Последнее, что хочет делать По — это идти с повинной к вице-адмиралу Бусики-Браслетики, поэтому он вяло ковыряется в своей каше утром в кантине. И пытается понять, что и как будет говорить. Надо мыслить стратегически. Он нарушил самый первый ее приказ, не явившись за заданием — «заданием», ха — вчера утром. Но она тоже нарушила свое слово. Он взлетел, заранее понимая, что его могут не пустить обратно — но его пустили. Именно поэтому проигрыш совершенно его не расстроил.
    Значит ли это, что вице-адмирал Бусики-Браслетики зачем-то изменила свое мнение? Вряд ли. Генерал Органа все еще отстранила его от полетов и командования. Он все еще под началом вице-адмирала. Хочется думать, что она просто поняла, как он важен для Сопротивления, но По не склонен к самомнению такого масштаба: он был в плену, а потом в бакте почти полмесяца, и они прекрасно справились без него. Если бы он думал, что Сопротивлению по какой-то загадочной причине не выжить без него — никогда бы не ушел, даже не подумал бы об этом.
    Он, впрочем, и не думал до недавних пор.
    По морщится, быстро доедает и нехотя идет к кабинету вице-адмирала Бусики-Браслетики. Если это дело слишком затянуть, лучше это ситуацию для него не сделает. Надо как бакта-пластырь — резко дернуть, а потом уже разбираться с последствиями. По останавливается перед дверью, собирает мысли в кучу, делает глубокий вдох, медленно выдыхает. И нажимает кнопку. Дверь отходит в сторону, и По шагает вперед, автоматически закладывая руки за спину, встает перед вице-адмиралом Бусики-Браслетики так же, как два дня назад стоял перед генералом Органой.
    Не то чтобы в нем чудесным образом прибавилось уважения к этой чудной женщине, совершенно не производящей на него впечатления хорошего командира и стратега, но есть личное, а есть — звания. И звания сейчас важнее. По все равно чуть поднимает подбородок; гордость бьется в груди как второе сердце, и давить ее непросто.
    — Доброе утро, вице-адмирал. По вашему приказанию прибыл, — По делает секундную паузу и добавляет: — С опозданием в сутки. Разрешите объясниться?
    По крайней мере, его голос звучит рабоче-нейтрально — так, как и должен. Будь на месте вице-адмирала генерал Органа, По бы точно знал, что говорить и как, чтобы у него был хотя бы шанс, но сейчас он имеет дело с неизвестностью. Главное — не дать этой неизвестности испугать себя. Если генерал Органа доверяет этой Холдо, то в них должно быть что-то схожее. По делает ставку на любовь к честности.
    Если вице-адмирал Бусики-Браслетики захочет его слушать, конечно. Может не захотеть. По старается не думать об этом. Она же пустила его обратно, так? Вот лучше думать об этом.

    Первое, что делает Эмилин Холдо — это сбивает По с толку. Он моргает удивленно, смотрит на нее недоверчиво, чуть хмуря брови. То есть в смысле, ей неинтересно? Обычно первое, что требует начальство после неподчинения — это, собственно, объяснения. Майор Таллер требовал, адмирал Ло требовал, майор Дессо требовал, генерал Органа требовала, а вице-адмирал Бусики-Браслетики — чего?
    — Это вы решили, что я нужен Сопротивлению так же, как и оно мне, — замечает По вместо объяснений. — У нас было пари с майором Соло, и я подумал, что если меня пустят назад после этой гонки, то я останусь.
    Он не спрашивает, почему, но видит небо, очень хотел бы знать. Хотя что-то подсказывает ему, что даже если бы он спросил, ответ все равно был бы каким-нибудь туманным. Человек, который занимает должность в высшем офицерском составе и не интересуется тем, почему его ослушались, или большого мнения о своих телепатических навыках, или давно поехал кукушечкой. По пока не решил, чего в вице-адмирале Бусики-Браслетики больше.
    Он едва заметно усмехается уголками губ, но не позволяет себе того, что позволил пару дней назад. Держит себя в руках. Тогда он тоже держал — какое-то время. Теперь главное в это время уложиться. Держать себя в руках с этой дамочкой вечно у него не выйдет.
    Уж в правильности или неправильности своего выбора он точно разберется сам, без подсказок.
    — Но это вы решили меня оставить, мэм, — По позволяет себе пожать плечами. — Командуйте.
    А то зря оставляла, что ли. По мысленно готовится, что сейчас его отправят разбирать какие-нибудь бумажки. Сортировать входящую корреспонденцию. Пошлют за кафом. Или за краской для волос. Или за вулптексом, да мало ли что может потребоваться вице-адмиралу Бусики-Браслетики. О, кстати. Бусики или браслетики!
    Его ждет увлекательная работа. Увлекательнейшая.

