Гордианский предел оказывается той еще мясорубкой. Уэс думал, что жестко было в Спризене, где Доминион чуть было не разобрал их на космический мусор, но сегодняшняя драка заставляет по-новому взглянуть на понятие «жестко». Нет, это все еще не самый тяжелый бой в его жизни, но уверенно может претендовать на довольно высокое место в топе.

Сам он сравнительно легко отделался. Когда звучит приказ об отступлении, его ашка все еще на ходу, даже не слишком раздолбана. Остальным Котам везет куда меньше. Некоторые вернулись на носитель раньше, не имея больше возможности продолжать бой, а тех, кто все-таки дотянул до конца, почти всем составом подбирает «Блеф».

Уэс с ведомой прикрывают их посадку, и ныряют в ангар одними из последних, когда флагман уже ложится на курс прыжка. Сам прыжок застает Янсона выбирающимся из ашки.

Количество битых машин в ангаре и их состояние вызывает острое желание проклясть доминионовцев каким-нибудь древним и действенным ситским проклятием.

Нужно найти своих. Проверить остальных. Понять, насколько все плохо. Хотя бы примерно, потому что точную картину можно будет сложить только после того, как все подтянутся в точку сбора.

Но первым делом Уэс связывается с Контролем.

— Генерал Антиллес на борту?

— Нет, сэр. Ушел своим ходом.

Если ушел, значит, был достаточно цел, чтобы это сделать. Хорошо... наверно. Все равно они больше ничего не узнают, пока не выйдут из гипера.

Ангар быстро заполняется разумными. Между разбитых истребителей, перехватчиков и бомберов снуют техники, в дальней части ангара кого-то тушат, и воздух пахнет смесью едкого дыма и противопожарной химии. Медики вытаскивают из машин тех, кто не может выбраться сам, отлавливают тех, кто держится на ногах, но все равно нуждается в помощи. К Уэсу тоже спешит юная твилекка в штатной белой форме. Он коротко вскидывает руку, качает головой — «Не надо, я в порядке».

Рядом, через пару машин от него, Двойка сражается с заклинившим фонарем. Когда Уэс до нее добирается, она уже справляется сама, так что он просто помогает ей выбраться наружу. Ловит за плечи, окидывает быстрым, цепким взглядом.

— Ты как?

— Одним куском и не верю в это, — ведомая коротко, нервно смеется. У нее заметно дрожат руки, волосы темные от пота, но в целом она, кажется, действительно цела.

Уэс на пару секунд обнимает ее, а отпустив, замечает завалившийся на бок крестокрыл с зубастой улыбкой на развороченной черной морде, и они оба, не сговариваясь, срываются туда.

За спинами медиков и технарей не криффа не видно. Уэс судорожно вспоминает, кто из его крестокрыльной половины о каких повреждениях докладывал, пока не замечает свесившуюся с носилок женскую руку.

— Магри!

Внутри становится вдруг очень холодно. Янсон ужом проскальзывает между медиков, но его почти тут же вежливо отодвигают.

— Не мешайте, полковник.

— Что там?

— Жива, тяжелая, — коротко отвечает медик. — Не мешайте.

Уэс послушно убирается. Бессилие сводит с ума, но единственное, что он может сделать для своего комзвена — не путаться у медиков под руками, и он не путается.

— Я буду с ней, — ведомая опускает ладонь ему на плечо. Уэс благодарно кивает, легко похлопывает ее по спине и идет искать остальных. Трое отступили на «Бродягу», двое ушли своим ходом, двоих нашел, еще четверо должно быть здесь...

— Да не только оружие, я погляжу, — хмыкает механик. — Ну, добро пожаловать, майор, гостем будете.

Ему помогают выбраться. На слово, что цел, не верят, не принято верить этим летающим заразам, у которых вечно «все в порядке», а потом их сослуживцы на руках в медблок приносят. Кто-то из медиков отводит его в сторону, усаживает на ближайший ящик. Наскоро осматривает, и, убедившись, что ничего критичного с Пронырой не делается, а с некритичным можно позже разобраться, убегает к следующему.

Сначала Уэс думает, что ему показалось. Что это просто странный выверт памяти, флэшбек из вонгской или более ранних времен, потому что откуда бы у них на борту взяться кому-то из Разбойной. Целую секунду он всматривается в знакомый серый борт с красной полосой, пока взгляд не цепляется за характерный кружок с рваным краем.

Из тех, кто сейчас летает у Проныр, только один человек может рисовать на фюзеляже вторую Звезду Смерти.

