Ура! Нам 8 (ВОСЕМЬ!) лет! Давайте поздравлять друг друга и играть в фанты! (А ещё ищите свои цитаты в шапке - мы собрали там всех :))
Ищем самого спокойного и терпимого рыцаря Рен в этом безумном мире
Ищем медицинское светило, строгого медика, способного собрать мясной конструктор под названием “человек” и снова отправить его на работу.
Ищем самого отбитого мудака по мнению отбитых мудаков для Джин Эрсо.
Ищем подрастающее имперское солнышко, которое светит, но не всем.
Ищем генерала Дэвитса Дравена, командира самой задорной разведки в этой Галактике.
Ищем талантливого ученика и личную головную боль Магистра Рен.
Ищем генерала разведки, командира самой отбитой эскадрильи эвер, гениального актера, зловредного пирата и заботливого мужа в одной упаковке.
Ищем По Дэмерона, чтобы прыгнуть в крестокрыл и что-нибудь взорвать.
Ищем лучшего моффа Империи, по совместительству самую жизнерадостную сладкую булочку в галактике.
Ищем левую руку мастера Иблиса, самый серьёзный аргумент для агрессивных переговоров.
Ищем имперского аса и бывшую Руку Императора, которая дотянулась до настоящего.
Ищем сына маминой подруги, вгоняет в комплекс неполноценности без регистрации и смс.
Ищем майора КорБеза, главного по агрессивным переговорам с пиратами, контрабандистами и прочими антигосударственными элементами.
...он сделает так, как правильно. Не с точки зрения Совета, учителя, Силы и чего угодно еще в этой галактике. Просто — правильно. Без всяких точек зрения.
...ну что там может напугать, если на другой чаше весов был человек, ценность которого не могла выражаться ничем, кроме беззаветной любви?
— Ну чего... — смутился клон. — Я не думал, что так шарахнет...
Выудив из кармана листок флимси, на котором он производил расчёты, Нексу несколько секунд таращился в цифры, а потом радостно продемонстрировал напарнику:
— Вот! Запятую не там поставил.
Он тот, кто предал своих родных, кто переметнулся на вражескую сторону. И он теперь тот, кто убил своего собственного отца. Рука не дрогнула в тот момент. Кайло уверял себя, что все делает правильно. Слишком больно стало многим позже.
Дела, оставленные Кайло, походили на лабиринт, где за каждым поворотом, за каждой дверью скрывались новые трудности, о существовании которых в былые годы рыцарства Анук даже и не догадывалась.
Ловушка должна была закрыться, крючок – разворотить чужие дёсны, намертво привязывая к Доминиону. Их невозможно обмануть и обыграть. Невозможно предать до конца.
Ей бы хотелось не помнить. Вообще не помнить никого из них. Не запоминать. Не вспоминать. Испытывать профессиональное равнодушие.
Но она не закончила Академию, она не умеет испытывать профессиональное равнодушие, у нее даже зачёта не было по такому предмету, не то что экзамена.
— Ты ошибаешься в одном, Уэс. Ты не помешал ему, но ты так и не сдался. Даже когда казалось, что это бесполезно, ты показывал ему, что тебя нельзя сломать просто так. Иногда… Иногда драться до последнего – это все, что мы можем, и в этом единственная наша задача.
Там, где их держали, было тесно, но хуже того – там было темно. Не теснее, чем в стандартной каюте, а за свою жизнь в каких только каютах он не ютился. Но это другое. Помещение, из которого ты можешь выйти, и помещение, из которого ты выйти не можешь, по-разному тесные. И особенно – по-разному тёмные.
— Меня только расстраивает, на какое время выпал этот звёздный час. Когда столько разумных ушло из флота, не будет ли это предательством, если я вот так возьму и брошу своих?
Не бросит вообще-то, они с Разбойной формально даже в одном подчинении – у генерала Органы. Но внутри сейчас это ощущается как «бросит», и Каре хочется услышать какие-то слова, опровергающие это ощущение.
