Ren, Rey |
Время:
Вечер, 06.V.34
Место:
Финалайзер
Описание: И что же нам теперь делать?...
Ура! Нам 8 (ВОСЕМЬ!) лет! Давайте поздравлять друг друга и играть в фанты! (А ещё ищите свои цитаты в шапке - мы собрали там всех :))
Ищем самого спокойного и терпимого рыцаря Рен в этом безумном мире
Ищем медицинское светило, строгого медика, способного собрать мясной конструктор под названием “человек” и снова отправить его на работу.
Ищем самого отбитого мудака по мнению отбитых мудаков для Джин Эрсо.
Ищем подрастающее имперское солнышко, которое светит, но не всем.
Ищем генерала Дэвитса Дравена, командира самой задорной разведки в этой Галактике.
Ищем талантливого ученика и личную головную боль Магистра Рен.
Ищем генерала разведки, командира самой отбитой эскадрильи эвер, гениального актера, зловредного пирата и заботливого мужа в одной упаковке.
Ищем По Дэмерона, чтобы прыгнуть в крестокрыл и что-нибудь взорвать.
Ищем лучшего моффа Империи, по совместительству самую жизнерадостную сладкую булочку в галактике.
Ищем левую руку мастера Иблиса, самый серьёзный аргумент для агрессивных переговоров.
Ищем имперского аса и бывшую Руку Императора, которая дотянулась до настоящего.
Ищем сына маминой подруги, вгоняет в комплекс неполноценности без регистрации и смс.
Ищем майора КорБеза, главного по агрессивным переговорам с пиратами, контрабандистами и прочими антигосударственными элементами.
...он сделает так, как правильно. Не с точки зрения Совета, учителя, Силы и чего угодно еще в этой галактике. Просто — правильно. Без всяких точек зрения.
...ну что там может напугать, если на другой чаше весов был человек, ценность которого не могла выражаться ничем, кроме беззаветной любви?
— Ну чего... — смутился клон. — Я не думал, что так шарахнет...
Выудив из кармана листок флимси, на котором он производил расчёты, Нексу несколько секунд таращился в цифры, а потом радостно продемонстрировал напарнику:
— Вот! Запятую не там поставил.
Он тот, кто предал своих родных, кто переметнулся на вражескую сторону. И он теперь тот, кто убил своего собственного отца. Рука не дрогнула в тот момент. Кайло уверял себя, что все делает правильно. Слишком больно стало многим позже.
Дела, оставленные Кайло, походили на лабиринт, где за каждым поворотом, за каждой дверью скрывались новые трудности, о существовании которых в былые годы рыцарства Анук даже и не догадывалась.
Ловушка должна была закрыться, крючок – разворотить чужие дёсны, намертво привязывая к Доминиону. Их невозможно обмануть и обыграть. Невозможно предать до конца.
Ей бы хотелось не помнить. Вообще не помнить никого из них. Не запоминать. Не вспоминать. Испытывать профессиональное равнодушие.
Но она не закончила Академию, она не умеет испытывать профессиональное равнодушие, у нее даже зачёта не было по такому предмету, не то что экзамена.
— Ты ошибаешься в одном, Уэс. Ты не помешал ему, но ты так и не сдался. Даже когда казалось, что это бесполезно, ты показывал ему, что тебя нельзя сломать просто так. Иногда… Иногда драться до последнего – это все, что мы можем, и в этом единственная наша задача.
Там, где их держали, было тесно, но хуже того – там было темно. Не теснее, чем в стандартной каюте, а за свою жизнь в каких только каютах он не ютился. Но это другое. Помещение, из которого ты можешь выйти, и помещение, из которого ты выйти не можешь, по-разному тесные. И особенно – по-разному тёмные.
— Меня только расстраивает, на какое время выпал этот звёздный час. Когда столько разумных ушло из флота, не будет ли это предательством, если я вот так возьму и брошу своих?
Не бросит вообще-то, они с Разбойной формально даже в одном подчинении – у генерала Органы. Но внутри сейчас это ощущается как «бросит», и Каре хочется услышать какие-то слова, опровергающие это ощущение.
Лучше бы от своих, но для начала хотя бы от полковника.