Уэс срывается с места.

Крестокрыл не выглядит слишком битым, но, судя по следам от посадочных опор на полу ангара, сажали его как-попало. Или отказ управления вместе с репульсорами... или что-то с пилотом.

Во имя всех высших и низших сил вселенной, пусть это будет управление.

Фонарь поднят, пилота внутри не видно. Сам успел выбраться или вытащили?.. Медики возле машины не возятся, но это еще ни о чем не говорит. Крифф знает, как давно он здесь.

Уэс ловит ближайшего механика. Тот говорит, что крестокрыл Разбойной сел в числе последних, показывает, кто им занимался и кого лучше спрашивать про пилота, но догнать и расспросить этого нужного разумного Янсон не успевает. Потому что замечает знакомую фигуру неподалеку.

— Хобби!

Судя по тому, как стремительно Хобби подрывается с места и какое крепкое у него выходит объятие, с ним все в порядке, но Уэс все равно придирчиво ощупывает его взглядом, тоже так и не отпуская до конца. Как будто, если отпустить, он тут же станет не более чем голограммой, цифровым призраком.

— Я же обещал, что никаких эпитафий, — шутка про прощальную речь безнадежно не нова, но ничего более оригинального в голову не приходит. Там вообще пусто и звонко, и, кажется, единственное, что Уэс может — это держать Хобби за плечи и смотреть. 

В последний раз они разговаривали лицом к лицу, не по связи, еще на тех учениях. Восемь месяцев назад. Целую войну назад. Да и тогда едва перекинулись несколькими словами. И вот теперь он просто стоит и таращится, как последний придурок, целую вечность.

На самом деле пауза висит всего несколько секунд.

— Тебя как сюда занесло? — спрашивает Янсон. — Нет, я тоже очень рад тебя видеть, но...

Но эскадра все еще вне закона, и последнее, что нужно Хобби — это засветиться в их обществе.

Но садился он так, что почти стер посадочные опоры об пол ангара. Может, просто не было выбора.

— Ты... все нормально?

Но еще Хобби все эти восемь месяцев сливал им информацию, и кто-то мог узнать.

Нужен отдельный сорт везения имени Кливиана, чтобы выхватить ионную плюху, но не остаться висеть мертвым космическим мусором, а дотянуть до носителя и попытаться угробиться на заходе в ангар. Между делом свалив от двойки «глушителей» на полудохлом крестокрыле. Хобби в своем репертуаре.

— Тайко на «Звездоцвете», он сегодня за главного, — Уэс мягко высвобождается из рук Дерека, но только чтобы сгрести его одной рукой за плечи и потянуть за собой к выходу из ангара. — Видел, как они ушли, там все должно быть нормально. Ведж... тоже ушел, подберем в точке сбора.

Напряжение боя все никак не отпускает, и Янсон говорит коротко, сухо, как будто все еще надо укладывать максимум смысла в минимум слов.

По дороге он ловит одного из механиков и просит привести в порядок крестокрыл Разбойной. Быстро. В идеале — к выходу «Блефа» из гипера. Если ионный разряд не сжег ничего критичного, а просто вырубил системы, это не должно занять много времени.

— Надо вернуть тебя Гэвину, пока Малыш не решил, что мы выкрали тебя с концами, — он виновато улыбается, потому что выглядит это все как стремление немедленно спровадить Хобби подальше. В чем-то это оно и есть. Так будет правильно. Ту свою часть, которая простодушно хочет предложить другу остаться, раз уж он все равно здесь, Уэс безжалостно затыкает.

— Это хорошо, — машинально отзывается Уэс на слова о том, что Хобби не сообщил своим, с кем отступил из Гордианского. Лучше и не сообщать. После возвращения будет меньше вопросов. С другой стороны, у них здесь пол-ангара видело крестокрыл Разбойной, поздно делать из этого тайну.

Ладно, с тем, что, кому и как рассказывать насчет этого внепланового залета к друзьям-преступникам, Хобби наверняка сам разберется.

— Да не рухнет, конечно, — усмехается Янсон. — У нас здесь взрослые мальчики и девочки. Если буду зачем-то нужен — дернут, но пока мы просто пытаемся прикинуть, насколько сильно криффов Первый Орден надрал нам зад в этот раз.

