Не сказать, чтобы Генриетта Антиллес не ожидала, что когда-нибудь её настигнут последствия за неосторожный показ иным разумным её одаренности, но что эти последствия настигнут годы спустя как-то не подумала. 

«Надо таки научиться стирать свидетелям память... У Ги, что ли, об уроке попросить?», лениво размышляла она у себя в номере, разобрав, накопившуюся за время отсутствия на раскопках, почту и читая этот, можно сказать, привет из далекого прошлого. 

На Кадомай-Прайм она оказывается по приглашению археологического отделения Университета Кадомая, недавно обнаружившего, что в трагической истории сниввиан открылись новые белые пятна, и древние сниввиане по всей видимости общались, а то и входили в империю Зима.

Вообще умение жизни возникнуть в любых условиях, временами прямо таки восхищает Генриетту. Казалось бы: тундра, холод, нос мерзнет чуть ли не все четыреста дней местного года — ан нет, всё равно появятся разумные. Жизнь — штука хрупкая, но цепкая.

Словом, прочитав письмо, Генриетта жемчужно расхохоталась и испытала искушение его нагло проигнорировать. Она же всё-таки не джедай, чтобы на каждую несправедливость с сейбером наголо кидаться, в конце концов. Вот не знает Гаара — чтоб ему икалось засранцу! — о её мыслях, а то ей иногда казалось, что тёмный считает её светлее светлого.

Ту женщину, Вианн, умную и отчаянную, она помнила и временами даже вспоминала: хорошо ли сейчас у неё, нашла ли кого искала, погибла под очередной бомбежкой юужань-вонгского флота или в вихрях очередной войны. Просто таких — умных и отчаянных — на её пути попадалось немало и память потихоньку заметало песками времени. Короче, Генриетте Антиллес долго пришлось вспоминать, что там случилась вообще за проблема с кладовкой и причём тут швабры.

А тут такой привет из прошлого: жива, здорова и даже вспоминает о какой-то договоренности. Договоренность отказалась вспоминаться наотрез.

Это оказалось даже любопытным.

Когда-нибудь любопытство её явно погубит.

Но то, что мистрисс Коррино жива, было всё же приятно узнать. 

«Привет, Вианн.

Во время вонгской всё было рискованно, так что у нас там была просто лёгкая прогулка. У меня всё прекрасно. Надеюсь, ты нашла свою семью. 

Увы, в ближайшие дни я вряд смогу заскочить на Гаталенту (если еще не нашла, то лучший каф на всей планете продают в Атранте на углу Солнечной-сенатора Гарра) — работа не отпускает. Но если есть желание пообщаться, то я сейчас на Кадомай-Прайм, это совсем рядом с Корпоративным сектором.   

P.S. А подробнее?

P.P.S. Если всё-таки решишься прилететь — не забудь шарф и шубу, тут снаружи очень холодно. И купальник! Местные горячие источники знамениты на весь сектор.

P.P.P.S. Справедливости ради, человек перепутавший кладовку для швабр, до этого весьма смело вламывался в берлогу злобных злодейчиков, так что он был тот самый, кому их стоило доверить!»

В конце письма был приписан адрес.

Двадцать первого Кореллия смогла распинать по углам все дела, а которые не смогла — сделала вид что да. А так же забронировала им личную кабинку на ближайших термах.

Мистрисс Корино она ждала в крытом здании космопорта, недалеко от места, где можно было пересесть на подземный трамвай, ибо мерзнуть тут были не готовы даже аборигены. 

Когда Гета писала про шубу, она совершенно не шутила. Сразу же по прибытию, померзнув полчаса и сообразив, что набуанские зимы и в подметки местным не годятся, не говоря уже о коронетских, наивный археолог кореллианской пантерой проскакала в ближайший магазин, где приобрела нормальную серую шубу до колена — с забавным наименованием «парка» — из очень теплого меха некого местного зверя, и единственный минус которой был собственно в её тяжести. Как тут говорили: сниввиан — не тот, кто не мерзнет, а тот, кто тепло одевается. А стать местной достопримечательностью — снеговиком — ей как-то очень не улыбалось. Пусть живых — а так же мёртвых — снеговиков ищут в другом месте.   

Увидев выходящую из здания Вианн, Генриетта сильно порадовалась тому, что решила встать возле выхода и знакомая не усвистала хатт разберет куда. Ищи её потом среди этих сугробов — день как раз не очень выдался для этого.

— Привет! — весело начала она. — Вот хорошо хоть я догадалась, что ты выйти решишь на воздух, вместо нормального перехода. Обратно пошли, — утянула она Вианн под крышу, куда направлялось большинство толпы. Где было как раз восхитительно тепло — дефицитный продукт на Кадомай-Прайм. — Мы всё-таки не местные и их температуры выносим с трудом. Да и местные в общем-то в это время года в пещерах шарятся...  А я на раскопках намерзлась и видеть снег больше не могу. Короче, мой первый главный вопрос. Ты сильно голодна или мы закидываем твои вещи в номер и сразу улетаем на источник?

