея, вытоптанное поле местной пшеницы, взорванная башня — сотый век до Явина между прочим! — моя сломанная нога и бедный несчастный принц, который всего-лишь хотел на мне жениться. Да у него был клюв, хвост и четыре глаза, а еще по их законам Рассветную Невесту приносили в жертву на восходе, и меня никто не спрашивал и я была бурно против, но это ведь не значит, что стоит вести себя как терентатек в гаталенской чайной лавке! И ты мне до сих пор должен коктейль по-сартинайниански.
Она встает, доходит до соседнего кресла и присаживаясь на подлокотник, ловит взгляд своего мужчины очень близко к нему наклонившись.
Красивеньких золотистых глаз Генриетта Антиллес не имела, но смотреть умела не хуже.
- Если с Кейдом что-то случится, то ты получишь смертельного врага, Габриэль Гаара.

Отредактировано Henrietya Antilles (01-04-2024 10:20:42)

- Ты береги себя, ладно? И...будь осторожен.
На каждого находят свою точку воздействия.
Но если у некоторых давление на эту точку разрушает только их самих, то есть еще разумные иного разбора и ранга, чье умелое применение способно будет разрушить уже куда больше.
А на его генеральный ответ про Кейда, она просто решает промолчать. Ну не стукать же его по дурной башке?! Тем более, она пробовала и толку-то...
- Извини за щеку, - всё-таки вздыхает она, ощущая за физическое действие некоторую неловкость.
Девочек, конечно, не бьют, но то такое, работает пока эта девочка в категорию спаринг-парнера не переходит. А в той категории уже совсем другие разговоры; и кто бы выиграл, если бы Ги решил ответить, у Геты никаких сомнений совершенно не было. Ну впервые за почти полтинник дать Гонщику пощечину — иногда, видимо, надо и стоит.
Хотя всё равно не поймет.
Нет, пожалуй, не стоит.
- Видимо, когда приеду узнавать к тебе про свой ситхов свиток. Если меня, конечно, пропустит ваша таможенная служба,- со вздохом начинает Кореллия, удобно положив голову Габриэлю — вот же любитель запрещённых приемов! — на плечо.
И внезапно отвлекается на иную мысль, даже вновь голову приподнимает. 
- Погоди. Орд-Траси — это же имперская планета, так? Да еще и верфь, к тому же. Как у вас можно там попасть...к кому-то? Мне казалось у вас там так всё перекрыто, да во время войны, что и свой доказывать будет, что не Джабба Хатт и вообще живёт всю жизнь тут. И ты, говоришь, он к кому-то попал?
Настолько перекрыта, что она даже не представляет, как туда попасть, чтобы самой порыться.
Не то, чтобы Антиллес не доверяла Гонщику, скорее она не доверяла его Империи. Она и Республике или какому иному государству не доверяла.
Два месяца назад... Значит сын на Йинчорре-2 уже целых два месяца. Иногда она жалеет, что их галактика столь велика, что почувствовать как плохо родному ребенку на другом конце могут только легендарные сильнейшие форсюзеры, а все остальные ничем не отличаются от обычных матерей.   
Интересно, что останется от Кейда Антиллеса, которого она знала, уже к концу года?
Интересно, оставил ли он свою фамилию? В современном Осколке к данной фамилии явно стало неоднозначное отношение.
Впрочем, фамилия — это было самое последнее, о чём волновалась Генриетта, просто одна из частей делающих сына собой.   
Кому выгодно брать под контроль форсов? И... одних форсов ли?
Крифф, знала бы как повернётся её жизнь, пошла бы в детективы — у них мозги на такие задачки прекрасно заточёны, не то что у историков, которые с архивами лишь дружат.
С другой стороны, есть у неё один отличный детектив в знакомцах...
- Вам бы поискать в своих рядах...одарённых, скучающих по государствам ситхов или вон, к своим главным союзничкам приглядеться. Или не только одарённых.