Да и, в конце концов, истинные намерения одного пирата в отношении другого пирата — не то, что имеет смысл уточнять. Сегодня они готовы пристрелить друг друга, завтра — удачно договорятся и сядут вместе пить.
Я хотел познакомиться с самим собой. Узнать, что я-то о себе думаю. Невозможно понять, кто ты, когда смотришь на себя чужими глазами. Сначала нужно вытряхнуть этот мусор из головы. А когда сам с собой познакомишься, тогда и сможешь решить, какое место в этом мире твое. Только его еще придется занять.
Сколько раз она слышала эту дешёвую риторику, сводящуюся на самом деле к одному и тому же — «мы убиваем во имя добра, а все остальные — во имя зла». Мы убиваем, потому что у нас нет другого выхода, не мы такие — жизнь такая, а вот все остальные — беспринципные сволочи, которым убить разумного — что два пальца обсморкать, чистое удовольствие.
В готовый, но ещё не написанный рапорт о вражеской активности в секторе тянет добавить замечание «поведение имперцев говорило о том, что их оставили без увольнительной на выходные. Это также может являться признаком...».
Джин не смотрит ему в спину, она смотрит на место, где он стоял еще минуту назад, — так, словно она просто не успевает смотреть ему вслед.
Лея уже видела, на что он способен, и понимала, настоящей Силы она еще не видела. Эта мысль… зачаровывала. Влекла. Как влечет бездонная пропасть или хищное животное, замершее на расстоянии вытянутой руки, выжидающее, готовое к нападению.
Как удивительно слова могут в одно мгновение сделать всё очень маленьким и незначительным, заключив целый океан в одну маленькую солёную капельку, или, наоборот, превратить какую-то сущую крошку по меньшей мере — в булыжник...
Правда, если достигнуть некоторой степени паранойи, смешав в коктейль с каким-то хитрым маразмом, можно начать подозревать в каждом нищем на улице хорошо замаскированного генерала разведки.
Эта светлая зелень глаз может показаться кому-то даже игривой, манко искрящейся, но на самом деле — это как засунуть голову в дуло турболазера.
Правда, получилось так, что прежде чем пройтись улицами неведомых городов и поселений или сесть на набережную у моря с непроизносимым названием под небом какого-то необыкновенного цвета, нужно было много, много раз ловить цели в рамку прицела.
— Знаешь же теорию о том, что после прохождения определенной точки существования система может только деградировать? — спрашивает Уэс как будто бы совершенно без контекста. — Иногда мне кажется, что мы просто живём слишком долго, дольше, чем должны были, и вот теперь прошли точку, когда дальше все может только сыпаться.
Кореллианская лётчица в имперской армии Шара Бэй была слишком слабая и умерла.
Имперка Шара Бэй такой глупости решила себе не позволять.
— Но вы ведь сказали, что считаете жизнь разумных ценностью. Даже рискуете собой и своей карьерой, чтобы спасти меня, хотя видите меня впервые в жизни. А сами помогаете убивать.
Осталась в нем с юности некая капелька того, прежнего Скайуокера, который, как любой мальчишка, получал удовольствие от чужого восхищения собственными выходками.
– Многие верят в свободу только до тех пор, пока не станет жарко. А когда пахнет настоящим выбором, драться за нее или подчиниться… большинство выбирает не драться.
— Ну… неправильно и глупо, когда отец есть, и он тебя не знает, а ты его не знаешь. Это как… — он помолчал, стараясь перевести на человеческий язык свои ощущения. – Ну вот видишь перед собой некую структуру и понимаешь, что в одном месте узел собран неправильно, и работать не будет. Или ошибка в формуле. Вот я и исправил.
Кракен искренне верил в то, что все они — винтики одного механизма и не существует «слишком малого» вклада в общее дело, всё машина Восстания функционирует благодаря этим вот мелочам.
— Непременно напишу, — серьёзно отвечает она и говорит чистейшую правду, потому что у неё минимум сто восемьдесят изящных формулировок для каждого генеральского рявка от «не любите мне мозги» до «двести хаттов тебе в...» (пункт назначения варьируется в зависимости от степени генеральского раздражения).