— Тогда — источник, — весело кивает она, пока поезд уносит их прочь от космопорта. А то, что в интонациях промелькнул оттенок паники...ну так что ж. Позвонит внезапно какой-либо ассистент и скажет, что кому-то упал древний кирпич на голову, куда-то не туда отослали документы, пираты ограбили курьера или просто неудачно до чего-то докопались. Кореллия этого тогда точно не переживёт. — И пребудет с нами цветочное вино, купальники из шубы и здравый смысл Галактики!

Ближайший сниввиан недоуменно косится, видимо испытывая сомнения в упомянутом здравом смысле. Не то, чтобы Гета его не понимала, но нельзя же быть таким пессимистом. Хоть какой-то там явно должен быть. Капельку.

Гета хмыкает на угрозу, которая выглядела бы детской для тех, кто не видел эту женщину сердитым боевым хомяком. Ну а что? Хомяки — не только милые, но и ещё пребольно кусаются, если вы не знали.

— Не знаю. В рекламе обещают сорок градусов, так что надеюсь моя шуба будет в полной безопасности. А если нет, всегда можно дойти до начальства и забросать его снежками.

Поезд бесшумно несся по пещерам, а Генриетта, хмурясь, рассматривает в стекле собственное отражение, думая, что иное начальство стоило бы и забросать. Полезно, так сказать, ему пообщаться с народом и его нуждами. Долбанные правительственные сволочи — всё, к чему они прикасаются, превращается в дерьмо, а если берутся за дерьмо, то просто тратят меньше сил. 

На правительстве мысль застопорилась, сделав круг, и возвращается к более приятной беседе и делам насущным.

— А те, кто говорят про согревающийся эффект алкоголя — врут, — уверено заверяет Вианн дочь врача, готовясь выходить из поезда. — Это просто расширение сосудов и сама иллюзия тепла. Откуда ты думаешь столько замерших, если бы алкоголь согревал? Вот с едой в твоем шатле намного более правы. А если пить второй раз в жизни, — добавляет она, выходя из вагона, — то двух бутылок прямо до конца той самой жизни и хватит. Впрочем, наши...в смысле набуанцы, толк в цветочном вине знают, и оно примерно такой же крепости как лум. Ну может чуть крепче.

...и как хорошо, что местные придумали эту фичу с тёплыми крытыми пещерами! Генриетта отнюдь не преувеличивала, когда заявила, что снег видеть вообще не может.

— Так говори, солдат, как на духу: что тебя так в алкоголизм потянуло? — бросает внимательный взгляд на гостью Генриетта, когда они переступают порог номера.

— О! Хорошенькое! — оценивает Гета драгоценный тихонько булькающий груз и осторожненько ставит его на столик. — Ты точно вино раньше не пила? А то для новичка у тебя весьма хороший глаз.

И нахмуривается, начисто забыв про бутылку, слушая как течёт неспешная и невидимая почти никому жизнь ничем не примечательного инженера Коррино. В отличии от бутылки, сейчас это был действительно вопрос входивший в сферу её интересов.

— Оооо, — неопределенно протягивает с улыбкой Генриетта, доставая собственный купальник. И этой неопределенности в голосе больше, чём в прогнозе набуанской погоды. В столице Набу до сих пор есть столб с гайкой и приколоченной рядом табличкой: мол, если гайка мокрая — идет дождь, если гайка исчезла — стоит туман, а если белая — выпал снег.

Улыбка, впрочем, тепла этому самому господину Хорну не обещает. И к своему счастью, этой самой улыбки Генриетта Антиллес у себя со стороны совершенно не видит.

— А за что он так тебя? Вроде джедаем был...как я слышала. А им такое совсем-совсем нельзя — Люк Скайуокер придёт мозги вправлять и ситхи Бездны оборжрут, готовя местечко.

Хотя странно. Про директора КорБеза она слышала только хорошее, если, конечно, Итор не считать. Да и тогда случилось отнюдь не по его вине. Хотя кого это теперь волнует?

Впрочем, про Энакина Скайуокера Мари Амитест тоже может рассказать лишь хорошее.

Она встряхивается. 

— Так, ладно. — Улыбка адресованная Вианн оказывается намного теплее и человечнее. — Пошли по порядку, а то я явно отстала от твоей бурной жизни. Во-первых, и самое главное — поздравляю с обретённой дочерью. Ну а то, что она форс — это не смертельное...хотя учитывая, что по Галактике до сих пор шатаются ребятки Первого Ордена, не любящие независимых одарённых, то это под вопросом. Причём, вне зависимости от того в каком из сторон ринга она находится.

Нет, серьезно, по поводу дочери Гета реально очень рада: хорошие новости последнее время — прямо таки на вес золота. Интересно, а мужа Вианн нашла? Но интересоваться об этом, Генриетта не рискует.       

