Мон не привыкла к праздности, и теперь, когда свободного времени было даже слишком много, она лихорадочно пыталась суммировать те скудные обрывки информации, к которым имела доступ — смена караула, отбой, побудка, отбытие и прибытие шаттлов, которые оставляли на кусочке неба над плацем смазанный инверсионный след.

Этого мало, слишком мало, чтобы выбраться отсюда, да и вряд ли она сможет хоть кому-то передать эту информацию. Как и рассказать то, что на Бейла объявлена охота. Если он вообще еще жив, этот хаттов Бейл Органа.

Сенатор сжала кулаки и выдохнула. Милому общению с губернатором она бы все же предпочла общество Лорда Вейдера — все лучше, чем маята в неизвестности с этим крысенышем, продавшимся империи.

Хотя она не понятия не имела, сколько сможет продержаться — если в пыточных империи ломались за сутки, то, пожалуй, ситху хватит нескольких минут. Мон предпочитала трезво оценивать свои возможности. Ей повезло, что Вейдер не взял ее в оборот сразу же, и теперь вопрос стоял даже не о том, как сохранить в секрете явки, пароли, коды доступа и информацию об агентах Сопротивления, а как передать их дальше, чтобы вывести из под удара хотя бы часть союзников.

Может стоит воспользоваться любезностью губернатора и потребовать датапад? И что потом? Зашифровать на хаттише послание, пообещать взятку кому-то из кадетов и отправить в неизвестность? Слабовато, Мотма, да и мало у тебя времени на обработку смазливых военных. Да и годы твои не те, чтобы кто-то купился.

Сенатор взглянула на свое блеклое отражение в транспаристиле. Видок у нее, конечно, еще тот несмотря на всю максимальную В«вежливостьВ» приема — осунувшееся лицо, круги под глазами. Сказались последние бессонные ночи и ожидание неминуемого конца. Она решительно нажала кнопку вызова охраны.

— Сообщите губернатору или гранд-адмиралу, или кому-там вам полагается сообщать в таких случаях, что у меня есть информация, которая их, возможно, заинтересует.

Сенатор нервничала — не нужно было тянуться к ней Силой, чтобы это ощутить — но старалась держаться достойно, как и при аресте. Это один из типичных вариантов поведения, пока допрос не начался в самом деле. Пока только обмен любезностями.

Вейдер не слишком хорошо знал Мон. Когда-то лично пересекались они нечасто и, как правило, недолго, больше было известно по рассказам Падме, которая из всего ее круга чаще всего упоминала Мон и Бейла. Скорее всего, именно они уговорили ее когда-то присоединиться к оппозиции и настроили против Палпатина. Император позволил им выйти сухими из воды, как и многим другим участникам Делегации 2000, но теперь настало время исправить и эту ошибку.

Если бы было можно исправить и другие.

Вейдер смотрел на нее с недовольством. Кажется, она забыла, где и в чьей власти находится. Секунду он испытывал искушение отдать приказ Каррану активировать дроида или проще, сжать кулак в кожаной перчатке так, как будет сжиматься ее горло. Недолго. Это напомнит сенатору ее место.

Но в применении силы пока не было необходимости. Сенатор оказалась в его руках, и допрос мог тянуться долго — сколько потребуется, чтобы узнать о повстанцах все необходимое. Не важно, с какой темы они начнут. Со Геррера? Хорошо. Поговорим о боевиках Со. Капитан Карран будет фиксировать любой разговор — удачно, что ему ассистирует собственный агент, а не очередной надсмотрщик Сидиуса.

— Вы хотите получить информацию от меня? — переспросил Вейдер. Наглость сенатора, похоже, была неисчерпаема. С одной стороны, ее манера разговора раздражала из-за демонстрации неуважения. С другой, даже казалась забавной. — Что вам это даст, сенатор?

Он стоял перед ней и смотрел, раздумывая, стоит ли отвечать. В другой ситуации подобный вопрос бы не возник, но сейчас ему было интересно, почему Мотма первая заговорила о Со. Было ли нападение в космопорте согласовано с ней.

— Допустим, — произнес он. Скрывать то, что улики с места взрыва действительно вели к группировке Герреры, было необязательно. О его причастности в ближайшее время и так объявят по всем каналам Голонета. — Вам есть, что рассказать о настоящих картах?

Это было уже интересно.

— Не вы. Но то, что сделано по вашему приказу – сделано вами. Вы не согласны?

Новые взрывы? Где именно? Она хочет перевести разговор на более безопасную для нее тему? Пусть.  Никогда не знаешь, какая именно информация окажется по-настоящему важной, к тому же не похоже было, чтобы Мон Мотма лгала – Вейдер чувствовал, что она нервничает, боится, но лжи не ощущал. Возникший в мыслях образ из прошлого он поймал случайно, не планируя сканировать ее через Силу. Просто образ был очень уж ярким – переговоры тогда еще канцлера Палпатина и сенатора Мотмы. Голос его учителя словно зазвучал в ушах, и прошлое на секунду показалось более реальным, чем настоящее. Это не его воспоминания – ее, но слишком легко читать мысли, когда сенатор так нервничает.

Вейдер глядит на нее в упор. Надо отдать ей должное – в смелости ей не откажешь. Он прочел ее презрение и отвращение к Императору. Скажи она это вслух... Но даже так эмоции Мон Мотмы слишком легко читались. Она очень рисковала, позволяя себе это.

— Я похож на того, кто спасает жизни?

Даже в лучшие свои времена он не был похож на благородного бескорыстного спасителя всех желающих. Конечно, если дело не касалось его друзей и близких. Слова Мон Мотмы пробудили воспоминания.  О той, кого он так и не смог спасти. Все те сны, легенды, так заботливо рассказываемые его учителем – все это ничуть не помогло, и только сделало его таким. А Мон Мотма – словно призрак из прошлого, говорит о спасении жизней, говорит теми же словами, что когда-то Падме...