Минутой раньше, минутой позже — не так важно, когда они умрут, если умрут. Гораздо важнее попытаться сделать хоть что-то — просто ждать смерти Кесу… не нравится.
— Что-то с Центром? – вдруг догадывается он. Почему еще штурм-коммандос могут прятаться на Корусанте по каким-то норам?.. – Планета захвачена? КЕМ?!
— Я верю в свободу.
И тут совершенно не врёт. Свобода действительно была её верой и культом. Правда, вместе с твёрдым убеждением, что твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого.
— И в то, что легко она не даётся. Остальное...Остальное, мне кажется, нюансы.
Проблема в том, что когда мистрисс Антиллес не думает, она начинает говорить, а это как всегда её слабое звено.
Star Wars Medley |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Star Wars Medley » Незавершенные эпизоды » Корзина » [06.V.34 ABY] And I believe my heart has turned to stone
Ren, Rey |
Время:
Вечер, 06.V.34
Место:
Финалайзер
Описание: И что же нам теперь делать?...
Кайло сжимает и разжимает кулаки. Они молча идут по коридору, а перед глазами всё ещё плавает датапад и мать, которую он не видел уже... Некоторое время, назовем это так. Он где-то читал, что нет ничего сильнее любви ребенка и матери, это неразрывная связь, даже сквозь время и расстояние. Когда каюта за спиной закрывается, он обессилено закрывает лицо руками, как будто это может помочь. Кира тоже не знает куда себя деть, её эмоциональный фон бьет по внутренностям, как по оголенным проводам, у него нет сил сейчас защищаться или строить из себя Я-Кайло-Рен-покажу-тебе-темную-сторону. Во время разговора он был спокойным, ироничным, воплощением темной стороны. А сейчас... Смятение, злость на себя, злость на девчонку. Ты был так увлечен собственной неотразимостью и величием, что совсем забыл о том, что Сноук наблюдает за тобой. Каждый день, каждый час. И надо бы придумать себе оправдание, отгородить мысли и пойти покрушить корабль, а то больно Хакс довольный ходит.
Если полчаса назад он сравнивал происходящее с хаттским цирком, то сейчас ощущал некую траурную уверенность в том, что это конец. Его метаниям, побегам с одной стороны на другую, Сноук просто снесет им головы одним красным росчерком светового меча.
— Замри, — от нервного напряжения голос дрожит, губы некрасиво кривятся. Кайло мягко кладет ладони девушке на плечи и закрывает глаза, пытаясь найти хоть немного спокойствия в её душе. Ничего. Сплошные метания и сумбурность мыслей. А ты умный, сначала вывернул её наизнанку, предоставил доказательства, а теперь стоишь и ждешь, мол, а как ты теперь запляшешь? Где спокойствие, Кира? Чего ты разнервничалась? Ну поиздевалась над тобой песчаная планета, с кем не бывает, теперь-то ты обрела семью и все стало хо-ро-шо. Логика, достойная идиота.
Ему нечего больше сказать. Он давится словами, как колючками, закашливаясь. Есть вещи, которые невозможно высказать, но очень хочется, и от этого очень сильно тошнит на физическом уровне. И добивает это великолепие мать, всё такая же суровая и сияющая в своем величии, действительно героиня своего времени. И твоего, Бен.
Я никогда не была идеальной матерью, как и Хан — идеальным отцом, но почему ты не пришел к нам? Её голос отдается эхом в ушах, и у Рена, в самом-то деле, нет ответа. Почему он не пришел? Почему поторопился к своему лысому и могущественному новому другу, который до сих пор пытает его?... Есть же план. Который Сноук тоже может случайно «подсмотреть» в очередном кошмаре.
— Умри.
Камера. Он все-таки ведет ее в камеру! После того, что она узнала? Он вообще в своем уме?
— Бен... — она протестующе пытается поднять руки и... замирает. Ее тело, ее память, нечто спрятанное глубоко внутри нее, нечто оставшееся от пятилетней девочки, реагирует на его голос, на его приказ вопреки всему. Даже вопреки инстинкту самосохранения, который подсказывает ей что сейчас самый подходящий момент, чтобы ударить его и побежать. Может быть забрать винтовку у штурмовика. Ей вообще нельзя было покупаться на разговоры с ним.