В голову невольно стучится мысль, что если дочь Вианн принадлежит ПО, то со стороны Генриетты — это будет эпичным фэйлом в её успешной жизни. С другой стороны, если бы не один Тёмный, эта самая успешная жизнь оборвалась еще бы тридцать пять лет назад.   

— Во-вторых. Внезапно — но да, научиться может. И уже не менее внезапно: далеко не факт, что у тебя выйдет с первого раза или со второго и вообще: хорошо, как у самого форсюзера... Ты, как понимаешь — не форс. Хотя... дочери-форсы тоже просто так не рождаются и утверждать, что ты имеешь не повышенные мидихлорианы, не сможет сейчас никто, спасибо Империи за это.

НОД до сих пор тесты не восстановило.

Она осторожно добавляет:

— Или она в папу?

А то ведь мало ли, вдруг муж Вианн одарённый. В конце концов сейчас не времена Старой Республики, когда мало кто мог исчезнуть из-под пристального взора джедаев.

Она вот точно не смогла.

— Ну, а в-третьих, — тут она подмигивает. — Горячая вода подействует превосходно, точно тебе говорю. 

Было еще в-четвёртых — а почему Вианн не обратилась за помощью к собственной одарённой дочери — но Генриетта про это пока спрашивать не рискует. Может форс из дочери не по этой части или же даже спичку поднять не может.

— За-ши-бись, — вытаращивает глаза Гета, попутно порадовавшись, что уже присела, а то упасть бы, несмотря ни на какие года и звания, ей плашмя затылком об столик от сферического в вакууме изумления. И прощай расколотое винишко от такого живого внезапного метеорита. Да и затылок жаль. — Вианн, погоди, погоди, придержи ранкорна на вираже.

Вот вам и ничем не примечательный инженер, живущий на Спризене, он же сейчас земли Доминиона, если память ей ни с кем не изменяет. Имеющий сильную одаренную дочь, занимающую некий важный пост в некой организации. Организаций с форсами у них в Галактике — раз-два и обчелся, но гадать ей сейчас не хочется. Знающая Рана Батту — ничего так знакомства у простого инженера! — причём довольно хорошо, если именно к ней пошли за информацией.

Оный инженер теперь с непередаваемой образностью мышления и полным отсутствием приверженности к классическому аристократическому лексикону несется вперед на всех парах мыслей, очевидно уже окончательно переполнивших и без того не славящуюся глубиной чашу женского терпения. Развернутая картинка заставляет сжать губы и мрачно хмуриться — всё-таки даже на седьмом десятке оставались какие-то надежды на то, что быают разумные-у-которых-всё-иначе, просто потому, что разумные-то, крифф раздери, хорошие и правильные, и должен быть счастливый конец в конце фильма и солнышко в небе.   

Эй, надзирающие за ними с высей небесных, вы там совсем что ли ополоумели? Зачем всех в это дерьмо-то макать с головой?

— Та-а-к, — спохватывается она, что надо бы переодеваться, а не глазами хлопать. — Та-а-к. В телепатию и всё такое я, конечно, могу... Но, погоди, я тут немного суммирую. То есть наш мистер Законность оказался таким же мудаком, как и все, заимевшие хоть малую власть, с порога попытался пролезть к тебе в голову — и, по-сути, пролез, только вот времени не хватило, а потом, не извинившись — в кусты? 

Хороша картиночка. Ой, как хороша, прямо таки ладная и цветастая, как на тех голооткрытках: в вверху разноцветье местечка, внизу — покайтесь, уродцы, Судный день близко. 

В Судный день положено плакать...

Генриетте хочется одного чудака просто стукнуть.

— Господин Батта в чае сечёт преотлично, — невольно вслух замечает Генриетта, просто для того чтобы эмоции перебить. Понимает, о чём сказала, усмехается и поясняет: — У нас с ним до этой войны случайно произошли размолвки по культурно-археологической части, так что мы немного знакомы. Но не, ради него я в тебе в голову точно не полезу, крифф он мне нужен. Да и голова твоя. 

Генриетта Антиллес вообще не в чью голову лезть с порога не собирается — спасибо долгому жизненному опыту за это. Даже под наставленным бластером и приказами. Даже в Вианнину. О, особенно в Вианнину! По скромным Антиллесовым прикидкам там должно быть уже более чём предостаточно крови, боли и смертей, чтобы бежать от этой черноволосой головы, теряя по дороге тапки и самообладание. По прикидкам нескромным выходило ещё хуже.

— Дочь-то хоть про биологического отца знает? А то эти биологические отцы имеют свойство появляться весьма внезапно. 

А если в её голосе и прорезается, что-то похожее на сильную вину и горечь, то это всем не более чем показалось. Показалось! Идите к хаттам.

На покойном муже она лишь сочувственно сводит ресницы, не спеша с соболезнованиями. Что-то подсказывает Гете, что соболезнований мистрисс Корино уже итак наелась просто до пуза.