- Я не про Кейда, - нагло трется о щеку носом она, вновь устраивая поудобнее голову. - Я про этого вашего...оператора.   
Генриетта нахмуривается. А на Орд-Траси это вообще случилось? Может сына поймали где-то в совсем другом месте, а на планету он уже попал с промытыми мозгами. Задачка уровня высшей математики.
- Выглядит некой вариацией форс-контроля. Но известных форсов такого уровня — могущих управлять разумными на большом расстоянии — в Галактике можно по пальцам пересчитать и половина из них уже умерла. Может ты насчитаешь больше. И даже если они не одарённые, то им всё равно нужны же какие-нибудь, ну не знаю, опыты? И если эта неизвестная организация, назову их так, ибо сомневаюсь, что там один, решила научиться управлять разумными, у неё явно должно быть немало разных опытов, включая неудачные. - От слова «опыты» её просто пробирает, но ничего подходящего для этого не находилось. - Надо бы поднять последние галактические новости по странным случаям, правда там явно будет в них очень много просто психов и сумасшедших, которым голоса велели, но наверняка найдутся и те, с которыми так просто будет не объяснить. 
Наверняка их контрразведка это давно уже выполнила, а если и нет, то Гета знала, что Гонщик её поймет и услышит.
К шестидесяти годам Генриетта Антиллес уже понимала, что тот всегда слышал, даже когда делал вид, что ему всё равно и он тут вообще просто слепо-глухонемой капитан Неизведанных регионов красивый в форме стоит.
- Я попробую поспрашивать знакомых джедаев — может они замечали что-то странное.
Кстати, о джедаях. Габриэль никогда не давал забыть, что он тёмный Вейдера, даже сейчас, когда очень успешно отвлекал её мысли поглажкой и поцелуями. И если бы на дворе стояла не Новая Республика, Гета бы и вслух не призналась бы, что у неё есть знакомые джедаи и более того, не просто знакомые, а с некоторыми она даже дружила. Если бы на дворе стояла столь любимая некоторыми, нагло отвлекающими её поцелуями, Империя — этот разговор просто бы не состоялся по причине отсутствия объекта разговора, ибо до своих сорока Генриетта Антиллес просто бы не дожила. Рано или поздно попадаются все, а помощь тем, кого официальная пропаганда считает террористами и предателями, считается так же предательством, и заканчивается она совершенно однозначно.
Вышкой.
Новая Республика вон тоже отнюдь не мир радужных гуаламов и добрых щенят — некий Уэс Яссон подтвердит. Даже предыдущие заслуги перед государством не помогли.
- Тут мы с тобой не совпадем, - спокойно произносит она, но раскрывать свою мысль не торопится. Они слишком часто и слишком много разбивали тарелки по этому поводу, чтобы не изучить реакцию их обоих. И Генриетта знает, что от знания, что он гладит по щеке предательницу его государства и его идеи, капитан Гаара отнюдь не придет в восторг даже сейчас, спустя тридцать лет после смерти Императора и Вейдера.   
В которых — если откровенно по большому счету судить, забив про Люка Скайуокера — была и её вина, как одна из множеств ручейков вливающихся в общую реку.
Поэтому предпочитает до сих пор молчать.
Капитан Гаара — Габриэль — ей этого никогда не простит.
Последний и без этого явно вышел на тропу войны, что Гета невольно сочувствует «операторам» (совсем немного, ибо нефиг было трогать именно её сына) — ворнскр почувствовал добычу, и кому-то сейчас будет очень плохо.
- Кстати, о случаях. Сейчас я тебе еще одну задачку подкину, тебе понравится.   
Вставать всё-таки приходится, ради того чтобы взять датапад со стола, до которого она не дотягивалась, по поводу чего Гета не скрывает грустного протяжного вздоха. Потом она всё равно нагло садится обратно, раз с коленей её никто пока не скидывал.
- Вот. Я про этот говорю, - открывает она нужный документ с голофото и описанием. - Орд Тесебок, сектор Ириши, который к вам уплыл. Данный свиток, по примерным прикидкам относящийся ко временам императрицы Теты, нашли пятого елоны тридцать четвёртого, последний раз его видели седьмого, когда на место раскопок выехал один известный археолог в наших исторических кругах, забрак Зур Ранн — ну ты его сам вряд ли знаешь, если не начал интересоваться археологией. Спустя два дня началось...ммм... Словом началось. Как-то все замотались и только месяц спустя все поняли, что пропал недавно найденный ситхский свиток. Некоторые смелые разумные слетали на раскопки, где оказалось пусто: ни историка, ни свитка, ни записки. Еще там находилось существ десять охраны и помощников и все они так же бесследно исчезли. Последние записи с голокамеры ближайшей кантины, которые относятся к утру девятого, где историк спокойно завтракал. Они вот тоже в документе есть, если тебе будет интересно. Я переживаю за коллегу, не подумай, но меня больше сейчас волнует сам свиток. Может он вам в спецхран попал?

