Нет ничего страшнее ада собственной черепной коробки. Он оглох. Ослеп. Перестать различать вкус, запах, цвета. Окружающее пространство смешалось в сплошную черно-серую кашу, и не хочется даже двигаться. Ноющее, болючее, густое чувство опустошенности в солнечном сплетении. Кто-то из рыцарей рассказывал о действии форс-супрессантов, но это казалось чем-то далеким, невесомым, несуществующим. А теперь... Он не ощущал себя привычным. Цельным. Чувствующим. Возможно играет роль, что от уз его тоже отрезало. Магистр методично стучит затылком по холодному металлу в попытке хоть как-то вытрезвиться. Нет. Бесполезно. Даже боль чувствуется какой-то не такой.
Сосредоточься. Попробуй открыть дверь. Сжимает зубы, кусая губу, пока не потечет кровь. Бесполезно. Долгое молчание и одиночество всегда доводило Кайло до истерики.
Еще в подростковом возрасте, оказавшись на базе Сноука впервые, Рен постоянно срывался. Ты должен быть сильным - когда в легких совсем не остается воздуха. Ты должен терпеть, чтобы никто ничего не узнал - его хлещут по рукам неким подобием плети за то, что он неправильно держит световой меч.
Бен, не надо! Он помнил их лица. Бледные от света сейбера, испуганные, с огромными глазами. Ему тогда казалось, что в них отражается свет кометы или очередного солнца. Голубого, холодного. Кто-то пытался сопротивляться. Кто-то просил пощады. И всё это похоже на дурной сон. Взмах. Выпад. Провернуть и прорезать от брюшины до подбородка. Они сыпались, как домино, разваливались подобно тряпичным куклам.
Ты же делаешь это ради общего блага, правда, Бен? Конечно. Тогда, в самые жуткие моменты обучения они возвращались. Лишь в воображении Кайло, конечно. Каждый раз занося меч, каждый раз... Он видел их лица. Испуганные. Невинные.
А теперь ещё и отца. Хан Соло часто беседовал с ним во сне и наяву, во время сильного нервного напряжения. Ты меня разочаровал, Бен. Все можно было решить иначе. Ты же мой сын, мы бы придумали вместе, как выбраться из этой передряги, не в первый же раз. Нас дома ждет мама.
Он звука открывающихся дверей он дергается. Отец?
Рей.