— Облезет, — фыркает Генриетта. — Об одном, об одном. Глава КорБеза, пират должен сидеть на Кесселе и всё такое. По-крайней мере, такое началось, когда он из Разбойной вернулся, а у Разбойной — свои приколы.   

Она, как байкой, слышала, что они еще во времена Гражданской всей толпой встали и вышли, послав высшее начальство по известному маршруту.

Но упоминать это не стала по двум причинам: во-первых, дела давно минувших дней и старикам лишь интересны, а второе, пожалуй не такой уж мистер Законность законностью выходит в этих байках. Тут надо было обду...

— О, — из головы со свистом вылетает предыдущая интересная мысль, а Гета лишь хлопает глазами. — Личное, говоришь...

Личное — это такое. Ни один джелай на этом самом личном подрезался, устроив окружающим горы трупов и офонаревшие лица по типу «что это было, Эни?». «Извините, был напуган». А воспитанники Люка Скайуокера, почему-то, темнеют стремительным домкратом: то ли гены в воспитании виноваты, то ли еще что. 

— Надо бы сходить к свет-нашему-Хорну, — со вздохом замечает Генриетта. — Не нравится мне что-то сильно там. Но всё же на твоем месте я бы дочь побеспокоила — у сильного форса и методы сильны, а твой Хорн — довольно сильный форс, как я слышала. И весьма умелый фехтовальщик. Да и бластер ему со-о-овсем не нужен — некая Вианн Корино сама из окошка выпрыгнет, ну не сложился день у человека, бывает.

Голос у Геты становится несколько рассеянный, информацию вываленную ей на голову переварить было всё же нелегко. 

Забавные выкрутасы сознания: сам себе кажешься жуть, каким взрослым, умудренным, опытным. А вот девочка напротив (хотя какая к хаттам давно девочка-то уже?) — мнится сущим ребенком, обидеть которого большого ума и великой силы не требует. А разницы-то между ними теперь уже совсем мало. Да и есть ли вообще.

Обо всех восхитительных событиях недавнего прошлого инженер говорит с таким недетским пофигизмом, что впору было собственную челюсть чем-нибудь да подвязать. Чтоб по земле не волочилась.

Мистрисс Корино определенно умела выбирать себе противников.

Что-то еще тревожит её в монологе Вианн. Что-то...

— Сын и дочь, — пожимает плечами Генриетта, не видя смысла делать из этого особого секрета, всё равно всё в биографии в Голонете есть. Но и разговаривать о них она тут и сейчас не хочет. Не время и не место. Всё-таки инженер Первого Доминиона (может и нет, но Спризен) и одарённая дочь в неизвестной организации.

Паранойя участников Галактической Гражданской — ты вечна и необорима!

— У одного взрослые загоны, у другой — подростковые пока. Иногда думаешь, что надо было заводить котов. Коты, впрочем, тоже есть. А еще рыбки, улитка и кучка папоротников.

У неё цвели даже засохшие чужие кактусы, как как-то обнаружил по приезду из отпуска коллега, оставив ключи от кабинета Кореллии Антиллес. Потом всё пытался добиться: как так получилось, что оставлял горшок со голым стволом пальмы, а получил — пушистое непонятно что. Кореллия лишь пожимала плечами: оно вечно само как-то.

Вряд ли это Сила, она бы тогда знала.

И деловито осведомляется:

— Будем мёрзнуть или греться пошли?

— Да обещали как раз и не сильно, — пожимает плечами Гета, аккуратно пристраивая пузатую бутыль на столик в углу. Еще по пути она заметила плакат с памяткой, что в воде нельзя сидеть больше получаса, и Гете сейчас было прямо таки любопытно узнать о таких героях. За полчаса, наверное, и водоплавающим станешь. Вот гунганам — тем явно было бы хорошо.

Про дочь она выслушивает внимательно-внимательно. Даже форсом не надо было быть, чтобы понять, как это всё не отболело. Да и могло ли отболеть? 

Зато от радужных представлений Вианн о её материнской жизни, она не выдерживает.

Генриетта хохочет.

Искренне.

— Ой, уморила, — вытирая выступившие слезы и прикусывая палец на всякий случай. Случай не подвёл. — Сын меня не видел днями. Вот с дочерью вышло получше, но тоже не фонтан.

Особенно учитывая, что с начала войны Генриетта отправила Катуни с Кореллии на Набу, где сейчас было тихо и спокойно. А если и было громко, то, во всяком случае, это громко совершено не соизмеримо с громко на Кореллии.

— Я та еще мать-кукушка. 

Честно говоря, подробности появления у себя дочери вспоминать она не любит, так что чтобы не начались новые вопросы, не дополняет, что та — приемная и вообще не человек. Да и какая вообще разница?

Учитывая, что если на то пошло, то сама Генриетта совершенно не знает: а человек ли биологически она сама и откуда родом. В Храме об этом не распространялись. Да и вообще маленькую Мари тогда намного больше волновало апельсиновое мороженое и рогатки, чем скучные генетические вопросы. 

