Ура! Нам 8 (ВОСЕМЬ!) лет! Давайте поздравлять друг друга и играть в фанты! (А ещё ищите свои цитаты в шапке - мы собрали там всех :))
Ищем самого спокойного и терпимого рыцаря Рен в этом безумном мире
Ищем медицинское светило, строгого медика, способного собрать мясной конструктор под названием “человек” и снова отправить его на работу.
Ищем самого отбитого мудака по мнению отбитых мудаков для Джин Эрсо.
Ищем подрастающее имперское солнышко, которое светит, но не всем.
Ищем генерала Дэвитса Дравена, командира самой задорной разведки в этой Галактике.
Ищем талантливого ученика и личную головную боль Магистра Рен.
Ищем генерала разведки, командира самой отбитой эскадрильи эвер, гениального актера, зловредного пирата и заботливого мужа в одной упаковке.
Ищем По Дэмерона, чтобы прыгнуть в крестокрыл и что-нибудь взорвать.
Ищем лучшего моффа Империи, по совместительству самую жизнерадостную сладкую булочку в галактике.
Ищем левую руку мастера Иблиса, самый серьёзный аргумент для агрессивных переговоров.
Ищем имперского аса и бывшую Руку Императора, которая дотянулась до настоящего.
Ищем сына маминой подруги, вгоняет в комплекс неполноценности без регистрации и смс.
Ищем майора КорБеза, главного по агрессивным переговорам с пиратами, контрабандистами и прочими антигосударственными элементами.
...он сделает так, как правильно. Не с точки зрения Совета, учителя, Силы и чего угодно еще в этой галактике. Просто — правильно. Без всяких точек зрения.
...ну что там может напугать, если на другой чаше весов был человек, ценность которого не могла выражаться ничем, кроме беззаветной любви?
— Ну чего... — смутился клон. — Я не думал, что так шарахнет...
Выудив из кармана листок флимси, на котором он производил расчёты, Нексу несколько секунд таращился в цифры, а потом радостно продемонстрировал напарнику:
— Вот! Запятую не там поставил.
Он тот, кто предал своих родных, кто переметнулся на вражескую сторону. И он теперь тот, кто убил своего собственного отца. Рука не дрогнула в тот момент. Кайло уверял себя, что все делает правильно. Слишком больно стало многим позже.
Дела, оставленные Кайло, походили на лабиринт, где за каждым поворотом, за каждой дверью скрывались новые трудности, о существовании которых в былые годы рыцарства Анук даже и не догадывалась.
Ловушка должна была закрыться, крючок – разворотить чужие дёсны, намертво привязывая к Доминиону. Их невозможно обмануть и обыграть. Невозможно предать до конца.
Ей бы хотелось не помнить. Вообще не помнить никого из них. Не запоминать. Не вспоминать. Испытывать профессиональное равнодушие.
Но она не закончила Академию, она не умеет испытывать профессиональное равнодушие, у нее даже зачёта не было по такому предмету, не то что экзамена.
— Ты ошибаешься в одном, Уэс. Ты не помешал ему, но ты так и не сдался. Даже когда казалось, что это бесполезно, ты показывал ему, что тебя нельзя сломать просто так. Иногда… Иногда драться до последнего – это все, что мы можем, и в этом единственная наша задача.
Там, где их держали, было тесно, но хуже того – там было темно. Не теснее, чем в стандартной каюте, а за свою жизнь в каких только каютах он не ютился. Но это другое. Помещение, из которого ты можешь выйти, и помещение, из которого ты выйти не можешь, по-разному тесные. И особенно – по-разному тёмные.
— Меня только расстраивает, на какое время выпал этот звёздный час. Когда столько разумных ушло из флота, не будет ли это предательством, если я вот так возьму и брошу своих?
Не бросит вообще-то, они с Разбойной формально даже в одном подчинении – у генерала Органы. Но внутри сейчас это ощущается как «бросит», и Каре хочется услышать какие-то слова, опровергающие это ощущение.
