Вольное изложение истории жизни Афины ДюКейд, адмирала Имперского флота, ветерана множества битв, верного подданного Императора и Человечества. 0.М28-30.
- Афина!
Маленький оборванец в прохудившемся грязном плаще обернулся. Караван пришел в движение, и ему нужно было идти. Он развернулся, и, бросив последний взгляд  на заходящее солнце, побежал к своим, шлепая босыми ножками по раскаленному песку пустыни.
Караван медленно двигался вперёд, выбрасывая в воздух едкий черный дым. Он состоял из старых машин, чье изначальное предназначение было позабыто, и чей изначальный облик изменился за годы, проведенные в руках умельцев. Машина во главе тянула за собой оставшиеся, чадя из направленной вверх выхлопной трубы. Голова этого караваны двигалась на гладкой платформе, и вперёд её толкал старое сопло, из которого вырывались струи пламени. Потому-то вторая машина в этой колонне и являла собой один большой кусок раскаленного железа; спасало его только то, что по-ночам было достаточно холодно, что бы не позволять ему расплавиться окончательно.
Остальные развалины катились кто на чем, и представляли собой одинаково противное зрелище. Платформы из железа, пластика и дерева, на колёсах, лыжах или просто волоком тащились за "головой", сцепленные ржавыми цепями. На передних располагались почти целые вагоны, с заколоченными от дневной жары окнами и узкими щелями бойниц для автоматов. В некоторых даже горел резкий электрический свет, а из-под крыши некоторых торчали трубы, откуда валил дымок костра, разведенного внутри. За ними тащились груды хлама, которые при ближайшем рассмотрении оказывались нагромождением больших труб, коробок и ящиков, каждый из которых был закрыт тканью и представлял собой дом если не для двух, то для пятерых бродяг пустыни. В свободном от хлама месте горели костры, бродили люди и создания, на которых никто старался не обращать внимания. В самом конце, за жуткой пародией на древние поезда, волочились по песку настилы с кучами тряпья, под которым спали, ели и жили люди.
Мальчишка запрыгнул в один из таких, и тут же получил подзатыльник от тучного юноши.
- Сколько раз я тебе говорил - не опаздывать! Ты хочешь остаться там, в пустоши, с кровожадными монстрами? Или ты хочешь, что бы тебя настигли Великие Вожди и отдали в жены какому-нибудь старому чудаку? - навис он над мальчишкой, причитая. -А, Афина?
Мальчонка молчал, всё ниже опуская голову и слушая старшего. Но ничего, она привыкала и стыдилась скорее для виду, чем взаправду. Все эти рассказы о Великих Вождях и кровожадных чудовищах, обитающих среди песков, уже не пугали её, как в детстве; как-то она даже услышала, как над этими пугалками смеялись Проводники. Наверное, она могла бы избежать этих каждодневных напутствий, если бы пораньше возвращалась к каравану; но каждый раз, каждый закат, что-то держало её на самой высокой дюне в округе, заставляя смотреть, как кроваво-красное солнце медленно опускается за горизонт, и каким приятно-розоватым становиться песчаное небо.
Брат вздохнул, махнув рукой.
- Иди уже. Но учти, останешься - я больше не смогу задерживать Проводников.
- Афина!
Она вскочила, скинув с себя остатки одеял и пледов, спросоня пытаясь понять, кто её звал. Вокруг снова туда-сюда люди, словно растревоженный рой, и копошились в своих пожитках. Кто-то ворчал, кто-то снова ложился спать, кто-то напугано озирался. Она не сразу отыскала брата - он бежал к ней, перескакивая через спящих, крича, стремясь пересилить грохот едущего каравана. Что они ехали, она поняла сразу: настил под босыми ногами был холодным и покачивался.
- Афина! - снова закричал брат, махая руками. - Собирай тряпки и давай отсюда!
- Эдип! - закричала в ответ маленькая девочка, ничего не понимая. - Что случилось, Эдип?
Юноша что-то закричал, но его ответ заглушил рёв. За его спиной Афина увидела свет: он был яркий, словно днём, и освещал округу на многие метры. Вокруг стали видны дюны, стала различима каждая песчинка; ночь превратилась в день, и с каждой секундой свет становился всё ярче и всё ближе, и вскоре ей стало больно. Прикрыв глаза ладошкой, она попятилась и упала, наступив на кого-то из спящих.
Взрывная волна снесла подняла в воздух идущую перед их настилом платформы, переворачивая её. Её бросило назад, прочь с настила даже раньше, чем тот подняло следом. Вокруг раздались крики, вспыхнули огни, заметался песок и поднялся ветер. Её несло по воздуху, и с ужасом наблюдала маленькая девочка, как пламя пожирали её дом, как метались её соседи, и как исчезал в стене огня её брат.
