Гонщик мог бы и не приходить. Он видит с камер, что в зале все в порядке, пленница лежит неподвижно и думает о чем-то своем. Эта ситуация не требует вмешательства, и он коротко говорит с ребятами в кордегардии, принимая отчет дежурного, потом неторопливо пьет каф.

В отличие от абсолютного большинства разумных в этой Галактике, он любит прилетать на Мустафар. Ему нравится планета, нравится замок, нравится и то, что его сил здесь всегда как будто немного больше. Вид из окна кордегардии тоже потрясающий.

Пока он пьет каф, ему пересказывают сплетни, он взамен делится корусантскими новостями. Дежурство Теней на Мустафаре происходит посменно (к счастью, потому что застревать здесь навечно все-таки никому не хочется), но как командир подразделения, Гонщик всегда знает немного больше обо всем, что несется среди высших чинов, и, хотя делится он этим скупо, его шуточки в подразделении любят и повторяют. Смеются даже те, кто спит и видит, как бы занять его место.

Габриэль может быть очень страшным – если присматриваться, он всегда страшен по сути своей – но они здесь все такие, и перед друг другом они этим не бравируют. Они Тени. Этого достаточно. 

Это, кстати, одна из вещей, которые Гонщик очень ценит в своем подразделении – то, что они сохранили способность шутить. Инквизиторские ребята не такие. Многие из тех, кого он встречал, казались словно выжженными изнутри и вымороженными снаружи. В них была Сила, но и только.

Тени – дело другое. Это «другое» он чувствует всей кожей, когда думает о словах командира о пленнице. Ему любопытно, и это качество однажды его погубит, но пока Гонщик уступает ему. Допив каф, он прощается с отлетающей на Корусант сменой, смотрит за тем, как остающаяся с ним группа перепроверяет арсенал и охранные системы замка, а потом неторопливо идет в спортзал.

У него свои указания насчет дочери Бейла Органы, альдераанской принцессы, и он не собирается их ей озвучивать. Но посмотреть на нее стоит. Да и не только посмотреть.

Когда Гонщик входит в спортзал, он выглядит расслабленным и даже слегка небрежным. Имперские офицеры обычно куда сильнее затянуты в оковы устава, особенно в ставке Главнокомандующего. Если не смотреть на Габриэля глазами, а тем, что называется видением в Силе, он похож на сгусток веселой хищной Тьмы, в которой нет ни проблеска света.

От этой Тьмы веет легким и очень опасным хаосом.

Это, пожалуй, именно то, что сильно отличает его от самого Вейдера. Не считая того, что за ним не стоит исполинская, невероятная мощь Лорда. Но таких одаренных, как Вейдер, в Галактике вовсе больше нет.

— Ваше Высочество, — спрашивает эта Тьма, остановившись неподалеку и едва заметно улыбаясь. – Может, вам подушку принести?

Она красивая, первым делом думает Габриэль, когда девушка поднимается на ноги. Не то, чтобы лежащей она была менее красивой, но усталая поза все-таки не передавала ее осанки и манеры держаться в целом.

Принцесса.

Она кажется здесь чужой, но все-таки не совсем, не до конца. Главнокомандующий видит в ней потенциал.

Когда она осторожно, чуть ли не мельком прикасается к Гонщику в Силе, едва ли понимая даже, что делает, он тоже приходит к выводу – будет интересно.

Лея Органа ощущается светлой, но уже – или еще – не совсем. В ней уже ожило что-то знакомое, близкое, и со временем этого «чего-то» будет становиться только больше. Главное – не мешать. 

— Капитан Гаара, — представляется он, едва заметно склоняя голову. У него это выходит естественно, он с детства знает, что такое этикет, особенно придворный, и пользуется им легко – так же легко, как время от времени выбирает не пользоваться им вовсе: — Вы можете звать меня Габриэлем. Я командую Теневой гвардией, поэтому нет, я не буду за вами следить. У меня для этого множество подчиненных.