    Не в полдень — в полночь. В полночь с 29 на 30 числа VII месяца 2 года ПБЯ.
    По не уточняет, что это за последний приказ, к чему такая срочность, как и у кого его отменять и почему люди, у которых он должен его отменить, ему вообще поверят. И, более того, почему вице-адмирал Бусики-Браслетики не может сделать этого самостоятельно. В конце концов, у него достаточно знакомых и друзей на базе, чтобы выяснить это без лишних минут общения с дорогим начальством.
    Крифф, ощущения такие же, как с майором Дессо. Но тот хотя бы вел себя более предсказуемо и адекватно происходящему, пусть и ошибался в своих суждениях насчет Первого Ордена. Что творится в голове у этой женщины — не знает ни одно божество ни одной религии в галактике, потому что По ожидал чего угодно, но не пакет лаков.
    Пакет лаков, твою мать!
    По непроизвольно роняет взгляд на руки вице-адмирала Бусики-Браслетики, и на этих руках, помимо браслетиков, есть ногти, а на ногтях — темно-фиолетовый лак. Лак гипнотизирует По, По гипнотизирует лак. С нечитаемым выражением лица. Когда он шутливо думал про краску для волос, то не предполагал, что его интуиция окажется настолько близкой к правде. На мгновение По надеется, что вице-адмирал просто так разыгрывает его, но, судя по всему, она совсем не шутит. По крайней мере, никакого хлопка в ладоши, смеха и слов «попались, коммандер!» не следует.
    — Вы хотите, чтобы я забрал для вас пакет лаков? — медленно уточняет По. Усилием воли отрывает взгляд от ее ногтей и переводит на ее лицо. — В нынешней ситуации. Пакет лаков, мэм?
    С ним многое в жизни случалось: и допросы, и пытки, и лицом в пол, и рыжий генерал вот случался, и отстранение от полетов теперь, но, пожалуй, это — это переплевывает все. По не уверен, что можно было придумать ему задание более унизительное, чем это. Попроси она его каф ей подносить — это задело бы его не так сильно. Наверное. Похоже, он теперь понимает, почему вице-адмирал Бусики-Браслетики разрешила ему сесть обратно вчера. Чтобы издеваться над ним до конца его дней.
    По чуть щурится, глядя на нее, и очень. Сильно. Старается. Держать. Себя. В руках.
    Он не будет задавать этот вопрос.
    Поднять бунт на базе будет продуктивнее, чем задать этот вопрос.

    Пока вице-адмирал Бусики-Браслетики проводит ему дискурс в семантике, По понимает: вопрос он все-таки задаст. Потому что это не издевательство, это что-то другое. Что-то совсем другое. Другого уровня. Масштаба. Он бы хотел просто посчитать ее сумасшедшей, но тогда по ассоциации придется посчитать сумасшедшей и генерала Органу, а в ее здравом уме — несмотря ни на какие последние события — По не сомневается.
    — По-настоящему важными делами? — вновь тупо переспрашивает он.
    Шкатулка с лаками — это по-настоящему важные дела? По невольно думает про Каре, про Джесс, про Мэй, про Рей — нет, все они в определенной степени следят за собой, но лаки — это последнее, что их заботит в нынешнее время, он уверен. И если бы кто-то из них заявил бы ему о важности шкатулки с лаками, он бы под белы рученьки отвел их в медотсек проверить голову.
    Вопрос он точно задаст.
    По еще несколько секунд пялится на вице-адмирала, затем встряхивается, словно скидывает морок, и шагает ближе к столу, расцепляя руки за спиной, и кладет — почти ударяет ладонью о стол. Что-то в ней, он пока не знает, что именно, чудовищно выводит его из себя, и вся его выдержка вылетает в трубу, кажется, от одного ее вида. Волосы эти фиолетовые. Да гори оно всё!
    — Если вы просто издеваетесь надо мной — это ладно, но похоже на то, что вы откровенно злоупотребляете своим положением, — говорит По, — мэм.
    Его «мэм» звучит совершенно неуважительно, и не только из-за четкой паузы между его словами и его «мэм».
    — Подбирать ваши заказы из голонета силами Сопротивления — да вы с ума сошли?
    В изначальной редакции вопроса, конечно, было куда больше обсценной лексики, но По использует всю свою силу воли, чтобы удерживаться хотя бы в рамках элементарной вежливости. Кем эта дамочка себя возомнила? Организовывать доставку лаков? Да еще и отрывать людей от настоящей работы — связистов, грузчиков — ради ее каприза? И генерал Органа позволяет ей такие штучки, потому что — а почему, кстати?
    Может, она просто не знает? Не даром эта вице-адмирал держалась подальше от базы до этого — так, что По ее даже никогда не видел. Это единственное разумное объяснение, которое можно придумать.

    Интересно, с какой планеты вице-адмирал Бусики-Браслетики? Она вообще человек? Любой командир, которого По знал до сих пор, среагировал бы на него сейчас весьма однозначно. И потому предсказуемо. Но она вновь лишь сбивает его с толку — не своим спокойствием, со спокойными командирами По встречался и раньше. Своей пассивностью.
    Пассивностью — и удивительной неосведомленностью в вопросах того, какие вещи По Дэмерон делал на благо Сопротивления за эти четыре года. Он забирался в тюрьмы — и сбегал из них, помогая сбежать, кому нужно. Он крал яхты с сенаторами на борту. Он обманывал, убивал, играл нечестно, стрелял первым. Ей стоило бы расспросить генерала Органу о том, насколько далеко ее новый подчиненный готов зайти ради Сопротивления — и ответ будет «очень далеко».
    Но, вероятно, не настолько далеко, как доставка шкатулки с лаками.
    Он всегда был для генерала Органы тем, в ком она нуждалась больше всего в нужный момент, в нужном месте: пилотом, командиром, разведчиком, преступником, контрабандистом, пиратом. Но вице-адмирал Бусики-Браслетики — не генерал Органа.
    А впрочем.
    По убирает руку со стола, распрямляется, усмехается.
    — Есть, мэм, — нарочито браво и зычно говорит он, даже отдает честь. — Можете начинать смывать этот лак, — он кивает на ее руки, — шкатулка будет у вас так скоро, как это человечески возможно. Разрешите идти?
    Ну, допустим, не у нее.
    Ну, допустим, не так скоро.
    Но шкатулка будет. Со всеми лаками. И даже на базе.
    Уж он позаботится, чтобы она нашла своего адресата.