Тайко ждёт Винтер давно: ждёт с той самой секунды, как выбрался с Эндекса и смог позвонить. Он уверен, что если есть в этой Галактике еще немного милосердия, то в ту же секунду, как он выключил комлинк, должен был открыться портал, и жена шагнула бы из него ему навстречу. Но милосердия в этой Галактике не осталось, и он ждёт.
Ждёт, когда пытается разобраться в военных сводках, сличая республиканские открытые источники с имперскими и силясь понять, где между ними теряется правда. Ждет, когда улетает с «Блефа» осмотреть другие их корабли. Ждёт, когда знакомится с командой, которая на целые две недели дольше на войне, чем он, и уже воспринимает её как должное. Ждёт, когда пытается дремать. Ждёт, когда торчит в медблоке. Ждёт, когда давится горьким кафом, без которого невозможно привести мысли в порядок. Ждёт, ждёт, ждёт.
Это ожидание такое сильное, что вытесняет все другие чувства. Есть только ожидание и работа. Это хорошо. Так жить он умеет.
«Генерал Селчу, к вам… жена» - звонок диспетчера удачно застаёт его на «Блефе». Не обратив внимания на растерянную заминку, он торопливо уточняет номер ангара, в который дают посадку шаттлу, и несётся туда. В буквальном смысле несётся: перепрыгивает ступеньки лестниц, виртуозно вписывается в повороты, не снижая скорости, и со всей силы лупит по кнопкам лифтов, которые почему-то не хотят везти его быстрее несмотря на его настойчивость.
Редкие попавшиеся навстречу разумные провожают его недоуменными взглядами и на всякий случай проверяют экраны своих коммов: нет ли экстренных сообщений? Но нет, тревога объявлена внутри одного только Тайко Селчу: дождался!
В ангар он влетает запыхавшийся и встрёпанный, мысленно ругая диспетчера за то, что не сообщил сразу, как шаттл вышел из гипера. К посадке не успевает, конечно, но, быстрым взглядом окинув помещение, понимает, что в целом всё равно не опоздал. В несколько широких шагов стремительно сокращая разделяющее их расстояние, Тайко обнимает жену и замирает так на долгие секунды.
Только теперь он понимает, что и правда не умер.
И может быть даже не зря.
- Прости, - выдыхает ей на ухо, не отпуская.
За то, что вляпался. За то, что никого не остановил. За войну.

- Ну да, - легко и даже охотно соглашается Тайко. – К тебе.
Когда-то он был лейтенантом и, ухаживая за самой потрясающей и самой неприступной девушкой Восстания, вприпрыжку бежал к ней, стоило ему только от кого-то услышать, что она появилась поблизости. Теперь – давно – он женат на самой потрясающей женщине в этой Галактике и всё так же бежит к ней вприпрыжку всякий раз.
У них такая жизнь, что нет времени надоесть друг другу. Или он просто по-прежнему влюбленный кретин – ну и пусть.
- Откуда ты летела? – спрашивает Тайко и все-таки размыкает руки. Теперь, когда Винтер говорит про «нашу каюту», он легко верит, что она останется с ним насовсем, хотя это неправда. Ей нельзя насовсем, у нее работа и Лея. – С нашей базы? Как дороги, открыты еще? С тех пор, как я бросил читать республиканские новости, они стали ещё менее информативными. Девятого числа, пишут, центр гаталентской культуры открыли. Потрясающе!
Из ангара они выходят, провожаемые любопытными взглядами случайных свидетелей. Тайко не обращает на них внимания, и холодок по спине пробегает совсем не от них, а от собственных слов. «Девятого числа»…
У начала противостояния Империи и Восстания не было даты, когда конкретно вонги впервые напали на пограничный пост – тоже трудно установить, а вот у этой новой войны есть дата начала и даже конкретные имена. Их имена.
В лифте, который везёт их на жилой ярус, они стоят нос к носу. В лифте очень светло, в этом свете лицо жены еще светлее... Бледнее. Он заглядывает ей в глаза, и жгучий стыд разгорается внутри с новой силой: это ж надо было так вляпаться.
- Ты надолго? - всё-таки спрашивает Тайко о том, о чём хочет знать меньше всего. - У нас тут пока бардак. Не знаю еще, куда мы дальше.

