Эмилин Холдо знала кое-что о чтении между строк. Однажды она даже написала об этом книгу. Книга, правда, была посвящена сравнению астрологических принципов близких систем, потому что самое главное в ней было как раз между строк — иначе как через практику научиться этому все равно было невозможно. Но что в письме Леи — генерала Органы — за скупыми четырьмя строчками было куда больше, увидел бы кто угодно — без книг, без опыта, без знаний.

У Эмилин было и первое, и второе, и третье. Потому она не спешила.

Ей нравился Крайт — больше, чем нравился Ди'Куар. Там было жарко, и от этого казалось, что жара размывает ее, и она теряет свое тело. Крайт был белым, под этим белым спокойствием алела земля. Он одновременно напоминал ей о доме и о ней самой. И в воздухе позванивали лисы, которые тихо подходили к новой базе, пытаясь что-то понять о чужаках, вдруг появившихся на планете, прежде принадлежавшей одним только лисам.

Лисы ей тоже нравились — но не так сильно, как ей нравился Лея и их дружба, тянувшаяся сквозь года, как чистый звук летит сквозь прозрачный воздух летним утром.

Потому Эмилин, хоть и спешила, но и не медлила тоже.

Когда она нужна была Лее, то всегда старалась оказываться рядом вовремя.

На этот раз вовремя наступило ночью, когда соль, укрывавшая Крайт, из белой начинала казаться темно-синей.

— Генерал, — Эмилин коротко улыбнулась. Звания все еще казались ей чем-то вроде игры.

— Звезды говорят, что будущее туманно, придется разбираться своими силами. Вода подойдет.

Работа политиком развила в Эмилин лучший вид мультизадачности в мире: она могла пить и делать что угодно еще. Но когда речь шла о чем-то действительно важном, она всегда предпочитала трезвую голову. В Сенате бывало опасней, чем здесь, но в Сенате ей противостояли серьезные и предсказуемые политики. На Крайте против них была вся планета и еще время. Ненадолго: стихиям она Эмилин предпочитала не противостоять, а принимать их и учиться жить не вопреки, но вместе с ними. Но на Крайте они пробыли не так долго, ей даже не успели залететь в голову здешние сны, а потому она для разнообразия относилась к ситуации серьезно и говорила чуть прямее, чем могла бы.

— Потрясающе. Люблю видеть людей после единения с близкими, — она улыбнулась, но улыбка ее быстро угасла.

Это Лея рядом с ней. Лея, которая большую часть времени принимала ее такой, какой она была. Это многого стоило.

— Я думаю, об этом разговоре должна знать наша разведка. У нас же есть разведка? Если нет, самое время ее завести. Бен и Рей... это может быть опасным. А может быть и хорошим знаком. О чем вы говорили? Что он хотел?

Она подозревала, что вряд ли Бен сказал, что хочет немедленно покаяться и вернуться домой. Есть обстоятельства, при которых не возвращаются, и если где-то далеко под маской и новым именем в Бене и шевелилось нечто подобное, оно лишь должно было подпитывать страх, сожаления, стыд — все то, чем питалась темная сторона Силы.

Впрочем, ей было, о ком волноваться и кроме Бена.

— Сила или что-то более приземленное? У меня в подчинении есть прекрасный лейтенант-диспетчер. Я думаю, возможно отследить, откуда была связь.

— Я сделаю все, что смогу.

Это было первым, что она сказала. Эмилин слушала тихо, не вмешиваясь и не перебивая. Иногда всем нужно просто выговориться, и она, скорее всего, была тут в основном потому, что говорить самой с собой Лее казалось странным. Эмилин с интересом сузила глаза только когда за ухо зацепилось это «они».

— Раньше было так же. Это только нам тогда все казалось простым и понятным. Кто-то в беде — лети и спаси. Кто-то неправ — потому что конечно есть только одна правда. Кто-то ищет кого-то — неважно, где и у кого он просит помощи. Ты сказала «они». «Узнать они хотели одно» — вот так. Тебе показалось, что они были вместе? Что Бен был искренне заинтересован в этом?

Это беспокоило ее куда больше, чем то, что у Люка нашелся ребенок. Джедаи, хоть и спустя все эти годы виделись чистыми людьми без недостатков, и прежде не отличались нравственностью и какой-то особой моральностью. Они просто чувствовали Силу, и иногда она говорила и действовала через них. Во все остальное время они все еще были просто людьми, со всеми недостатками и слабостями.

— Мы еще верим ей? Ты — веришь?

Она не спрашивала о том, могли ли. С ней говорила Лея — и у нее всегда было особое чутье на людей.