Он открыто улыбается.

— На самом деле здесь множество голокамер. Не для вас. Так удобнее оборонять замок, если кому-то из мятежников захочется погибнуть героем. Но если вы хотите, я немедленно могу начать следить и за вами. Но вы хорошо подумайте. Милорду, например, не очень нравится, когда я слишком сильно за ним слежу.

Исчезающее количество разумных в этой галактике может применить к лорду Вейдеру слово «милорд», и совсем никто не произносит это слово с легкостью и сартинайнианским акцентом.

В императорском дворце Гонщик этим словом тоже не пользуется; слишком много смысла в двух первых буквах.

Знакомого в ней становится чуть больше, словно ее маленькая личная Тьма лучше отзывается на шутку, чем сама принцесса Лея. Конечно, она злится, и Гонщик скрывает удовлетворение очень глубоко в глазах. Он даже кивает вновь: да, он может называть ее «ваше высочество». Больше того, они оба знают, что он может называть ее как угодно.

Вот чего он не чувствует – это скованности, и держится не как самоуверенный тюремщик, а как человек, рожденный аристократом и выросший при дворе, пусть и в столице совершенно иного сектора, чем Альдераан. Ему привычно. Больше того, ему никак. Высочество так высочество.

Может, ей так спокойнее. В заключении каждый хватается за привычные опоры, а дочь короля ожидаемо держится за титул.

— Нет, подушки положены не всем, — с легкой рассеянностью говорит Габриэль, потому что большая часть его внимания сейчас находится в Силе, и то, что он там видит, ему нравится. О том, что слова – тоже шутка, говорит только выражение глаз, на дне которых за ощутимым весельем все так же скрывается что-то тяжелое, темное.

— Мне любопытно, принцесса, — после короткой паузы честно говорит он и смотрит на девушку с нескрываемым интересом. – И вы, и то, как вы здесь оказались, и даже что вы здесь делаете. В более широком смысле, чем плен. Спортзал у нас тоже не каждому пленнику полагается.

Успокоить любопытство Габриэля не могли даже тайные знания из ситских архивов Коррибана, не то, что такие мелочи, к тому же не слишком совпадающие с правдой.

Принцесса отвечала скучно. Даже он сам не отвечал бы так, спроси его кто-то о том, что он делает рядом с Вейдером. «Стою в плаще красивый».

Иногда, кстати, действительно в плаще. Дворцовые дежурства с парадным элементом – ужасающая по количеству скуки вещь.

Меж тем, исключительно воспитание и хороший вкус мешают Габриэлю низко пошутить про лоточек, и он только сочувственно приподнимает бровь.

— Звучит очень скучно, ваше высочество. И что, вы… — он делает короткую паузу, приподнимает руку и слегка крутит кистью в воздухе, словно подбирая слова. — …Не хотите спросить у меня, как там поживает Галактика, Корусант, Альдераан или ваш отец? Или, прости меня Галактика, эти мерзкие мятежники, именующие себя восстаниями? Я слышал что-то о том, что вы близко к сердцу принимаете их борьбу, но разумные склонны преувеличивать, особенно когда у них есть к этому причины.

— Не так, — Габриэль чисто символически пожимает плечами. – Вас арестовали по подозрению в связях с мятежниками, а я убил намного больше разумных, чем мне лет, и не всегда это выглядело прилично.

Что он имеет в виду, остается за кадром, но в этот момент Гонщик вспоминает не Йинчорр, где убивать и вправду приходилось как попало, а не самые чистые ликвидации, которые он провел бы лучше, будь у него второй шанс. Но эта не та игра, где можно применить правило «а теперь выйди и зайди еще раз».

Настроение принцессы идет в ту сторону, куда нужно, и Гонщик добавляет:

— Если бы вы спросили, я бы ответил.

Но она не спрашивает, и он не продолжает.

— За что вы не любите Империю?

В этот раз он не ерничает, ему и вправду интересно, и в Силе от него веет искренностью.