Лучше бы от своих, но для начала хотя бы от полковника.
Да и, в конце концов, истинные намерения одного пирата в отношении другого пирата — не то, что имеет смысл уточнять. Сегодня они готовы пристрелить друг друга, завтра — удачно договорятся и сядут вместе пить.
Я хотел познакомиться с самим собой. Узнать, что я-то о себе думаю. Невозможно понять, кто ты, когда смотришь на себя чужими глазами. Сначала нужно вытряхнуть этот мусор из головы. А когда сам с собой познакомишься, тогда и сможешь решить, какое место в этом мире твое. Только его еще придется занять.
Сколько раз она слышала эту дешёвую риторику, сводящуюся на самом деле к одному и тому же — «мы убиваем во имя добра, а все остальные — во имя зла». Мы убиваем, потому что у нас нет другого выхода, не мы такие — жизнь такая, а вот все остальные — беспринципные сволочи, которым убить разумного — что два пальца обсморкать, чистое удовольствие.
В готовый, но ещё не написанный рапорт о вражеской активности в секторе тянет добавить замечание «поведение имперцев говорило о том, что их оставили без увольнительной на выходные. Это также может являться признаком...».
Джин не смотрит ему в спину, она смотрит на место, где он стоял еще минуту назад, — так, словно она просто не успевает смотреть ему вслед.
Лея уже видела, на что он способен, и понимала, настоящей Силы она еще не видела. Эта мысль… зачаровывала. Влекла. Как влечет бездонная пропасть или хищное животное, замершее на расстоянии вытянутой руки, выжидающее, готовое к нападению.
Как удивительно слова могут в одно мгновение сделать всё очень маленьким и незначительным, заключив целый океан в одну маленькую солёную капельку, или, наоборот, превратить какую-то сущую крошку по меньшей мере — в булыжник...
Правда, если достигнуть некоторой степени паранойи, смешав в коктейль с каким-то хитрым маразмом, можно начать подозревать в каждом нищем на улице хорошо замаскированного генерала разведки.
Эта светлая зелень глаз может показаться кому-то даже игривой, манко искрящейся, но на самом деле — это как засунуть голову в дуло турболазера.
Правда, получилось так, что прежде чем пройтись улицами неведомых городов и поселений или сесть на набережную у моря с непроизносимым названием под небом какого-то необыкновенного цвета, нужно было много, много раз ловить цели в рамку прицела.
— Знаешь же теорию о том, что после прохождения определенной точки существования система может только деградировать? — спрашивает Уэс как будто бы совершенно без контекста. — Иногда мне кажется, что мы просто живём слишком долго, дольше, чем должны были, и вот теперь прошли точку, когда дальше все может только сыпаться.
Кореллианская лётчица в имперской армии Шара Бэй была слишком слабая и умерла.
Имперка Шара Бэй такой глупости решила себе не позволять.
— Но вы ведь сказали, что считаете жизнь разумных ценностью. Даже рискуете собой и своей карьерой, чтобы спасти меня, хотя видите меня впервые в жизни. А сами помогаете убивать.
Осталась в нем с юности некая капелька того, прежнего Скайуокера, который, как любой мальчишка, получал удовольствие от чужого восхищения собственными выходками.
– Многие верят в свободу только до тех пор, пока не станет жарко. А когда пахнет настоящим выбором, драться за нее или подчиниться… большинство выбирает не драться.
— Ну… неправильно и глупо, когда отец есть, и он тебя не знает, а ты его не знаешь. Это как… — он помолчал, стараясь перевести на человеческий язык свои ощущения. – Ну вот видишь перед собой некую структуру и понимаешь, что в одном месте узел собран неправильно, и работать не будет. Или ошибка в формуле. Вот я и исправил.
Кракен искренне верил в то, что все они — винтики одного механизма и не существует «слишком малого» вклада в общее дело, всё машина Восстания функционирует благодаря этим вот мелочам.