- Иногда я тебя просто боюсь, - долго смотрит на тёмного имперца, но всё-таки отводит взгляд Гета. Причин у них не было видите ли... А если появятся, то упаси вас Сила или в кого вы там верите. А потом — ой, а почему нас никто не любит? Хотя, стоит отдать имперцам должное, вопросами нелюбви населения они не задавались, просто всегда идя вперед с уверенностью медоеда, который ест змею.
- Ой, если бы рецепт, я бы только обрадовалась, - с поистине гунганской тоской протягивает Кореллия. - Но Зур был слишком радостно взбудоражен, когда мы об этом разговаривали. Оно, конечно, для нашего брата-историка и рецепт лепешек в радость, особенно по народу, о котором мало что известно... - кого за это благодарить она предусмотрительно молчит, помня о еще одной целой чашке. Генриетта совершенно не одобряла бывший Совет джедаев, с разрешения которого шло уничтожение знаний ситхов; она вообще не любила любое уничтожение знаний. И не только знаний. - Но там была какая-то иная радость...примерно как моя, когда я Астигон открыла.
Собственно она думала об этом тоже, но для того чтобы что-либо заполучить, не обязательно стоит развешивать кишки по стенам населению, достаточно выкупить это что-нибудь у ранее развешиваемого эти самые кишки по стенам. Или самому развесить ему кишки. И опять же — отсутствующие слухи и трупы.
Еще бы знать точно когда свиток исчез с поля зрения вообще, а то за плюс-минус месяц можно при желании так спрятать, что концов не найти.
Долбанутая война.
Катуни сказала, что они взрослые совсем с ума посходили и вообще она будет дипломатом, а то их явная нехватка во всей Галактике наметилась. 
Но пояснить надо было:
- Не обязательно забирать экспонат самому, достаточно его выкупить. Да и варианты попадания в хранилище всякие бывают. Опять же не обязательно кого-то на месте убивать, достаточно его просто с собой захватить, прикопав в кустиках подальше. И Осколок мне импонирует больше, чём тот же Доминион. Вы хотя бы пока еще не стремитесь уничтожать планетарные системы. Свихнувшихся тёмных у вас вроде тоже нет. Если тебе это поможет, то я бы характеризовала Зура, как полностью на своей волне забрака, если чём-то увлекается, то даже пожрать можно только пинками выгнать. А! И еще одно. Он что-то там говорил про некого Вишас Тувана... Или это не разумный был? Очень мало могу тут сказать, прости. Ты же знаешь — ситхи не моя сильная сторона, я даже не поинтересовалась: а че это за хрыч вообще. Разве что еще... - она задумывается. - Зур упомянул, что они там все плохо спят и про головную боль у людей.
Гета скашивает глаза на руку — капитан, простите, полковник Гаара (хотя он, походу, смирился с тем, что Генриетте Антиллес до лампочки все его звания, она их даже не запоминает толком) всё ещё однозначно отдавал предпочтения запрещенным приемам. Такие ходы у неё способность задавать вопросы изымали лучше всего прочего — в положении «между Габриэлем и его рукой или там стенкой» у Геты и соображать-то толком не получалось, и от всего, что есть оставался ровно один инстинкт, который обволакивал тело теплом, постепенно переходящим в жар.
- Ты знаешь, что совершенно наглый вредный невозможный тип? - она не устанет повторять об этом наверное никогда. И улыбается, прямо не как взрослая женщина шестидесяти с лишком лет, а юная девочка лет пятнадцати.

Отредактировано Henrietya Antilles (26-05-2024 01:27:39)