Лучше бы от своих, но для начала хотя бы от полковника.
Да и, в конце концов, истинные намерения одного пирата в отношении другого пирата — не то, что имеет смысл уточнять. Сегодня они готовы пристрелить друг друга, завтра — удачно договорятся и сядут вместе пить.
Я хотел познакомиться с самим собой. Узнать, что я-то о себе думаю. Невозможно понять, кто ты, когда смотришь на себя чужими глазами. Сначала нужно вытряхнуть этот мусор из головы. А когда сам с собой познакомишься, тогда и сможешь решить, какое место в этом мире твое. Только его еще придется занять.
Сколько раз она слышала эту дешёвую риторику, сводящуюся на самом деле к одному и тому же — «мы убиваем во имя добра, а все остальные — во имя зла». Мы убиваем, потому что у нас нет другого выхода, не мы такие — жизнь такая, а вот все остальные — беспринципные сволочи, которым убить разумного — что два пальца обсморкать, чистое удовольствие.
В готовый, но ещё не написанный рапорт о вражеской активности в секторе тянет добавить замечание «поведение имперцев говорило о том, что их оставили без увольнительной на выходные. Это также может являться признаком...».
Джин не смотрит ему в спину, она смотрит на место, где он стоял еще минуту назад, — так, словно она просто не успевает смотреть ему вслед.
Лея уже видела, на что он способен, и понимала, настоящей Силы она еще не видела. Эта мысль… зачаровывала. Влекла. Как влечет бездонная пропасть или хищное животное, замершее на расстоянии вытянутой руки, выжидающее, готовое к нападению.
Как удивительно слова могут в одно мгновение сделать всё очень маленьким и незначительным, заключив целый океан в одну маленькую солёную капельку, или, наоборот, превратить какую-то сущую крошку по меньшей мере — в булыжник...
Правда, если достигнуть некоторой степени паранойи, смешав в коктейль с каким-то хитрым маразмом, можно начать подозревать в каждом нищем на улице хорошо замаскированного генерала разведки.
Эта светлая зелень глаз может показаться кому-то даже игривой, манко искрящейся, но на самом деле — это как засунуть голову в дуло турболазера.
Правда, получилось так, что прежде чем пройтись улицами неведомых городов и поселений или сесть на набережную у моря с непроизносимым названием под небом какого-то необыкновенного цвета, нужно было много, много раз ловить цели в рамку прицела.
— Знаешь же теорию о том, что после прохождения определенной точки существования система может только деградировать? — спрашивает Уэс как будто бы совершенно без контекста. — Иногда мне кажется, что мы просто живём слишком долго, дольше, чем должны были, и вот теперь прошли точку, когда дальше все может только сыпаться.
Кореллианская лётчица в имперской армии Шара Бэй была слишком слабая и умерла.
Имперка Шара Бэй такой глупости решила себе не позволять.
— Но вы ведь сказали, что считаете жизнь разумных ценностью. Даже рискуете собой и своей карьерой, чтобы спасти меня, хотя видите меня впервые в жизни. А сами помогаете убивать.
Осталась в нем с юности некая капелька того, прежнего Скайуокера, который, как любой мальчишка, получал удовольствие от чужого восхищения собственными выходками.
– Многие верят в свободу только до тех пор, пока не станет жарко. А когда пахнет настоящим выбором, драться за нее или подчиниться… большинство выбирает не драться.
— Ну… неправильно и глупо, когда отец есть, и он тебя не знает, а ты его не знаешь. Это как… — он помолчал, стараясь перевести на человеческий язык свои ощущения. – Ну вот видишь перед собой некую структуру и понимаешь, что в одном месте узел собран неправильно, и работать не будет. Или ошибка в формуле. Вот я и исправил.