— Непременно напишу, — серьёзно отвечает она и говорит чистейшую правду, потому что у неё минимум сто восемьдесят изящных формулировок для каждого генеральского рявка от «не любите мне мозги» до «двести хаттов тебе в...» (пункт назначения варьируется в зависимости от степени генеральского раздражения).
Минутой раньше, минутой позже — не так важно, когда они умрут, если умрут. Гораздо важнее попытаться сделать хоть что-то — просто ждать смерти Кесу… не нравится.
— Что-то с Центром? – вдруг догадывается он. Почему еще штурм-коммандос могут прятаться на Корусанте по каким-то норам?.. – Планета захвачена? КЕМ?!
— Я верю в свободу.
И тут совершенно не врёт. Свобода действительно была её верой и культом. Правда, вместе с твёрдым убеждением, что твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого.
— И в то, что легко она не даётся. Остальное...Остальное, мне кажется, нюансы.
Проблема в том, что когда мистрисс Антиллес не думает, она начинает говорить, а это как всегда её слабое звено.
Star Wars Medley |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Таймлайн ABY » [18.V.34 ABY] Оставайся, мальчик, с нами
Amilyn Holdo, Poe Dameron
Время: утро 18.V.34 ПБЯ
Место: база Сопротивления, Крайт
Описание: коммандер Дэмерон сказал, что уходит, но заявление на стол генералу Органе так и не положил. Но и за заданием утром 17го числа тоже не явился. Зато явился 18го — с повинной.
Шестнадцатого По Дэмерон — ситх его разберет, коммандер он или уже даже нет — не уходит полетать напоследок, как говорит ему Эмилин.
Он может улететь, ему всегда дадут разрешение на взлет, это указание она отдала еще день назад. Не то, чтобы По не был ценен, не то, чтобы он действительно не был лучшим пилотом, который есть у Сопротивления. Но только она не уверена в части про Сопротивление. Можно любить небо, можно любить своих людей, но этого недостаточно. Можно быть лояльным Лее — но и этого тоже недостаточно. Если он не человек Сопротивления, то лучшее, что можно сделать — это отпустить его уже сейчас, чтобы не полагаться на ресурс, которого на самом деле нет.
Семнадцатого адмирал Акбар привозит на Крайт Бена, и становится не до Дэмерона. До Эмилин только иногда долетают какие-то отрывки, в основном из-за того, что он появлялся в медблоке, у девушки, которая была вместе с Беном. В основном из-за того, что он был в плену дважды, и у него наверняка есть свои счеты со многими там. С Беном — наверняка.
Он готовится ко взлету, он идет в медблок, он взлетает. Эмилин успевает придумать, чем займет освободившееся время, когда с ней связываются из диспетчерской и спрашивают, разрешать или запрещать посадку, когда коммандер вернется. Когда — там никому не приходит в голову, что он может и не вернуться, и это что-то говорит о По. Только из-за этого, решив, что не так уж сильно ей нужно освободившееся время, она отдает приказ посадку разрешить.
По возвращается, чем-то занимается у техников. Поздним вечером Эмилин слышит, как младший персонал, как смешной анекдот, рассказывает о том, как он сейчас поет в кантине.
Утром восемнадцатого, разбирая сообщения, которые пришли за ночь, она отдает приказ в конце дня, если она не отменит это указание, взять коммандера под стражу. Человек, который не подчиняется никому, даже если он лоялен, тоже очень сомнительной полезности ресурс, но она делает скидку на упрямство и гонор.
Пилоты, что с них возьмешь.
Последнее, что хочет делать По — это идти с повинной к вице-адмиралу Бусики-Браслетики, поэтому он вяло ковыряется в своей каше утром в кантине. И пытается понять, что и как будет говорить. Надо мыслить стратегически. Он нарушил самый первый ее приказ, не явившись за заданием — «заданием», ха — вчера утром. Но она тоже нарушила свое слово. Он взлетел, заранее понимая, что его могут не пустить обратно — но его пустили. Именно поэтому проигрыш совершенно его не расстроил.