Доверчивая дура.
Неужели ты всерьез думала, что человек, который бросил тебя в пять лет умирать в пустыне, способен на милосердие?
Она даже не думает, что сбежать, если рядом с ней будет обычная охрана, а не форсюзер будет проще. Она не думает, что это даст есть выиграть время. Единственное, что Рей осознает сейчас, что он попросту бросает ее. Снова. Одну.
И поэтому в ответ на его «умри», она несколько секунд смотрит на него неверящим взглядом, в потом судорожно вцепляется в его гамбезон, так что немеют пальцы.
— Нет-нет-нет-нет.. — бормочет она, утыкаясь ему в шею, и чувствуя что глаза снова противно щекочет от слез. — Ты не можешь... Бен... ты не можешь сейчас уйти!
Если, подумать, картина на редкость сюрреалистична — пилот Сопротивления и джедай, повисла на магистре рыцарей Рен у входа в собственную камеру и не отпускает его. Где-то на краю сознания Рей это даже понимает, но все равно не может остановиться. Страх, который шел за ней по пятам целых четырнадцать лет, все-таки догнал ее и накрыл с головой, удушливой волной.
Бен единственный, кто решился сказать ей правду. Но даже он воспринимает ее как помеху, от которой снова надо избавиться.
В этом момент она готова ему пообещать что угодно. Почти все. Она будет хорошей девочкой, достаточно хорошей, чтобы ее не бросили снова. Пожалуй, она даже согласна стать его ученицей. Вот только проблема в том, что с этим она, кажется, опоздала.
Рен каменеет от недоумения, шока, чего-то ещё. Кира цепляется за его одежду, пытаясь не сползти на пол, не распластаться на холодном полу живым трупом.
— Успокойся, — спокойно, отстраненно. Девушка сейчас не в состоянии вести диалог и вообще соображать. С одной стороны жалко её, с другой — себя. Может и не надо было ей рассказывать, мозг бы целее остался. Её колотит накатывающая истерика, и магистру не остается ничего, кроме как подхватить её на руки под мягкое место. Не пошло, а совсем как в детстве. Он разворачивается и идет в свою каюту, мысленно молясь, чтобы никто не увидел их в таком состоянии. Донесут же.
— Ты успокоишься и снова захочешь меня убить, — горькая усмешка, он садится в кресло вместе с ней, запутываясь пальцами в волосах, — Разве нет? Никто не хочет от тебя избавляться. Хотел бы, давно Сноуку отдал. Ну тише, всё хорошо, просто это научит тебя одной очень очевидной вещи. Нет добра и зла, есть лишь твоё и чужое мнение. Твоя сторона, и сторона всех остальных. Я бы хотел сказать, что обращение к Свету это тот спасительный путь, но это будет ложью. Нет света и нет тьмы, есть разные способы извлечения выгоды. И если ты думаешь, что мы с тобой стоим по разные стороны баррикад, то это тоже ложь. Есть те, кто хочет выгоды. Сноук, Лея, Первый Орден, сопротивление, мой брат, генерал Хакс... Какая между ними принципиальная разница? Её нет. Все хотят установить собственный порядок и уничтожить конкуренцию, — он касается губами её лба, — Пора повзрослеть. Они могли тебе рассказать, но не рассказали. Они могли сделать многое, но не сделали. Как всегда их проблемы с тобой решаю я, как всегда радикально. Сила дает власть, и они за эту власть грызутся до смерти. Я не хочу быть среди них, но... — замолкает на секунду, заглядывая девушке в глаза, — И не прощу себя, если отпущу тебя ещё раз. Как показала практика, ты не в состоянии нормально функционировать и не поддаваться чужому влиянию, потому что ещё слишком мала. Ты же знаешь, что мы на одной стороне. Где-то в глубине души. Не на стороне тьмы или света, а на стороне правды, которую все пытаются замалчивать. И мне бы не хотелось, чтобы ты сбежала, как всегда это делала. Я тебя не отпущу. Ты опять натворишь то, что мне придется разгребать. Всегда же так было, разве нет?