— Сын — полностью в отца пошёл: и характером, и по военной части, и мы с ним сейчас редко разговариваем. А Катуни — своя собственная. Говорит: мол, пойду в дипломаты, ибо их явная нехватка в Галактике. Так что, извини, если сломала тебе мое безукоризненное родительское реноме. Слушай, а что за протез у Батты? — внезапно вспоминает она. — Совершенно не заметила тогда при встрече.

Генриетта закашлялась. Пугать Вианн умеет явно на отличненько.

— Ни-ког-да! — уверено заявляет она. — И не подумаю! Мне хорошо и на своем месте.

Допустим было у неё несколько раз в жизни такое с разруливанием отношений и подвигами...Но это было совершенно случайно!

— И, кстати, — добавляет она совершенно спокойным тоном, не утешительным отнюдь. Ибо не надо тут никого утешать. Ибо вообще нет тут ни малейшей вины у Вианн, которая почему-то явно ощущает себя так, будто продала дочь в рабство, а не потерялась с ней в военное время и не искала усиленно потом её. — Со своей Фионой ты совершенно не причём. Или ты специально потеряла её во время войны? Я почему-то сомневаюсь.

А вот саму Генриетту Антиллес как раз есть в чём винить: пытаясь спасти сына от его Силы и охотников на неё, она самолично толкнула его в руки отнюдь не светлых сил.

Одна из очередных неудач Генриетты Антиллес.

И жить с этой виной ей придется, видимо, всю оставшуюся жизнь.

И вот еще странность в копилку про некого Рана Батты, наклоняет голову к плечу Гета, и аж жалеет, что папеньку некого Батты нельзя сейчас нигде достать, чтоб пообщаться с ним, ибо общаться с мёртвыми она не умела, к ней даже Призрак Силы никакой ни разу в жизни не приходил. Очень, очень жаль. Прямо таки спрашивай у Вианн номер Батты и доставай того с вопросом: кто ты, человече?

— Будь с ним осторожна, — только коротко бросает она. — Он в Силе совершенно не отражается.

И на недоуменный взгляд поясняет:

— Сила — то, что нас всех связывает и есть совершенно у всех живых в нашей Галактике. У меня есть, у тебя есть, у улитки моей есть, даже у Хорна имеется. Нет её у стола, — она показывает рукой на столик, — твоих кораблей или пола под нами. Словом, в Силе видно всех биологически живых. Не видно в ней дроидов, даже самых умных. Вонги и их творения не видны. Можно скрыться от поиска, заставив считать себя ничем не примечательным обычным человеком или же лот-кошкой. Не раскатывай губу — это чисто форсюзерная фишка. Но всё-равно в Силе будешь виден так или иначе. Можно, конечно, попробовать использовать своеобразную маскировку перед форсами, изображая, что тут камень лежит и вообще никого живого, но я даже не переставляю уровня способностей одарённого для этого. Уровня Избранного, не иначе. Или, как минимум, Скайуокера. Ну, в общем, не отражение в Силе — это как не отражение на мониторах корабля, который находится перед твоими глазами. 

Про дочь она решает не комментировать, ибо с одной стороны Вианн права и родители должны быть опорой, а с другой стороны — и дети могут быть намного компетентнее тебя, дурного родителя. Одно дело, если дочь рядовой сотрудник организации «Рога и Копыта», а другое — если сотрудник такой организации, как, например, Орден Рен. И вот у последней-то как раз есть возможность, даже особо не напрягаясь, вмешаться в эту ситуацию с наглыми форсами. Опять же при политике «хороший джедай — мёртвый джедай», стоит несколько думать заранее: а вдруг собеседник, которому ты вскрываешь мозги, мать твоего врага. 

Гете становится жутко любопытно — а где же и кем же работает дочь Вианн. Не ради пустого любопытства, конечно, а лишь потому, что все же стоит знать, с кем ты собираешься заниматься ментальными практиками и кому открываешься как форс. А то откроешься, а у той дочь охотится на таких как ты или твой сын.

...Хорошо хоть с Катуни не было никаких проблем — та совершенно обычная девочка.

— Ты только учти, что у не-форса шансы на сопротивление стремятся к нулю, — предупреждает Гета. — Если, конечно, у тебя нет способностей, которые, к твоему счастью, проглядел твой спризенский работодатель. Как-то же ты догадалась, что мистер Законность у тебя мысли читал. 

По её личному опыту — непростая задачка даже для одарённого если осторожно и умеючи.

— Или он сам в этом признался? Так. Стоп. Мина?!

Всё чудесатее и страноватей, как говорилось в одной старой детской книжке.

— Мина-то в нашей истории откуда и зачем на тебя кому-то охотиться с минами?! Ты что, этому кому-то отремонтировала не так любимый звездолёт?

К счастью, продолжать тему Светлой госпожи — могучей, доброй, прекрасной, как рассвет и чтоб рассадила всех по галактическим палатам — Вианн не стала. И явно не догадывалась, что с гетиными способностями — а главное, опытом — Гета с легкостью попадёт на самый вверх. Угу, и всем известно, что бывает, если обученный форс попадает в политику — до сих пор всем икается. Император-то явно был менталистом — к гадалке не ходи.   