— Я не спасаю жизни. Но вам хорошо известно, что я умею мстить.

Он не хотел напугать ее – просто это было правдой. Было интересно, что сенатор скажет еще.

— Рассказывайте.

На первый взгляд в историю о том, что новой целью террористов-повстанцев станет настолько безобидное и бессмысленное для Империи место и в самом деле было трудно поверить. Конечно, кроме собственно уничтожения стратегических целей у террористов всегда была и иная цель, она, если подумать, ведущая — донести свои идеи, послание, до всех, кто увидит и узнает о случившемся. Какая идея читалась бы в нападении на Гаталенту? Мы безумные ублюдки, которые только и мечтают, как бы так убить вас всех, потому что нам просто нравится ваш страх? Интересное послание для якобы борцов за свободу.

Впрочем, абсурдной идея нападения на мирный оплот творчества казалась только на первый взгляд. Империя заявляет, что её порядок дарует безопасность всем, кто проявит лояльность. Что повстанцы — всего лишь нарушители спокойствия и не представляют серьёзной угрозы, что силы Империи достаточно для того, чтобы не только поймать и покарать их за уже содеянное, но и предотвратить то, что только задумывается. И если атаки на военные объекты ещё объясняются тем, что это просто война, то взорванная Гаталента уже никак. Допустить эту атаку — всё равно что расписаться в том, что Империя намного слабее, чем хочет казаться, и не может защитить тех, кто вовсе не причастен ни к каким военным группировкам. Тут Мон была совершенно права. И Со Геррере вряд ли важно, что после этого взрыва его самого будут ненавидеть не меньше, чем Вейдера или Палпатина. Безумец вроде него способен пожертвовать чем угодно, даже репутацией всего своего дела и своей лично, чтобы навредить сопернику.

Даже если отрядам Вейдера и удастся поймать кого-то из исполнителей, даже если их публично и с пафосом казнят, транслируя это во все уголки Галактики, ситуации это не исправит. Империи и самой её идее будет нанесён слишком серьёзный ущерб. Который её, конечно, не разрушит, но добавит головной боли и политикам, и ему, Вейдеру, лично.

Так что к словам Мотмы стоило прислушаться. Она не лгала, Вейдер это чувствовал. И он ничего не терял в любом случае.

— Думаю, сенатор, вы понимаете, что на этом вопросы к вам не закончились. Сейчас меня интересует, чего же вы хотите в обмен на вашу информацию? Не поверю, что вы надеетесь на то, что вас выпустят — вы слишком умны для этого. Но чего-то вы определённо хотели. Так что же?

С чувством юмора у Вейдера было как раз так всё неплохо, особенно для того, во что он превратился. Другое дело, что юмор у него был специфический и далеко не всем приходился по вкусу, да и поводов было намного меньше, чем в те далёкие дни, когда... Давно, очень давно.

— Я уважаю ваши заслуги, сенатор. Несмотря на то, что мы с вами по разные стороны баррикад. И потому пока что даю вам возможность высказываться самостоятельно. Вам стоило бы ценить это, ведь вы правы — я прекрасно могу выжать из вас всё, что мне потребуется. И В«выжатьВ» это почти не метафора, тут вы снова правы. Но я даю вам шанс на сотрудничество. Насколько это для нас с вами возможно — иллюзий я не питаю. Однако если вы всё же решите стоять до последнего... Что ж, даже джедаи успешно отмахивались от любых попыток сопротивляться их благим устремлениям.

Если бы он мог, он бы улыбнулся.

Конечно же Мотма не забыла, как нужно общаться мыслями. Как сделать так, чтобы твоё послание услышали чётко и ясно, не прибегая к весьма неприятному глубокому сканированию. Это было не удивительно. А вот её воспоминания... Хорошо, когда твоё лицо скрывает маска. Вейдеру бы очень не хотелось лишним движением пусть даже самого незначительного мускула выдать, что неожиданно яркий образ его самого, считанный среди мыслей Мотмы, болезненно резанул его. Он быстро взял себя в руки и понадеялся, что Мотма не сумела ничего понять.

— Вы играете в опасные игры, сенатор. И мне кажется, что вы не до конца понимаете, насколько опасные. Вы очень далеко ушли от любимых вами авантюр, Мон Мотма, и забываете, что здесь совсем не низы Корусанта. Вряд ли кто-то сумеет прийти к вам на помощь.

Удивлённый человек, которого застали врасплох, способен выдать за секунду невообразимое количество информации. Даже если был готов к допросу, даже не самому мягкому, и старательно припрятал то, чего уж точно не нужно знать другим. Только успевай выхватывать из этого потока важные куски, чтобы не упустить ничего.

Ничего.

В разуме Мотмы плясал калейдоскоп из образов людей и событий, смешиваясь в хаотическую мешанину. Но Вейдер не зря считался одним из лучших. Отмахнувшись от сразу нескольких образов себя — старого, того себя, который ещё столького не понимал, которого вспоминать не хотелось, да и не стоило — он на мгновение замер перед воспоминанием о Падме. Но и его отмёл следом — допрос уж точно не место и не время для лирики. А вот это... Вот это было уже интересно.

Лея Органа. Дочь сенатора Бейла Органы. Якобы дочь сенатора Бейла Органы. Которую ему отдала Падме. И судя по воспоминаниям, отдала тогда, именно тогда, когда он и понятия не имел... Неужели...

Лея Органа. Нужно узнать о ней больше. Лучше всего узнать о ней всё. И побыстрее.

— Сенатор, я вижу, самообладание иногда подводит вас. Кто бы мог подумать.