Он пытается звучать спокойно, но в голос все равно прорывается злость. На все сразу — и на сам Первый Орден, и на Республику, которая игнорировала его существование, пока по столице не отработал Старкиллер, и на себя самого, потому что он тоже был в числе тех, кто здорово недооценил угрозу, а теперь те самые фрики-подражатели старой Империи уже в третий раз организовывают им то еще мясо. В прошлом бою они едва не потеряли «Ненаглядный», после сегодняшнего у него пол-эскадрильи в медблоке, и не только у него...

Уэс коротко встряхивается, возвращает на лицо пропавшую было улыбку.

— Так что время на душ и каф у нас точно есть.

И, может, просто поговорить. Не по связи, ограничиваясь только необходимым. Не чисто по делу. Просто так, как было всегда.

— Вот так пускаешь друга в свой душ, а он еще обзывается, злыдень, — с напускным трагизмом возмущается Уэс. — На человека я ему не похож. Чья бы банта мычала!

Все это возмущение никак не вяжется с тем, как он прямо на ходу крепче обнимает Хобби. Его присутствие само по себе делает довольно паршивый день ощутимо менее паршивым, и Уэсу как никогда хочется, чтобы не случилось никакой новой дряни, хотя бы до выхода из гипера. И отпускать друга в рабство к механикам он тоже не собирается. По крайней мере, пока не кончится обещанное ведро кафа.

...Кружка, которую Янсон вручает Хобби, недотягивает до ведерка, но все еще способна довести до сердечного приступа сторонников идеи, что каф следует пить из маленьких чашечек альдераанского фарфора. На ней так и написано, прямо от руки, маркером по белому боку: «Хозяин этого кафа не несет ответственности за ваш сердечный приступ».

На кружке Уэса тем же почерком нацарапано лаконичное «Осторожно, топливо». Он садится на край стола, привычно обнимает горячий пластик ладонями и несколько долгих мгновений молча смотрит на Хобби. Как будто они на старой базе Разбойной на Корусанте, на дворе те спокойные, почти расслабленные месяцы перед отставкой, и можно молчать, лениво потягивая каф на общей кухне, потому что у них бездна времени. Как будто не прошло пятнадцать лет и еще две войны, одна из которых продолжается прямо сейчас.

На столе оживает датапад, высвечивая новое сообщение, и Уэс отмирает, отвлекается на секунду, чтобы скользнуть взглядом по экрану. Это просто один из предварительных рапортов, ничего требующего немедленного внимания, и он возвращает взгляд к Хобби.

— Рассказывай все, — просит Янсон в той же неповторимой манере, в которой во времена оны частенько докапывался до напарника. Для него, правду говоря, до сих пор загадка, как Хобби все-таки не пристукнул его за это вечное «расскажи что-нибудь» и «поговори со мной, мне скучно».

— Ты должен был начать с разбегания галактик, — фыркает Уэс, а потом Хобби действительно выкладывает все скопом за пару предложений, и это... нет, не шокирующий набор новостей, но обо всем хочется узнать подробнее. — Так, давай по порядку.

Он прикладывается к кружке, прежде чем продолжить. Каф хороший, крепкий, здорово прочищает мозги.

— Как Гэвин в это влез? Он же... ну, ты помнишь. Он собирался Веджа любой ценой останавливать даже когда война была только призрачной вероятностью, а теперь вдруг решил помочь? Ты...

Уэс нервно облизывает губы. Глубоко внутри он так и не смирился с мыслью, что их Малыш Гэвин, его ведомый, всерьез имел в виду все то, что сказал тогда Веджу, что всерьез собирался использовать Разбойную против них, докладывать наверх и все прочее. Он помнит, как Гэвин отказался свидетельствовать против них, хотя должен был, и не имел ни одной причины не делать этого. Как сам же говорил Веджу — напиши ему, поговори с ним, может, теперь, когда он привел в порядок голову, все будет иначе. И все равно, однажды поселившись внутри, маленький призрак недоверия то и дело оживает, поднимает голову, ворочается тревожно — «А ты уверен? Точно уверен?». Потому что было все то, что было. И был Хорн.

Вслух об этом сказать невероятно сложно, но Уэс все-таки уточняет:

— Ты уверен, что он здесь играет на твоей стороне?

Это жестокий вопрос, но пусть лучше он будет звучать как последняя подозрительная сволочь, чем слепо поверит, а Хобби заплатит за это головой.

Хобби смотрит на него так, словно он озвучил что-то невероятно дикое. Он, собственно, и озвучил. Кому еще верить, если не своим. Так было всегда, они, кажется, только на этом всегда и выживали.