Она же в менталочке предпочитала, в основном, работать на закрытку, лишь изредка используя эти способности по нужде или, будучи по природе своей человеком любопытным, личному интересу.     

Слишком соблазнительно.

Слишком легко.

Но тему Вианн закрывает, и Генриетта с облегчением поддерживает другую, пусть даже не менее тяжёлую.

Гета опирается рукой на бортик бассейна и, прищуриваясь, внимательно смотрит на собеседницу сквозь легкий клубящийся дымок— пожалуй, права она оказалась, когда посчитала, что ничего не хочет об этом знать. Совсем. Вот ни чуточку. Как мистрисс Корино с такой биографией на разумных не бросается — Гета в упор не понимала.

— Дорогая моя, что-то мне подсказывает, что господин Хорн — это меньшая из твоих проблем.

Хотя, не похоже что тут её убить хотели, если по сработавшему заряду судить. Когда убить кого-то хочешь — разносишь всю квартиру, а то и этаж для приличия и гарантии.

Не то, чтобы Генриетта кого-то часто убивала...и как же хочется поставить здесь комментарий, что мол вообще никого, но увы. Но ей всё-равно казалось, что убивать надо с гарантией, а не просто отрывать кому-то руку, разве что сам киллер, на счастье Вианн — весьма неумелый тип.

Ну да ладно. Проблемы надо решать по мере поступления — и с минами Кореллия, в отличии от детектива, ничем помочь не сможет.

— Детектив-то хоть опытный? А то смотри, есть у меня один отличный, если что. А мёртвые — ещё не только отражаются, но и разговорчивые, сволочи.

Это, конечно, только с форсами такое случалось, как знает Гета, но решает уже не уточнять, к делу-то это не относится. И хохотнув, шутливо добавляет:   

— Надо тебя на Гаталенте навестить, когда там твой Батта будет. Припрём его на пару к стенке с его протезом, раз он такой смелый испытатель. 

От получившейся идеалистической картинки — лидер Фронтира, республиканка Генриетта и доминионка Вианн на Гаталенте — Гета прямо таки фыркает. Прямо таки собери их всех и постарайся никого не убить. 

Она выдыхает.

— Предлагаю не тянуть фелинкса за пятую конечность. Ты готова к ментальным приключениям?

— У меня есть человек, который мне при желании расскажет как изысканней убиться лучше всего и, под настроение, парочку неизвестных мне способов даже покажет лично, — хмыкает она. — Так что нет, Батта для этого будет явно третий лишний.

Самоубиваться Гета уж точно не собирается, не говоря уже о том, что есть способы намного поприятнее, чем доводить грозного пирата до собственного убийства. А вот узнать, как Батта это делает, очень хотелось — вдруг поделится рецептом — а то в прошлый раз, находясь в гостях и полной власти хозяина, она, как умная девочка, спрашивать не рискнула, а вот где-нибудь на нейтрально-дружеской территории...

Лишь бы не было потом «поэтому, детка, я должен тебя убить» мысленно усмехается Генриетта. Впрочем, вторая встреча ей явно не грозит, так что можно было закатать губу обратно.   

Вианн тем временем выпрямляется как отличница, разве что конспекта в руках не хватает, отчего Гете немного более смешно, чем стоило бы. А от слов она уже не выдерживает.   

— Ага, и по-сексуальнее, — ржет она, представив, что бы на такое сказал один из её наставников. И если в её голосе прорезаются его нотки, то это чистая случайность, и вообще как говорят мудрые люди: с кем поведешься — от того и блох наберешься.

Впрочем Вианн повезло, что она не один из её наставников — даже Генриетта не представляет, чем бы тогда инженеру пришлось бы платить. А, скорей всего, не было бы у инженера никого урока, ибо плата могла превысить все имеющиеся у женщины средства.

— Не, позу никакую принимать не надо, садись как удобнее — это у нас не форс-допрос. Всё хорошо будет, — подмигивает Гета. — Только вот еще хочу предупредить про одну вещь. Ты отдаешь себе отчёт в том, что я могу узнать в твоих мозгах много-много личного?

Лично Генриетта на этот вопрос ответила лишь, что она не до того настолько далеко зашла, чтобы стесняться того, как она продула в школьной драке. Но дать последний шанс передумать была обязана.

— Ага и табличка «Дом Вианн Корино, улица Тайковича номер 7, квартира 218», — фыркает Генриетта, начавшая догадываться, что приютское прошлое явно тяготит женщину.

Впрочем, что она вообще знает о чаяниях и надеждах Вианн? При первой встрече они об этом совершенно не разговаривали.