Ему снова хочется направить её, спасти, уберечь. На этот раз без драм на Джакку.
Когда отчаяние отступает, Рей слегка успокаивается, и теперь ей стыдно.
— Ч-что натворю? О чем ты говоришь, Бен?
Она смотрит на него, притихшая, недоуменная и не понимает ни слова.
— О какой власти ты говоришь? Твоя мать оставила пост сенатора, дом, все что имела. Мастер Люк, — она пока не может назвать его отцом, не сейчас, — Провел в изгнании пять лет! Все эти люди, которых я встретила... Некоторые из них жили ничуть не лучше, чем я. По сравнению с ними вы купаетесь в роскоши! Какая им выгода от войны, если они видят лишь потери?!
Рей, честно говоря, мало разбирается в роскоши и комфорте — для нее даже освежители при в летных бараках, разделенные тоненькими невысокими панелями были чудом из чудес. Аскетичная каюта Кайло кажется маленьким дворцом. Но она отлично понимает разницу между бедным шахтерским поселением, где родилась Роуз и роскошными виллами, которые могут позволить себе моффы Осколка, особенно те, кто сочувствуют Первому Ордену. И, о, она в курсе цифр, назначенных за ее голову. За нее вполне можно получить новый фрахтовик.
— Ты говоришь так, как будто родные для тебя ничего не значат. — с горечью произносит она. — Будто они все — Хан, Лея, Джейсен — давно чужие для тебя. Разве ты не понимаешь? Я не хочу, чтобы вы пытались друг друга убить. Я не хочу принимать ничью сторону, если кто-то из вас будет пытаться убить другого, как это уже было с ...Ханом. — Она отворачивает лицо, чтобы Бен не увидел ожесточенного выражения на нем.
Рей выдыхает несколько секунд, кажется, что в ее теле напряжена каждая мышца. Она не знает чему верить и не знает, кого видит перед собой — Бена или Кайло Рена? Друга или заклятого врага? Все слишком сложно.
— Лучше скажи, что ты собираешься делать? Со мной.
Она все еще не может смотреть ему в глаза — боится прочесть там правду, что она уже никогда не увидит ни Люка, ни Лею, ни друзей. Даже если ее не убьют тут, Кайло не похож на того, кто решит устроит ей побег. Да и его «забота» намекает совсем на иной исход.
— Моя мать в твоем возрасте уже была шпионом. Моя мать всю жизнь занималась политикой, и была слишком занята, чтобы заниматься своими детьми, потому что ей гораздо важнее было... Что? Кто-то другой? Допустимые потери в войне? Когда я прилетал домой, она готова была сорваться по зову любого из своих подчиненных, если что-то идет не так. Но не по моему. Чем занимался мой отец, думаю, ты и без меня знаешь. Зачем воспитывать детей, когда перед тобой весь космос. Знаешь, что она мне сказала, когда я пожаловался ей на кошмары? Ты должен быть сильным, Бен, ведь ты же мужчина, — он качает головой, — я не хочу никого убивать. Отец... — его голос дрожит, но лишь на этом слове, — Так было нужно, чтобы доказать верность Сноуку. Я — единственный в этой семье, кто реально заботится о ней и пытается принимать решения в зависимости от ситуации. Нужно было чем-то пожертвовать, чтобы сохранить тебе жизнь. В очередной раз. Чтобы он не смог снова вторгаться в твой разум, как будто это его личная каюта. Идеология, правление, власть, всё это не имеет значения. У тебя ещё есть шанс быть не такой, как они, и я не позволю тебе его бездарно потерять. Потому что их век ушел, а наш только начинается.
Рен кривит губы в вымученной, болезненной улыбке.