Значит ли это, что вице-адмирал Бусики-Браслетики зачем-то изменила свое мнение? Вряд ли. Генерал Органа все еще отстранила его от полетов и командования. Он все еще под началом вице-адмирала. Хочется думать, что она просто поняла, как он важен для Сопротивления, но По не склонен к самомнению такого масштаба: он был в плену, а потом в бакте почти полмесяца, и они прекрасно справились без него. Если бы он думал, что Сопротивлению по какой-то загадочной причине не выжить без него — никогда бы не ушел, даже не подумал бы об этом.
Он, впрочем, и не думал до недавних пор.
По морщится, быстро доедает и нехотя идет к кабинету вице-адмирала Бусики-Браслетики. Если это дело слишком затянуть, лучше это ситуацию для него не сделает. Надо как бакта-пластырь — резко дернуть, а потом уже разбираться с последствиями. По останавливается перед дверью, собирает мысли в кучу, делает глубокий вдох, медленно выдыхает. И нажимает кнопку. Дверь отходит в сторону, и По шагает вперед, автоматически закладывая руки за спину, встает перед вице-адмиралом Бусики-Браслетики так же, как два дня назад стоял перед генералом Органой.
Не то чтобы в нем чудесным образом прибавилось уважения к этой чудной женщине, совершенно не производящей на него впечатления хорошего командира и стратега, но есть личное, а есть — звания. И звания сейчас важнее. По все равно чуть поднимает подбородок; гордость бьется в груди как второе сердце, и давить ее непросто.
— Доброе утро, вице-адмирал. По вашему приказанию прибыл, — По делает секундную паузу и добавляет: — С опозданием в сутки. Разрешите объясниться?
По крайней мере, его голос звучит рабоче-нейтрально — так, как и должен. Будь на месте вице-адмирала генерал Органа, По бы точно знал, что говорить и как, чтобы у него был хотя бы шанс, но сейчас он имеет дело с неизвестностью. Главное — не дать этой неизвестности испугать себя. Если генерал Органа доверяет этой Холдо, то в них должно быть что-то схожее. По делает ставку на любовь к честности.
Если вице-адмирал Бусики-Браслетики захочет его слушать, конечно. Может не захотеть. По старается не думать об этом. Она же пустила его обратно, так? Вот лучше думать об этом.
По Дэмерон стоит прямо, говорит ровно и не отводит взгляд, так что Эмилин почти готова поверить, что сутки понадобились ему, чтобы научиться так себя контролировать, спрятать то, что клокотало в нем два дня назад, под маску спокойствия и уставных отношений. Поверить — и расстроиться: тот Дэмерон нравился ей больше; он был более живым.
Вот только она знает, что вчера ее Новый подчиненный занимался чем угодно, но только не этим.
— Объяснения после неподчинения больше похожи на оправдания. Оправдания меня не очень интересуют, а я не люблю то, что меня не интересует. Но если это заставит вас чувствовать себя лучше — на здоровье, объясняйтесь. Я найду, чем себя развлечь, пока вы не закончите.
Она делает приглашающий жест рукой. Мельком смотрит на часы, на датапад; все новые и новые сообщения, просьбы, задания, дела — пока Леи нет на. базе, на нее сыпется еще больше.
У нее есть человек, который мог бы помочь, но вместо этого распевает в картине, так, что она даже не знает, может ли полагаться на него. Это единственное раздражает Эмилин. Это — и еще то, что ответ она и так знает — не может. Пока еще не может.
— На такие решения всегда нужно время, — говорит она до того, как По успел бы что-то ответить, и поднимает на него чуть отстраненный, как обычно, взгляд. — И то, что вы решили что Сопротивление нужно вам так же, как вы нужны ему, коммандер — единственное, что мне тут интересно, и одно из немногого, что мне тут нравится. Это сложный, но правильный выбор. Ну или верный — я пока еще не знаю, чего в вас больше. Теперь к делу, или вы все же очень хотите объясниться?