- Но...
Ему нечего сказать.
Он так хочет сказать: но если бы я знал!.. Если бы он знал, он бы попросил о помощи в поисках Веджа. Если бы он знал, он сказал бы Уэсу, что и Винтер здесь, что на неё можно положиться, что они тут не одни. Если бы он знал, он бы, в конце концов, не попался так глупо. Но всё это почему-то звучит как перекладывание ответственности на её плечи, а Тайко ничего не хочет перекладывать, не должен. Это он, он один не справился, вот этими вот руками и головой не справился ни с чем.
А потом кто-то ударил по Эндексу, где из-за них - из-за него - была Винтер.
- Вы давно меня обезоружили, агент Винтер, что ещё вы хотите во мне найти? - вместо всех "но" он тихо смеётся и обнимает жену. Так хорошо обнимать её, это единственное хорошее в том, что он остался жив, в том, что заварилось вокруг них и набирает обороты. Он целует её - это второе хорошее - и нежно гладит по волосам.
Кажется, она ищет в нём сломанные ребра.
Сломанных ребер в нём нет, и даже синяки более-менее зажили.
Это смешно, а ещё трогательно, а ещё стыдно.
Звёзды, хоть когда-нибудь ему теперь перестанет быть стыдно перед ней? Перед всей Галактикой - это ладно, это слишком большое и слишком абстрактное чувство, чтобы вместить его в себя, но что делать, когда ты хочешь провалиться сквозь землю, глядя в глаза жене, а одна обнимает тебя так, как и всегда, нет, даже крепче, чем всегда?
Ему ничего не остаётся, кроме еще одного поцелуя.
- Нас сейчас придёт спасать ремонтная команда.
И ничего не делает, чтобы этого не случилось.
- Штук пять надоедливых дроидов.
И ничего не делает.
В этом лифте они просто соскучившаяся друг по другу влюбленная парочка. Кто они за его пределами? Как остановить в голове беспрерывный внутренний монолог, выносящий обвинительные приговоры один за другим? Он ведь не отступит, не скажет "я передумал", не скажет "ну, я пытался, теперь сами". Никуда он отсюда не денется. Даже для неё. А она и просить не станет, потому что знает об этом. Все они тут слишком хорошо друг друга знают.
- Вчера я подумал: может, лучше бы ты сказала, что не хочешь меня видеть теперь никогда. Я бы тогда...
Он дотягивается до кнопки, запускающей лифт.
"...просто умер".

«Но я это заслужил».
Не обязательно это, просто – что-то очень плохое, а что может быть хуже, чем потерять Винтер?
Он несколько недель видит перед собой человека, который потерял почти всё. Он ничего не может для него сделать: не смог удержать от начала новой войны, не спас на Эндексе, не знает, где искать Сиал, не знает, что вообще им теперь делать.
Просто быть рядом никогда не достаточно.
Если он тоже остался бы один – этого было бы достаточно?
Его внутреннему прокурору – нет, а остальным это как будто бы и не нужно.
Поэтому Тайко ничего не отвечает и даже не возвращается мыслями в те очень давние дни, когда Винтер и правда пыталась. Это так незначительно теперь, это совсем другое: тогда он был молод и прав. Теперь…
- Когда по Эндексу ударили, ты не пострадала? – спрашивает Тайко, потому что в коридоре пусто и потому что в целом не видит уже смысла говорить об этом шепотом. Там, где Винтер была, её больше нет, а на этом корабле уже вряд ли кого-то можно удивить. – Ты смогла узнать там что-то важное?
«Что-то, что стоило бы такого риска».
От лифта до каюты недалеко, и вот уже Тайко открывает перед женой дверь. Весь этот недолгий путь он держал ее за руку, не выпускает и теперь, хотя в узкую дверь неудобно входить вдвоем. В стандартной офицерской каюте идеальный порядок, в том числе и потому, что никакими вещами он ещё не оброс, даже одежда с чужого плеча.
- Тут пока не как дома, - в шутку извиняется он, - но скоро будет. Может быть нам все-таки завести двухголового котёнка?
Хуже уже не будет.