— Люк стал пешкой в их игре и в итоге её возглавил. Так же, как и мой дед. Ты никогда не думала, почему он ушел в изгнание? Какие чувства овладевали им? Они оба ощутили вкус власти. А моя мать вообще никогда не переставала его чувствовать. И ещё... — глубокий вдох, — Откуда у сопротивления деньги на войну? Не оттуда ли, откуда кормится Первый Орден? — он смотрит ей прямо в глаза, — И чем больше ставок сделано, тем ожесточеннее ведется бой. А когда нет денег — нет войны. Нет Сноука, Прасекума, в котором воспитывают потенциальных будущих убийц. Нет дорогих кораблей и, что самое важное, бомб. Знаешь, сколько стоит одна лазерная пушка? А сколько стоит корабль, на котором летает твой друг Дэмерон? Никогда не интересовалась такими мелкими деталями? Моя каюта обходится в сотни раз дешевле. Сколько стоит дроид? Питание для всех, кто участвует? Костюм моей матери, в конце концов? Ты не придаешь этому значения, а это всё числа, которых с каждой секундой всё больше. Никто не будет просто так отдавать оружие. Сколько на вашем корабле оборудования? Сколько панелей на стенах, сколько блоков? А теперь сравни всё это великолепие с нашим кораблем. Разве чем-то отличается? Если перевести в числа старкиллер и вашу армию, ты не заметишь разницы. Потому что это всё оплачено одними и теме же лицами. Им нужен трафик, чтобы зарабатывать, а когда ты помогаешь какой-то из сторон, ты плодишь планеты, подобные Джакку. Где-то там сотни маленьких мальчиков и девочек проживают гораздо худшие моменты, чем ты. И не потому, что их там спрятали, а потому что они там родились. И у них нет другого выхода, кроме как выживать и продаваться за еду, у них нет надежды. Твоя надежда — потерянная память, у них нет даже этого. Я могу показать тебе свою настоящую семью. И то, как дело обстоит в реальности, на картах и документах. Хочешь? Лея никогда этого не сделает, она не удосужилась даже рассказать о том, кто ты такая. Не говоря уже о твоем отце. Знаешь, с отцами в этой семье всегда были проблемы.
Рей молчит, глядя в сторону. Ей нечего ответить, нечем защититься, или защитить Люка и Лею.
Ей очень хочется сдаться, перестать спорить — согласиться со всем, что он говорит, и это будет значить не только окончания их собственной войны. Это будет значить, что Бен больше не исчезнет из ее жизни. Что он будет с ней.
Может быть будет плохо и дальше, бои на этом не закончатся, но, по крайней мере, ей не придется жмуриться каждый раз, когда в уши будет бить сигнал воздушной тревоги.
У нее будет хоть какой-то дом, и она не будет скитаться с базы на базу.
Она не знает, что ей мешает сказать «да, ты прав» и уступить. Согласиться полететь, туда, куда он просит — пока не приказывает.
Может быть то, что помимо кровных родных, которые уже успели стать ей чужими у нее есть и другая семья, семья, которую она выбрала сама? И эта семья ни разу еще не солгала ей.
— Ты ведь понимаешь, что чтобы ты ни сказал, я все равно не предам Сопротивление? — качает она головой. — Смотри.
Она задирает темную тунику и проводит пальцем по тонкому, неровному шраму на ребрах.
— Месяц назад меня полоснули в кантине, когда мы вляпались с Дэмероном в одну... переделку. Их было много. Нас — меньше. И он не бросил меня. — Или вот. — она задирает штанину и показывает две белые точки. — Это змея, жутко ядовитая. Укусила во время вылазки на одной дрянной планетке. Финн нес меня до лагеря на руках, вместо того, чтобы вызвать подмогу и ждать. Рисковал, что его заметят и подстрелят... ваши. Я помню, что ты... тоже в этот раз сделал все, что я выжила, но я жива не только благодаря тебе, но благодаря им — тоже. Благодаря твоей матери. Я жива благодаря Хану, хоть, возможно, он и не лучший отец в мире. При этом твои люди не раз пытались меня убить, и ты тоже. Может быть племянницей Леи Органы и дочерью Люка Скайуокера не самая простая задача на свете, но быть твоей сестрой тоже нелегко... Бен. И никогда не было легко.
Кайло сейчас может разозлиться, он может прийти в ярость, он может снова отправить ее в тюрьму. Она все еще на положении пленницы, Рей помнит об этом. Но предавать она никого не собирается.
— Если я сейчас скажу тебе «нет», ты же все равно не отпустишь меня? — хмуро интересуется она.