Первое, что делает Эмилин Холдо — это сбивает По с толку. Он моргает удивленно, смотрит на нее недоверчиво, чуть хмуря брови. То есть в смысле, ей неинтересно? Обычно первое, что требует начальство после неподчинения — это, собственно, объяснения. Майор Таллер требовал, адмирал Ло требовал, майор Дессо требовал, генерал Органа требовала, а вице-адмирал Бусики-Браслетики — чего?
— Это вы решили, что я нужен Сопротивлению так же, как и оно мне, — замечает По вместо объяснений. — У нас было пари с майором Соло, и я подумал, что если меня пустят назад после этой гонки, то я останусь.
Он не спрашивает, почему, но видит небо, очень хотел бы знать. Хотя что-то подсказывает ему, что даже если бы он спросил, ответ все равно был бы каким-нибудь туманным. Человек, который занимает должность в высшем офицерском составе и не интересуется тем, почему его ослушались, или большого мнения о своих телепатических навыках, или давно поехал кукушечкой. По пока не решил, чего в вице-адмирале Бусики-Браслетики больше.
Он едва заметно усмехается уголками губ, но не позволяет себе того, что позволил пару дней назад. Держит себя в руках. Тогда он тоже держал — какое-то время. Теперь главное в это время уложиться. Держать себя в руках с этой дамочкой вечно у него не выйдет.
Уж в правильности или неправильности своего выбора он точно разберется сам, без подсказок.
— Но это вы решили меня оставить, мэм, — По позволяет себе пожать плечами. — Командуйте.
А то зря оставляла, что ли. По мысленно готовится, что сейчас его отправят разбирать какие-нибудь бумажки. Сортировать входящую корреспонденцию. Пошлют за кафом. Или за краской для волос. Или за вулптексом, да мало ли что может потребоваться вице-адмиралу Бусики-Браслетики. О, кстати. Бусики или браслетики!
Его ждет увлекательная работа. Увлекательнейшая.
Её все еще странно слышать все эти «майор Соло». Странно понимать, что Джейна, Бен, Джейсен, что все, кого она знала детьми, тоже в этой войне, в немалых чинах, которых они, по правде, и заслуживают. Время летит слишком быстро, и сделать с этим ничего нельзя.
— Вы, наверное, родились в полдень, коммандер, — говорит Эмилин. — В полдень рождаются самые большие упрямцы. Мне это хорошо известно: я и сама родилась в полдень.
По Дэмерон не то отказывается от своих объяснений, не то новость о пари должна бы сойти за него. Понятно только, что он решил вручить решение о своей судьбе в Сопротивлении в цепкие руки случая, рискует снова — и ему снова везет.
— Во-первых, выйдете отсюда — отмените мой последний приказ, касающийся вас. Постарайтесь справиться с этим поскорее. Во-вторых, для вас есть настоящее задание.
Она быстро собирает воедино все, что По может понадобиться сделать, разбивает задание на этапы так, чтобы кроме пользы ей и Сопротивлению каждый из них мог бы открыть или принести что-то новое и интересно и ему тоже.
— Пойдете в диспетчерскую, к связистам. Попросите — вас научат всему, что надо сделать для этой части задания так, чтобы не выдать наше расположение. Мне нужно доставить сюда, на Крайт, на базу, пакет, там будут лаки. Я не уверена, сколько их будет и где именно они ждут, чтобы их забрали, но они привязаны к моему имени, найти их можно, вы справитесь. Сделаете — отправляйтесь к грузовым пилотам, узнайте их маршруты и расписание, попросите их забрать. Лучше, если вы доставите груз не напрямую, а через несколько пунктов. Очень важно вот что — с пакетом ничего не должно случиться. Ничего разбитого, ничего, перепутанного местами. Проконтролируйте. Не менее важно вот что — справьтесь с этим как можно быстрее. Получите пакет — немедленно с ним ко мне, в любое время, при любых обстоятельствах. Вопросы?
