[icon]https://pp.userapi.com/c840332/v840332594/396bd/TZFolyOmfYs.jpg[/icon]
Снап понимает, зачем отходит напарник. Он не отнимает бутылку, пока пленник сам не отнимает голову. А тут возвращается и По с бластером. Теммин бросает взгляд на переключатель: так и есть, боевой режим.
Внутри становится как-то глухо и тяжело. Конечно, они убивали и раньше, и сами были готовы были быть убитыми, но Снап считал это крайней мерой.
Проведя детство сборщиком мусора в криминальных районах Мирры, Теммин твердо уяснил, что единственное что ставит на всем точку – это смерть, во всех остальных случаях – можно что-то делать, добиваться своего и выигрывать, даже на равных условиях, но выигрывать, но для этого нужно быть живым. Да его часто мучили, часто почти покалечили, часто он почти уносил ноги, но всё – или почти всё – заживает, вылечивается, если идешь дальше. Сюда же еще накладывался отказ Теммина делить своих и чужих на хороших и плохих, все – плохие, все – хорошие.
А сохранили бы жизнь юному пилоту с той стороны, развернись эта ситуация иначе. Пропаганда говорила и верещала, что – нет, что замучают и расстреляют. Но люди, они с обеих сторон были. Иначе, ранкор всех подери, не стоял бы рядом с ним По!
Теммин лихорадочно искал аргумент, почему стоит не убивать именно этого парня, и не находил. Просто внутри что-то гудело, что не нужно, что это будет лишняя жертва, от которой проиграют обе стороны. Он смотрит на командира, он уже готов против всякой субординации просто отвести руку По, как слышит, что хрипит:
— Что? Что еще нужно? – Хрип переходит на какие-то истерические, но при этом злые вздохи. – Гимн Империи спеть и станцевать? Простите, но дома его не любили.
Пока есть диалог, не нужно отодвигать руку По, Снап не знает, как того уговаривать поэтому лишь бы что-то спросить, чтобы тот говорил задает, казалось бы, случайный вопрос:
— Кто твои родители?
Тот отвечает, с каким-то надрывом. То ли мозгом понял, что убивать его собрались, то ли задницей почуял.
— Мама — хирург. Папа – пилот, — он делает паузу, и как-то горько усмехается. – и террорист. Бывший. Только с той еще, с гражданской.
Он смотрит сперва на одного, потом на другого. На Дэмероне задерживает взгляд. Злость и чувство близкой смерти добавили ему то ли храбрости, то ли сил, но сидит он сейчас почти выпрямившись
— Историю хотите его? – и не дожидаясь ответа продолжает, зло, с каким-то вызовом, только не понятно кому именно он сейчас это все выкладывает. – Родился горбуном, одна нога больше другой, это бы вылечили, будь у него деньги, а так кому нужен калека? Побирался, потом его подобрали террористы, которые против Империи бузили, да только разбомбили их ячейку, камня на камне от катакомб не оставили. Да только отца подобрал имперский врач, хирург. Мало того, что выходил, так еще и горб вылечил, и отец потом в асах ходил бы, если бы не посылал их каждый раз, когда они ему предлагали истребитель водить. Мать моя дочь того хирурга.
Он замолкает, моргает и хмуро выдает.
— Не знаю, зачем я вам это рассказал. – Взгляд на Снапа, снова на По. – Пристрелите, да?
В голосе не столько страх, хотя и страх тоже, сколько тоска. Есть шанс, что баечка была придумана, чтобы разжалобить их, да только не похоже. Такое ощущение, что он просто очень долго носил её в себе и теперь вывалил, как ненужный больше груз.
Снап стоит за спиной парня, тот не может видеть его, если не повернется, и Теммин сперва качает головой, глядя на По, а потом достает свой бластер, все еще в парализующем режиме, и стреляет в спину пленнику. Тот вздрагивает и повисает кулем.