— Если бы я хотел тебя убить, ты была бы мертва. Кира, — имя, забытое на долгие годы перекатывается на языке холодным кусочком льда. Непривычно. Совсем не в этих обстоятельствах, — Отпущу. Но теперь моя очередь хвастаться боевыми ранами. Ты ведь помнишь, как чуть не разрубила мне лицо? Очень предусмотрительно с твоей стороны, дорогая, — он расстегивает робу, оголяя ключицы и плечо, — вот это видишь? От железной веревки, которой меня перевязали на обучении. А знаешь, почему? — мягкое касание ладонью щеки.
— Бен, у тебя не может быть от меня секретов, помнишь?
Ноги отрываются от пола. И если бы только от того, что Сноук использовал силу...
— Ты ведь избавился от нее из ревности, правда? Что она может занять твоё место. Вдруг именно она возглавит орден и будет иметь доступ к знаниям, о которых ты даже не мечтал...
Удар. Он не видит чем, знает только, что будет долго лечить рассеченную спину. От плеча до копчика.
— А может быть ты хотел, чтобы она осталась светленькой? Хорошей, доброй, правильной. Но на этих планетах нет правильных, мы оба это знаем. Они изуродуют и осквернят её маленькое тело, вонзят зубы в теплую, нежную плоть. Неужели ты считаешь это милосердием?
Ещё удар. Ровно в то же место.
— Знаешь, ты должен научиться нести ответственность за свои решения и принимать последствия. Это будет моим первым уроком.
Он пришел на своих двоих на следующий день. Так, как будто ничего не болит. Как будто ему у него нет ощущения адского пламени в спине, нет. Тренировки пропускать нельзя, а ещё нельзя показывать слабости тем, кто может тебя сожрать.
— Ты не знаешь, что значит быть твоим кузеном, дорогая. Полагаю, немного сложнее, чем быть моей кузиной.
Темно. Он не может вдохнуть, но и окончательно отрубиться ему не позволяют. Дыши. Всего пару секунд, и перестанет раздирать легкие, но... Нет. Контроль. Самоконтроль. Нужно меньше вырываться и контролировать остатки воздуха, а не дергаться, как рыба на льду. И снова темнота. Ты мог спастись сам, но выбрал более сложный путь, правда, Бен? Чтобы было кому защищать в будущем. Чтобы было зачем возвращаться.
Боль не должна быть индикатором, на неё нельзя обращать внимание. Представить, что твое тело вдруг стало стальным и ему всё нипочем, драться, пока есть чем держать меч.
Они возвращаются в реальность. Каждый такой показ закрытых воспоминаний магистр воспринимал как срывание старой, давно зажившей коросты. Уже не больно, но снова начало кровить.
— Как ты не можешь понять? Я тебя не держу. Просто тут... Он может нас слышать. Может отследить твои мысли, узнать, куда ты направляешься. И прикончить через меня. Всё чуть сложнее, чем просто убежать, я же объяснял... Если ты сбежишь, то мы не избавимся от Сноука, — ну вот, ты сказал это вслух, — понимаешь? А ты не похожа на девушку, которая бежит с поля боя, чтобы нарожать для По пятерых детей и реализоваться как женщина.
Перед последним боем их оставляли в одиночных камерах. Герметичных, так, что ни один звук не просочится. Ни одного луча света, даже электрического. Неделя в тишине, а такое чувство, что прошел год. Кажется, у него были галлюцинации. Кажется, еда сама материализовалась, а тарелки исчезли. Или не было никаких тарелок. И еды. Обнаженное тело и обнаженное безумие, двое тогда не выдержали и воткнули в себя световой меч.
— Помоги мне. Всем нам.
— Меня зовут Рей. — хмурится она.
Бен не позволяет себя называть старым именем, с чего бы ей?
Кирой звали пятилетнюю девочку, которая вместе с Джейси прятала ядовитых дивт в комнате у старшего брата. Кирой звали ту, что убегала в джунгли Явина, то и дело попадая в переплет, падая в ручьи, пугаясь местной живности.