Кракен искренне верил в то, что все они — винтики одного механизма и не существует «слишком малого» вклада в общее дело, всё машина Восстания функционирует благодаря этим вот мелочам.
— Непременно напишу, — серьёзно отвечает она и говорит чистейшую правду, потому что у неё минимум сто восемьдесят изящных формулировок для каждого генеральского рявка от «не любите мне мозги» до «двести хаттов тебе в...» (пункт назначения варьируется в зависимости от степени генеральского раздражения).
Минутой раньше, минутой позже — не так важно, когда они умрут, если умрут. Гораздо важнее попытаться сделать хоть что-то — просто ждать смерти Кесу… не нравится.
— Что-то с Центром? – вдруг догадывается он. Почему еще штурм-коммандос могут прятаться на Корусанте по каким-то норам?.. – Планета захвачена? КЕМ?!
— Я верю в свободу.
И тут совершенно не врёт. Свобода действительно была её верой и культом. Правда, вместе с твёрдым убеждением, что твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого.
— И в то, что легко она не даётся. Остальное...Остальное, мне кажется, нюансы.
Проблема в том, что когда мистрисс Антиллес не думает, она начинает говорить, а это как всегда её слабое звено.
Star Wars Medley |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Star Wars Medley » Незавершенные эпизоды » Архив » [AU] Мне так много нужно сказать тебе
«Я и мой человек позируем на камеру» (с)Black T-70 X-Wing
Poe Dameron, Black T-70 X-Wing |
Описание: Хозяин настолько долго пропадал, что истребитель с тоски научился говорить. Или хозяин — научился слышать.
[icon]https://pp.userapi.com/c847018/v847018689/ccc36/F58SiV-HZcg.jpg[/icon][nick]Black T-70 X-Wing[/nick][status]любимая жена Дэмерона[/status][LZ]Чёрный, красавец истребитель модели T-70 "X-Wing"[/LZ]
Когда По все-таки возвращается на базу — домой — у него такое чувство, как будто с того момента, как он сел в крестокрыл и улетел, прошло две вечности. После всего, что он пережил, ему бы хорошо сходить в увал, а еще лучше — проверить голову, но это звучит почти как роскошь. Поэтому вместо того, чтобы пойти в увал или к врачам, По идет к друзьям в кантину, где его встречают так, будто он как минимум воскрес. А он и воскрес. Немножко.
Уже позже, поздно вечером, по пути до своей комнаты По решает зарулить в ангар и повидаться с Чёрным. Какая-то его часть — наверное, весьма малодушно — рада, что в миссию ему было велено лететь на другом истребителе, менее заметном, чужом. Потому что если бы По взял Чёрного тогда — то сейчас оплакивал бы его ошметки, оставшиеся на Туануле. Он не видел, конечно, что там штурмовики делали после того, как схватили его, но наверняка крестокрыл был уничтожен с максимальной жестокостью, чтобы с него невозможно было потом снять ни единой запчасти, ничего.
По заходит в ангар не слишком твердым шагом; он слегка пьян и от возвращения, и от кортигского, и от поздравлений друзей, и от усталости — чего таить. И все равно его тут же накрывает приятное чувство: дома. Вот теперь — точно дома. В вечерних сумерках не очень хорошо видно, но свой крестокрыл По узнает из тысячи и неторопливо бредет к нему — звезды, как же хорошо никуда не торопиться. Просто переставлять ноги. И ног-то две — удача безумная после его приключений. По думал, его оставят без конечностей вовсе. Криффов магистр.
По касается рукой фюзеляжа, ведет по обшивке, пока идет ближе к крылу. Стоит, целёхонький, и ничто ему тут все это время не угрожало — ну, кроме обычного: Джессики с глокотвертками или того, что Первый Орден неожиданно найдет их базу. Как же, бездна забери, хорошо дома. По останавливается и прислоняется лбом к прохладной обшивке — это немного приводит его в чувство и бодрит, хотя если закрыть глаза — там, на изнанке век, все равно горит Туанул и умирает Лор Сан Текка, и магистр Рен тянет к нему свою руку, и много еще каких неприятностей. По вздыхает.