— Сразу очерчу, что в этом разделе Силы универсального приёма совершенно нет, так что тебе придется придумать самой способ, чтобы защититься. И не надо на меня так смотреть — ментальная область она слишком непредсказуема, чтобы быть похожей на твои учебники по инженерной магии, где всё точно и правильно измерено и вымерено. Так что вырабатывать лично свое тебе придётся путём проб и ошибок.

И еще не факт, что может получиться, но Генриетта никогда не считала не-одарённых слабыми. В конце концов, чтобы заставить плутать врага в собственных мозгах Сила вполне не обязательна, это же не мысли чужие читать. Шпионы бы тут наверное рассказали бы больше, но шпионов под рукой не было.

— Способы защиты бывают грубыми и тонкими. Первые просто не позволяют добраться до самих мыслей, довольно легки, но при этом топорны, любой менталист заметит; вторые помогают спрятать какие-нибудь фрагменты, и чего даже опытный форс может не заметить. Первые это — мысленный блок, очищение разума (то самое «не думать о белом ранкорне») и тому подобные; вторые — изменение воспоминания, «сито» или вымышленная реальность. Хотя последнюю можно отнести и к первым.

Генриетта прокашливается: надо было явно брать не вино, про которое уже все забыли, а чай. Был еще и третий — самый опасный и радикальный — способ, но он был явно создан только для форсов. Точнее даже не так: он был создан для разумных, которые отчаялись. Этим же способом, на уровне последнего из последних, был закрыт её разум.

Говорить о нём Гета пока не стала. 

Вряд ли Вианн захотела бы после этого дня остаться слюнявой идиоткой. 

— Твоя задача просто сопротивляться. Не задумываться, не паниковать, а просто сопротивляться, как будет душа лежать. Считай, что я очень неприятный тип, который лезет к тебе под юбку. Что ты тогда выберешь? Так что вздохни и реши, какие мысли и воспоминания ты явно не хотела бы мне показывать. Даю пять минут.

Вторгается в разум она всё-таки довольно бережно и сначала её встречает черная пустота, которая несколько секунд спустя озаряется яркой картинкой.

Стол, столовая и четверо разнополых людей (пара мужчины и женщины и парень с девушкой) которые явно не хотят находиться в одной комнате. В девушке опознаются черты молодой Вианн.

«Стало быть, мисс Фелис — умница и звёздочка курса?» Яда в голосе женщины хватило бы на роту солдат и еще на одну банту осталось бы.   

Генриетта с интересом наблюдает за мальчиком.

Мальчик молчит.

— И зачем ты только это деревянное чучело выбрала? — не пытаясь казаться деликатной спрашивает Генриетта. В конце концов, им надо что бы Вианн научилась защищать себя, а не плакать в уголке. Ярость у не-форсов — хорошее топливо для осознанных действий. У форсов, впрочем, тоже, но там вечная грань между Светлой стороной и Тёмной; и временами она очень-очень тонка.

Вианн тем временем пытается сопротивляться. Получается пока неважно, но инженер старается, а для первого раза и той, которая совсем не форсюзер — даже довольно хорошо. Впрочем, пока это был бережный заход, ибо знакомить её со всеми прелестями грубого и насильственного действия проникновения в разум было рановато, поэтому когда картинка начинает заволакиваться вполне себе реалистичным дымом, Гета с облегчением вылазит из чужого разума.

Выдыхает, пригоршней воды будто паутину смывает с лица. Или пыль. 

— А он знал... что ребенок чужой? Твоя свекровь мне так мою третью напоминает, — усмехается Гета. — Такая же стерва.

Чувство вины — самое прочное, что могло придумать человечество. А может и не только оно -если у других рас работают такие же гормоны и эмоции.

Генриетта чешет в затылке, пытаясь вспомнить собственные чувства после аналогичных свершений. Вспоминается только злое лицо мужа и их совместный поход в загс за разводом. Муж Вианн, видимо, был не в курсе биопапы потомка или же просто любил детей.

Всё-то мы делаем не так, не тогда и не с теми.

Очевидно, в данном случае они с Вианн шли по граблям почти след в след. Первые малюсенькие предательства — их всегда делают те, кто хотел бы тебя предавать меньше всего на свете.

Добро пожаловать в реальный мир — хоть форсюзерный, хоть нет, некоторые нюансы едины для всех. 

— Для первого раза довольно неплохо, — одобрительно кивает Генриетта «ученице». — Характер и настрой я увидела. А заодно убедилась в любви некоторых к грохоту. Метод, к слову, весьма интересный, но насчет обвала — тебе надо самой к интуиции прислушиваться. Главное, себя саму не похорони под ним. Как ощущения? Что почувствовала?

Генриетта понимает — у самой сын. Дочь тоже, но та знает, что не родная — сложно не знать что не родная, когда удочерили в младшем школьном возрасте, ты помнишь бабушку и родных родителей, а еще различаешься расами с приемной матерью.

А вот сын, которого она лишила отца...

Лучше про «урок».