Не в полдень — в полночь. В полночь с 29 на 30 числа VII месяца 2 года ПБЯ.
По не уточняет, что это за последний приказ, к чему такая срочность, как и у кого его отменять и почему люди, у которых он должен его отменить, ему вообще поверят. И, более того, почему вице-адмирал Бусики-Браслетики не может сделать этого самостоятельно. В конце концов, у него достаточно знакомых и друзей на базе, чтобы выяснить это без лишних минут общения с дорогим начальством.
Крифф, ощущения такие же, как с майором Дессо. Но тот хотя бы вел себя более предсказуемо и адекватно происходящему, пусть и ошибался в своих суждениях насчет Первого Ордена. Что творится в голове у этой женщины — не знает ни одно божество ни одной религии в галактике, потому что По ожидал чего угодно, но не пакет лаков.
Пакет лаков, твою мать!
По непроизвольно роняет взгляд на руки вице-адмирала Бусики-Браслетики, и на этих руках, помимо браслетиков, есть ногти, а на ногтях — темно-фиолетовый лак. Лак гипнотизирует По, По гипнотизирует лак. С нечитаемым выражением лица. Когда он шутливо думал про краску для волос, то не предполагал, что его интуиция окажется настолько близкой к правде. На мгновение По надеется, что вице-адмирал просто так разыгрывает его, но, судя по всему, она совсем не шутит. По крайней мере, никакого хлопка в ладоши, смеха и слов «попались, коммандер!» не следует.
— Вы хотите, чтобы я забрал для вас пакет лаков? — медленно уточняет По. Усилием воли отрывает взгляд от ее ногтей и переводит на ее лицо. — В нынешней ситуации. Пакет лаков, мэм?
С ним многое в жизни случалось: и допросы, и пытки, и лицом в пол, и рыжий генерал вот случался, и отстранение от полетов теперь, но, пожалуй, это — это переплевывает все. По не уверен, что можно было придумать ему задание более унизительное, чем это. Попроси она его каф ей подносить — это задело бы его не так сильно. Наверное. Похоже, он теперь понимает, почему вице-адмирал Бусики-Браслетики разрешила ему сесть обратно вчера. Чтобы издеваться над ним до конца его дней.
По чуть щурится, глядя на нее, и очень. Сильно. Старается. Держать. Себя. В руках.
Он не будет задавать этот вопрос.
Поднять бунт на базе будет продуктивнее, чем задать этот вопрос.
— Нет-нет, — Эмилин качает головой и улыбается. — Не забрал. Я хочу, чтобы вы нашли его и организовали его доставку сюда. Сами забирать вы его не будете, вы, пока что, по крайней мере, привязаны к базе и никуда с нее улетать не будете.
По смотрит на ее пальцы, и она чуть заметно поворачивает их, чтобы было лучше видно, как ровно лежит цвет.
Коммандер смотрит на нее так внимательно, будто чего-то ждет, но только она все никак не может понять, чего именно. Так, будто прямо сейчас решает, безумна она или просто идиотка. Все это можно решить, объяснив, что и зачем ей нужно. Но лишние объяснения — лишнее время, лишний человек, все знающий, лишний соблазн называть настоящую причину того, что будет делать По. А Эмилин просто не доверяет ему настолько, чтобы верить, что он не поддастся этому соблазну. И время их короткого знакомства не располагает к тому, чтобы это доверие пытаться укрепить прямо сейчас.
— И, вообще-то, я думаю, это будет не пакет, а такая, коробочка, — говорит Эмилин и очерчивает в воздухе прямоугольник. — Шкатулка. Что-то такое. В пакете они слишком легко перепутаются, а это нам ничего не даст. И да, коммандер. Именно в нынешней ситуации я хочу, чтобы именно вы этим занялись. Я не знаю, сколько времени у вас это займет, но хорошо бы, чтобы вы справились поскорее. Учитывая последние события, когда никто не знает, что будет завтра, лучше не мешкать с по-настоящему важными делами.