Не всем везет.
Ему везет. Половина его удачи — в родном крестокрыле, иначе он бы улетел тогда с Джакку, и ничего бы этого не случилось. Но уж вышло как вышло. По крайней мере, Чёрный цел и даже не выглядит пыльным. Техники, видимо, следили. А может, кто из своих. По хлопает по фюзеляжу ладонью, не очень трезво улыбается уголками губ сам себе и разворачивается, чтобы уйти.
[nick]Black T-70 X-Wing[/nick][status]сложности самоопределения[/status][icon]https://pp.userapi.com/c847018/v847018689/ccc36/F58SiV-HZcg.jpg[/icon][LZ]Чёрный, красавец истребитель модели T-70 "X-Wing"[/LZ]
Хозяин бывало улетал на других машинах, и тогда Черный начинал испытывать что-то похожее на ревность. Если можно, конечно, назвать так его состояние. Крестокрыл не понимал, почему хозяин мог летать на ком-то кроме него? Ведь они столько пролетали вместе, всю Галактику почти вдоль и поперек прошили. На самом деле это было далеко не так, но Черному нравилось прихвастнуть своим человеком перед другими машинами, вот смотрите, отсталые, лучший органик достался мне!
И вот лучший в мире органик снова улетел на другом. И более того, ни вечером, ни на следующий день он не вернулся и не похлопал крестокрыл по фюзеляжу.
Сперва Черный дулся и злился. Вот вернется хозяин, он ему устроит такую дисбаллансировку мотиватора, что будет до ночи с ним одним возиться! Впрочем, долго злиться на хозяина крестокрыл просто не мог. Во-первых, если переборщить с поломками, то человек может снова предпочесть ему другого.. А может Черный просто устарел? Может, действительно неисправен, и где-то внутри его ионного сердца уже наметилась трещина, поломка, которую сам истребитель еще не понимает, но техники уже определили и рассказали все хозяину? Истребитель испугался, что если он, правда, поломан, то может нести угрозу жизни хозяина, а этого никак нельзя допустить! Тогда его поскорее должны убрать техники, разобрать, чтобы его любимый человек не совершил ошибки и не погубил себя, садясь за неисправную машину…
Но техники за ним не приходили. Точнее приходили, смотрели, смазывали, закрыли чехлом, но не уводили. Значит с ним самим все было в порядке, догадался истребитель. Но техники и пилоты приходили все чаще смотреть на него. И тогда Черный снова испугался. А вдруг это хозяин неисправен? Вдруг он сел на другой дурацкий истребитель, или вообще в какое-то гражданское летадло, которое-то и звездолетом нельзя назвать, и они разбились.. Стали звездой, космической пылью…
Черный стал вслушиваться в тихие разговоры пилотов, рядом с ним они больше молчали, но иногда кто-то да вздыхал тяжело и произносил ненароком имя его хозяина. Говорили, словно боялись спугнуть кого-то или чего-то. Истребитель надеялся, что может хозяин справится. Он же умный, они с ним из стольких переделок вышли, и вот так.. Но при этом Черный отлично понимал, какие органические существа хрупкие: одного – прости Небо! – выстрела достаточно, чтобы поломать их до такого состояния, что потом уже починить нельзя будет. Но вдруг все-таки хозяину повезет…?