— Ну, Хорн их просто читал, как я понимаю из твоих объяснений. Человечьи мысли и мысли многих разумных рас — это дело такое...сложное. Можно разговаривать о твоей дочери или там Батте, а самой думать...Не знаю: о поргах или инженерных вещах, что там тебе самой легче будет. А насчет глубины — ты меня впустила добровольно и просто, наверное, об этом как-то случайно подумала, ибо я не использовала что-то тёмное.

Но в воду Кореллия всё же бросает настороженный взгляд. Вода возвращает обычный привычный вид: тёмные волосы, убранные на макушке, голубые глаза и никакого отблеска золота. С облегчением выдыхает: потемнеть, просто отдыхая в купальне — это был бы самый эпичный взлёт карьеры. Ни у кого из тёмных джедаев такого бы не было.

— Кстати. Если есть возможность, то ты всегда можешь сильно напиться. Вытащить что-то и у трезвого разумного не легко, а вытащить что-то из ума пьяного — задачка со звездочкой. Правда это работает только со светлыми техниками, — мрачнеет она.

Она смотрит на кончики пальцев рук — всё-таки сморщились — выходит из воды и отправляется в сторону понравившегося кресла.

— О, а ты бы не хотела в Осколок уехать? Хорн там тебя точно не найдет, я даже не уверена, что его из нашей Республики его вообще в стан врага выпустят — корбезник как никак. Что же касается обвала... — вытирается она полотенцем, ибо может местные кресла и не промокаемые, но сидеть на мокром она как-то не готова. — Ты хочешь рисковать, проверяя кто останется овощем: ты или твой противник? Это же не просто камнепад или занавес. Это — щит, блок, который ты представляешь занавесом. Что бывает с начинкой звездолёта, если он не выдержит давления?

— Проверим, — заверяет подругу Гета не только насчет алкоголя, но и двери, и тоже смотрящая на бутылку и понимающая, что они  забыли кое-что очень важное. Штопор. Ну и закусь. — Сейчас, погоди, я приду. 

Спустя пять минут она возвращается.

— Ну да, алкоголизм — это явно не то, чем стоит заниматься, — ставя тарелку с нарезанным сыром на стол. Ну и штопор. — А Хорн... Думаю, ему есть чем заняться, вон со своим КорБезом пусть разбирается — у нас аккурат столицу опять перенесли, кореллианцы вовсю счастливы, недавно здание КорБеза помидорами пытались забросать.

Ей-Сила, если когда-нибудь кореллианцы просто станут всем довольны, то то самое Гиперпространственное возмущение явно исчезнет от все галактического удивления.

— Нет, они просто вытянут из тебя все что угодно, — усмехается Гета наивности Вианн про новых форсов. Вианн, имеющую дочь-форса-в-одной-организации. — Никакой щит не поможет. Да и слабенький он у тебя пока, если честно. Вообще, то что я продемонстрировала, это такая достаточно топорная и, главное, медленная работа. Я не знаю: темнеет ли Хорн — всё таки чтение мыслей достаточно недалеко от тёмных техник находится — но желающий вытянуть из тебя всё о Батте или еще о ком-нибудь, например, о дочери, — заметив чужой взгляд Генриетта усмехается вновь. — Ты жутко не хотела, чтобы я лезла в сторону твоего ребенка, это прямо чувствовалось. Словом, желающий вытянуть это знание из тебя не станет размениваться на острожное проникновение, чтобы не вредить твоему разуму. Вообще, я, конечно, могу продиктовать парочку книг о верном составлении щитов, но ментальные практики в пространстве учебника — это всё равно, что бокс по переписке. 

Пока сам по головушке не получишь, значит, кастетом — хатта с два сообразишь, что такое драка и с чем её едят.

И — главное! — почему всегда надо сваливать заранее.

Генриетта знала, о чём говорит. Знала — и готова была возблагодарить Гонщика за то, что он помог ей в постижении основ, потому что если бы не эти первые шаги под руководством Тёмного, криффа с два ей удалось бы спрятать самую важную информацию.

— А вот овладеть приемом «не думать», с помощью, например, медитации ты сможешь. При таком состоянии разума, тот, кто попытается тебя читать, не увидит никакой мысли-якоря, за который можно зацепиться, чтобы оказаться глубже в твоей памяти и рассудке. Это один из приемов — или же выстраивать ложные «якоря», или не думать, или сосредотачиваться на щите. Тебе, я думаю, лучше подойдет связка «щит-не думать». А лично у меня многоступенчатый приём — так называемая вымышленная реальность плюс «сито» плюс «ловушки» плюс, на самый крайний и последний случай, к счастью, пользоваться не приходилось «выбивание мозгов» и попробуйте вытащить что-нибудь из овоща.

Она подмигивает.

— Люблю задавать происходящему неординарный тон. А вот изменением воспоминаний я не пользуюсь, ибо лень: сперва выдумай, потом запомни, потом вспомни, что ты выдумала. Слушай, а сможешь вспомнить, что там происходило во время взрыва? — интересуется она. — Я бы посмотрела на этот самый протез, интересно же. Если, конечно, не слишком нервно.