— Двое других... Они на свободе потому, что сбежали, или потому, что им дали сбежать?

— Не абсолютно. Но того, что ты это понимаешь, недостаточно. Он тоже должен это понимать.

Лея говорила не об этом. Но поддерживать в ней паранойю Эмилин не собиралась. Ей не хватало фактов, чтобы говорить, права Лея или нет, зато хватало опыта, чтобы знать, что иногда факты не так уж важны.

— Неважно, что ты хочешь, или что нужно. В тебе есть Сила, Лея, мы обе это знаем. Просто послушай, что она говорит там, внутри. Возможно только, не спеши переносить это знание на все Сопротивление. Посмотрим, что будет дальше.

Рей, скорее всего, оставалось рядом с Беном. Лея звучала так, будто собиралась обрезать ту связь, по которой с ней смогли связаться. Возможности знать наверняка, что там происходит на самом деле, не было никакой. Влиять на то, что происходит, тоже. Зато были эти двое. Финн, у которого было только это, короткое, ненастоящее имя, и По Дэмерон. Пилот, который рос только в звании, но не в умении оценивать ситуацию, и дезертир Первого Ордена. Штурмовик — это не нравилось Эмилин куда больше, чем его дезертирство. Она слышала о том, как растят штурмовиков, и не была уверена, что в них остается хоть что-то, что было бы своим, а не взращенным на благо Ордена.

— Однажды вас уже нашли после удачного побега, — она вопросительно посмотрела на Лею. Эту историю Эмилин только слышала. Она знала, что в такие моменты как будто огораживается от прошлого, от Республики, но все же не причисляла себя к восстанию. В то время ее восстание ограничивалось волосами, одеждой, равнодушием к чужим мнениям и еще молчанием о том, что могло бы навредить Лее. — Когда они будут здесь, их транспорт нужно будет проверить. А лучше — просто сразу уничтожить. Что касается их... Совпадения — не такая уж редкость, знаешь. Но здесь, на Крайте, после эвакуации, после Хосниана, после всего — я была бы чуть более осторожна, чем в любое другое время. Они вряд ли изменили сторону, но их могут использовать. Но даже если нет — они неосторожны, не думают, не оценивают риски, не взвешивают приоритеты. Они могут навредить.

Эмилин пожала плечами, легко тряхнув головой; ей было странно, что в ее волосах не позванивают кристаллы, облеплявшие на Крайте все, наращивавшие солевые цветы на старой технике, старых тропах и старых, доисторических еще, камнях.

Она не была такой, как говорила Лея. Эмилин в молодости и не думала о своей правоте. Просто то, что она хотела сделать — само решение, само действие — было ей важнее и стоило любых возможных последствий. Возможно, в этом молодая она сошлась бы с этими детьми.

Лея была именно такой. А еще она была — оставалась и сейчас, хотя на весь остальной мир смотрела трезво и видела его таким, каков он есть — той, что всегда видела Эмилин лучшей, чем та была на самом деле. И, как это часто бывало, этой лучшей собой ей немедленно захотелось стать.

— Второй нам тоже нужен. Разве тебе никогда не хотелось увидеть, что у белого штурмовика под броней? Что в его глазах за шлемом — есть ли в них страх, страсть, ярость? Он нужен нам — как нужны и все, кто хочет присоединиться и помочь. Их обоих — и Финна, и коммандера Дэмерона — мы тоже проверим, и тоже не станем уничтожать. Все образумится. Вот теперь у тебя нашлась лишняя племянница — это неплохо.

Это могло быть катастрофой. Они обе понимали это, но у них было слишком мало информации, чтобы говорить наверняка.

— Мне все кажется, что пахнет скотобойней — а это всегда соль и глина. Звезды тут тоже слишком высокие. Будто они подсматривают за нами, как в старой сказке про непослушных детей, которые украли могущество, но не знали, что с ним делать.

Эмилин посмотрела куда-то за плечо Леи, как будто там стоял кто-то невидимый, но близкий, всегда, слишком близкий — не то Дарт Вейдер, не то Бейл Органа — не рассмотреть.

— Мне кажется, что у нашей войны только что открылся второй фронт. И что открылся он где-то внутри этой девочки, Рей.

Она вздохнула и, снова тряхнула волосами, сбросила с себя задумчивое настроение.

— Отдай кого-то из них мне. Коммандера или штурмовика — неважно. Все равно я все еще здесь, и буду здесь, пока база не сможет жить без постоянного прямого управления. Отдай — и я выпрячу из них все, что в них спрятано, хорошего и плохого.