Пока вице-адмирал Бусики-Браслетики проводит ему дискурс в семантике, По понимает: вопрос он все-таки задаст. Потому что это не издевательство, это что-то другое. Что-то совсем другое. Другого уровня. Масштаба. Он бы хотел просто посчитать ее сумасшедшей, но тогда по ассоциации придется посчитать сумасшедшей и генерала Органу, а в ее здравом уме — несмотря ни на какие последние события — По не сомневается.
— По-настоящему важными делами? — вновь тупо переспрашивает он.
Шкатулка с лаками — это по-настоящему важные дела? По невольно думает про Каре, про Джесс, про Мэй, про Рей — нет, все они в определенной степени следят за собой, но лаки — это последнее, что их заботит в нынешнее время, он уверен. И если бы кто-то из них заявил бы ему о важности шкатулки с лаками, он бы под белы рученьки отвел их в медотсек проверить голову.
Вопрос он точно задаст.
По еще несколько секунд пялится на вице-адмирала, затем встряхивается, словно скидывает морок, и шагает ближе к столу, расцепляя руки за спиной, и кладет — почти ударяет ладонью о стол. Что-то в ней, он пока не знает, что именно, чудовищно выводит его из себя, и вся его выдержка вылетает в трубу, кажется, от одного ее вида. Волосы эти фиолетовые. Да гори оно всё!
— Если вы просто издеваетесь надо мной — это ладно, но похоже на то, что вы откровенно злоупотребляете своим положением, — говорит По, — мэм.
Его «мэм» звучит совершенно неуважительно, и не только из-за четкой паузы между его словами и его «мэм».
— Подбирать ваши заказы из голонета силами Сопротивления — да вы с ума сошли?
В изначальной редакции вопроса, конечно, было куда больше обсценной лексики, но По использует всю свою силу воли, чтобы удерживаться хотя бы в рамках элементарной вежливости. Кем эта дамочка себя возомнила? Организовывать доставку лаков? Да еще и отрывать людей от настоящей работы — связистов, грузчиков — ради ее каприза? И генерал Органа позволяет ей такие штучки, потому что — а почему, кстати?
Может, она просто не знает? Не даром эта вице-адмирал держалась подальше от базы до этого — так, что По ее даже никогда не видел. Это единственное разумное объяснение, которое можно придумать.
Эмилин смотрит на чужую руку на своем столе. Рука смуглая, пальцы цепкие с характерными мозолями от штурвала, какие часто бывают у пилотов, на пальцах — коротко остриженные плоские ногти. Твердые, наверное — они выглядят твердыми. Опять же, По Дэмерон сейчас выглядит так, будто в нем нет и вовсе ничего мягкого.
Рука хорошая, но на ее столе она выглядит неуместной, как будто Эмилин прямо сейчас бросают вызов.
Она его не принимает. О такой возможности, когда речь идет о вызовах, мало кто вспоминает и думает. Но ей это теперь даже на руку.
— Нет, нет и нет. Хотя, не скрою, мне интересно, как вы поступили бы, получив приказ, который показался бы вам преступным, это я отложу как-нибудь на потом. Да и потом, это не такая уж загадка. Вы не стали бы его выполнять и прямо и открыто заявили бы об этом. Хороший, хотя немного недальновидный вариант.
Пилотам, напоминает себе Эмилин, и не нужно смотреть далеко. От одного вражеского звездолета до другого, и так пока ни не закончатся в небе вокруг. Хорошо быть пилотом, но сложно из пилота вырастать в кого-то еще.
— И да. На самый первый ваш вопрос — и только на него — я говорю да. По-настоящему важными делами, даже если они вам такими не кажутся.
Она смотрит прямо, больше не опуская взгляд на руку По, будто ее там и вовсе нет.
— Можете приступать, коммандер. Я уже говорила: скорость — важный фактор.