Рей — намного старше, и ее не всегда пугают даже двуногие хищники. Рей — это шлем Досмит Рэ в ее руках, с полустертой эмблемой Сопротивления. Рей — это «Красный-три», это объятия Финна, это его теплое дыхание совсем рядом под плащ-палаткой; это — подколки Дэмерона, и его голос в на увале в кантине, когда он поет; это — ловкие руки Павы, когда она показывает ей последние модели гипердвижков, отхваченные где-то с куатских верфей.
Она хочет добавить что-то еще, возразить, но ее практически сбивает с ног ворохом воспоминаний о чужой боли, крови, темноте и сокрушающем одиночестве. Да так, что ее тело практически сводит судорогой, и она выгибается на руках у Кайло судорожно ловя ртом воздух еще несколько секунд.
Она, конечно, может ответить тем же — в ее памяти достаточно темных уголков, которые совершенно точно не понравятся ему, но не делает этого.
Еще некоторое время она тяжело дышит, вытирая новые слезы скопившиеся в уголках глаз, и дергается в ответ на подколку.
— По — мой друг. И командир. Какие к криффу дети?!
Она не знает, правильно ли испытывать эту удушающую жалость, нет, не так — сопереживание — к Бену, который выбрал за них обоих — для нее мучительное рабство (а по другому и не назвать) на Джакку — для себя быть собачонкой, которая таскает для Сноука кости. Бен, ее славный Бен теперь всего лишь кукла, одетая в доспехи. От него и правда мало что осталось — все выжгла дрессировка темной стороны.
— Я не знаю, как тебе помочь. Что, по-твоему, я могу сделать, если ты сам не хочешь возвращаться назад? И кто это «вы»? Те, кто ушел вместе с тобой тогда, из Праксеума?
Она плохо помнит других — их лица для Рей все еще сливаются в одно.
Вообще из всего детства она, пожалуй, хорошо помнит только Бена и Джейси.
— Бен Соло. Приятно познакомиться, — тяжелый выдох, после того как уже давно непривычное имя прокатывается по языку кубиком льда. Ему бы хотелось объяснить, показать, но ведь она не поймет. Она же хорошая девочка, которая дружит с хорошими ребятами.
— Я хочу убить его. Уничтожить его огромное детище, — шепотом, глядя в глаза, — Не только те, кто ушел. Если бы ты знала всё... Ты бы обязательно рассказала об этом сопротивлению, не так ли? Они же хорошие. За добро и справедливость. Они же твоя семья. Но где был твой отец когда... Ты понимаешь, о чем я. И где был мой? — разочарование. Попытка объяснить, показать, что мир не делится на черное и белое разбилась об отвратительную машину пропаганды. Молодец, матушка. Ты хорошо выполняешь свою работу.
— Тебе есть что показать мне из своего прошлого, но я не думаю, что смогу после этого спокойно функционировать. Будет глупо срываться на Джакку и искать тех, кого, возможно, давно прибрали пески, чтобы убить ещё раз. Так поступают плохие парни, да? Или справедливые? Сложно найти однозначный ответ. Я не хочу делать тебе больно. Я хочу, чтобы ты перестала корчить из себя героиню неизвестного романа. Это же погубило твоего отца в своё время.
Мы не должны были оказаться тут вот так. Нам должны были помогать родители. Помогать и оберегать. Но... Тысячу но. Подумай над этим, если ты ещё в состоянии транслировать что-то, кроме лозунгов и мнимой справедливости, — подхватить её на руки просто. Ещё проще — опустить на кровать.
— Тебе надо поспать. Завтра я познакомлю тебя со всеми. А потом отпущу. Просто знай, что там тебе всегда будут рады. Там не нужно притворяться. У нас с тобой одно, но очень весомое отличие: я ношу маску, когда это нужно. Твоя же приросла с кожей так, что не отдерешь, — сейчас не хочется говорить. Утром они отправятся к Ренам, утром он покажет то, что может показать, а пока стоит пережить остаток этих бешеных суток. Ещё немного. Совсем чуть. Он вполне может подремать в кресле, как настоящий джентельмен. Или идиот. Опять же, одни неоднозначности и сомнения в каждом слове. Своём. Её.
Вы здесь » Star Wars Medley » Незавершенные эпизоды » Корзина » [06.V.34 ABY] And I believe my heart has turned to stone