А потом однажды посреди ночи прибежала Джессика Пава, и обхватив переднюю стойку руками зарыдала в голос. Тогда Черный понял, что всё. И он, если бы умел плакать, тоже взревел бы, да не дано. Он слушал, как органическая женщина плачет, чувствовал, как она прижимается лбом к его металлу, и не мог никак её помочь. Пава вскоре успокоилась, а потом пришли и другие друзья хозяина, и Снап, и Каре, и остальные. Снап притащил бутылку — истребитель знал, что людям иногда тоже нужно топливо, но они могут его в себя вливать сами – и потом они сидели, и молча пили, и временами кто-то что-то тихо рассказывал о Дэмероне. Когда на донышке оставалось чуть-чуть Снап чокнулся с носом истребителя, и сказал что-то утешающее, а потом вылил остатки Черному на нос. То, что именно с ним друзья хозяина разделили потерю, заставляло истребитель переживать еще сильнее. Пилоты меж тем собрались и ушли спать, и пьяный сон облегчил их страдания, а крестокрыл остался один. Он никогда раньше не ощущал себя настолько брошенным.
Впрочем, через день пришли техники, расчехлили его, и попробовали открыть кокпит. Черный не дался. Он решил, что люди решили подготовить его для нового пилота, и упрямо не давал им открыть фонарь и проникнуть внутрь. Да и все остальные части словно заклинило. Лучше пусть меня на винтики разберут, думал крестокрыл, чем я позволю кому-то летать во мне. Как он может предать хозяина? Да как они не понимают этой простой истины, эти глупые органики?
Какое-то время с ним возились. Даже позвали Джессику в помощь, но она накинулась на техников чуть ли не с кулаками. За это крестокрыл был ей очень благодарен. Вот она – понимает. Вот её бы может быть он и позволил бы в себя залезть, но уж точно не летать. И он и продолжал упорно держать все двери заблокированными, и в итоге техники то ли умаялись, а может и других дел хватало, но его почистили, зачехлили и оставили в покое.
И Черный впал в подобие сна, его мало интересовало, что происходит у людей, поэтому он удивился, когда однажды с него пришли снова сняли брезент. Неужели им прошлого раза не хватило, устало подумал крестокрыл и поплотнее вжал в себя все дверцы и люки – пусть и не пытаются открыть. А первому попытавшемуся подлезть астродроиду он от всей своей широкой — сколько там размах крыльев? – души устроит короткое замыкание.
Но техники его не трогали. Стало любопытно, зачем его потревожили, но настороженность оставалась. А вдруг это хитрость…?
Это была не хитрость.
Когда По заходит в ангар, Черный сперва не верит, но в следующее мгновение готов прыгать от радости, но тут же его охватывает испуг. Хозяин ранен! Хозяину плохо! Почему, почему тут никого нет, кто мог бы помочь ему, ведь хозяину плохо! Но когда тот приближается, истребитель понимает, что ошибся.
Хозяин ведет рукой по обшивке и Черный про себя мурчит довольным котом, а мог бы – так выгнул бы крылья. Но без человеческой руки – он только кусок металла. Только твердая рука хозяина способна дать ему жизнь, заставить загоретья ионное сердце и дать истребителю смысл – полёт.
По разворачивается и Черный так стремиться коснуться его немного, что нечто прорывается внутри него, легкое и невесомое, вырывается за границы металла и касается сознания человека.
— Хозяин вернулся.
Слова наполнены и тоской ожидания, и радостью возвращения, и всеми теми слезами и вздохами, которыми поили пилоты истребитель все эти дни. В словах же и радостная готовность снова служить, и ожидание таких знакомых рук на штурвале.
Почему он так быстро уходит. Тут и каприз ребенка, но больше страх – первый познанный страх – а вдруг он больше не вернется?
— … Не уходи.
В первое мгновение По продолжает идти; что-то подсказывает ему, что это не конец пути, это только самое-самое его начало, и всему Сопротивлению предстоит еще многое пройти, прежде чем впереди замаячит малейший проблеск победы. А значит, нужно выспаться и восстать из мертвых и завтра тоже, но на этот раз готовым к бою. Сейчас он пьян, и ему просто слышится всякое. В следующее мгновение По останавливается.
Он точно пьян. Но слышится ли ему?