А потом она ударилась об песок, что стал внезапно твёрдым, словно камень. В небе, освещенном вспышками, она увидела птиц, что парили, широко раскинув свои крылья. А после, мир утонул в мягкой тьме.
Афина!
Она открыла глаза, тяжело дыша.
Ей показалось, что она ослепла: мир утопал в белом, и повсюду, куда только не глянь, не было иного цвета. Она с трудом подняла руку, что бы прикрыть свои глаза от яркого света, который, казалось, был повсюду. Это немного помогло: теперь смотреть стало не так больно. Постепенно, лежа на спине и прикрывая глаза рукой, она чувствовала, как возвращается к ней сознание; чувствовала жар песка под собой, опаляющий жар солнца, сухое горячее дыхание ветра на коже. Боль.
Боль была чудовищной. Девочка вскрикнула и свернулась, пытаясь закрыться от источника боли, но она никуда не уходила. Кожу жгло огнём, дышать этим сухим воздухом было невозможно, а если открыть глаза, можно было лишиться их навсегда.
Она лежала так еще некоторое время, пока боль не стала невыносимой. Она вскочила, подхватывая свои обмотки, и побежала вперёд, не открывая глаз и прикрывая их рукой, что бы яркий свет не пробивался сквозь веки. Она бежала по горячему песку, и его обжигающие прикосновения лишь заставляли её бежать быстрее. Падая, спотыкаясь, вставая и снова падая, она бежала вперёд, даже не зная, куда именно вперёд. Но это было неважно. Важным сейчас был лишь только бег.
Она бежала, пока не стукнулась головой о что-то большое и твердое, вскрикнув. Удар был не сильным, но её руку и лоб обожгло. Она захныкала, упав, и снова свернулась калачиком, пролежав так еще какое-то время. Когда слезы высушил горячий ветер, она поползла вперёд, не чувствуя в себе сил подняться на ноги: словно дрема овладела ею. Она ползла до тех пор, пока не почувствовала, что жар едва спал. И открыла глаза.
Она лежала под широким железным обломком, который заметал песок. В его тени было прохладней, чем под палящим солнцем, а вокруг на многие мили вокруг, насколько хватало взора, простиралась пустошь, пустыня без конца и края.
Но её сморило прежде, чем она подумала о том, почему она находиться здесь и почему здесь лежит этот кусок металла, отбрасывающий спасительную прохладную тень...
Афина
Она проснулась, но тут же поняла, что не может даже подняться. Жар постепенно спадал, и небо, частично закрытое куском железяки, темнело с одного конца и окрашивалось в нежно-розовые цвета с другого. Смеркалось. Темнели дюны, отбрасывая большие черные тени; она почувствовала, что на смену дневному пеклу пришел ночной мороз. Кажется, она проспала весь день, но вовсе не чувствовала себя отдохнувшей, как раньше. Наоборот, веки её тяжелели, мысли путались, и ей хотелось спать дальше, свернувшись клубочком под своими лохмотьями, греясь еще теплым песком.
Да, думала она. Ночь - это хорошо. Ночью, говорят, тоже можно спать, как всякие чудаки.
И она лежала, чуть повернув голову и смотря на высокую дюну, чувствуя, как понемногу её накрывают песчинками. Она смотрела на них, пытаясь сосчитать: когда-то она слышала, что это помогает уснуть.
Афина...
Она шагали по Средиземной пустоши ночью и днём, поднимая маленькую песчаную бурю, идя строем. Несмотря на адский холод снаружи, их доспехи источали тепло. Их руки и ноги закрывали необычная пластинчатая броня, их тело скрывал нагрудник, их головы сохраняли шлемы из неостали. За их спинами висели шкуры кровожадных зверей, ныне населяющих Землю. Грохот их шагов заглушал тихие голоса пустыни, хлопки их знамён на ветру, гул сервиприводов их брони. Перед строем шел командир, неся в руках знамя, изображающее земной шар и орла, окруженного золотыми молниями.
А вёл их Он. Днём и ночью, без остановки, без передышки, не останавливаясь ни перед чем. Солнцеликий, божественный, великий лидер, кровью и железом освобождающий регион за регионом, человека за человеком. И сейчас он вёл их, после уничтожения племени техноварвара Макгила, в центр пустоши. Они не задавали Ему вопросов, не сомневались в Его приказах: они верили в то, что их, как и всё человечество, ведут в светлое будущее.