Тайко стоит, прислонившись к стене, и наблюдает за тем, как чудесным образом необжитая казенная каюта превращается в их дом. Винтер это умеет. Ему не надо много, ему достаточно того, что в комнате появляются её вещи, что в комнате появляется она сама, и тогда комната становится домом. Его это всегда завораживает. И пока жена располагается на его - её - кровати, он открывает колпачок пробника духов, вдыхает, бросает взгляд на полустёртое название.
- Понравились? - спрашивает он и садится рядом. - Духи.
Если да, при случае можно купить флакон. Он давно ничего не дарил ей просто так, даже от пиратов ничего не притащил, слишком спешил добраться к Веджу.
- Этот пиратский лидер? Я так и не успел до него добраться, хотя у Ри Яр явно были с ним дела... - Тайко вздыхает, придвигается поближе, обнимает Винтер за плечи одной рукой, чтобы она могла прислониться к нему, а не к жесткой переборке. Им надо поговорить, но если она улетает ещё не сейчас - а она, конечно, улетает ещё не сейчас, он просто не отдаст ей ключи от шаттла, - то они всё успеют. - Мы ещё не придумали ничего конкретного. Думаем. Сдаваться точно не пойдём, а дальше есть варианты.
Он бы сдался, если бы это хоть что-то могло исправить. Хоть под имперский, хоть под республиканский трибунал, но что дальше? Пеллеон и Дин пожмут друг другу руки, признают, что произошла чудовищная ошибка, и заключат мир ещё лет на пятнадцать? Это не так делается. Вообще сложно сказать, как это делается. И когда теперь. И что нужно для этого сделать. И кому.
К тому же, есть те два удара, которые не совершал Уэс.
- Для начала надо разобраться со снабжением, с незаправленными кораблями много не надумаешь. Осмотримся повнимательнее, может, у Веджа остались преданные почитатели, которые не откажутся подогнать нам немного топлива на благие дела. Потом осмотримся ещё и выясним, где благие дела особенно нужны. То, что Республика от нас отказалась, ещё ничего не значит. Первый Орден никуда не делся, опять же, они сейчас наверняка просто в восторге от происходящего. Если на Эндексе был Батта, может, и пираты как-то связаны с теми ударами, которые не наши. Я бы ставил на Первый Орден, но это пока из разряда утверждений, что во всём в Галактике виноват Первый Орден.
Духами пахнет теперь от его пальцев, а от Винтер пахнет чем-то другим: давним следом других духов от одежды, немного шаттлом и дорогой, много - ею самой. Тайко вдыхает этот запах и закрывает глаза.
- Нужно выяснить и это в том числе, никто, кроме нас, заниматься этим не будет, потому что никто нам не поверит. Потом, когда встанем на ноги, я бы поговорил с Леей... если она захочет.

- Я спал, - немедленно возражает Тайко, - просто плохо.
Там, где их держали, было тесно, но хуже того – там было темно. Не теснее, чем в стандартной каюте, а за свою жизнь в каких только каютах он не ютился. Но это другое. Помещение, из которого ты можешь выйти, и помещение, из которого ты выйти не можешь, по-разному тесные. И особенно – по-разному тёмные.
Страх темноты, который не возвращался к нему много лет, о котором он и думать забыл, вернулся в том сарае так легко, как будто только вчера была Лусанкия, была камера в корусантской тюрьме, был суд, как будто только вчера он просил Йеллу, чтобы она попросила его тюремщиков о милости: не гасить в камере свет. После возвращения он, кажется, ни разу не выключал свет в каюте.
Только потому, что рядом был Ведж, Тайко не терял связь с реальностью – тогда Веджа с ним не было – и даже время от времени дремал. Видел какую-то криффню во сне, просыпался каждый час, чтобы прислушаться и удостовериться, что Ведж где-то поблизости, и опять проваливался в мрачные липкие сны.
- Там было темно, - оправдывается он так, как будто это всё объясняет. – А здесь надо слишком много сделать.
Её «я вам верю» - это тоже как будто Лусанкия и суд были вчера. Тогда всё закончилось хорошо, но тогда они были правы. Так много параллелей на первый взгляд, но на деле – чудовищная пропасть между теми и этими днями.
- Но теперь я буду. И ты будешь, ты ещё лучше меня умеешь делать вид, что на самом деле дроид и не нуждаешься во сне. Но смотри, у тебя есть сердце, - Тайко кладёт руку туда, где сердце, - и ты тёплая, значит, это всё враньё. Давай отоспимся сегодня за весь Эндекс, а потом уже будем решать какие угодно проблемы?