Проблема в том, что его личный круг своих, тех, в ком Уэс чисто физически не способен начать сомневаться, в какой-то момент сжался до трех человек. Да, оставалась еще его эскадрилья, оставалось множество старых друзей, которые никогда не подводили, и в них всех он тоже не сомневается, никогда не думает о них так, но... Если быть до конца честным с собой, он может допустить эту мысль. Разрешает себе допускать ее, чтобы потом, может, было не так больно, как с Гэвином. Как с Хорном.

От себя-такого мерзко.

— Да, прости, — Уэс жмурится (жалкая попытка не смотреть Хобби в глаза), трет переносицу. — Фигню спорол.

В самом деле фигню. Гэвин просто не тот человек, который способен спокойно и цинично, день за днем вести работу против человека, с которым бок о бок летает много лет. Его уровень — это в открытую высказать все Веджу, по-другому он бы просто не смог. В их Малыша при создании просто не заложили столько холодного цинизма.

Янсон встряхивается, но ухмылка все равно выходит мрачной.

— Хоть кто-то ему вмазал. Так руки чесались, а этот засранец взял и не пришел.

Руки, правду говоря, до сих пор чешутся. Хорн определенно заслужил в морду, но когда это делает кто-то другой, эффект все же не тот.

На самом деле ему просто хочется каким-то образом поставить в этом точку и окончательно выбросить из головы. После криффова суда между ними как будто протянута невидимая веревка, об которую все то и дело спотыкаются, цепляют, и оно дергает, дергает... Что уж там, он сам постоянно об нее спотыкается.

Уэс убирает кружку на стол и сжимает живую руку Дерека. Это вроде как должно помочь, собрать его назад во что-то функциональное, но почему-то срабатывает ровно наоборот. Как будто пока его держит Хобби, можно перестать держать себя самому.

В глубине души он не верит, что это когда-нибудь пройдет. Сейчас кажется, что это словно сознательно завязать себе глаза. Нырнуть в безмятежное «этого никогда со мной не случится, ведь не случалось же за столько лет». Успокоительно, но бесконечно глупо.

— Знаешь же теорию о том, что после прохождения определенной точки существования система может только деградировать? — спрашивает Уэс как будто бы совершенно без контекста. — Иногда мне кажется, что мы просто живём слишком долго, дольше, чем должны были, и вот теперь прошли точку, когда дальше все может только сыпаться.

«Докатились» — звучит в голове голосом Глазастого.

— Или это только я. Так что сижу теперь и толкаю депрессивную речь, а ты вправляешь мне мозги. Вселенная наизнанку, а?

Он тихо смеется. Сжимает предплечье Хобби сильнее.

— Не нарывайся больше на Хорна. Он не станет трогать тебя без веской причины, но крифф его знает, что ему в следующий раз покажется веским.

А с тем, что Хобби носит в голове, это может исключительно плохо для него закончиться.

Вообще-то, в самом деле хочет. Давно пора, четыре месяца — это долго.

— Сдавался, — ворчит Уэс в ответ. — Даже добровольно, не поверишь.

Когда понял, что едва вытягивает хоть сколько-нибудь серьезные тренировки. Что на привычных настройках компенсатора даже во время простых маневров то и дело темнеет в глазах. Что прошло больше двух недель, а он все еще закидывается обезболивающим, чтобы нормально функционировать.

Про последствия от Хорна он, правда, подумал в последнюю очередь. Потому что был еще Глазастый со своим препаратом, и больше всего Уэс боялся, что эта дрянь все-таки сделала свое черное дело, и летать он больше не сможет.

Медик — тот самый, которому он все ту же пару недель назад очень убедительно рассказывал, что с ним все абсолютно в порядке — сказал тогда много разных слов. Часть даже была цензурная.

— Видишь, летать допустили, все нормально.

А остальное... Да плевать, по большей части. Делать свою работу не мешает. Капитан Калум была права тогда, в его жизни были вещи тяжелее и страшнее, и до сих пор он вполне неплохо со всем этим справлялся.

Это просто усталость. И присутствие Хобби, который знает его как облупленного и с которым не то что можно не держать лицо — просто бесполезно.

— Алинн-то что ему сделала? — это вовсе не попытка сменить тему, Уэсу в самом деле интересно. — Он же не... Мы пересекались месяц назад, с ней вроде бы все было в порядке.

Насколько это «в порядке» можно оценить по голосу в эфире.

Или она все-таки не зачистила борткомп, и Хорну каким-то образом стало известно об их разговоре. Вот это было бы паршиво.