Кассиан запоминает дорогу. Пять шагов, поворот налево, тут его просто протаскивают, поворот направо, еще немного - опять направо, два пересечения коридоров игнорировать, постоянно прямо, где-то недалеко гудит вентиляция, это лучше запомнить, отчетливо пахнет горелым пластиком - это ни к чему, этот запах скоро  исчезнет, а потому за ориентир его лучше не брать.
Запоминает количество людей, оружие, которое видит, нашивки, значки, вообще все. Так проще: можно какое-то время не думать о том, что он тут. О том, что с ним будет. О том, что он тут вряд ли надолго.
Он пытается отмечать пути, которые можно использовать для побега. Пытается не думать о том, что один он отсюда вряд ли сможет выбраться. Так бывает. Это нормально. Нужно просто включить это в наиболее вероятный расклад, хотя и не хочется - о, как не хочется! - признавать, учитывать то, что он может не справиться сам. Что за ним могут вообще не прийти - он сам за собой бы не пришел. Молодой разведчик, он не так уж и важен. Проще было бы убить его. Почему он не убил себя сам? Кассиан косится вниз, туда, где у него до изъятия был комплект безопасности с припрятанным ядом. Не успел? Он мог бы успеть, если бы действительно хотел. Мог.
Хорошо бы, чтобы он не стоил Сопротивлению слишком много. Он перебирает то, что он знает, то, что, по их мнению, он может или должен знать. Пытается представить вопросы. На некоторые можно будет отвечать, на некоторые - нет. Эту границу легко нащупывать, когда рассуждаешь о допустимом где-то на свободе, и очень трудно - тут. Это как ходить по нарисованной на земле линии и - на тонком канате над обрывом.
В любом случае, пока что у него вообще ни о чем не спрашивают. Дорога заканчивается, все, за что мог зацепиться взгляд, тоже заканчивается. Остается ждать.
Но только он не знает, чего именно.
Не знает, кого именно.