Интересно, с какой планеты вице-адмирал Бусики-Браслетики? Она вообще человек? Любой командир, которого По знал до сих пор, среагировал бы на него сейчас весьма однозначно. И потому предсказуемо. Но она вновь лишь сбивает его с толку — не своим спокойствием, со спокойными командирами По встречался и раньше. Своей пассивностью.
Пассивностью — и удивительной неосведомленностью в вопросах того, какие вещи По Дэмерон делал на благо Сопротивления за эти четыре года. Он забирался в тюрьмы — и сбегал из них, помогая сбежать, кому нужно. Он крал яхты с сенаторами на борту. Он обманывал, убивал, играл нечестно, стрелял первым. Ей стоило бы расспросить генерала Органу о том, насколько далеко ее новый подчиненный готов зайти ради Сопротивления — и ответ будет «очень далеко».
Но, вероятно, не настолько далеко, как доставка шкатулки с лаками.
Он всегда был для генерала Органы тем, в ком она нуждалась больше всего в нужный момент, в нужном месте: пилотом, командиром, разведчиком, преступником, контрабандистом, пиратом. Но вице-адмирал Бусики-Браслетики — не генерал Органа.
А впрочем.
По убирает руку со стола, распрямляется, усмехается.
— Есть, мэм, — нарочито браво и зычно говорит он, даже отдает честь. — Можете начинать смывать этот лак, — он кивает на ее руки, — шкатулка будет у вас так скоро, как это человечески возможно. Разрешите идти?
Ну, допустим, не у нее.
Ну, допустим, не так скоро.
Но шкатулка будет. Со всеми лаками. И даже на базе.
Уж он позаботится, чтобы она нашла своего адресата.
Перемена в нем так внезапна и резка, что вызывает в основном опасения. Эмилин отпускает По не сразу, сначала она какое-то время просто смотрит на него молча. Пытается представить, какие именно проблемы в скором будущем у нее из-за него будут. Со штурмовиком, вдруг думает она, было бы проще. Но коммандер Лее, вероятно, более нужен.
— Вы, разумеется, не понимаете, насколько это важно, По. Но это важно, поверьте. Отнеситесь к этому делу серьезно.
Ее слова вряд ли помогут, и Эмилин это понимает. Это даже не вина По — у него нет никакой информации, чтобы делать выводы или строить предположения. Он ошибается только в том, что все равно их делает и строит вместо того, чтобы подождать и получить побольше данных или посмотреть чем это все закончится.
И еще в том, что считает это чем-то личным — скорее всего из-за особых отношений с Леей. Спросил, издевается ли она — как будто у нее сейчас может быть время над кем-то издеваться, будто у них всех на стремительно оживающей базе есть роскошь подменять уставные отношения личными, издеваться над теми, кто не нравится, и позволять тем, кто нравится, все, что взбредет им в голову.
Она еще раз смотрит на По, но потом едва заметно качает головой. Да что такого ужасного он сможет сделать, если именно тот порядок — важная част задания?
— Идите, коммандер. Если вы мне понадобитесь раньше, чем закончите с этим, я вас вызову.
Вице-адмирал Бусики-Браслетики с такой уверенностью говорит о том, что он не понимает, почему это важно, что По даже почти готов усомниться. Но не сомневается. Только выслушивает ее, как белый шум, и кивает. И надеется, что он ей больше сегодня не понадобится, потому что одного этого сеанса общения ему хватило с лихвой.
Вежливо кивнув — пусть и не спуская с лица усмешку — По еще раз отдает честь, цокнув каблуками армейских ботинок друг о друга, и идет прочь из кабинета. Прямиком к связистам. Ему бы отыскать среди них Кайдел, а там она-то уж точно ему подскажет, что к чему и почему, а еще лучше — по дружбе сделает все сама. Но задание его, и По понимает, что выполнять тоже ему. Это важно. Он не может потом случайно так подставить лейтенанта Конникс или кого-либо еще из своих друзей и знакомых.
Шкатулка с лаками, бездна забери.
Важное задание, вашу мать.
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Таймлайн ABY » [18.V.34 ABY] Оставайся, мальчик, с нами