По оглядывается по сторонам, рыщет взглядом по углам ангара, обводит силуэты других истребителей, пытаясь вычислить, где мог бы спрятаться шутник. Наконец, он оборачивается вокруг своей оси и вглядывается в Чёрного. Кто позвал его? Кто-то из ребят? Но нет, голос незнакомый. Точнее, По даже не уверен, что это был чей-то голос — но вдаваться в подробности сейчас не хочется. Голова легкая, мысли не задерживаются в ней надолго.
— Кто здесь? — постояв еще немного, зовет По.
Он оглядывается опять, но вновь никого не замечает. Есть, конечно, шанс, что ему показалось, как он и подумал с самого начала, но уж больно реалистично звучало это последнее «не уходи». По хмурится. Может, последствия плена? Головой ударился там где-то, а теперь вот — накатывает? На всякий случай По обходит Чёрного вокруг, оглядывается и с той стороны, но и там никого нет. Ангар пуст. Все или спят, или пьют, и только сумасшедшие вроде него шатаются вокруг истребителей в попытках найти невидимых человечков, которые с ними разговаривают.
Ну, По Дэмерон, приехали.
По вздыхает и трет лицо руками. Точно показалось. Ему нужно выспаться.
[nick]Black T-70 X-Wing[/nick][status]сложности самоопределения[/status][icon]https://pp.userapi.com/c847018/v847018689/ccc36/F58SiV-HZcg.jpg[/icon][LZ]Чёрный, красавец истребитель модели T-70 "X-Wing"[/LZ]
Его человек обеспокоен и Черный пугается. Сперва истребитель притворяется немым, но тут же думает, что вот сейчас хозяин уйдет и все. Машина делает над собой усилие, тянется к сознанию человека и сообщает.
— Это я..
Ну что еще можно сказать? Кто здесь еще может быть?
А если человек не поверит? Ведь обычно, хотя По с истребителем разговаривал часто, но ответов машины воспринять напрямую не мог. Разве что через своего астромеханика. Может и сейчас хозяин его не слышит?
— Хозяин, это я говорю.
Истребителю очень-очень хочется, чтобы хозяин услышал. Это кажется очень важным, чуть ли не важнее электропитания, хотя и оно важно.
По резко отнимает руки от лица и быстро оборачивается вокруг. Этот незнакомый голос, откуда он? Слышно одинаково хорошо и из другого конца ангара, и прямо рядом с истребителем. Вокруг по-прежнему ни души. Нужно будет показаться кому-то с этим, летчику со слуховыми галлюцинациями опасно летать. Покажется, что диспетчер разрешил взлет, а потом окажется, что нет. По уже готов уходить, когда вновь слышит голос.
И на этот раз голос называет его хозяином.
По в жизни никем не владел, концепция рабского труда кажется ему низкой и варварской, поэтому он замирает. Соображает. Перебирает в уме. Затем недоверчиво поднимает глаза на истребитель. Если это и галлюцинации, то какие-то уж больно прицельные. Точные.
Да не может быть.
Или может?
По обходит истребитель вокруг с таким выражением лица, будто видит его впервые в жизни. Ну, допустим. С ним разговаривает крестокрыл. Ладно. Ага. Крепкое было пойло нынче в кантине. К врачу По завтра сходит первым делом, если не скончается от похмелья, а пока что он только аккуратно касается носа крестокрыла. Почему бы и не поверить на пару мгновений в такое удивительное событие? Что ему с того будет? Не умрет же. По завороженно гладит нос крестокрыла еще пару раз, а потом отступает на пару шагов.
Честно говоря, он без понятия, что сказать.
Поэтому он говорит:
— Прости, что пропадал, — как если бы это был его старый друг.
Это и есть его старый друг. Постарее прочих.
Вы здесь » Star Wars Medley » Незавершенные эпизоды » Архив » [AU] Мне так много нужно сказать тебе