Девочка ждала, пока придёт сон, смотря, как песчинки заметают её тело, превращая в очередную дюну. Скоро она станет великой пустошью, и никто уже не вспомнит о ней. Скоро придёт сладкий сон, и она уснет, что бы никогда больше не проснуться. Она осознавала это, ждала этого с нетерпением, как освобождения. Маленькая девочка, потерянная среди бескрайнего дна огромного моря, выжженного в последней войне человечества.
Она встрепетнулась, увидев вдалеке, за дюнами, свет. Мягкий, такой далекий и такой близкий. Казалось, словно за песчаной горой вставало новое солнце, но это было не так, она знала. Этот свет не опалял, причинял не боль, а приносил покой. Она протянула бы к нему руки, если бы они еще слушались её. Она трепетала в предвкушении.
Сияние приближалось, разливаясь по пустыне и развеивая тьму. Оно было живым и теплым, и двигалось прямо к ней. И чем ярче горел этот непонятный свет, чем ближе становился его источник, за которым следовал грохот и блеск железа, тем теплее ей становилось. Афине хотелось поторопить его, но сил сказать что-либо не оставалось. Но он словно понял её, приблизившись. Он заполонил собой всё, закрыл опустошенный человеком мир.
- Твоё время еще не пришло, Афина ДюКейд.
Первым, что она почувствовала, было боль. Притупленная медикаментами боль искалеченного тела, покоившегося на твердой кровати. Она сделала вдох, и бесцветный очищенный воздух показался ей чем-то невероятно приятным. В глаза бил яркий свет, и она попыталась прикрыть глаза рукой. И обнаружила, что её ладони держит что-то большое, теплое и мягкое. Веки её дрогнули, она поморщилась, и словно в ответ на это, свет стал чуть слабее.
Адмирал Имперского флота Афина ДюКейд открыла глаза.
Она увидела перед глазами поле. Бескрайний золотой океан зерна, по которому пробегали волны, словно по воде. Когда она смогла сфокусировать взгляд, то обнаружила над собой лицо, находящееся прямо в центре золотого океана. Солнцеликий... нет, почти такое же, как и у Него, сияющее изнутри таинственным светом приятное взгляду лицо, окруженное золотой гривой волос.
- Я рад, что вы снова с нами, Афина, - голос казался далеким и близким одновременно. И если раньше речь космодесантников была похожа на далекие раскаты грома, то сейчас она походила более на далекий хор. Она ловила себя на мысли, что не может понять, откуда он доносится: из её головы или уст богоподобного существа. Но она и не хотела этого знать.
Прежде, чем она что-либо ответила, Ангел покачал головой и распрямился. Свет снова ударил ей в глаза, но она быстро к нему привыкла.
- Отдыхайте, адмирал. Корабль и экипаж в безопасности, потери невелики, а ремонтные работы почти закончены. Мы будем готовы к прыжку как раз к тому моменту, когда вы сможете встать за штурвал.
Женщина слаба кивнула. Она почувствовала, как её тянет в сон, как тяжелеют её веки и как путаются мысли.
Но на сей раз, сон не будет вечным.
Сангвиний наблюдал за тем, как медленно звёзды плывут по ту сторону иллюминатора. Сангвинарные Гвардейцы молча наблюдали за ним из углов зала, стоя на страже у каждой колонны, за каждой колонной и в каждом тёмном углу. Он мог их понять: телепортация на борт, массовые убийства и диверсии... больнее всего они переживали прорыв прямо в его покоях, с которым ему пришлось справляться самому. Впрочем, не ему одному.
С момента того прорыва прошли уже несколько дней.
Именно столько потребовалось, что бы вернуть к жизни главный реактор. Он старался не думать о том, сколькие лежали подле адмирала в апотекарионе с обморожениями, и сколькие обратились туда с менее серьезными диагнозами. Сверхлюдям были чужды болезни, и смерть от термических явлений для них была почти невозможна благодаря чуду генной инженерии. Однако обычным смертным нужно было тепло, что бы жить. И первые два дня были самыми тяжелыми для выброшенного в неизвестный космос флота.
Он старался не думать о том, скольких в тот день отправили скитаться в открытый космос в стальных гробах. О Хоре, о Навис Нобилите, ставших жертвой кровавого безумия, окутавшего корабль. О том, как далеки они теперь стали от Великого Крестового Похода. Ангел поднял голову, смотря на хрустальный купол башни. Баал и Теера, расположенные так, что бы один затмевал другого в зависимости от того, где находиться судно, сейчас исчезли вовсе. Сангвиний горько улыбнулся. Адское полотнище будет висеть над остальными, как напоминание о произошедшем. Самой большой потере легиона.
Девятый легион космического десанта, Кровавые Ангелы, витали в открытом космосе, задолго до или после самих себя, не способные вернуться домой.